Одари нас светом (гет)

— Это грех, самое отвратительное злодеяние, — Себастьян старался говорить спокойно и уверенно, как Эльтина, когда заводила речь о малефикарах, но голос дрожал, а руки, словно не подчиняясь разуму, то поднимались, то опускались, то пальцами указывали Хоук в грудь.

Эльтина все делала лучше, она бы смогла и сейчас, она бы убедила…

Себастьян знал, что Хоук лишь съязвит, как обычно отвечала Фенрису. До этого дня он молчал, потому попросту не видел. Ему представлялись порезы на руках, как у Мерриль. Крохотные капельки крови, что помогают творить заклятья.

— Пусть ты не веришь в Создателя, но ты не можешь не осознавать, что сотворенное тобой — чудовищно! Это были люди!

— Мы вообще-то почти каждую неделю кого-то убиваем, не нервничай так, — Изабелла издала легкий смешок, похожий на звон ее собственных украшений. — Вот правильно мы тебя не брали.

Себастьян отчего-то думал, что малефикары обязательно должны призывать демонов. Но Хоук ведь такой не была. Она всего лишь прятала запястья в длинных рукавах. До этого дня. Когда она заставила разбойников биться в судорогах агонии от вскипевшей в жилах крови, а последние, подчиняясь воле Хоук, перерезали друг другу глотки, она сама походила на демона. Хуже всего — Себастьян видел, как она улыбалась. С наслаждением. Почти умиротворенно. Ее улыбка становилась тем шире, чем больше крови лилось вокруг.

— Забудь, это бесполезно, — чистящий меч Фенрис даже не повернулся в их сторону.

— Ты… — Себастьян поймал взгляд Хоук и больше ничего не смог вымолвить.

Губы сжаты в тонкую полоску. Он не мог разглядеть выражение, прячущееся на глубине ее глаз, но отчего-то ему захотелось больше никогда его не видеть.

Она никогда не смотрела так не Фенриса.

Она не съязвила, не оскорбила, не сощурилась презрительно.

— Я верю в Создателя, — она отвернулась и не взглянула на него больше ни разу за всю дорогу назад.

Они не разговаривали две недели. Себастьян ходил в церковь чаще обычного, словно молитвы могли смыть грех общения с малефикаром.

— Дуешься, как ребенок, Певчий, — посмеивался Варрик, — на свете есть вещи похуже магов крови. Ты не бывал в Орзаммаре.

— Так не нравится — уходи, — пожимал плечами Фенрис.

— Я не уйду, — Себастьян задавал себе вопрос «Почему?», и ответ звучал, как ложь, — мы делаем много хороших дел. Я буду с Хоук, пока она помогает людям.

«Если тот человек достигает правильных целей неправильными методами, тебе нужно постараться привести его на верный путь. У тебя получится. Ты можешь много больше, чем думаешь», — Эльтина улыбалась, брала его лицо в руки, стоя в свете лучей, проходящих через витражи.

Ее будто наполнял свет самого Создателя. Себастьян носил белые доспехи, украшенные позолотой, но ему всегда казалось, что они тусклы от вечно укрывающей их тени. Ему не стать настолько приближенным к Создателю и его невесте, как сестрам церкви. В его душе слишком много грехов. Есть и те, о которых он никогда не расскажет владычице Эльтине.

«Тот человек дорог тебе, Себастьян?» — она лишь улыбнулась, задавая вопрос, а ему показалось, словно его ударили. Он ответил, что старается относиться с сочувствием и пониманием ко всем детям Создателя.

Это была правда.

Правда.

Он не мог врать Эльтине.

Правда?

— Так ты веришь в Создателя? — еще с неделю Себастьян пытался заставить себя прийти в поместье Хоук, чтобы поговорить с ней наедине.

Ему еле удалось заставить себя не продолжить: «Как ты можешь, ведь ты — маг крови, чудовище».

Хоук так долго вглядывалась в его глаза, что ему захотелось отвести взгляд. Недавно ему снился сон. Он и вся их команда следовали за Хоук, как и всегда. Только глаза у Хоук были совсем не ее — красно-желтоватые, будто рвота с кровью и желчью. Во сне Себастьян понял, что она одержима, что ее необходимо уничтожить. Он подошел ближе, натянул тетиву, взглянул в ее глаза и…

Захлебнулся в горячей крови.

— Ты хочешь спросить, почему? А почему нет? — вот сейчас Хоук смотрела на него с вызовом, как и на Фенриса. — Я с детства была андрастианкой. Заслушивалась историями о ней. Теми, в которых Создатель помогал ей освобождать рабов. Я считаю, что она была против магии крови лишь потому, что ее применяли магистры. Но я верю, что даже такая магия может быть использована на благо.

Себастьян едва удержался от того, чтобы не зажать уши руками.

— Есть причина, по которой магия крови — страшный грех! Даже не потому, что она вредит, нет, она меняет мага, который использует ее. Он становится монстром, даже не будучи одержимым!

Он вдруг вспомнил, как Фенрис однажды назвал ее монстром. Хоук тогда сказала, что говорить это не ему — подопытному кролику, созданному, чтобы убивать ради своего хозяина.

