В ритме сонета (гет)

8.30 утра.

На прикроватной тумбочке уже в который раз прозвенел назойливый будильник.

Гермиона сонно потянулась в кровати, с трудом протянув руку, чтобы отключить надоедающее пикание. Она недовольно потёрла глаза и взглянула на часы. Уже было 8:36.

Тут Гермиона с ужасом поняла, что ужасно опаздывает. Ведь ей к девяти утра уже нужно быть в министерстве!

— Чёрт! — тихо выругалась она, пулей вставая с кровати.

Схватив висевшее на стуле полотенце, Гермиона со скоростью света вбежала в ванную комнату, с тоской понимая, что сегодня она останется без завтрака.

Гермиона была заместителем отдела магического правопорядка. Должность не очень высокая, но достаточно престижная. Однако за опозданиями в министерстве следили очень пристально. Так как Гермиона была по своей натуре чересчур ответственным человеком, она не могла позволить себе опоздать на работу хотя бы на минуту. Тем более, с недавнего времени она узнала, что рабочие места в министерстве стали сокращать, оставляя только лучших сотрудников.

Параллельно с основной работой у Гермионы имелся ещё свой небольшой книжный магазин, за которым ей помогала следить Джинни. Гермиона была очень благодарна ей за помощь. Частенько она просила Джинни поработать в магазине за неё, если был жуткий завал на основной работе.

Джинни не понимала, зачем Гермиона нагружает себя ещё и этим книжным магазином, но она очень любила подругу, поэтому всегда соглашалась помочь ей во всём, о чём бы та ни попросила.

Однако для Гермионы этот магазин был особенным. Она чувствовала себя максимально комфортно, когда находилась в нём; царство книг и искусства дарило её душе умиротворение.

Она временно забывала о реальности, погружаясь с головой в этот красивый удивительный мир литературы.

С недавнего времени Гермиона стала проводить в нём раз в неделю поэтические вечера, на которых она декламировала бессмертные стихи, поэмы, сонеты и другие произведения великих маггловских писателей и поэтов.

Казалось бы, кому из волшебного мира могла понравиться такая идея? Однако, на удивление Гермионы, каждую неделю она собирала полный зал зрителей, искренне уважающих искусство и жаждущих узнать и услышать ещё больше великих произведений из маггловского мира.

На сегодняшний вечер тоже было намечено чтение стихов.

Поэтому Гермиона, быстро выбежав из ванной, надела заранее подготовленное платье светло-сиреневого цвета, которое подходило и для работы, и для выступления перед публикой.

Оно подчеркивало красоту её фигуры и было ей очень к лицу.

Взмахнув волшебной палочкой, Гермиона сделала на голове элегантную прическу, которую мгновенно украсили несколько блестящих заколок.

Ещё одним взмахом палочки был нанесён лёгкий дневной макияж. Слегка улыбнувшись своему отражению в зеркале, Гермиона поспешно взглянула на свои наручные часы. 8.52. Оставалось даже несколько минут на то, чтобы по дороге к месту аппарации купить стаканчик такого нужного ей сейчас кофе.

Она схватила свою дамскую сумку, лежащую на столе, и быстрым шагом направилась к выходу из дома.

Выйдя на улицу, Гермиона прибавила ещё шагу, а затем и вовсе побежала.

Купив по дороге стаканчик капучино и наконец добежав до нужного места, она аппарировала в министерство.

Гермиона переступила порог министерства ровно в девять утра. Успела. Однако нужно было ещё и добраться до своего кабинета, который был расположен на пятом уровне.

Расписавшись в журнале прихода, Гермиона тяжело вздохнула, увидев, через какую огромную толпу сотрудников министерства ей придётся пробираться к лифтам. С трудом добравшись до лифтов, она наконец доехала до нужного ей уровня и, поспешно выйдя из кабины, вновь побежала со всех ног.

Вдруг на очередном повороте Гермиону слегка пошатнуло, и она со всей силы врезалась в кого-то.

Стаканчик с кофе вылетел из рук, содержимое пролилось на дорогую мантию мужчины.

