Гештальт закрыт (гет)

То, что в октябре кажется мартом,

на самом деле январь.

Милорад Павич

4 октября 1998 года

— Почему? — шепчет она, чувствуя, как сковывает грудную клетку ледяной холод, пробирающий до самых костей. Ком в горле мешает говорить, а слёзы неконтролируемо текут по щекам.

— Как ты мог поступить так со мной?

Гермиона смотрит на Драко, вглядывается в его лицо, пытаясь найти ответ на заданный вопрос.

— Чем я заслужила это? — дрожащим голосом продолжает она.

Гермиона качает головой, поджав губы, словно отказываясь верить в происходящее.

— Я же просила тебя, умоляла не поступать так, — она часто дышит, задыхаясь, и ей кажется, что кто-то разрезает ее тело на маленькие кусочки. Гермиона в который раз всхлипывает, прижав ладонь ко рту. — Ты клялся мне, ты клялся!.. — злость медленно поднимается из глубин ее души, смешиваясь с бесконечной болью, поселившейся в сердце, и ее голос становится все громче с каждым словом.

Она умолкает и, обняв себя за плечи, стоит ещё несколько минут в тишине, нарушаемой лишь ее рыданиями.

Драко ничего не говорит и просто молчит.

— Черт с тобой, Драко, — наконец тихо произносит она, отвернувшись. — Надеюсь, теперь ты счастлив.

Она уходит не оборачиваясь на ватных ногах, оставив его в одиночестве.

7 октября 1998 года

Гермиона медленно ступает на порог его кабинета, отчаянно надеясь, что Малфой не слишком обижен на слова, брошенные ею перед уходом в порыве гнева пару дней назад.

Она облокачивается о дверной проем и скользит по нему взглядом. Драко смотрит на нее с тем же нечитаемым выражением лица, что и в прошлый раз. Слёзы опять норовят политься из глаз Гермионы, но усилием воли она сдерживает их и подходит ближе. Она думает о том, как же он чертовски красив в этой своей синей мантии, подчёркивающей глубину его глаз. Все вокруг буквально расплывается, как в тумане, и Гермиона слегка прикусывает губы. В голове набатом отбивает вопрос, оставленный им в прошлый раз без ответа, но она решает действовать осторожно.

— Ты обижаешься на меня? — печально спрашивает Гермиона, думая, что именно в этом заключается причина его молчания, но лицо Малфоя непроницаемо. Он словно не замечает ее, смотря сквозь Гермиону. У неё сжимается сердце от того, как сильно она скучает по нему и отчаянно жаждет прикоснуться к его коже, вдохнуть родной запах и раствориться в нем полностью... Драко вновь не отвечает ей, и в кабинете царит гробовая тишина — Гермионе от этого становится неуютно, и она продолжает. — Что ж, будем считать, что да, — она сквозь силу улыбается, отводя глаза в сторону и принявшись старательно изучать узоры на темных шторах. Гермиона стоит так ещё минуту, а затем вздыхает.

— Видимо, ты ещё не готов поговорить со мной.

Ни один мускул не вздрагивает на лице Малфоя, и у неё складывается ощущение, что она говорит со стеной.

Возможно, так оно и есть.

Она покидает комнату, зная, что в ближайшее время вернётся сюда снова.

12 октября 1998 года

В этот раз Гермиона решает дать Драко чуть больше времени, всем сердцем надеясь, что уж сегодня он точно скажет ей что-нибудь или хотя бы намекнёт жестом, в чем дело.

Но этого не происходит, и все внутри неё рушится от непонимания ситуации.

— Почему ты молчишь, Драко? Я что-то не так сделала? — Гермиона хмурится, и ее внутренности покрываются льдом, а горло горит огнем. А что, если он больше никогда не еще захочет поговорить с ней? Она старается даже не задумываться о подобном раскладе — это причиняет ей невыносимую боль. Но в таком случае почему он не отвечает, что произошло тогда?

