Кагами Тайга. Не только баскетбол (джен)

— Что ж, мистер Стивенсон, на сегодня мы закончим, — пожилой врач, добродушно улыбаясь, вышел из палаты.

— До свидания, — вежливо ответил я и отвернулся к окну. Благо мне выделили одноместную палату, пусть и ради моей же безопасности, так что окно было персональным экраном в мир, куда я из-за своих причуд не торопился. Причуд хватало, недавно вот вообще за комком бумаги на четвереньках бегал. И как я до этого докатился?

Когда-то, где-то.

«Процесс преобразования закончен, имеются неточности», — это было первой информацией, что стала мне доступна. И спустя вечность, а может секунду меня потащило сквозь какую-то мясорубку, чьи-то мысли, какие-то фразы, правила, законы, что-то проходило сквозь меня, вливаясь в самую суть, что-то шло мимо, не задев ни струны. Сколько меня выворачивало в этом миксере, я не знаю, но это было достаточно болезненно, чтобы желать никогда больше с этим не сталкиваться. «Создание ключа для мира-сателлита завершено».

Сознание кое-как вернулось ко мне. «Крейц!» о, какой рык, прям мурашки пробежались. «Что за кошмар первокурсника ты слепила? Забыла, как ключи создают?! На пересдачу!» Что-то задребезжало в памяти: сессия, зачет, экзамен, неуд. «Не торопитесь, мне кажется, эксперимент получился довольно любопытным, предлагаю посмотреть, что из этого получится». «И что же с ним делать?» «Вернуть, конечно, что же еще!». И все завертелось.

Очнулся я на больничной койке, впрочем, первый раз и пробуждением-то сложно назвать, только и смог прохрипеть что-то невнятное, а потом снова отключился. Второе пробуждение прошло удачнее: я поговорил с врачом, причем никаких затруднений не испытывал в принципе. Пока речь не зашла о тиграх.

— Так значит Тайга — крупный хищник семейства кошачьих? — лицо доктора Брауна было спокойным, но он лишь хорошо прикидывался: глаза выдавали налет любопытства и тревогу.

— Ну может не семейство, а отряд. Или род, у меня плохо с биологией. Помню, что тигры рыжие с черными полосами по всему телу, одиночки по образу жизни, вымирающие звери, охота на них запрещена. И, черт возьми, что за расспросы? По вашим словам я ухитрился очнуться от комы, а вы меня тиграми мучаете!

— Вы же понимаете, что я не просто так задаю эти вопросы? — доктор вздохнул как-то тяжко и взглянул на меня уже с неприкрытой жалостью. — Когда вы очнулись, я подивился вашему везению: несмотря на взрыв дома и вызванный им пожар, вы остались целы и у вас останется только один шрам от ожога. Вдумайтесь, вас вынесли из горящего дома, а вы практически целы и невредимы! Вы впали в коматозное состояние из-за отравления угарным газом, вас чуть не отключили от аппаратуры, но вы пришли в себя и не выявлено никаких последствий, вы даже двигаетесь как здоровый, но ослабевший человек. Это нонсенс, нарушающий все законы о природе человеческого тела! Но вы потеряли все личные воспоминания, впечатление, что их полностью стерли у вас из памяти. Почему я спрашиваю вас про тигров? Потому, что ваше имя — Тайга Стивенсон.

— Какой идиот назовет ребенка тигром? — все, что я мог сказать в ответ. Меня собрались отключать от аппаратуры? — А маму что, Пантерой зовут? Может у меня отец Лев?!

— Лео Стивенсон, если быть точным, — спокойный тон доктора как-то очень легко остановил начинающуюся истерику.

— И почему я не удивлен? — я собирался с духом, дабы задать крайне важный вопрос. — Доктор Браун, разве отключать человека в коматозном состоянии законно, если головной мозг еще не умер?

Док замер, после вперился в меня совершенно нечитаемым и потому пугающим взглядом. Будто увидев что-то на моем лице, он кивнул своим мыслям и наконец ответил:

— Что ж, мыслительная деятельность не нарушена, универсальные знания по всей видимости не повреждены или повреждены не полностью. Это хорошие новости. Плохие — нет, это незаконно, но один человек действовал в обход закона, пользуясь равнодушием и нечистоплотностью некоторых работников больницы. Большинство моих коллег придержали бы эту информацию, но моя интуиция подсказывает, что вы справитесь с ней. — Помолчав еще какое-то время, он продолжил меня шокировать, — мне жаль сообщать вам об этом, но этот человек ваш отец, Лео Стивенсон.

— Черт, — в этот раз истерика меня не догнала, все равно не помню отца. Но мне было крайне интересно, как я спасся-то?

— Можно сказать, что это было божье провидение: врач, который должен был остаться дежурным на вашем этаже в ту ночь, взял отгул, уговорив доктора Томпсона подменить его. Поверьте моему жизненному опыту, сложно найти более дотошного и скрупулезного человека, чем доктор Томпсон. Именно он на ночном обходе, проверяя состояние пациентов, заметил слегка изменившиеся показания приборов и заинтересовался. Кто другой махнул бы рукой, сами понимаете, некоторые колебания происходят в пределах нормы, нет смысла глубоко копать. А после проверки были выявлены смертельно опасные противоречия в лечении, и доктор Томпсон поднял на уши всех, до кого смог добраться. Сами понимаете, руководству больницы такая слава не нужна, и если бы не повышенная активность, дело могли бы спустить на тормозах. Но теперь вы под защитой органов опеки и попечительства, а вашего отца ждет суд.

— Главное, чтоб он до суда меня не укокошил, — вполне разумное предположение, просто из вредности и мести за срыв каких-то неизвестных планов, в боевиках и не такое показывают. Зачем он так с родным сыном? — Я хотел бы лично поблагодарить доктора Томпсона, если это возможно.

— Разумеется, возможно, — впервые улыбнулся врач. — И смею вас уверить, мистер Стивенсон, здесь вы в безопасности, в специально выделенную одноместную палату могут входить только три человека: я, медбрат Майкл Корт и медсестра Джессика Уотсон, я вас еще познакомлю. Все остальные могут навещать вас только в нашем присутствии. Вот здесь расположена тревожная кнопка, на случай если кто-то сумеет прокрасться в палату.

Что ж, надеюсь что моя жизнь не окажется настолько короткой, что ее будут измерять днями.

Спустя неделю лечения я готов был сдаться в психушку. Все эти странности поведения требовали если не психиатра, то хотя бы психотерапевта. Я использовал непонятные выражения и незнакомые местным идиомы, и хорошо знал оба родительских языка, хотя до комы Тайга Стивенсон говорил по-японски чертовски плохо и кандзи не знал от слова совсем. Я мог по три часа сидеть, созерцая цветок, словно не видел никогда в жизни или искал в нем смысл бытия. Иногда я носился по палате как угорелый, причем чаще всего на четвереньках, при этом вел себя как кот, нализавшийся валерьянки.

