↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Где-то далеко-далеко, где ветер шумит в ивах, а маленькие лесные озёрца с каждым летним рассветом зацветают жёлтыми кубышками, жил-был на свете плюшевый медвежонок по имени Винни-Пух. Впрочем, если быть совсем точным, жил он всё-таки в Зачарованном лесу, а уж в какой стороне света находился этот лес — на севере ли, на юге ли — не знала даже Сова, а знала она, между прочим, очень, очень много.
Дом Совы располагался на старом каштане, что непременно принимался страшно скрипеть в сильную непогоду, но все еще удивительно крепко держался корнями за землю. А под каштаном, в тени разросшейся зеленой кроны, была маленькая, вся в пёстрых полевых цветах, опушка — именно здесь жители Зачарованного леса устроили сегодня О Эс Эс. Очень Серьезное Собрание.
Сначала говорил Кролик — говорил так долго, что Винни-Пух решил было сочинить новую вопилку, кричалку или, на крайний случай, шумелку. Но в тот момент, когда он почти придумал, каким будет первое слово его вопилки или кричалки, Кролик сказал:
— А теперь перейдем к сути.
И перешел.
После этого Кролик говорил еще столько же — о том, что в огороде у него наросло так много чертополоха, что почти совсем не наросло чего-нибудь полезного.
— Например, побольше цветов, чтобы пчёлы делали побольше мёда, — согласился Пух. — Раньше эти пчёлы просто были неправильные и, уж конечно, делали неправильный мёд, а теперь, кажется, стали ещё неправильнее и вообще перестали делать хоть что-то.
Потом Кенга и Крошка Ру пожаловались, что бурливая лесная речка перед их домом стала ещё шире, и её теперь не так-то просто перепрыгивать, а Пятачок шёпотом добавил, что от неё, наверное, по утрам поднимается ужасный туман. Всем было, конечно, ясно, чем так страшен туман: мало того, что им можно захлебнуться, если только чуть-чуть зазеваешься, так в нем еще и не сразу увидишь Слонопотама.
— Не бывает никаких Слонопотамов, — важно сказал Кролик. — А вот туман в Лесу и правда стал появляться. И…
— А! — вдруг радостно крикнула Сова, которая очень долго — с самого начала О Эс Эс — искала свои очки и вот, наконец, нашла. — Извини, Кролик, продолжай.
— И… — начал было Кролик с того же места, где его прервали.
— А! — неожиданно воскликнул Пятачок. — Мы совсем забыли про Иа-Иа!
И тут всем стало немножко стыдно, а Винни-Пуху — очень даже множко, или, по крайней мере, чуть-чуть больше, чем остальным. Он озадаченно почесал макушку: и как они могли забыть позвать Иа-Иа?
— Наверное, Кристофер Робин точно так же про нас забывает, — печально сказал Пятачок и будто сам испугался своей мысли.
Теперь всем стало очень грустно. Пух подумал — а это невероятно сложно, когда голова набита опилками, — что Кристофер Робин не появлялся в Лесу уже несколько лет. А потом подумал получше и решил, что ошибся: в Зачарованном лесу одно-единственное лето стояло круглый год, а значит, его никак не могло быть несколько.
И все-таки Кристофер Робин не приходил уже очень давно — так давно, что он, Винни-Пух, стал забывать, звонко ли тот смеется, сколько морщинок-смешинок собирается у него обычно в уголках глаз, в какую руку он чаще всего прячет горшочек с мёдом, собираясь сделать Пуху сюрприз.
— С тех пор, как Кристофер Робин не появляется в Зачарованном лесу, у меня совсем пропала капуста, — признался Кролик. — Всё зарастает чертополохом — и это всего-то за одну ночь.
— А этот утренний туман пугает Крошку Ру, — заметила Кенга.
— Уж лучше бы пугал Слонопотама, — поддакнул Пятачок боязливо, точно опасаясь, что их подслушивают. — При Кристофере Робине он никогда нас не тревожил.