— Чёрт! Мисс Грейнджер, вы как всегда в своём репертуаре! Неуклюжесть — это явно ваш конёк! — гневно прошипел тот.

Его голос был Гермионе до боли знаком. Вскинув голову, она мигом встретилась с гневным пронзающим взглядом серебристых глаз.

По её телу мгновенно пробежал табун мурашек. Она почувствовала, как дорогой аромат одеколона начал слегка дурманить её.

— Прошу прощения, мистер Малфой, — нарочито вежливо отчеканила Гермиона.

В её глазах мгновенно появились молнии недоброжелательности.

— Почему-то я не удивлён тому, что вы опаздываете. Хотя для вас это достаточно нетипично — не припомню, чтобы отличницы позволяли себе опаздывать, — он довольно растягивал слова в своей манере, а затем едко ухмыльнулся.

— Это не ваше дело, почему я опаздываю, мистер Малфой, — слегка повысила голос Гермиона, пытаясь пройти.

Однако Люциус загородил ей проход и совершенно не собирался пропускать её дальше.

«Так красиво оделась сегодня... Вот же маленькая чертовка!» — мелькнула мысль на секунду в голове у Люциуса.

— Вы так милы, когда сердитесь, мисс Грейнджер. Вон как вы покраснели... — он ухмыльнулся ещё более едко. Ему явно нравилось выводить Гермиону из себя.

— Да дайте мне уже пройти! — возмутилась Гермиона и хотела пихнуть Люциуса рукой. Однако тот среагировал мгновенно — он перехватил её руку и, придвинувшись непозволительно близко, прошептал ей на ухо, обжигая её кожу своим горячим дыханием:

— Мы ещё встретимся, мисс Грейнджер, даже не сомневайтесь. Однако сейчас я тоже уже должен идти.

В следующее мгновение он отстранился от Гермионы и, применив очищающее заклинание для своей мантии, пошёл прочь.

Гермиона не понимала, почему её сердце так безумно колотилось после встречи с Малфоем, почему мурашки до сих пор бежали по её телу, почему дыхание вдруг так внезапно участилось.

Но времени на размышления у неё не было совершенно. Собравшись с мыслями, Гермиона пулей полетела в свой кабинет, уже внутренне готовясь к тому, что начальник непременно отчитает её за опоздание.

К великому счастью Гермионы, начальник отдела ещё с раннего утра сидел на каком-то важном заседании, поэтому он не заметил её опоздания. Вздохнув с большим облегчением, Гермиона уверенно вошла в свой кабинет, морально приготовив себя к долгой и достаточно скучной работе.

Гермиона несколько раз за рабочий день погружалась в глубокие размышления.

Она не могла понять, почему один лишь взгляд Малфоя вызывает у неё такие сильные чувства. Внутренний голос говорил ей, что всё это не просто так. Однако Гермиона полностью отрицала, что ей нравятся эти его вкрадчивые взгляды...

«Это же Малфой! Гермиона, опомнись! Он же бывший Пожиратель, отсидел в Азкабане пять лет!» — уверенно твердил разум в ее голове.

«А мне кажется, что всё-таки люди меняются со временем...» — твердило сердце Гермионы, вступая в спор с разумом.

 

Так незаметно и пролетел рабочий день. Последние бумаги наконец были подписаны и убраны в стол, и Гермиона аккуратно потянулась в своём кресле, разминая затёкшую спину.

Она на несколько минут погрузилась в свои мысли.

Впереди ещё предстоял поэтический вечер, поэтому она, помотав головой, чтобы отогнать ненужные мысли, поспешила убраться на своём рабочем месте. Спустя десять минут Гермиона уже держала путь в свой любимый книжный магазин.

Магазин находился совсем недалеко от министерства.

Он был небольшим, но очень уютным: несколько окон, украшенных витражными стёклами, создавали спокойную умиротворённую атмосферу, входная дверь его была в форме открывающейся книги, а свет во всем зале был всегда слегка приглушён.

Также имелись читальный зал и небольшой зал для конференций, где и проводились теперь каждую неделю эти поэтические вечера.

