Исповедь предателя (джен)

Слишком давно прошли времена, когда я не видел; когда я не ведал Истины.

Я вспоминаю, что был гвардейцем: одним из множества запертых, подобно мне, в нереальном сне наяву. Я не могу припомнить даже имя родного дома, ибо, должно быть, у меня и не было его никогда — как может сон быть домом, если, проснувшись, ты никогда больше о нем не вспомнишь?

И всё же отдельные части сна по-прежнему видятся ясно: такие, как пришествие пробуждения, приход осознания и мои открывшиеся глаза.

Мы были расквартированы на некоей планете: мире огромных двигателей, кузниц и людей из металла, облаченных в мантии глубочайшего алого цвета. Дни в этом мире текли подобно мыслям, спутанным и невнятным; лишь сумрачные лица моих товарищей и офицеров проступают оттуда с кошмарной четкостью.

Все до единого были застигнуты врасплох, несмотря на всю готовность, когда туманные фигуры, что ухаживали за машинами где-то на заднем плане, остановились вдруг в монотонном своём труде и восстали против правил сна. Они подняли свои орудия на людей из металла и разобрали их со сноровкой, рожденной равно из практики и гнева на своих притеснителей. Они поднялись друг против друга, ибо не все приняли истину их тюрьмы. Они поднялись против нас, ибо мы были невольными надзирателями, назначенными удерживать их от побега из когтей сна, который мы считали реальностью.

Те никогда не существовавшие дни состояли целиком из кошмара, огненного и кровавого; из конечностей, мелькавших в воздухе, точно бабочки; из смутных теней, бросающихся на штурм волна за волной, только чтобы разбиться о стену света. Мне неведомо, сколько прошло времени, прежде чем явились Они. Их транспортные корабли огненными сполохами проносились по небу, дроп-поды рушились вниз, ударяя оземь подобно божьему гневу, и воздушные корабли, похожие на огромных механических птиц, раскрывали свои «рты» прямо в воздухе, выплевывая их в кроваво-красную мглу, затянувшую мир.

Поначалу мы думали, что мы спасены; что ангелы пришли к нам на помощь, дабы предотвратить пробуждение. Потом мы поняли, что не было ангелов — были демоны.

Из тумана, скрывшего их прибытие, они продвигались вперед; их кроваво-красная броня жгла своим великолепием наши глаза, ибо прежде нам никогда не доводилось видеть истинной славы. Пасти их пушек исторгали огонь, что разрывал швы мира, где их снаряды врезались в тела моих товарищей и раздирали их с блистательным пренебрежением к нашей невежественной жизни в неволе. Были среди них те, чей облик словно самим своим существованием насмехался над этой нереальной реальностью: их лица растягивались в один сплошной рот, исполненный острых зубов, на руках красовались невообразимой остроты когти, и самая плоть их тел незаметно переходила в пласталь и керамит их брони. Но особо выделялся один: в одной руке он держал невозможных очертаний пистолет, в другой же — булаву, пронизанную энергиями, губительными для реальности, выкованную в форме восьмиконечной звезды. С того краткого мига, когда я впервые увидел его, я знал — это был их предводитель, хотя истинная важность его роли открылась мне намного позже

Мы сражались так же, как сражались и до прибытия демонов — но там, где прежде мы, в своем невежестве, сдерживали армии пробужденных, ныне они неуклонно теснили нас. Повсюду, где ступали алые вестники нашей погибели, оставались тела наших солдат — тех, кто не был убежден узреть то, что было неведомо нам, и не присоединился по доброй воле к воинствам пробужденных.

Именно во время одной из подобных битв пришло время моего собственного пробуждения.

Мы намеревались удержать их на текущих позициях, используя укрепления города-улья, и на многие часы полагали себя преуспевшими в своём начинании. Наши разведчики не замечали отвергающих реальность воинов в этой части нашей тюрьмы, и наша уверенность, что мы надежно защищены от них, стала залогом нашего поражения. Они явились ниоткуда и отовсюду одновременно, разметав наши оборонительные сооружения в гневе и праведной ярости, и за считанные минуты мы пали, а вместе с нами пал и весь город.

Я верил, что мы вскоре умрем здесь, — и в какой-то мере так и случилось. Нас, как и многих других, привели на обширную площадь, где уже собрались воины в алом и был возведен огромный помост для их предводителя: он уже стоял там, и звездообразная булава сверкала в его руке, а глаза светились ужасающим блеском. Он стоял там и смотрел на нас: его взор пронизывал каждую душу, запертую в этом ужасном месте. А затем он заговорил. Его слова струились прямиком в разум каждого из собравшихся, выжигая завесу лжи, что так долго слепила наши глаза, его голос исходил словно бы из бездонного колодца мудрости и познания. Именно тогда я постиг, почему я оказался на этом мире, почему восстали рабочие мануфакторума, почему воинство пробужденных росло с каждой добытой ими победой и почему, наконец, этот воин и его Несущие Слово пришли сюда.

Именно тогда я постиг истину.

Вот почему я ныне марширую под расколотыми небесами, окрашенными в цвет разбитых неправд; почему я марширую плечом к плечу с бывшими врагами против моих бывших союзников. Я пробудился от ужасного сна, который — реальность, и, хотят они того или нет, я помогу донести их Слово до тех, кто всё еще заперт, дабы открыть им глаза на истину:

В мире нет ничего.

Лишь Хаос.