Периодически у меня случался приступ паранойи и я клал под покрывало свернутое одеяло, а потом ложился под кровать и ждал в засаде, пока кто-нибудь придет меня убивать. Единственное, что меня останавливало от просьб о лечении — их никто не замечал. То есть все они ухитрялись проходить в безопасные промежутки времени. Даже доктор Томпсон, заглядывавший проведать меня при каждом удобном случае, ухитрился ни разу не поймать меня на чем-нибудь безумном. Кроме того, если в первый день я чуть не рехнулся от противоречия раздиравших меня желаний, то на пятый день смог удержаться и не выпрыгнуть в окно за пролетающей птичкой. Решив понаблюдать, не пропадут ли приступы вообще, я молчал как партизан.

Время шло, и приступы почти исчезли. За это время меня посетило три человека, причем один из них был моим куратором из органов опеки. Но первой примчалась моя тренерша по баскетболу. В первый ее визит, когда она налетела на меня с поцелуем, я с незнания решил, что это моя девушка и приобнял слегка. Она шарахнулась, как черт от ладана! После этого мне поцелуев не перепадало, что прискорбно, мисс Александра Гарсия или просто Алекс, женщина весьма и весьма привлекательная, как она до сих пор одна — загадка века.

Зато она рассказала много всего про своего ученика Тайгу Стивенсона, начиная от моря приятелей, но не друзей, и заканчивая насмешками про полный провал в академических знаниях. Забавно, я себя дураком не ощущал. Для интереса попросил ее принести мне учебники — ничего проблемного или сверхсложного не нашел. Мисс Гарсия потом долго кричала, что ее ученика подменили инопланетяне, доктор Браун ее еле утихомирил. Наверное, с этого момента она стала относиться ко мне немного иначе.

Так как в больнице заняться помимо собственно лечения было нечем, я читал, выяснив заодно, что прочел я многое, но в несколько другом изложении. Хотя для американцев нормально переделать половину поистине великой литературы под свои толерантные стандарты, одни «Ромео и Джузеппе» чего стоят, Шекспир в гробу, небось, переворачивается. И об этих книгах мы и беседовали, в основном спрашивала Алекс, очень внимательно слушая мои ответы и расстраиваясь из-за них все больше и больше. Часто на этих беседах кроме врача и Алекс, были еще два психолога и тот самый консультант из органов опеки. К чему столько внимания? Возможно из-за дела, которое затеял я с третьим посетителем — мистером Исанэ.

Исанэ-сан прилетел ко мне аж из Японии, ибо был ни много ни мало — поверенным моей как выяснилось покойной матери. Кагами Шизука умерла два года назад, оставив свое издательство единственному сыну, которого не видела семь лет. Тайга до комы — так я называю себя прошлого, хотя уже сомневаюсь, не попаданец ли я — с матерью контакты оборвал, так как горе-папаша убедил сына, что мать его бросила, и сам старательно поддерживал легенду, ибо до ребенка не дошли ни открытки, ни подарки, одним словом ничего, что доказало бы обратное.

После смерти Шизуки за дело взялась ее младшая сестра, Фурихата Юми, в девичестве Кагами, но ей достучаться до обиженного подростка не удалось. Однако она все равно готова оформить надо мной опекунство, вот только мне этого совсем не хотелось. Ну не чувствую я себя ребенком, меня контроль будет раздражать и это плохо кончится. И тогда в недрах моего сознания всплыло страшное слово «эмансипация». В штате, где я проживал, эмансипация в 14 оказалась вполне возможной, и после долгих споров и множества аргументов как с моей, так и с его стороны Исанэ-сан обещался взяться за это дело, помимо участия в суде над Лео Стивенсоном.

Мне же надо было доказать, что я готов принять на себя полную ответственность за свое существование, резолюция специалистов по психологии одно из главных препятствий, которое мне надо преодолеть, и диагноз «амнезия» усугублял проблему в разы. Экзамены средней школы тоже были проблемой, пока я не получил учебники за несколько лет и не убедился, что большая часть информации, в том или ином виде в моей голове имеется. Глядя на высокие результаты проверочных тестов, Алекс просто онемела. Она какое-то время на меня обижалась, ведь попросив эмансипацию, я отказался и от ее опеки, но потом смирилась, сказав, что слишком молода для такого взрослого сына.

Через месяц после пробуждения мне позволили обычные физические упражнения, и кто бы сомневался — первым делом меня потащили на баскетбольную площадку. Что сказать, играть тело умело, рефлексы были хорошие, еще бы голову научиться отключать — и прямая дорога в НБА. Ибо стоило мне задуматься о том, что я делаю и что собираюсь сделать, как вся игра шла насмарку. Попасть в корзину было подвигом, хотя Алекс и сказала, что я и до комы снайпером не был и предпочитал данки.

Есть над чем работать, ибо играть мне понравилось, хоть и не так страстно и безумно как в воспоминаниях тренера. На обратном пути выяснилось, что я боялся собак. Правда, всплыло это уже после того, как я немного поиграл с каким-то фокстерьером, которого привязали возле магазина. Мисс Гарсию едва удар не хватил от такого зрелища, и на обратном пути она в основном пришибленно молчала. Да, когнитивный диссонанс — штука неприятная.

Насколько именно, я узнал на собственной шкуре буквально пару дней спустя.

Был обычный день, весна в самом разгаре, я бежал по парку возле больницы в сопровождении мисс Уотсон. Приступов сумасшествия не было уже неделю, поэтому настроение у меня было умиротворенным, я наслаждался пробежкой, пока краем глаза не заметил шевеление в тени деревьев. Заметил и замер: знакомый медбрат упоенно целовался с каким-то мужчиной. Джессика, проследив за моим взглядом, засияла:

— Так у Майкла кто-то есть! Вот же тихоня! О, я уже предвижу бурю разочарования.

— Бурю? — я не мог задавать сложные вопросы, меня охватил ступор.

— Ох, ты же не знаешь! — медсестра с каким-то злым восторгом просветила меня в ситуацию. — Майкл красавчик, по нему знаешь, сколько народу сохнет? А тут такая весть, это разобьет им сердца!

— Может не стоит этому так радоваться? — грубо одернул я девушку и рванул в больницу, настроение было несколько подпорчено.

Оказавшись в палате, я задумался. С одной стороны — я в Америке, здесь к таким отношениям давно нормально относятся, вон даже классику переделали, ненормальные. С другой — как-то все это более чем подозрительно и лучше воспользоваться Интернетом, ибо перестраховаться не помешает. Воспользовался. И в течение дня был «вне зоны доступа» для реальности, разглядывая потолок и на почти физическом уровне ощущая, что мой мир сломан.