Зайдя в магазин, Гермиона тут же поздоровалась с Джинни, которая стояла за главной кассой:

— Привет, дорогая! — Гермиона поспешила обнять подругу.

— Привет, Герми, — улыбнулась Джинни и обняла Гермиону в ответ.

— Спасибо, что приглядела сегодня за магазинчиком! Не знаю, что бы я делала без тебя...

— Да расслабься ты, всё хорошо! Всегда рада тебе помочь, — лучезарно улыбнулась Джинни.

— На поэтический вечер не останешься? — взглянула Гермиона на Джинни с мольбой во взгляде.

— Нет, к сожалению, не смогу, дорогая. У нас с Гарри были планы на вечер, — с небольшой печалью в голосе отозвалась Джинни. — Но с тебя подробный отчёт завтра!

— Хорошо, обязательно! — улыбнулась Гермиона Джинни и, ещё раз обнявшись с ней на прощание, пошла готовить зал для вечера.

 

До начала мероприятия оставалось каких-то сорок минут.

Гермиона слегка нервничала.

Она ходила по залу взад-вперёд, пытаясь унять волнение.

Она не заметила того, как кто-то на протяжении уже нескольких минут тихо наблюдал за ней.

Тут она услышала шаги и скрип открывающейся двери. Метнув взгляд на источник звука, Гермиона увидела Люциуса Малфоя во всей своей красе.

Он слегка улыбнулся, столкнувшись с ней взглядом. Однако в его улыбке больше не было прежней едкости, сарказма, насмешки. Он улыбнулся искренне. Гермиона удивилась в душе от этой его улыбки, но виду не подала.

— Вы?! — непонимающе взглянула на него Гермиона. — Что вы здесь делаете, мистер Малфой? — она гордо вскинула голову, отчего Люциус слегка усмехнулся.

— Я пришёл на поэтический вечер, мисс Грейнджер. Я же говорил, что мы ещё увидимся, — последнюю фразу он вновь растянул в своей малфоевской манере.

— Да, говорили, однако... — она прервалась на полуслове. — Вы достаточно рано пришли, мистер Малфой.

— Ничего, я подожду.

— Как хотите, — пожала плечами Гермиона и вновь погрузилась в чтение стихов, которые сегодня она собиралась представить публике.

— Что сегодня в программе? — поинтересовался Люциус.

— А... Вы об этом... — рассеянно ответила Гермиона. — Сегодня я прочту сонеты Петрарки, а также стихи Малларме, Верлена и некоторые отрывки из «Божественной комедии» Данте.

— Очень необычно... Люблю Данте, всегда любил, особенно его сонеты.

— Вы знаете про Данте Алигьери? — ошеломлённо спросила Гермиона у Люциуса.

— Ну конечно, мисс Грейнджер. Неужели вы думали, что я не интересуюсь маггловской литературой, которая действительно стоит внимания? — усмехнулся Люциус на её вопрос.

— Нет, я ничего не думала, просто... Это редкость в волшебном мире, — понизила голос Гермиона, слегка покраснев.

— Вы знаете, мисс Грейнджер, у меня всегда была тяга к искусству. Особенно к литературе. Вы ещё многого не знаете обо мне, мисс Грейнджер. Думаю, что вам не стоит в своей умной головушке делать слишком поспешные выводы на мой счёт.

Гермиона ничего не ответила Люциусу, отвернувшись к книге. По её спине вновь пробежали мурашки. Подсознательно она понимала, что он прав. Она чувствовала на себе его изучающий взгляд, отчего невольно краснела...

— Волнуетесь, мисс Грейнджер? — вдруг неожиданно спросил Малфой, отчего Гермиона слегка подскочила на стуле.

— Немного. Я раньше нечасто выступала на публике. Этот вечер для меня не первый, однако мне всё равно очень волнительно, — честно призналась Гермиона.

— Удачи вам, — сказал Люциус, слегка понизив голос.

— Спасибо, мистер Малфой, — поблагодарила Гермиона и слегка улыбнулась.