— Ладно, я поняла, — убитым голосом, в конце концов, произносит она и идёт к двери. — Я скоро вновь загляну к тебе, — зачем-то добавляет Гермиона, слегка повернув голову в его сторону, и уходит прочь.

14 октября 1998 года

Сегодня она уже не плачет, потому что слез просто не осталось в ее организме, но руки все ещё предательски дрожат, когда Гермиона умоляющим голосом просит его вымолвить хоть слово.

К ней начинает приходить осознание, что, видимо, он не собирается с ней говорить, и тишина давит сильнее, чем когда-либо.

Гермиона, как бы ей ни было унизительно это признавать, думает о том, что готова встать перед ним на колени, лишь бы из его рта донёсся хоть один слог.

Хоть что-нибудь, пожалуйста.

Однако в ответ — ни единого звука, ни движения пальца, ни шороха одежды — ни-че-го.

Она в который раз покидает его кабинет, не получив желаемого, ее лицо — покрасневшее и мокрое, а сердце бьется с нечеловеческой скоростью.

Гермионе кажется, что она больше ничего не чувствует.

А ещё ей кажется, что такими темпами совсем скоро она сойдёт с ума, но не в ее характере сдаваться и отступать.

17 октября 1998 года

С самого утра Гермиона слегка взбудоражена, она чувствует странное покалывание на кончиках пальцев, а ее тело искрится от магии, бурлящей в крови — она очень зла.

Она долго терпела, держа все внутри, но сегодняшний день стал переломным.

Гермиона решает не выплескивать на Драко всю накопившуюся ярость прямо с порога и ровным голосом, как обычно, произносит:

— Драко, может, ты все же поговоришь со мной?

Молчание — что ж, ничего нового, она практически не удивлена и даже начинает привыкать. От этой мысли, пронёсшейся в ее голове, Гермиону передергивает. Едва сдерживаемая злость рвётся наружу, и Гермиона больше не может сдерживаться.

Она неистово кричит в течение пяти минут о том, какой Драко бессердечный идиот и как отвратительно он с ней обошёлся и продолжает это делать. В самом конце своей гневной тирады Гермиона говорит то, из-за чего она проведет ещё много бессонных ночей, съедаемая чувством вины.

— Как меня вообще угораздило влюбиться в тебя? Лучше бы мы с тобой никогда не встречались.

Слова слетают с языка быстрее, чем Гермиона успевает осознать их смысл.

Она тут же замирает с перекошенным от ужаса лицом, тяжело дыша, осознав, что сейчас сказала.

Какая же она дура.

Гермиона хочет залепить себе рот скотчем и остаться немой до конца своих дней. Чувство вины за свои слова затопляет ее с головой, она полным сожаления взглядом смотрит на него и...

Неужели?..

Ей кажется, или его правый глаз только что слегка дернулся?

Гермиона ошеломлённо моргает, и в душе загорается огонёк надежды.

Может быть, он наконец ответит ей?

Пусть он кричит на нее, оскорбляет, грубит — это так не важно... Главное, что он будет говорить, а смысл его слов не имеет ровно никакого значения.

Проходит минута, две, пять, но все остаётся, как прежде.

Гермиона глубоко вздыхает: очевидно, ее больное воображение сыграло с ней злую шутку.

Ее силы, как моральные, так и физические, на исходе, и находиться в этой комнате она больше не может.

— Прости, — бормочет она и быстро выходит.

25 октября 1998 года

Ей требуется целая неделя, дабы прийти в себя после того случая. Первые несколько дней чувство стыда так сильно гложет ее, что совесть не позволяет наведаться в кабинет.

Но Гермиона не может долго находиться вдали от него, а потому все равно приходит. В этот раз она полностью опустошена, будто всю жизненную энергию высосали из ее тела, оставив лишь внешнюю оболочку.

Она некоторое время молча наблюдает за ним, стоя в центре комнаты, а затем отрешенно шепчет:

— Пожалуйста, Драко...

И опять это проклятое молчание и невидящий взгляд стальных глаз, направленных в пустоту.