В реальности, куда меня занесло, а теперь в своем попаданчестве я не сомневался, однополые отношения были нормой. Куда смотрела церковь и прочие ей подобные инстанции осталось неизвестным, да и не волновало меня это. На Земле не топтались эти пресловутые семь миллиардов, людей было более чем в два раза меньше. Китай не перевалил миллиардную отметку, в той же Японии жило около 50 миллионов человек. Как к этому относится — вот что я пытался определить, находясь в своем полу-медитативном состоянии. К вечеру пришел к мысли, что меня, кажется, не корежит от отвращения и не тянет убивать всех «не таких», так что жить можно. Хотя нет-нет да мелькали мыслишки — а я-то такой или не такой?

Кроме этого, в процессе познания реальности я столкнулся с одним очень щекотливым моментом, напрочь забытым до сего момента. Может я и не Тайга Стивенсон, но тело-то его — обычного подростка в самый разгар буйства гормонов. Но я ничего такого не ощущаю! В общем, в легкой панике я ввалился к доктору с сумбурными объяснениями, что же меня смущает в этой жизни.

— Я уже стал беспокоиться, отчего ты не спрашиваешь, — доктор Браун что-то понял из свалки озвученных мыслей и, кажется, именно то, что надо.

Стоило ли это выяснять? Я до сих пор в раздумьях. Из-за всей этой чехарды бед — взрыв, пожар, кома — мой несчастный организм перенапрягся и просто вырубил лишние функции, к коим было отнесена и функция размножения. То есть, неизвестно до какого момента жизни — это современная медицина предсказать не может — я немножко асексуален. Этот термин мне понравился чуть больше, чем «импотент», пусть и был совершенно неточен. Доктор, конечно, постарался приободрить меня, дескать, стоит всему вернуться на круги своя, справиться со всеми стрессовыми ситуациями — и все будет прекрасно, все восстановится.

Вот только умолчать, что в одном случае из десяти я останусь «непригоден», он не мог. Да, я знал, что фортуна, поворачиваясь к одной стороне жизни лицом, вполне может стать к другой части задом, но что это будет настолько чертовски глупо — даже не предполагал. Но это тоже реальность, с этим я должен жить. Впрочем, плюсы тоже имеются: не будет трат на эти потребности, начиная от порножурналов и заканчивая девушками (и юношами! Вот ведь повезло попасть) водородного поведения. До чего жалко звучит…

В начале лета Исанэ-сан сообщил, что я могу переехать в Японию и принять подданство без особых проблем, так как моя мать была урожденной японкой, и даже сохранить статус эмансипированного. Единственное условие — закончить одну из старших школ страны. Что ж, по возрасту мне подходит, почему бы не поучиться, тем более надо будет осваиваться в стране восходящего солнца, которая по своему менталитету отлична от Америки как небо от земли, а кем я был раньше — тайна, покрытая мраком.

Когда же я с максимально равнодушным видом спросил, а хватит ли мне средств на жизнь и учебу в школе, меня заверили, что дохода от теперь уже моего издательства более чем достаточно для жизни не то, что одинокого подростка — для семьи хватит. Жизнь определенно выправлялась, правда пришлось еще и с делами судебными разобраться, ибо я ж главная жертва, я ж свидетельствовать должен. Пока Исанэ-сану съедали мозг на эту тему, я никак не мог понять один момент. Пришлось спросить в лоб:

— А о чем мне свидетельствовать, если на момент совершения преступления я лежал в коме, а о прошлом ничего не помню из-за амнезии?

О, мир сломан уже у кого-то другого. Да будет бой: бюрократия против здравого смысла! Исанэ-сан, вооружившись логикой и поддержкой врачей, отбил меня от блюстителей порядка и правосудия, откупившись письменными показаниями, так что уже в конце августа я еду в Японию. Самое необычное во всей этой истерии — реакция Алекс. Я был уверен, что она расстроится хотя бы немного, но, кажется, она испытала облегчение, когда услышала мое решение. Обидно, досадно, ну и ладно. Все-таки Тайга Стивенсон уже не тот, причем скоро уже и по бумагам. В благодарность женщине, побеспокоившейся обо мне несмотря на мое прежнее поведение, я решил взять ее фамилию и в Японию приеду уже как Кагами Тайга. Так что сразу с дня рождения, которое вообще не заметил, я привыкал к новому имени, дополнял список дел первоочередной важности, просматривал каталоги какого-то крупного агентства недвижимости и общался по телефону с тетей. Она неожиданно хорошо ко мне отнеслась, но увериться смогу только после личного общения.

Кроме прочего, выяснилось, за что папочка так меня невзлюбил. Проще простого — составляя какую-то хитрую схему уклонения от налогов, он оформил долю в фирме на отпрыска, а в коматозном состоянии увидел возможность вернуть все имущество себе, ведь когда еще предстанет такой удобный шанс? За-ши-бись. Заодно бы и мамино издательство заграбастал, сволочь. И ведь у него почти 7 лет еще в запасе было до моего совершеннолетия, когда бы я смог претендовать на эти деньги, но нет, надо сейчас пока я тупой, мелкий и не успел написать завещание. Надо будет, кстати, этим заняться на досуге.

Его партнеры, просекая фишку, что их вот-вот со смаком и удовольствием сожрет налоговая служба, устроили у себя в компании уборку, параллельно топя Лео окончательно, спихнув на него все косяки, а его долю выкупили у меня за красивое число с еще более красивым количеством нулей. Куплю себе домик, обустрою и буду с благодарностью поминать жадного предка, чтоб ему икалось беспрерывно. Нет, жизнь определенно прекрасна, когда не надо думать о доходах!

Проводить в аэропорт меня пришли Алекс, доктор Томпсон и доктор Браун, отнесшиеся ко мне почти как к родственнику, вопреки профессиональному кодексу, за что я был благодарен. Одному мне было бы на порядок сложнее. На прощание тренер все же обняла меня, велела писать ей хотя бы раз в месяц и подарила фотоаппарат. Да, это дело действительно нужное, мне было чертовски обидно, что о прошлом даже по фотографиям не узнать, потому что их до безобразия мало. Прощаться было тяжело, но продолжать мучить женщину своим беспамятством, другими привычками и поведением было слишком жестоко. Я, к ее сожалению, не тот Тайга, которого она любила как сына.

В Японии меня встретила чета Фурихата, так как они предложили пожить у них, пока не разгребу проблемы с жильем. Из-за волны радости и заботы, которой окутала меня тетя Юми, даже мелькнула мысль, не зря ли я отказался от опеки. Дядя Шуума был приветлив, но не смог удержаться от укоризненных комментариев, что я еще слишком юн, чтобы заботиться о себе самостоятельно. Познакомился и с Коки, братом-ровесником, щуплый невысокий парнишка при первом знакомстве испугался меня настолько, что застыл соляным столбом. Впрочем, я бы тоже напугался: этакая орясина под два метра ростом, с бог весть откуда взявшимися мышцами, а уж эти красные глаза!