Нет, определённо что-то кардинально изменилось. Сам Люциус Малфой, бывший Пожиратель Смерти, желает ей, Гермионе Грейнджер, удачи на поэтическом вечере?

Если бы ей кто-нибудь сказал об этом раньше, Гермиона бы подумала, что он совершенно точно сошёл с ума.

Поэтический вечер пролетел, однако, совершенно незаметно. Гермиона очень выразительно декламировала стихи, подробно рассказывая об авторах, сочинивших их, об истории создания каждого стихотворения.

Она несколько раз за вечер сталкивалась с серебристыми глазами, в которых видела... Уважение? Восхищение? Страсть?.. Насчёт последнего Гермиона не была до конца уверена, однако интуиция ее практически никогда не подводила.

— Благодарю вас за вечер, мисс Грейнджер. Очень трогательно и интересно, — поблагодарил Малфой Гермиону в конце вечера.

— Рада, что вам понравилось. Никогда бы не подумала, что... — она прервалась на полуслове.

— Что? — заинтересованно спросил Люциус.

— Что сам Люциус Малфой удостоит своим вниманием такое мероприятие, как это, — она вновь слегка покраснела.

Малфой слегка усмехнулся и ответил:

— Повторюсь, вы многого ещё обо мне не знаете, мисс Грейнджер. А люди со временем меняются. Мы ещё увидимся. До свидания, мисс Грейнджер, — последнюю фразу он сказал загадочным полушёпотом, заставив сердце Гермионы стучать в несколько раз быстрее...

Она смотрела ему вслед, сама не понимая, почему вдруг ей не хотелось с ним расставаться.

Он был загадкой, он будоражил ей душу лишь одним своим взглядом.

* * *

Беспокойные мысли, мешающие спать каждую ночь.

Её карие глаза цвета шоколада, вьющиеся непослушные волосы и мягкий смех преследовали его во снах.

Он просыпался, ощущая жар в груди, просыпался именно в тот момент, когда хотел дотронуться до её мягкой руки или когда готов был прикоснуться к её таким желанным губам...

Это было его тайное желание, которое, по его убеждению, никогда не сбудется.

Он мечтал о том, чтобы запустить руку в её непослушные локоны, прижаться к ней, вдыхая сладкий аромат её духов...

Его голову не покидал её образ, она везде преследовала его, где бы он ни находился, чем бы он не занимался.

Он не понимал, как же он раньше не замечал того, насколько она грациозна, элегантна и притягательна.

Смятение, полное непонимание происходящего, нежелание принимать реальность, злость на самого себя — вот какие чувства испытывал Люциус Малфой в последние несколько месяцев.

«Вот чертовка! Неужели запала в душу? Да не может быть такого! Но как же она, чёрт её подери, притягательна, сексуальна...» — думал про себя Люциус каждый раз, когда видел её.

Он буквально не находил себе места, отказываясь поверить в то, что она запала к нему в сердце.

И когда же это произошло? Когда же его сердце вдруг стало стучать в несколько раз быстрее, когда он слышал её имя?

Он знал о том, что если бы он рассказал кому-то из своих знакомых чистокровных волшебников, что влюблён, то его бы тут же осмеяли, назвав глупцом.

А если бы они узнали ещё и о том, что влюблён он в магглорождённую...

Ему было бы не избежать презрения и унижений с их стороны.

Он отказывался верить в то, что она смогла растопить его ледяное сердце.

Он признавался себе в том, что по-настоящему никогда никого не любил. Нарциссу же он уважал, как женщину, чувствовал симпатию, привязанность, но ничего более.

Он был рад, что Драко вместе с Асторией уехал в путешествие, что сын не видит его душевных метаний, его переживаний.

Он думал о ней день и ночь.

Она была для него некой яркой звездой, до которой он стремился дотянуться.

Ещё ни одна женщина в его жизни не вызывала в нём таких сильных чувств.

Он хотел, чтобы она была его, хотел владеть ею, знать, что она всегда будет рядом с ним.

Раньше он испытывал к женщинам всё, что угодно — страсть, похоть, увлечение, но только не любовь.

Она стала первой женщиной, заставившей его сердце метаться в любовных мучениях.