— Теперь у Кристофера Робина есть дела поважнее. Ведь он давно вырос, — мудро сказала Сова.
А Винни-Пух не сказал ничего — он просто очень скучал.
* * *
На следующее утро, когда солнечные зайчики — а может, даже солнечные кролики — устроили догонялки на крепком дубовом столе, Пух подумал, что нужно обязательно извиниться перед Иа-Иа. А чтобы стыдно было не так сильно, а только чуть-чуть, на двоих, стоило зайти за Пятачком.
— Кажется, там туман собирается, — ответил Пятачок на его предложение, выглянув в окошко из-за синих, в полосочку, занавесок.
— Тогда и ты собирайся, — сказал Винни-Пух.
По дороге Пух весело напевал: «Пурум-пурум-пум! Трям!», — а Пятачок, едва поспевая, семенил за ним следом.
Путь к Иа-Иа лежал через старый каштан. Потому-то Пух и решил заодно заглянуть к Сове с пожеланием доброго утра, ведь оно, это утро, и впрямь выдалось замечательное: теплое, медово-солнечное, звонкое от щебета птиц и прозрачное от свежего, едва прохладного ветра с холмов. Такая погода может установиться только летним утром, когда ещё чуть-чуть, и будет полдень, и по речке поплывут, точно маленькие судёнышки под оранжевыми парусами, искрящиеся блики.
Однако Совы дома не оказалось, как не оказалось и еще кое-чего: привычных, выведенных зеленой краской надписей на дощатой двери. Раньше под латунным звонком значилось: «ПРОШУ НАЖАТ ЭСЛИ НЕ АТКРЫВАЮТ», а под колокольчиком было вот что: «ПРОШУ ПАДЁРГАТЬ ЭСЛИ НЕ АТКРЫВАЮТ».
Так как инструкции куда-то делись, то вместо того, чтобы подёргать колокольчик на двери, Пятачок подёргал лапу Пуха и указал ему на крону каштана. Винни-Пух поднял голову, и на нос ему приземлился узорчатый иссохший лист — один из множества таких же желтых, красных и оранжевых листьев, едва слышно зашелестевших на ветру.
Друзья недоуменно переглянулись, постояли под деревом еще немного, затем еще чуть-чуть, самую капельку, а потом пошли дальше, решив зайти к Сове на обратном пути. А чтобы не забивать голову лишними мыслями — она и так была забита опилками! — Пух снова запел песенку:
— Куда идем мы с Пятачком?..
— Большой-большой секрет!..
— И не расскажем мы о нем, о нет, и нет, и...
Неожиданно Винни-Пух остановился, почесал макушку и сказал:
— И знаешь что, Пятачок? Мне кажется, что это слишком большой секрет. Такой большой, что я и сам про него забыл… Так куда мы идем?
Глаза у Пятачка испуганно расширились:
— Ой! И я забыл…
* * *
С южной кромки Зачарованного леса наступал туман. Крался неведомым зверем, невесомо, страшно и неотступно поглощал колокольчиковые лужайки, узкие дощатые мосты и звонкие ручьи. Вместе с тем росли и крепли тени. Ещё совсем недавно под кронами лип и каштанов можно было так славно укрыться от яркого полуденного солнца: зажмуриться — как будто бы от удовольствия, но все-таки чуть-чуть и от страха, если ты Пятачок. Прижаться к прохладной шершавой коре и сорвать стрелу осоки, если крошка Ру. Поразглядывать, усердно ли пчёлы собирают мёд с полевых ромашек, если Винни-Пух.
Сейчас тени переменились. Стали чернее, выше, непрогляднее, как беззвёздное ночное небо. Казалось, они и сами уже до него дотянулись: ни кусочка Луны не проглядывало, ни один блик не попадал на лесные тропинки.
В такой темноте крошечная дрожащая фигурка в самом низу не отбрасывала ни капельки тени: только перепуганно металась между клёнов и лип.