Вот только лично меня на смех пробивало, стоило только узреть свои брови галочками — я, когда очнулся, неделю не мог в зеркало нормально смотреть! Всякий раз конем ржал, да и сейчас не могу улыбку сдержать. Да и волосы цветом удались — красный с черным. Сначала я по наивности думал, что это они покрашены так. Ага, десять раз. Родные они у меня такие, нижние пряди черные, макушка огненно-красная. То ли побриться как монах, то ли закрасить — еще не решил что бы сделать с ними такого, дабы не выпендриваться. А прибыв в Японию, передумал что-либо менять, судя по всему, я все равно буду выделяться: ростом, взглядом, поведением, так какая разница какие у меня волосы?

В течение первой недели я привыкал к кардинальной смене часовых поясов, осваивал подаренную мыльницу, занимался различными документами и осматривал дома. Последнему делу пришлось посвящать большую часть времени — ремонт дело долгое, так что стоило поспешить с поисками. Но первые выходные я посвятил более чем важному рандеву.

Тихо. Как ни смотри — на кладбище всегда пугающая тишина, даже здесь, почти в центре города. Монумент с именем Кагами Шизуки мало чем отличался от остальных, здесь как-то украшать надгробия не принято, даже эпитафии редкость. Логично: мертвым все равно, от них только прах остался, а живые не читать сюда приходят. Тетя плакала, рассказывала, что сестра всегда мечтала, что заберет меня у отца, что их сыновья подружатся, что они будут как одна семья.

Не будут. Кагами Шизука и ее сын, Тайга Стивенсон — они оба мертвы, пусть о втором знаю лишь я. Надеюсь, они счастливы в мире ином, а потому не оскорбятся тем, что я пользуюсь их трудами и благами. Спустя какое-то время меня оставили возле могилы одного. Долго думал, что надо что-то сделать, но что? Попросить прощения, что забрался в чужое тело и одно небо знает, что с тем Тайгой сейчас? Извинился, тихо-тихо, чтобы никто откровений не услышал. И сам не понял как продолжил, рассказывая надгробию про все: и про попадание, и про странные припадки, которые пугали до полусмерти, но слава богу прекратились, и про Стивенсона, что сына убить хотел, и про то, что не знаю, смогу стать для ее сестры родным племянником, и…. Много чего в общем рассказал.

И жалел всех, начиная с себя и заканчивая идиотом-папашей, который, в свои-то 40 с лишним лет, так и не понял, что на самом деле важно и ценно, что даже такой сопляк как я на деньги не выменяет. Рыдал как мальчишка, но за те слезы не было стыдно ни секунды. Лишь смутился, когда тетя Юми с пониманием в глазах поила горячим чаем и подсовывала шоколад. И только ближе к ночи понял, что мне гораздо приятнее думать о Шизуке-сан как о родной матери, а о семье ее сестры — как о родственниках, чем считать себя попаданцем, нагло крадущим чужое тепло.

До унаследованного издательства я дошел только после того, как выбрал, наконец, дом и нанял людей для ремонта. И с первых же минут, глядя в горящие глаза генерального директора, понял, что влип. Хорошо, что подготовил фотоаппарат, и жаль, что собственное шокированное выражение запечатлеть не удалось.

Началось все с приветственной фразы: «Знаете, Кагами-сан назвала наше издательство в вашу честь. „Полдень“, потому что вы родились в 11:59 минут». И это знают все сотрудники, а я только услышал. В общем, знакомство с компанией вылилось в вечер воспоминаний, где и при каких обстоятельствах мама подобрала того или иного почетного сотрудника. Стоит ли упоминать, что большинство получило соответствующее образование уже после приема на работу? Оставшаяся часть так и осталась практиками без грамма теории. И эти люди ухитрились удержать издательство на плаву при откровенной жадности моего доверенного лица, чтоб ему пожизненное дали! Да уж, превозмогай на грани реального — это про них.

И, видимо, будет про меня, ибо до начала учебного года мне нужно выучить и понять многое. Во-первых, вытянуть академические знания на одинаковый уровень, а то в математике я даже матанализ немного помню, а историю Японии не знаю от слова совсем. Хотя древний японский тоже та еще заноза в неудобном месте. Во-вторых, хоть немного разобраться, как работает мое теперь дело, чтобы не висеть на сотрудниках мертвым грузом, ведь самые важные решения принимает все равно владелец. До моей эмансипации это делал отец. Предполагая, что ничем хорошим для издательства это не обернется, директор Широяма на свой страх и риск и при одобрении первых лиц издательства не спешил обращаться к отцу за указаниями, который, занятый своей компанией, не обращал на это внимание. Деньги поступают? Поступают. Главной проблемой было сохранять этот доход постоянным, стань он переменчивым — и Стивенсон бы бросился проверять.

Теперь в этом нет необходимости и первой задачей стоит обновление техники, поиск новых трудов и авторов. По большей части «Полдень» поставлял на рынок учебники для школьников, но был налажен выпуск и художественной литературы, который точно стоит увеличить, и справочников, и даже какая-то манга для сверхстранных отаку. Шизука-сан влезла везде, где было свободное место, и набрала разной макулатуры для узкого круга ценителей. После первичных преобразований мы решили расширить линию товаров, которые, конечно, уже были на рынке, но спрос все еще превышал предложение — самоучители для взрослых и одновременно с этим — книги про хобби. Мне торжественно поручили первое задание — книгу по западной кулинарии.

Инициатива любит инициатора. Почему кулинария? Потому что я умею готовить, это был первый навык, который мне удалось восстановить в полном объеме. Попробуй не восстанови, когда за спиной зловеще блестит очками красавица-тренер, по одному только взгляду которой меня самого в духовке испекут ее кавалеры. На мое же удивленное, что я ни разу не писатель, мне возразили: писателями не рождаются, а становятся; и я буду лучше понимать, с кем имею дело, если попробую свои силы. Так как лучшей проверкой нормальности пособия по обучению было обучить по нему кого-либо, я припряг кузена. Коки, не раздумывая, согласился поучиться готовить, пусть даже под моим сомнительным руководством. Прелесть, а не братишка.

За пару недель мы закормили родных зарубежной кухней, дядя демонстративно прижал платочек к глазам, когда увидел на завтрак суп мисо, рыбу и рис. Зато достигли сразу двух целей: Ко прошел экспресс-курс по готовке, а я исправил большую часть косяков в книге. Остальные мелким гребнем будут выбивать уже подручные Татибаны-сан — грозы редакторского отдела. Продолжая следить за ремонтом, я с головой ушел в учебу, в издательстве я был на позиции персонального помощника Широямы-сана, по истории Японии и древне-японскому меня подтягивал брат, я же грузил его алгеброй и геометрией, с которыми у меня сложилась теплая дружба.