Люциус не узнавал сам себя. Что же стало с ним за эти несколько месяцев? Куда же делись все его гордость, холодность, презрение, надменность?

Он не понимал того, как раньше у него поворачивался язык называть её грязнокровкой.

Но он не верил в то, что его мечта когда-нибудь исполнится. Он был уверен в том, что он обречён до конца жизни страдать в этой ужасной любовной муке.

Он имел возможность её видеть всё так же один раз в неделю — когда приходил на поэтические вечера в её уютный книжный магазин, где она декламировала стихи великих маггловских поэтов.

Он знал, что она ждала его каждый раз. Он видел это по её выражению лица, которое больше не выражало прежней злости и презрения.

Сталкиваясь с её глазами цвета молочного шоколада, он забывал обо всём.

Её глаза же выражали то удивление, то заинтересованность, то искреннюю радость, то... непонятные искры, отчего у него буквально всё переворачивалось внутри.

Сегодня же он был настроен очень решительно. Он надел свой лучший костюм, расчесал и аккуратно уложил свои волосы цвета платины, побрызгался своим самым дорогим одеколоном.

Он был уверен, что она не сможет противостоять его превосходному искусству завлечения и обольщения.

Сегодня она читала стихи Гёте, Гейне и сонеты Данте Алигьери. Он пришёл несколько позже, зайдя в небольшой зал совершенно беззвучно.

Она тут же метнула на него свой взгляд, который был полон чего-то тёплого, отчего он почувствовал, как сердце пропустило несколько ударов.

Тем временем вечер поэзии постепенно стал подходить к концу.

Гермиона декламировала стихи очень экспрессивно, эмоционально, что приводило публику в восторг.

Стихи Гейне и Гёте создавали какую-то необыкновенную атмосферу, заставляя забывать о реальности.

Все с удовольствием слушали рассказы волшебницы о жизни великих поэтов, а Гермиона, в свою очередь, чувствовала ещё бо́льшую уверенность.

Она отметила про себя, что эта уверенность появилась в тот момент, когда в зал зашёл Люциус.

Тут она объявила:

— А сейчас я прочту вам, дорогие гости, ещё один выдающийся сонет о любви великого Данте Алигьери.

Публика зааплодировала. Люциус же, слегка улыбнувшись на её реплику, стал внимательно слушать.

— Так свеж ручей, но ты милее втрое:

С твоих густых волос я снял покров,

И вижу робкий блеск лесных цветов,

Запутанных в их золотистом рое.

На грани года, в чуждом ей настрое,

Колеблется Весна: на тихий зов

Не тянется терновник из снегов,

Беседки полнит веянье сырое.

Но солнце будит луг в апреле раннем.

Закрой глаза, ты слышишь, здесь и там

Весна проходит лёгким трепетаньем,

Как поцелуй, по векам и губам,

И целый час Любовь клянётся нам,

Что в сердце снег хранить мы перестанем.

Она закончила так же внезапно, как и начала. В зале на несколько мгновений повисла звенящая тишина.

Через несколько минут публика восторженно зааплодировала, и на этом ещё один поэтический вечер подошёл к концу.

Все стали вставать со своих мест.

Люциус поспешил выйти за дверь и скрыться за ближайшим углом.

Он терпеливо ждал, пока все выйдут из зала.

Через минут пять вновь наступила звенящая тишина. Последний посетитель ушёл, поблагодарив Гермиону за вечер. Дверь зала была слегка приоткрыта.

Люциус слышал, как она расставляет стулья обратно по своим местам, напевая что-то себе под нос.

Он решительным шагом вышел из своего убежища и зашёл в зал.

Заметив его, она на секунду вздрогнула от неожиданности, но затем, слегка успокоившись, проговорила с удивлением и слегка натянутой улыбкой:

— Вы ещё здесь, мистер Малфой? Я думала, вы уже ушли...

— Да, мисс Грейнджер, как видите, я ещё здесь. Захотелось лично поблагодарить вас за сегодняшний чудесный вечер и доставленное удовольствие.

В следующее мгновение бездонные серебристые глаза и шоколадные встретились друг с другом.

