Наследие (джен)

Дроиды стояли у гроба рядом с шаттлом. Он был здесь один. В небе — две тысячи кораблей флота. Под землей — больше двух тысяч могил. И бесконечный красный песок повсюду. И тишина.

Вейдер вскинул руку. Камни перед ним разъехались, пропуская к гробницам древних. Вчера древние шелестели под сводами, готовясь принять дар. Сегодня они молчали.

Место было в трех сотнях шагов от входа. Он оставил над ним надпись:

«Отец былого и грядущего».

И проснулся.

* * *

Он был на Корусканте.

Шел восьмой год Империи и пятый с тех пор, как ему наскучило их считать.

Был бал: грандиозный, высокородный, закрытый. Исанне держалась под его рукой с лицом дебютантки и положением королевы. С ней здоровались, когда здоровались с ним, ее лица не знали. Она знала всех.

— Он сегодня в поле, — выдохнула она в свой бокал.

Он проследил за ее взглядом.

Придворная набуанская мода становилась все закрытей с каждым сезоном.

— В этот раз Ким?

Исанне кивнула. Трон пустовал. Набуанец обсуждал с эшанской графиней вкусы к чандрильской живописи. Его шелестящий голос было не разобрать за звоном ее бокала.

— Пройдемся.

Из балкона открывался вид на сад. Из сада на нижнюю террасу, а оттуда на остатки храма джедаев. Вейдер оперся о поручень, силовое поле пошло дрожью. Исанне встала рядом.

— Политика — его страсть, — она читала в его мыслях.

— Он Император.

— И поэтому он так далек от нее.

Вейдер усмехнулся под маской. Он всегда смотрел под другим углом — до этого. Исанне змеею обвила его руку. Из зала летел смех, и с ним — не дальше зала — скользила едва слышная Сила учителя. Вскипала, и он не таился. Ждала, и он жаждал ее объять.

Пьяный хохот сплетался нитями в паутину. Власть над ними могла пьянить.

— Понимаешь? — Исанне улыбалась ему.

Он понимал.

* * *

Таркин прорезал его взглядом, выходя из кабинета. Вейдер проследил за ним глазами, не поворачивая головы. Таркин фыркнул: счел, будто его игнорируют.

— Он слишком горяч сейчас. Дай время, и он остынет.

— Он давно не юноша с Эриаду.

— Нет, он мой инструмент. Как и ты, как и я сам когда-то. А инструменты нуждаются в закалке. Подойди.

Вейдер подошел.

На столе перед Палпатином раскинулась сеть чертежей. Вейдер нахмурил брови. Все это было так же грандиозно, как и дерзко. Километры чистой дюрастали, миллионная сеть транспортов, вены-кабеля энергосетей, трубопроводы, ангары, генераторы...

— Что ты думаешь?

Он думал, что все нереально. Но перед ним сидел первый император за тысячи лет, отец первой за тысячи лет империи, восставшей в своем величии из страны, где такими, как он, пугали детей в сказках.

— Я думаю, нам будет сложно распределить ресурсы, не пошатнув прочности государства.

Палпатин довольно улыбнулся, кивая под своим капюшоном.

— Уилхафф горит идеей. Хочет взять все ресурсы с внешнего кольца, оставив им нашу армию.

— Но и армия тоже ресурс.

— Он считает, что из всех имеющихся, она одна в избытке.

Вейдер хмыкнул, подробнее вглядываясь в схемы. То явно было лишь частью проекта, сотой долей из всего, что предстояло сделать, чтобы станция ожила. Таркин уже показал себя как талантливый командир и управленец. Проблема была в том, что он был скверным инженером и еще более худшим человеком.

— Армии не хватит, — припечатал Вейдер. — Клоны приходят в негодность, новые курсанты слабее и меньше числом. На какой срок рассчитывает Уилхафф?

— На пять лет.

— А на какой инженеры?

— На двадцать пять.