Разумеется, внезапный скачок успеваемости брата не остался незамеченным, и его одноклассники выклянчили себе помощь, причем Коки ухитрился подвязать на это дело меня. А как откажешь, когда он такими щенячьими глазами смотрит? Визит смешанной компании из двух девчонок и трех парней прошел мирно, позанимались мы не бесполезно, так что я решил было, что знакомство удалось. Пока на следующий день брат не вернулся домой с таким видом, будто ему на рисовании объясняли квантовую физику: сбитый с толку, загруженный и ничего не понимающий.

Девочка, которая ему нравится, неделю назад сказала, что подумает над его признанием. А сегодня допрашивала его, свободен ли я, кого предпочитаю, парней или девушек, и если девушек, то каких. Про признание самого Коки эта вертихвостка забыла напрочь. Подавив в себе желание выругаться в голос, я постарался выяснить, сильно ли это рассорит меня с братом. Не рассорит, он просто впал в состояние «я-ничтожество». Пришлось допрашивать дальше и выяснилось, что мелкий напомнил разлюбезной о своих чувствах и ее ответе, на что получил заявление, что пока он не станет в чем-то первым, она с ним встречаться не будет. За-ши-бись. В общем, братик впал в депрессию, я отвел душу, резко отказав девчонке, которая собственно не виновата в своей дурости, а тетя с дядей лишь многозначительно поднимали глаза к потолку и что-то бормотали про первую любовь.

День рождения брат праздновать не стал, погрузившись в подростковую депрессию, так что мы просто вручили ему подарки. Я же в этот день предпочел уйти до позднего вечера, дабы своим видом не напоминать ни о чем плохом. Почти весь день провел среди рабочих в своем доме, полюбовался уже почти доделанным ремонтом, разобрался в инструментах и с какой стороны к ним подходить — в общем, небесполезно провел время и изрядно повеселил простых работяг.

Ближе к вечеру набрел на баскетбольную площадку недалеко от дома, где какие-то парни стритбол гоняли. Упал им на хвост и напросился сыграть, ребята косились как на психа, но играл я уже не так плохо как полгода назад, когда впервые выполз на площадку. Алекс меня и в хвост, и в гриву гоняла все время в Америке, так что, помянув тренера добрым словом и решив написать ей этой же ночью, я довольно гармонично вписался в игру. Парни оказались не просто между собой знакомы — все из одной университетской команды, и мне дико повезло, что у них компания нечетная и выбор либо один из них просиживает штаны, либо меня допускают. Пока играл, даже не заметил как ночь настала. Договорились сыграть через недельку, ибо они только по субботам так отрываться могли, воскресенье уделяли учебе, дабы из команды не вылететь.

Когда же уже за полночь я вполз к родственникам, меня ждал первый семейный скандал. В меру грандиозный, в меру претенциозный и вообще весь в меру. Тетя Юми со слезами на глазах выговаривала, что она уже в больницы и морги собралась звонить, дядя Шуума грозился, что у него сердце шальное и меня может не выдержать, а брат откуда-то из угла бухтел, что столько валерьянки пить вредно. Терпел я этот паноптикум недолго, спрашивать, почему они просто мне не позвонили, не стал, ибо ясно, что такая мысль просто не пришла им в голову, так что я послушал-послушал, да и задремал стоя, прислонившись к стене. Уникальное состояние, когда уже видишь сон, почти как реальность, и при этом понимаешь, что это сон и отслеживаешь ситуацию вокруг. Так что, когда тетя и дядя закончили свой концерт по заявкам, я уже вернулся в сознание. Извинился, попросил прощения, все чин по чину — картина «Возвращение блудного сына» японская версия. Пожалел, что нет фотоаппарата под рукой, но телефон тоже подошел.

На следующее утро меня разбудил Коки, выясняя, не обиделся ли я на него. Как я с кровати не свалился — сам не понял. Какими дорогами ходят его мысли, какие связи между причиной и следствием в его рассуждениях и куда ушла логика — этого я тоже не понял. Но объяснил как мог, что не хотел настроение портить напоминанием о той девчонке. Получил по шее, ибо не нравится она ему больше, а кровь не вода, и с семьей ругаться из-за постороннего человека — это совсем без головы надо быть. Ошалев от осознания, что младший брат разумнее меня оказался, покаялся и обещал больше не делать глупостей. Сомневаюсь и в том, что мне поверили, и в том, у меня получится.

В итоге все воскресенье провел с братом, шарахаясь по магазинам, причем если начали сугубо деловито — мелкому обувь на зиму искали — то продолжили как две девчонки: куда глаза смотрят, туда ноги и идут. Оказалось среди школьников Японии это еще нормальное времяпрепровождение, по сравнению с фотографированием чьего-то нижнего белья. За-ши-бись. Кажется, это будет моим любимым словом, пока не освоюсь и не познаю все грани нормального сумасшествия.

А осваиваться надо. При случайной встрече я умудрился проболтаться Цубаки-сенсею, в чью семейную поликлинику записался после покупки дома, про игру в стритбол с баскетболистами студенческой команды. Честно, в тот момент даже порадовался, что написал завещание: молодой доктор выглядел так, будто планировал меня разобрать на органы, изучить и закопать в разных концах острова. Громко и с выражением рассказав о моем идиотизме, но при этом не выходя за рамки культурной речи, Цубаки-сенсей безапелляционно потребовал, дабы я на неделе явился к нему на осмотр. И как бы доказать ему, что подопытный здоров как бык? За-ши-бись.

А я хотел в школе в баскетбольный клуб записаться. Видимо плакали эти планы, иначе буду бегать на осмотр каждую неделю: он отчего-то сильно трясется за мое здоровье, моя паранойя нервно курит в сторонке. Надеюсь его отец, к которому в основном и обращаются пациенты (я пока один оригинал, лечащийся у Цубаки-младшего), образумит дока. Хотя обследования у сенсея меня не напрягают: несмотря на молодость, мужчина он умный, и всегда рассказывает, что именно проверяют тем или иным методом, какие результаты нормальны, какие — отклонение… В общем, все, что знает — то он на мои уши и вываливает. Знаний у него много, а по части нетрадиционной медицины, что ему передала в наследство мать, вообще небось больше чем у кого-либо в Японии.

Незаметно закончилась осень, мой дом готов к заселению, а я топаю под ливнем, еле держа зонтик над собой, с коробкой в руках. Сквозь зубы проклиная погоду и одновременно благодаря всех богов за изобретение смартфонов с навигацией, я тащил найденную коробку с котятами в ближайший приют для животных. Наткнулся на живность случайно: принимал дом у бригады, и, шагая к метро, пройти мимо не смог. Особым добросердечием я не страдаю, но ливень же! И котята маленькие пищат. И наверняка замерзли. И определенно голодные.