Тело Гермионы едва слушается ее, когда она, еле переставляя ноги, впервые подходит к нему вплотную.

До этого момента Гермиона боялась это сделать, но теперь страшиться было уже просто-напросто нечего.

Хуже точно не станет — хуже просто некуда.

Она аккуратно касается его лица, чувствуя под пальцами легкую шершавость, и проводит ими по лбу, губам, носу, словно заново вспоминая такие родные и до боли знакомые черты лица.

Внутри все трепещет.

— Я люблю тебя, Драко.

На большее ее в тот день не хватает.

28 октября 1998 года

— А помнишь, как ты впервые назвал меня Гермионой?

Она сидит, опустив голову, в глубоком кресле рядом с ним.

— Хотя, конечно, помнишь. Это было после одного из собраний Ордена. Я тогда вернулась после задания с небольшим ранением, а ты накричал на меня. Обозвал безбашенной, сказал, что я вечно суюсь в самый эпицентр катастрофы, — Гермиона улыбнулась уголками губ, погружённая в воспоминания. — А сам ведь точно такой же. Два сапога пара, — ее лицо искажает усмешка, но веселья в ней мало, а затем она вновь становится серьёзной. — Почему же ты так поступил, Драко? Почему?

Ветер снаружи поместья протяжно завывает, и Гермиона знает, что это единственный ответ, который она может получить.

1 ноября 1998 года

Теперь она приходит к нему каждый день и мысленно возвращается к их общему прошлому.

Она припоминает ему все его дурацкие детские выходки во времена обучения в Хогвартсе, иногда с трудом сдерживая улыбку. В этот момент лицо Гермионы немного преображается, словно печаль ненадолго покидает ее.

— Кстати, все время забывала сказать тебе, Драко. Спасибо за ровные зубы.

3 ноября 1998 года

— Но хорошенько я тебе тогда вмазала на третьем курсе, правда? — Гермиона ухмыляется, а пальцы нервно теребят рукава рубашки. Глаза светятся нежностью, когда она вспоминает это. — Но ты заслужил, согласись.

Ей никто не отвечает, но она уверена, что Драко бы не стал с ней спорить в любом случае.

6 ноября 1998

Теперь она обращается к временам, когда началась полноценная война и Драко вступил в Орден.

— Никогда не забуду вытянувшиеся лица членов Ордена, когда ты пришёл к нам и заявил о намерении вступить в него. Кажется, Гарри и Рон тогда чуть не сломали тебе челюсть, — Гермиона хихикает. — Да и вообще весь твой первый месяц пребывания в штаб-квартире — это полный кошмар. Несколько недель бесконечной ругани и оскорблений. Мне кажется, Рон никогда ещё не ломал столько вещей за один раз, — Гермиона вновь издает тихий смешок. — До чего же удивительно было потом смотреть, как вы спасаете друг другу жизнь на поле боя.

Она бросает взгляд на Драко, а потом опускает глаза, чувствуя, как испаряется все веселье.

9 ноября 1998 года

Гермиона буквально физически ощущает, как по кирпичикам рушатся ее последние надежды на лучшее, но продолжает бороться.

— Когда я поняла, что влюбляюсь в тебя, я так испугалась. Я всеми силами пыталась подавить это чувство в себе, потому что не сомневалась, что оно не взаимно. А когда ты сказал, что убьешь любого ради меня и умрешь сам... — Гермиона сжимает зубы. — Я не могла поверить в это. Я так боялась, что ты шутишь. Но ты убедил меня, что я тебе важна и...

Она пытается сморгнуть слёзы и заканчивает:

— ...и ты научил меня любить, Драко. Я всегда буду благодарна тебе за это.

15 ноября 1998 года

Ее моральные силы на исходе, но она же гриффиндорка, черт возьми — а они никогда не сдаются. Будут грызть землю, переходить вброд моря и океаны, умрут, но добьются своего. И Гермиона прикладывает все силы, чтобы продолжать, веря, что ее путь лежит через тернии к звёздам.