Армии не хватит точно. Вейдер в прошлом месяце закрывал со своим Пятьсот Первым анархию в среднем кольце. Он понимал, почему Император хочет Звезду, почему Таркин бесится. Просто клонов осталось на семь лет. Ускоренное взросление — палка о двух концах. Уже сейчас все они начали ускоренно умирать.

Палпатин откинулся в своем кресле и поднял к нему голову. Уголок его губ полз вверх, словно он сквозь шлем видел, как Вейдер думает. Ему нравилось за ним наблюдать. Вейдер знал, что он уже принял решение. Он хотел, чтобы Вейдер его озвучил.

А Вейдер смотрел, как переливаются на голограмме ангары, горят яркими точками узлы связи. Он раскрыл подробный отчет, изучил, как много уже сделали с проектом со времен Республики, не удивился, разглядев среди первых пометок прямые распоряжения Дуку. Станция была готова на треть.

— Тогда мы рассчитывали запустить ее через десять лет, — произнес Император.

— Только клоны были известным делом, а станция — стройкой тысячелетия, — пробормотал Вейдер, не отрываясь от документов.

Палатин усмехнулся и кивнул.

— Чуть задержались, — он виновато пожал плечами.

Вейдер поднял к нему глаза, намереваясь разглядеть ответ. Шив глядел на него и веселился.

Можно было, конечно, нарастить объемы выпуска курсантов, расширить академии, выиграть тем время на выращивание новых клонов…

Но Палпатин улыбался и качал головой.

Звезда была им нужна уже сейчас. Быстрее, чем пройдут те семь лет. Быстрее, чем пройдут пять. Научные ресурсы у них были, они были еще у Дуку. При Дуку же команда составила маршрутные листы для материалов. И все опять упиралось в людей.

Пока Уилхафф будет брать ресурсы с внешнего кольца, договариваясь с князьями, весь их флот погрязнет в той топи еще на десять лет. Это быстрее, чем двадцать пять, но точно больше пяти. Сотни мелких планет без твердой центральной власти. Там и вправду жили миллиардами — миллиардами на сотнях тысяч планет. С Уилхаффом все было ясно: он хотел себе все те секторы. Проблема была в том, что Империя хотела Звезду больше.

— Зайгеррия, — ответил Вейдер, — Татуин, Кашиик.

Учитель склонил к нему голову. Он улыбался ему.

* * *

— Казнить предателей.

Его плащ разлетелся крыльями за спиной, в его спину летели проклятия. Им в спину разрядил силовые ячейки отряд. Боль разлетелась по палубе шальным ветром. Вейдер вдохнул ее всю, насладился вкусом, вплел внутрь себя и жаром ощутил укрощенную под венами мощь.

Сила взвивалась искрами, стелилась пламенем.

— А ее — ко мне в каюту.

Она оцепенела перед ним, глядела подстреленной гуаламой и дрожала. Он ухватил ее за волосы и потащил в камеру медитаций. Хотел наглядеться своими глазами.

Стоило снять шлем, как она закричала. Он улыбался, глядя, как ее страхи сами ее сжирают. Он смотрел, ее колотило, и он улыбался шире.

— Как там тебя? Корде?

— Она умерла.

— Точно.

Девчонка забилась в угол, когда он скользил по ней взглядом.

Она все еще была молода, красива. Можно было бы оставить, можно было использовать. Кто-то бы задался вопросом, вспомнил, ее бы использовали против него. Впрочем, кто-то уже спросил и кто-то уже использовал.

— Органа?

Она не сменилась в лице, все так же дрожала под взглядом.

— Ты убил мою госпожу.

Он и забыл, как ловко промывали мозги набуанской прислуге. Палпатин же был набуанцем. Самым ловким из ловкачей.

— Ее убил фанатизм.

Королев там тоже учили сенаторы. Палпатин улыбался, когда Вейдер про нее вспоминал. Знал, что сам сделал ее для него. Забавлялся от его понимания.