— Пух! Пух! Пух...
Где-то рядом прошелестела крыльями сова. Саму её не было видно: всё поглотил клубящийся белый туман.
— Ой! Сова! В-в-вот ты где... — неуверенно шепнул Пятачок. Нельзя было сказать наверняка, их это Сова или просто сова.
* * *
Самая обыкновенная, уже совсем ничья сова громко ухнула. Охотиться на таких крупных, хоть и слабых зверей она не любила — и полетела в противоположную сторону, туда, где точно так же металась меж деревьями другая испуганная фигурка.
Даже в Зачарованном лесу ежи были меньше поросят.
* * *
Глупый маленький Медвежонок смотрел на небо. Туман потихоньку отступал, и вверху перемигивались, загораясь, звёзды.
Медвежонок смотрел на них и думал, что потерял что-то очень-очень важное. Вот только не мог вспомнить что — ах эти глупые опилки!
Ёжик как будто прочитал его мысли — и тут нужно отдать ему должное, ведь в чужих мыслях, особенно если им мешают опилки, очень трудно разобраться — и спросил:
— А хочешь ещё чаю, Медвежонок? Он горячий.
И Медвежонку вдруг стало как-то тепло-тепло. Может, потому, что рядом потрескивал костёр, а чай с еловыми шишками и вправду был очень горячим — всё как сказал Ёжик. А может, почему-то ещё — да вы сами попробуйте ответить на такой Очень Важный Вопрос, когда в голове — опилки.
Медвежонок улыбнулся.
— Смотри, Ёжик, вон там — Туманность Андромеды. Она состоит из тумана и мёда. Хорошо, что тумана больше нет, а ты всё ещё есть. И мёд у нас есть — это тоже хорошо. А вот там, подальше, — Большая Медведица. Когда-нибудь я отправлюсь к ней.
— Как думаешь, а сколько в ней звёзд? — спросил Ёжик.
— Давай сосчитаем.
И они начали: вот первая звезда, вот вторая, вот третья...
* * *
Кристофер Робин выключил лампу и поднялся из кресла.
— Ну папа! — воскликнул тонкий мальчишеский голос.
— Ну скажи, сколько звёзд в Большой Медведице! — жалобно попросил второй голос, девчоночий.
— Сами посчитаете, если станете звездочётами.
— А что потерял Медвежонок? — на этот раз сын и дочка говорили разом.
— А об этом узнаете, когда вырастете.
— А когда Медвежонок отправится к Большой Медведице?
— Нескоро. Вы к тому времени станете совсем взрослыми. Спокойной ночи.
Кристофер Робин по очереди поцеловал детей в лоб, подоткнул им одеяла и вышел.
* * *
Взрослый Кристофер Робин никогда не читал детских книжек — все истории придумывал сам.
Взрослый Кристофер Робин забросил все сказки отца о Винни-Пухе на чердак: золочёные заголовки на тканевой обложке сначала годами выцветали на солнце, а потом годами покрывались пылью — и слоёв там было теперь столько, сколько звёзд в Большой Медведице.
Взрослый Кристофер Робин вообще не любил сказок о Винни-Пухе и очень хотел их забыть. И всё-таки не мог: то и дело в его собственных историях появлялся глупый маленький Медвежонок.
* * *
Примечание автора:
«Кристофер Робин Милн — сын английского писателя Алана Милна, ставший прототипом Кристофера Робина в сборнике рассказов про Винни-Пуха.
В своих автобиографических книгах К. Милн признавался в негативном отношении к популярности «Винни-Пуха» и главного героя: «Были две вещи, которые омрачили мою жизнь и от которых я должен был спасаться: слава моего отца и „Кристофер Робин“…». Кристофера Милна всю жизнь преследовало творение его отца, и его принимали за Кристофера Робина в основном потому, что публика страстно желала поверить, что „зачарованное место“ существует» (с) Вики
Аркадаавтор
|
|
Стафф Телайки
Спасибо 💜 |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|