— Как же я рада, что ты сделал правильный выбор в этой дурацкой войне. Просто представить, что нас никогда бы не было... Нет, — Гермиона качает головой, — тогда это была бы не жизнь. Лишь ее жалкое подобие, не более.

Грейнджер старается отогнать от себя мысль о том, что ее жизнь уже и есть это самое жалкое подобие.

19 ноября 1998 года

С самого утра небо было затянуто густыми мрачными тучами, а посему разразившаяся за окном гроза не удивляет Гермиону.

Она сидит в своём любимом кресле в кабинете, покручивая на пальце кольцо, подаренное ей Малфоем в честь помолвки.

— Ты, конечно, умеешь быть подбирать моменты, Драко! — шутливо ворчит Гермиона. — Битва только закончилась, мы стоим среди руин Хогвартса, в грязной одежде, с кучей ссадин и ран. А ты наклоняешься ко мне, шепчешь «Будь моей!» — и протягиваешь кольцо. Я и до этого знала, что ты совершенно непредсказуем — но чтобы настолько!

Гермиона замирает, а затем признаётся:

— Ладно, на самом деле это было весьма романтично. Мне понравилось.

22 ноября 1998 года

Природа вовсю готовится к зиме, и деревья в роскошном саду Малфой-мэнора стоят совсем уже голые. Раньше мать Драко, Нарцисса, следила за порядком и накладывала на них чары, а теперь некому было этим заниматься.

Теперь, когда...

— Мне так жаль, что тебе пришлось пережить смерть обоих родителей, Драко. Я знаю, ты не особо жаловал отца. Но он был очень умён, хоть и чрезвычайно жесток. И сумел все предугадать и... сделал это до собственной смерти... — слова застревают в горле, и Гермиона замолкает на долгие минуты.

Она продолжает говорить уже тихим голосом:

— А твоя мама... просто удивительная женщина.

Гермиона помнит, как Нарцисса одаривала ее тёплой улыбкой, по-матерински сжимая в объятиях во время их немногочисленных встреч.

— Она всегда так гордилась тобой — я видела это в ее глазах, когда она смотрела на тебя. И знаешь... Я тоже очень горжусь тобой, Драко. Ты достойно принял удар и продолжал бороться за то, что считаешь правильным. Не каждый способен на это.

27 ноября 1998 года

На улице уже лежит первый снег, и сегодня Гермиона сидит в кресле, укатанная в плед, потирая холодные ладошки.

— Знаешь, Драко, вы могли бы и провести в поместье отопление, — неловко шутит Гермиона, поёжившись. — У вас тут закоченеть можно. Без твоей матери и домовиков тут все совсем заледенело, — печально добавляет она и снова придаётся воспоминаниям.

Грейнджер чувствует себя мазохисткой, но не может остановиться.

4 декабря 1998 года

— Когда я говорила, какой ты замечательный человек, ты всегда пытался переубедить меня в этом. Почему, Драко? Ты спас стольких людей и даже после войны продолжил отлавливать всех оставшихся в живых Пожирателей... — она останавливается, потому что наконец подходит к главному вопросу, мучившему ее.

Гермиона не могла раньше даже вскользь упомянуть это, но момент настал. Ей очень страшно, но она чувствует, что пора произнести страшные слова вслух и наконец принять произошедшее. Дыхание перехватывает, а сердце бьется с невероятной скоростью, норовя вот-вот выпрыгнуть из груди.

— Ты столько раз шутил над Гарри, называя его спасителем волшебного мира. А затем, видимо, решил не отставать и тоже стать героем. Полез в самое пекло...

Она плачет, прикрыв лицо ладонями, не в силах больше сдерживаться, а затем произносит слова, смысл которых до сих пор не может осознать до конца:

— Если бы не твоё чёртово благородство, ты был бы сейчас жив.

Гермиона поднимает полные тоски глаза на Драко и уже сотрясается в самых настоящих рыданиях.

Он смотрит на нее в ответ с портрета.