— Когда-то она была и моей госпожой. И госпожой Корде тоже. И матерью умерших с ней детей.

Она смотрела на него, ненавидя.

— А еще она была дурой.

Он ухватил ее за горло и стал душить. Ему наскучило, и он свернул ей шею.

* * *

— Боль, — молвил Палпатин, обводя ладонью чёрный глянец шлема, — твой лучший проводник. Всегда.

Вейдер знал, что Император не может видеть его лица, но все равно опустил взгляд. Его рук давно не было, но он чувствовал дрожь между пальцев. Не было ног, но под ними дрожала земля. Трепет перед силой — то, чему старые сектанты не могли дать пути — вплетал перед его взор ясность дороги.

— Власть, — четко прошептал его учитель, — могущество, сила. Вот то, что ты уже с ней обрел.

Он поднял его маску рукой. Обгорелую, искореженную кожу обжег воздух. Вейдер хрипло вдохнул через рот. Жженые глаза взглядом прошлись по лицу Сидиуса и вновь упали к ногам.

Молния из его руки коснулась щеки и прошла болью вдоль позвоночника, прорвала оголенные нервы, приласкала отсеченные ступни. Вейдер захрипел, зажмурился и пропустил ее сквозь шарниры рук под ноги. Земля покачнулась. Палпатин довольно огладил щеку.

— Да, — выдохнул Вейдер.

Губы учителя тронула улыбка.

— Все началось с жертвы, — сказал он.

— Да, — поднялось еще раз из глубины.

Та жертва была всем и ничем осталась. Угли, стаявший в пустыне песок, колющий крик былого — и смысл всей его жизни. Боль его слабости, соль неумения, укор глупости. Досада, разжигающая внутри ненависть. Ненависть, мечущая вперёд. Спусковой импульс, начало пути к бессмертию. Подлинная жизнь.

— Свобода.

Вейдер упал на колено. Палпатин огладил сухой рукой выжженную лавой кожу.

— Спасибо.

Он услышал, как шелестяще усмехнулся Палпатин и оторвал руку, поднёс к губам и вернул к его лбу опять.

— Ты лучший из всего, что я создал.

У Вейдера дрогнул рот, и половину лица прошила боль. Он склонил голову ближе к сухой руке.

— Все должно закончиться жертвой. Твой путь пройден.

Он сжал руку на его щеке. Вейдер поднялся, взял свой меч. Палпатин вскинул голову, чтобы смотреть ему в глаза снова.

— Вашею мудростью.

— Моими чаяньями, — он улыбнулся, оголив зубы, — сынок.

* * *

Дроиды стояли у гроба рядом с шаттлом. Он был здесь один. В небе — две тысячи кораблей флота. Под землей — больше двух тысяч могил. И застилающая глаза кровь, и кровавый рыжий песок, и заглушенная ярость в ушах.

Отзвенели горны имперского гимна. Отзвучал траурный марш. Залились и иссохли голоса детей в дворцовом хоре.

Он вновь остался один, вновь пришел к тому, с чего начал. Взял у дроидов гроб и прошел на триста шагов вперед.

Древние прятались по гробам, древние шептались в склепах, древние звали его, хотели его. Живая кровь, плоть от плоти Силы.

«Избранник», — хрипели они.

Вейдер остановился. Бейн стоял против него, скалил зубы, глядя поверх гроба ему в глаза. Первый — последнему.

— Все было верно, — в его властном тоне сквозил трепет. Он знал, что все будет так. Все они знали, но кто, кроме него, верил?

Вейдер сморщил губы, прошел вперед. Плэгас покоился справа. Учитель хотел быть рядом со старым мастером.

«Отец былого и грядущего» — высек Вейдер над альковом склепа.

Флот холостыми ударил из всех орудий, от звона вокруг пошатнулись стены.

Грядущее наступило.