В приюте работники над моим видом посмеялись чуток, но котят на пригляд забрали и даже позволили немного у них обсохнуть. Разумеется, всякие благие действия имеют под собой расчет и рассудок. Животных нужно было помыть и проверить здоровье, благо ветеринар у них был, так что, послушав причитания о жуткой усталости и бесконечном рабочем дне, я впрягся в неблагодарное дело по приведению четверых котят в божеский вид. Зато когда собрался уходить, один из мелких перегородил мне дорогу. В желто-зеленых глазках я прочел ультиматум: или я забираю его с собой, или мы оба остаемся в приюте. Уговорился с котенком (!) и приютскими работниками, что заберу малого через два дня, ибо завтра у меня уборка дома от и до, а послезавтра завоз мебели и официальный переезд.

Размечтался, ага. Уборка заняла весь день и полночи, так что после поднялся только, когда мебель привезли. И тоже допоздна провозился, так что за котом пришлось идти вместе с первым чемоданом. Работники снова посмеивались, я так внештатным клоуном стану. Но котенка забрал, он, как я зашел, подскочил в клетке, закопошился и ждал меня с игрушкой в зубах. Так и просилась фраза «Я готов!». Забавный малыш. Окраска черно-белая, «в смокинге», поведение приличное, кушал он не в пример аккуратнее родни, так что кличка Джентльмен сама собой родилась в голове. А сокращенно Джент.

Паспорт кошачий тут же в приюте оформили, прививки ему уже сделали, так что я всего полчаса потерял, зато в дом первым вошел кот. Понятия не имею, обычай каких народов всплыл у меня в голове, но примету решил соблюсти, мало ли что. Малыш весь дом обнюхал, по лестнице только пока не мог взобраться сам, маленький еще, пришлось таскать. Я же все это время следил, чтобы он туалет под диваном не устроил, и обустраивался по мелочи. Благо носить его в лоток пришлось всего дважды, на третий сам устроился, умный. Днем довезли вещи, ближе к вечеру родственники зашли на новоселье. Котенка затискали до писка, дядя лишь хмыкал, дескать, мужчина на всяких хвостатых милашей внимания не обращает.

Будто я не видел, как он котенка за ушами чесал и сам едва не мурлыкал. Переезд отпраздновал буднично, но в теплой семейной атмосфере. Получив порцию охов и ахов, засыпал довольный как наевшийся сметаны кот. Хотя подарок дяди ввел в ступор — не каждый дарит на новоселье боксерскую грушу. С другой стороны — в уголке со спортинвентарем кроме гантелей и штанги с грузами ничего и не было. А так будет стрессоотвод висеть. Хорошо, что Шуума рассказал и показал, как правильно бить. А я и не знал, что он в юности боксом увлекался. Разумеется, я не мог не запечатлеть свой собственный дом на фотографиях, правда большую часть все же занял Джентльмен. Котенок же, как его не снимать?

Несмотря на переезд, заниматься с двоюродным братом я не бросил, к тому же от большого ума решив усложнить дело и заставляя Коки говорить со мной по-английски. От его акцента уши вяли и сворачивались в трубочку, но я же баран, упорствовал, пока дело не пошло куда-то, дай Бог, в лучшую сторону. Ездил я к родным все реже, а вот братишка ко мне все чаще, пока однажды вовсе не остался, благо комнаты были. Родные только порадовались — со следующего года дядю Шууму переводили в Канадзаву, и мелкого хотели оставить со мной, все же в столице больше возможностей.

Хотя был тогда один момент, я от шока чуть в коматозное состояние повторно не впал, а брат неделю мне в глаза смотреть не мог. Тетя и дядя, смущаясь и глядя куда-то в сторону, поинтересовались о природе наших отношений. Я сначала даже не понял о чем они, братья — они и в Арктике братья. А когда дошла суть вопроса, в осадок выпал. Ломанным, заикающимся и полным слов-паразитов языком объяснил, что семья это святое, инцест — зло, а Коки — ребенок, которого я опекаю. И то, что я ему волосы постоянно ерошу и в целом тактильный контакт приветствую — так среди своих же можно, на западе, по крайней мере.

Дядя примолк, а вот тетя уже мне, бестолковому, объясняла, что двоюродные — не родные, и браки между ними допускаются. Когда речь о парнях и вовсе не косятся, ибо детей с генетическими отклонениями не будет даже в теории. Я же лишь помолился богам, что не попал в мир, где парни рожают, такое моя психика бы точно не выдержала. Но основную идею все стороны уяснили, тетя с дядей вздохнули спокойно и, черт возьми, чуть разочарованно (!), я старался угомонить тикающий глаз, а багровый Коки — вернуть нормальный цвет лица. Стоит потренировать морду кирпичом и нормальную речь на случай разговоров на излишне откровенные темы.

Брат, после того как перебрался ко мне со всеми вещами, стал по вечерам запираться в выделенной ему комнате, загадочно отвечая на мое любопытство, что потом покажет и расскажет. Учитывая, каким количеством и качеством книг по истории он обложился, я посмел надеяться, что он подготовит краткий конспект, что именно надо знать на приближающемся экзамене. Обломался, но это я узнал позже. И чисто из вредности стал таскать мелкого на пробежку, пусть он и задыхался первое время, но вода камень точит.

Новый год встретили всей семьей, даже съездили на курорт на Хоккайдо, покатались на лыжах, хотя мне больше подошел, да и понравился сноуборд. Дженту же пришлось по душе валяться в гостинице у камина, а так же пугать людей, резко выскакивая перед ними из-под снега. Странный у меня кот. И японцы странные: и снег, и горы — а громадная гостиница едва ли на треть заполнена. А эти их горячие источники переполнены! Особенно совмещенные — а еще считают иностранцев извращенцами! Я больше туда ни ногой, не загоните…

Традиция похода в храм ночью тридцать первого декабря или утром первого января меня оставила в недоумении — зачем? Почему не днем, не на следующий день, а вот именно в этот момент надо топать всей толпой? И стоять в нескончаемой очереди, чтобы монетку бросить и в колокол позвонить, мне совершенно не понравилось. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, будем приспосабливаться. И уже много позже я выяснил, что в храм идут в течение первой недели нового года, а дядя, пинками погнавший нас молиться, на самом деле пошутил над незнающим мной. Обожаю родственников.

Почти сразу после празднований тетя и дядя уехали, вещи отправили туда еще раньше — в Канадзаве жили родители Шуумы, так что муки переезда были условно смягчены. Брат стал ездить туда на выходные, я изредка к нему присоединялся, благо страна маленькая, 4 часа на поезде — и мы на месте. Где-нибудь в России, где из одного конца в другой даже на самолете часов 9, фокус бы не удался. И кота было бы трудно с собой возить, на самолет на порядок больше документов надо. С родителями дяди поладить, к сожалению, не удалось, все же американскую кровь не все любят, а старые люди еще помнят, как сбрасывали ядерные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Что ж, я не золотой слиток, чтобы всем нравиться. Сэкономлю на поездках.