Гермиона вдруг ощутила непонятно откуда взявшееся волнение в груди.

Но, улыбнувшись уже искренне, она ответила, слегка покраснев:

— Не за что, мистер Малфой. Очень рада, что для вас стало теперь традицией посещать мои поэтические вечера.

Тут Люциус подошёл к ней чуть ближе.

Их разделяли всего несколько футов.

Гермиона почувствовала, как начинает буквально тонуть в его бездонных серебристых глазах.

Однако она всё ещё старалась удержать самообладание.

Чувствуя, что владеет вниманием этой девушки, Люциус довольно улыбнулся, сократив расстояние между ними ещё на один шаг.

— Меня особенно впечатлил последний сонет. Он такой необычный, даже, можно сказать, завораживающий, — он аккуратно приближался к Гермионе. Та непроизвольно стала пятиться назад. Он усмехнулся на её реакцию, продолжая медленно надвигаться на неё.

Однако в следующее мгновение она уверенно ответила:

— Да, я тоже очень люблю Алигьери, как вы знаете. Он для меня всегда был особенным, — она продолжала пятиться от Малфоя назад и вдруг упёрлась спиной в стену. Отступать больше было некуда.

Люциус же медленно приближался к ней, чувствуя, что она всё больше находится в его власти. Ему это явно нравилось, огоньки страсти засверкали в его глазах.

— Я тут вспомнил... Ещё один его сонет, которым всегда восторгался. Хотите прочитаю? — он вкрадчиво посмотрел на неё, отчего у Гермионы побежали мурашки по спине.

— Да... Давайте... — ответила она, слегка понизив голос.

Тут на секунду повисла мёртвая тишина. Настолько мёртвая, что Гермиона могла слышать собственный стук сердца.

Подойдя совсем близко к Гермионе, настолько, что их друг от друга отделяло всего лишь несколько дюймов, Люциус начал читать:

— Старенье, близость гибельной земли,

Нашествие превратности лихой

Растлят ли плоть мне, скаредной рукой

Души наряд венчальный схватят ли?

Любимой губы звучно расцвели

В моих губах: гармонией такой

Орфей венчанный встретил дорогой

Незрелый облик, спеющий вдали.

Я, как ребёнок, ею был вскормлён,

Как муж, её ласкал я — и потом,

Как дух, вливался в дух её ручьём,

Я богом был, когда наш громкий стон

Взбивал нам кровь, слияньем окрылён

Огня с огнём, желанья с божеством... — последние строки он произнёс уже шёпотом, нависнув над Гермионой.

У Гермионы уже подкашивались ноги от возбуждения, сердце готово было выпрыгнуть из груди.

В следующее мгновение он впился в её губы страстным поцелуем.

Она не оттолкнула его, а лишь обвила его шею руками, отвечая на поцелуй.

Через несколько мгновений, которые, как казалось Гермионе, длились вечность, Люциус потихоньку стал спускаться ниже, страстно целуя её шею и ключицы.

Она томно выдохнула, еле сдерживая рвущиеся наружу стоны.

Люциус же усмехнулся, явно радуясь тому, что наконец-то завладел ею — такой идеальной, красивой, неприступной.

Он тщательно исследовал губами каждый миллиметр её тела. Его руки гуляли по её телу, заставляя Гермиону выгибаться в спине, словно кошка.

— Моя... Только моя... Богиня... Никому тебя не отдам... — шептал Люциус, опаляя её кожу всё новыми и новыми поцелуями.

Гермиона издала тихий стон, когда Люциус, аккуратно приспустив лямку её платья, стал подбираться к её груди.

— Твоя... Ах... Люциус... — выдохнула Гермиона, вновь прогибаясь в спине от нового жаркого поцелуя.

Он был счастлив.

Он чувствовал, что смог добраться до этой, как ему раньше казалось, далёкой и неуловимой звезды.

Дотронувшись до неё, он увидел, как она, в свою очередь, превратилась в яркое солнце, озаряя его жизнь своим ярким светом.

И он её ни за что не отпустит. Никогда.