«Если бы он приказал, ты бы убил и нас», — сказала она.

Авелин с Андерсом пришлось их разнимать.

— Я монстр для тебя? — вопрос прозвучал неправильно, и Себастьян не мог понять, отчего.

Монстр. Для тебя.

Ее глаза едва заметно поблескивали.

— Нет.

Лучше бы Мариан накричала на него.

Мариан. До чего нежное у нее имя.

— Нет? Отчего? Ведь я — маг крови, а мы все чудовища, как ты, брат церкви, можешь не считать меня монстром?

Быть может, ему следовало ответить правдой. Но ничего не вышло, как и всегда. Самые важные вещи у него вечно выходили из рук вон плохо. Себастьян смолчал, развернулся и вылетел из поместья. «Как ребенок». Варрик все же оказался прав. Позорное бегство оставило в душе незаживающую рану, и стыд стал хорошим предлогом, чтобы не разговаривать с Мариан еще неделю.

— Ты же знаешь, что пить я не буду, — Себастьян в упор глядел на Изабелу, уничтожающую при нем уже вторую кружку пива.

Едва он вошел в «Висельник», как она весело окрикнула его. До этого ему передали от нее записку. Он думал — что-то серьезное. Как оказалось, нет. Когда он пришел, то увидел, что Изабела успела изрядно напиться. Она прищурилась, становясь еще больше похожа на сонную кошку. Подставила руку под голову и расслабленно вздохнула.

— Отчего ты такой дурак, а?

— Я не дурак, — прозвучало по-детски, но Себастьян больше не нашел, что сказать.

Он всегда считал, что может выдавать мастерски построенные и убедительные речи, но как только дело доходило до общения не с толпой, а с отдельными людьми, превращался, бывало, в мямлю. Заставить признаться хотя бы самому себе его побудило общение с компанией Мариан.

— Или слепец. Так красивее звучит? Ты же любишь красивые фразы? Ох, любая девушка была бы рада услышать от тебя признание в любви, — Изабела растекалась по стойке, но продолжала выглядеть как хищница, готовая в одну секунду броситься на врага.

— К чему эти разговоры? — Себастьян ощутил, как горят щеки. — Я не понимаю ни того, на что ты намекаешь, ни причины, почему ты позвала меня сюда.

Слава Создателю, Изабела не увидела его смущения. Она прикрыла глаза и мурлыкала себе под нос. Себастьян знал, что даже если она не так пьяна, как кажется, то все равно притворится таковой, чтобы заставить его отнести ее в номер. Вдруг Изабела приоткрыла один глаз.

— Ты знаешь, в таких случаях говорят «она не будет ждать вечно». Но ведь она будет. Два вы дурака.

Мариан совсем перестала сдерживать запретную магию, и Себастьяну еле заставлял себя не возмущаться после каждого боя. Но вскоре натянутая тетива внутри ослабла. Блеск кровавых вихрей вокруг Мариан во время битвы стал привычен. Она и Фенрис продолжали грызться. Себастьян продолжал молиться каждый день, усердней прежнего. За свою душу и за ее.

Она же не заслужила наказания Создателя.

«Мне не требуется его одобрение, чтобы помогать», — говорила она.

Все их разговоры заканчивались одним и тем же. Себастьян замолкал, ощущая, как его тянет согласиться. Сомнения окружали его непроглядными тучами, и он шел к Эльтине, чтобы она помогла разобраться. После ее речей становилось легче. Ненадолго. Ему приходилось без конца повторять про себя ее слова, дабы сохранять уверенность. Он шел к Мариан, пытаться «наставить на верный путь». Они спорили, у него заканчивались слова, и он позорно сбегал. Это превратилось в их личный тайный ритуал. Раз за разом Себастьян шел к ней, словно околдованный запретной магией, понимая, что не может иначе. Он возвращался от нее ни с чем и по ночам окунался в кошмары, где опять встречался с Мариан. Изможденный, шел сражаться и пронзал врагов стрелами, не обращая внимания ни на промахи, ни на израненные руки.

В один из таких дней, Мариан чуть ли не силком затащила его к себе в поместье и заставила закатать рукава. Он попытался запротестовать и оттолкнуть ее. Она крепко ухватила его рукой и заглянула в глаза.

— Перестань. Это не магия крови. Я умею лечить, пусть и намного хуже Андерса.

Себастьян вздохнул и сдался. Мариан заставила его стянуть куртку и задрать рукава рубашки, обнажив синяки от тетивы.

— Это не такие серьезные раны, — сказал он, наблюдая за зеленоватым теплым сиянием в ее руках — покрытых шрамами, словно кружевом.

— Знаю, — Мариан закусила губу. — Я прекрасно вижу, что нечто куда серьезней творится у тебя внутри. И больше ты со мной никуда не пойдешь. Пока не успокоишься, ясно? Я в последнее время прикрываю тебя больше обычного.

Она прикусила губу так, что та побелела, и под зубом блеснула кровь. Нахмурилась.

— Я волнуюсь, — сдавленно прошипела она.