За время проживания в Японии я уяснил общую схему работы издательства, свои полномочия и обязанности, так что Широяма-сан даже стал доверять мне некоторые дела, вроде курирования нового договора с сетью книжных магазинов. Не то, чтобы я его составлял лично, на то юристы есть, но кое-какие мои наметки были учтены и одобрены более опытными коллегами. Да-да, сотрудники издательства теперь определяли меня как коллегу, а не барчука, свалившегося на их головы, за которым глаз да глаз. А еще, ввиду неожиданной успешности пособия по готовке, я начал методичку по английскому языку, причем сразу с аудиозаписью, пришлось чуток потратиться, но думаю, результат будет интересный, пусть у меня и американский английский.

В феврале пришло время национального экзамена для учеников выпускных классов средних школ. Как мне втолковывал брат, результаты этого экзамена будут учитываться при подаче документов в старшую школу: наберешь необходимый для этой школы минимум — и тебя допустят до экзамена самой школы. А еще я узнал, что мы будем поступать в недавно открытую школу Сейрин, потому что первые пять лет там будет снижена плата за обучение. Сейрин, так Сейрин, вникать в разницу между школами и выбирать какую-то самому мне совершенно не хотелось, а потому я с чистой совестью оставил все на Коки, и он меня, очевидно, не подвел. Когда волокита с экзаменами оказалась позади, я, наконец, вытащил мелкого на площадку.

Приобщить его к любимой игре хотелось давно, но много времени отнимали учеба и его таинственное дело, едва хватало упорства выгонять его на пробежку, так что один-на-один мы сыграли только в начале весны. Сам-то я регулярно забегал к парням из университета, вот уж кто не отказывался мячик погонять, неважно как, в командах или тет-а-тет. В команде я играл лучше, чем один, хотя иной раз тупил так, что парни обхохатывались, забывая про игру. Размазывать меня тонким слоем по полу они уже перестали, но до уверенной игры на равных мне еще прыгать и прыгать. Я все недоумевал, какого они вообще со мной возятся, но Цубаки-сенсей после очередной лекции с фырканьем пояснил:

— Ты благодарный слушатель. Иногда этого достаточно.

Вот оно как. То есть, им хочется выглядеть крутыми и умными. Ну и славно, мне же лучше. После того, как студенты засекли нас с братом на площадке, таких благодарных слушателей стало вдвое больше. А в середине марта своими последователями обзавелся уже я. Как всегда случайно и неожиданно. Просто пришел как-то на площадку в непривычное время в одиночестве, побегал, погонял мяч и собрался уже уходить, как меня атаковал отряд лилипутов.

Вернее сказать, меня взяли в клещи двое пацанов лет 10 и попросили стать их тренером. Зависнув на секунду от постановки задачи, спустя миг я уже усиленно отказывался от оказанной чести, объяснял, что сам еще только учусь, что учить не умею (запнулся на мгновение — Коки же натаскиваю по учебе), что им стоит попросить кого-нибудь другого. Мальчишки же упрямо стояли на своем, дескать, никто не соглашается их учить, а они очень хотят играть в баскетбол. На вопрос, а почему я должен согласиться, если все предыдущие отказали, дети ответить не смогли. Насчет мини-баскетбола же с тяжким вздохом рассказали, что их не приняли в школьный кружок, потому что их навыки ниже среднего.

— Не понял. А какими еще им быть, если вы только начали учиться? — я не понимал, какими путями ходит логика и почему ее так упорно игнорируют. — Или я чего-то не понимаю в образовательной системе Японии?

— Мы скоро пятиклассниками станем, — тихо ответил мальчик со светлыми волосами. — А в команду в нашей школе набирают со второго, так что нас не взяли.

— Мы и решили, что сразу тогда во взрослый баскетбол научимся играть! — второй мальчик, кареглазый шатен, внешне напомнивший мне брата, был на порядок громче, и, судя по сжатым губам, упрямый как маленький ослик. Такой затею не бросит и другу не даст. Мда. Попал, так попал, от меня-то он тоже не скоро отвяжется.

— А с физкультурой у вас вообще как? — нет, я еще не согласился! Мне просто интересно, с какого вообще перепугу они в спорт подались. — И почему именно баскетбол, не бейсбол, не футбол, не дзюдо и прочие единоборства?

— Баскетбол это круто! — энтузиазма хоть ковшиком черпай, вот же щебутной пацан. Блондинчик, впрочем, очень активно поддакивает. — Мы матч увидели по телику! Тоже так хотим!

— Ладно, согласен, баскетбол это круто. С физкультурой как? 20 раз отожметесь? На перекладину вас повешу — сколько раз подтянетесь? — глядя на вытягивающиеся мордашки, я еле сдержал смех, не ждали орлы, что крылья тренировать надо.

— А сколько надо? Мы сейчас устали, а вот завтра! — начал заливать так и не назвавшийся темноволосый мальчик. Надо бы хоть имена узнать, горе-учитель.

— Плохо, — совершенно неожиданно и кристально честно ответил второй малыш. — У нас нормативы в конце семестра были, я только 10 раз отжался. И подтянулся 4.

— Ну, если бы и разу подтянуться не смог или при первом же отжимании упал в лежку — тогда да, плохо. А так, на троечку тянешь, — вру, так как нормативов не знаю от слова совсем. — И врать не надо, все выясняется опытным путем. Давайте вот как договоримся, мелкие. Сейчас проверим как у вас с растяжкой, подтягиванием и прочими нормами и запишем. У вас неделя, за которую вы эти результаты должны будете улучшить. Для этого заниматься будете ежедневно. Перенапряжетесь — пеняйте на себя, так что лучше посоветуйтесь с учителем физкультуры. Если не бросите — буду думать, как вас учить. Договорились?

— Да! — глядя в сияющие глазки, я чувствовал себя тряпкой, то котенок веревки вьет, то дети незнакомые.

— Вот, мои контакты, через неделю позвоните. Я — Кагами Тайга, а вас как звать? — через каких-то полчаса я протянул измотанным детям листок с номерами, раз уж уговорились.

Блондин — Нода Такеши, а шатен — Кобаяши Ютаро, обоим по 10 лет, четвертый год обучения. Пришлось записать мальцов в ежедневник, с которым в Японии не расстаюсь ни на минуту, иначе точно что-то сделать забуду. Ну и фотки сделать, как же я без них. Что ж, если решаться, дел у меня однозначно прибавится. А пока пора вернуться домой, скоро братишка голодный придет, и я еще в зоомагазин собирался, Дженту когтеточку приобрести, а то диван жалко до слез.

Кто-то сомневался, что мелкота вернется? Лично я нутром чуял, что они в моей жизни надолго собрались прописаться, потому всю неделю штудировал интернет и допрашивал знакомых, как начинать учить баскетболу. Конечно, сначала ребятам надо физическую составляющую подогнать под возрастные стандарты, но, на мой взгляд, тот же дриблинг можно хоть сейчас давать, пусть учатся мяч чувствовать. Коки, посмеиваясь, подсунул серию из аниме про военного в школе, где солдат-наемник клуб регби с бранью натаскивал и заставлял с мячами разговаривать и давать им женские имена.

Решительно отказавшись от столь радикальных средств, я припряг брата к возне с детьми, на стоны мелкого же ответил, что сам виноват, влез с предложениями, и мне категорически все равно, что он рассмешить пытался. В общем, учились баскетболу уже четверо падаванов со мной во главе, так как я учился у товарищей студентов, которые не отказывали себе иной раз в удовольствии посмотреть на мое горе-преподавание. Хотя Хидеюки-сан, помощник тренера, под чьим приглядом студенты использовали зал в свободное время зимой, неожиданно сказал, что некоторые задатки к передаче знаний у меня имеются.

На работе внезапно настал штиль, оборудование заменили, ассортимент правдами и неправдами расширили, и рабочий ритм перестал казаться таким безумным. Как сказал Широяма-сан, он планировал, что пока я учусь, в таком неспешном темпе мы и будем работать, дабы у меня было время и на учебу, и на внеклассную деятельность, и просто на юность. Понимающий мужик, повезло мне с ним.

А то уже голову сломал, хочется и то, и пятое, и десятое — но где взять лишние часы в сутках, дабы все успеть? А так, рабочие вопросы буду разбирать через планшет с интернет флешкой, можно будет в школе на перерывах использовать скайп, редактировать документы и с пометками отправлять на суд старших коллег. Так что даже появляться можно будет пару раз в неделю. Удобно жить в эру технического прогресса в одной из самых развитых в этом отношении стран.

Доктор Цубаки на мое виноватое сообщение о повышении активности отреагировал неожиданно нормально, даже присоветовал литературу, дабы своими «тренировками» мальчишкам не навредить. Но раз в две недели на обследования я обязан являться как штык. Поступлю в клуб — раз в неделю. Параноик у меня врач. Сразу видно ответственного человека на нервной работе. Цубаки-сенсей-старший только посмеивался, приговаривая, что появятся у Цубаки-сенсея-младшего несколько десятков таких пациентов — перестанет ерундой страдать, еще отбиваться начнет.

Так и прошла пора ханами — любование цветущей сакурой. В этом году она началась довольно рано, и я неожиданно узнал, что деревце в саду за домом — сакура, которая соизволила расцвести 22 марта и стать первой зацветшей сакурой в районе. А потом еще выяснилось, что она чахла и дохла последние лет двадцать, и, разумеется, не цвела. Как потом брат перевел на понятный язык цветастое поздравление соседей, которые поголовно пришли посмотреть конкретно на мою сакуру — это очень хороший знак, благословение предков. Через три десятка фотографий моя радость смогла вернуться в адекватное русло.

Примерно в это же время стали известны результаты экзаменов — к счастью, мы спокойно поступили, и мне надо было зайти и расплатиться за первый год обучения за себя и за Коки, как его временному опекуну. Сфотографировать школу мне, впрочем, тоже хотелось, пока нет толпы учеников. А заодно пришлось чуть-чуть побеседовать с директором, несмотря на приличный опыт, с эмансипированным учеником из-за границы он дел еще не имел. Его эта ситуация забавляла, а вот старшая часть педсостава явно готовилась к оптовым закупкам успокоительного. Да, внешность у меня впечатляющая, и я еще масла в огонь подлил, предупредив, что не во всех случаях готов безоговорочно признать над собой руководство.

Администрации пришлось это принять, и я уверен — у меня будут проблемы с заместителем директора, мужчина смотрел на меня как на врага народа. Осталось дождаться 6 апреля, дабы подтвердить свои догадки. Но директорское «хо-хо-хо» меня еще долго преследовало, подозрительный он какой-то, пусть и веселый. Веселье каждый понимает по-разному, кто-то комедийные шоу любит, а кто-то смеется, препарируя еще живых людей.

На весенних каникулах детвора тягала меня ежедневно, даже Коки от них не отставал, носились с мячом как угорелые, а после изображали тюленей на выпасе. Пару раз заглядывал Хидеюки-сан, университетская команда по баскетболу повадилась занимать площадку через день — показать мастер-класс и снять свою порцию восторженных писков от детей. Единственное, что разнообразило баскетбольный отпуск — чтение романа, написанного братом. Мелкий и раньше по-тихому писал что-то в стол, но такой объем выдал впервые и попросил меня прочесть и высказать мнение. Предупредив, что жалеть не стану, получил неожиданно серьезный ответ:

— Я знаю. Ты не жалел меня, пока натаскивал по учебной программе, тренировал на площадке и гонял на пробежки, поэтому прошу прочесть именно тебя. Мне нужна честность, а не жалость.

Тронутый оказанным доверием, я ушел читать наверх, с твердым намерением найти хотя бы один весомый плюс в произведении. Уселся поудобнее на диване, вздохнул… и провалился в Средневековую Японию вместе с главным героем, обычным школьником четырнадцати лет. Эпоха воюющих провинций, когда ёкаи и аякаси жили среди людей и были неотъемлемой частью мироздания — именно в это время угодил современный подросток, совершенно неприспособленный к крестьянской жизни. Пытаясь просто выжить, хотя судьба швыряла в него одно испытание за другим — но все вокруг так выживали! — он знакомится с множеством людей и демонов, находя их более близкими и похожими, чем считалось. Под конец романа он возвращается в свое время, его тело становится прежним, юным и не изуродованным шрамами, но его дух, закаленный в постоянных конфликтах, вернуть в прежнее мироощущение невозможно.

Неожиданно история зацепила, несмотря на обилие подобных романов, чем-то братишка брал за живое. Минусов, конечно, хватало: это и слишком шаблонные образы довольно важных персонажей, и обилие много строчных описаний, на каждого героя выдавалось буквально досье, когда стоило бы ограничиться несколькими меткими фразами, и вымученные в некоторых местах диалоги, и многое другое. Но, глядя на этот черновик, я буквально чуял всем своим издательским нутром, которое так тщательно выращивали во мне сотрудники «Полдня», что из этого может выйти сильная и продаваемая работа.

Все это я изложил брату и предложил оставить этот вариант как первый черновик, а второй набрать в электронном варианте, исправив по максимуму косяки, и показать Татибане-сан и ее работникам. Заодно отдал часть книг по психологии, о которых упоминал Цубаки-сенсей, надеясь, что более полное изучение человеческой натуры поможет проработать образы и придать им глубины. Коки покивал, поблагодарил и снова засел за книги, заодно захватив талмуды по мифологии, ибо в ней он был недостаточно подкован. Так у меня появился умилительный кадр братишки, заснувшего в окружении груды книг.