— Мне очень жаль, — он опустил голову, не в силах смотреть на нее. — Со мной все в порядке. Я исправлюсь.

— Нет, не в порядке. Сходи к Эльтине, поделись с ней, ты же все время так делаешь.

— Уже не могу, — и вновь он сказал что-то не то, вот только убегать больше не хотелось.

Молиться тоже.

Он нашел свою истину и она прочно утвердилась в нем. Мариан — не чудовище. Она помогала людям больше, чем могли помочь сестры церкви. И она не требовала взамен, чтобы ее считали святой. Потому она была лучше него.

— Что это значит? — Мариан вскинула брови, — Ну, если не можешь, расскажи мне.

— Быть может, однажды у меня получится.

Голова шла кругом после последнего сражения. Они только что вернулись в город и разошлись кто куда, стремясь укрыться от пылающего солнца. Себастьян отправился бродить по улицам, изо всех сил пытаясь забыть о произошедшем. Кажется, он вновь стал грешить. Оправдал магию крови — как это еще назвать, если не грехом?

Не ясно, отчего Фенрис так разозлился — от того, что Себастьян перешел на другую сторону или потому, что кто-то заметил, как Мариан защитила его в пылу битвы. Магией крови, конечно же. И сражались они тоже с магами крови. Вдобавок еще и работорговцами.

«Если бы не она, ты был бы мертв», — ровно произнес Себастьян.

«Есть вещи и похуже смерти. Мне казалось — ты-то понимаешь. Видимо, я ошибался», — тут же прорычал Фенрис, и Себастьян понял, что подобие хороших отношений между ними разрушено навсегда.

Атмосферу попытался разрядить Варрик, но вышло еще хуже:

«Ну, ничего себе, — он ненатурально рассмеялся, говоря нарочито громко и пытаясь встать между напряженными Мариан, Себастьяном и Фенрисом. — Мерриль, Хоук, признавайтесь, кто из вас околдовал нашего певчего, что он теперь поддерживает запретную магию?»

Одна Изабела посмеивалась в кулак, стоя в сторонке.

Себастьян почти бежал по улицам Киркволла, видя возвышающуюся над городом церковь. Она сияла в лучах солнца и сама походила на небесное светило. Давала жизнь. Успокаивала душу. Уничтожала тьму. Себастьян торопился к Эльтине, как никогда прежде. Сегодня он обо всем расскажет ей. Не упоминая имен, конечно. Ему срочно нужна помощь. Нечто внутри него ломалось, становилось неправильным, как тело и душа одержимого.

Он споткнулся об эльфийку, и чуть не выругался, вовремя спохватившись.

— Вы не ушиблись? — он не дал девушке упасть, подхватив на руки.

— Ох, простите, господин! Я хотела предложить вам свой товар. Я была так невнимательна, прощу прощения!

Она лепетала и лепетала. Себастьян поспешил ее успокоить.

— Ничего страшного не случилось. Что вы продаете?

— Ткани! — тут же заулыбалась она. — Шелка, парча, и много чего еще. Есть много образцов, платки и салфетки!

Он потянулся за ней к прилавку. Эльфийка торговала качественным, дорогим товаром. Видать не сама держала магазин. Это подтверждал охранник-человек, маячивший возле лавки.

— Возможно, платок? — принялся перебирать ткани.

— Помочь с выбором? О, вам подойдет белый или цвет морской волны.

Пальцы остановились на ярко-алом.

— Беру.

Он бы не стал носить красное, хотя всегда любил этот цвет. В Старкхэвене у него остался черный с алой подкладкой плащ. Быть может, он станет носить его, когда вернется. Но не здесь.

Себастьян не дошел до Эльтины, потому что пришел к Мариан.

Что он мог ей сказать? Времена юности, когда он мастерски флиртовал со всеми девушками подряд, прошли. Сейчас подобное поведение казалось ему бесчестным и отвратительным.

— Привет, — Мариан улыбалась.

Завидя его, она всегда улыбалась, пусть и краешком губ. Он впервые заметил. Невнимательный дурак.

Каждый раз, когда он вновь заглядывал ей в глаза, ему казалось, они будут красными. Но они так и оставались синими. После первого кошмара, когда он успокоил дико бьющееся, как словившая стрелу добыча, сердце, он так и не смог избавиться от одной мысли.

Красный ей идет.

Платок нежной волной выпал из упаковки Мариан в руки.

Она перестала улыбаться.

— Бетани носила почти такой же. Только на ней он смотрела ярко, будто она была цветком, а на мне, наверное, будет слишком мрачно…

— Я так не думаю.

— Себастьян? — Мариан подняла на него взгляд. — Ты помнишь, что говорила Мерриль о магии крови? Она научилась ей не случайно. Мы не просто порезались, понимаешь же? Я заключила сделку с демоном, я смотрела ему в глаза и говорила «да». Мне это нравится, как нравится другим магам лед, огонь или электричество. Эта магия — часть меня. Спасибо за подарок, но скажи прежде, кем ты меня считаешь, ведь магия крови для тебя — зло?

Себастьян ухватил ее руку — нежно и крепко, как она его когда-то.

— Та, кого я полюбил.