5 декабря 1998 года

Почему-то сегодня Гермиона уверена, что это ее последний визит перед длительным отсутствием. Грейнджер ещё нескоро заглянет в опустевшее поместье: либо этот день станет переломным и она прольёт свет на истину, либо же просто опустит руки и смирится, что ключ к разгадке так и не будет найден. Слишком много страданий она перенесла за последние несколько недель — ещё немного, и она просто сломается от безысходности.

Гермиона должна закрыть этот гештальт раз и навсегда.

Портрет Драко висит прямо напротив двери, и Гермиона садится в излюбленное кресло рядом с Малфоем, вновь в упор смотря на него.

Художник, писавший волшебный портрет Драко, был необычно талантлив. Каждый волосок, каждая чёрточка его лица — все было прорисовано до мельчайших деталей и подробностей, с ювелирной точностью и внимательностью. Кажется, будто настоящий, живой Драко стоит у стены за рамой картины, замерев.

Но в этом-то и заключается суть проблемы: люди, изображённые на волшебных картинах, не должны оставаться неподвижными и молчаливыми.

Подобное казалось бы возможным, будь Драко ещё жив, но она своими глазами видела, что это, увы, не так.

В тот вечер она сидела в их с Драко спальне в поместье, дожидаясь его возвращения с очередной миссии по поимке сбежавших после битвы Пожирателей. Внезапно в камине показалась голова Гарри, и у Гермионы сразу появилось нехорошее предчувствие. Поттер не успел произнести ни слова, но по одному только его выражению лица она поняла, что произошло. Гермиона рванулась к камину и перенеслась в место, которое ей назвал Гарри. Когда Грейнджер увидела тело неподвижного Драко, ноги перестали слушаться Грейнджер, а рот открылся в немом крике. Она повалилась на землю, содрогаясь в рыданиях и шепча «Ты же обещал!».

С того дня жизнь разделилась на до и после.

И теперь Гермиона уже полтора месяца мучается, не в силах разгадать загадку такого его таинственного поведения. Очевидно, что Драко просто не желает вести с ней разговор, но причины для этого она не находила. В тот роковой день они поцеловались на прощание, и Малфой, тепло улыбаясь ей, исчез в камине. Никаких препирательств или ссор — все было идеально.

— Но почему... Почему ты не двигаешься, почему ты отказываешься говорить?

Гермиона, зажмурившись, ждёт, что вот теперь-то, после столько откровений с ее стороны, он скажет ей хоть что-нибудь. Драко должен видеть, что ее терпение на исходе.

Тишина.

Гермиона мрачно кивает и, оттолкнувшись, резко встаёт. Она подходит к портрету и в очередной раз пристально изучает его.

С помощью палочки Грейнджер снимает портрет со стены и снова садится в мягкое кресло. Она кончиками пальцев нежно касается каждого мазка художника, обводит контур лица Драко, гладит по белым прорисованным прядям волос. Слегка трогает позолоченную раму, в которой висит портрет, и переворачивает его на обратную сторону.

Гермиона не находит там ничего интересного, кроме сигнатуры художника — и внезапно страшная догадка озаряет ее голову. Почему она раньше даже не задумывалась об этом?..

Нет... Нет-нет-нет! Не может быть.

Все внутри холодеет от ужаса, а сердце замирает.

Она вновь берет в руки палочку и делает ею несколько пасов над портретом Драко.

Это просто невозможно. Какого черта?..

Картина не содержит в себе ни капли волшебства — она написана обычными маггловскими красками без применения магии.

Это не волшебный портрет.

Неужели она все это время фактически разговаривала со стеной?

Гермионе кажется, что ее предали.

Грейнджер сразу приходит в голову отправиться к художнику, написавшему портрет. Она считает, что у него наверняка найдутся ответы на все ее вопросы.

Она уже направляется к камину, как вдруг резко застывает на месте, прямо посреди комнаты.

Гермионе неожиданно приходит в голову мысль о том, что есть ещё один человек, который мог бы ей помочь.

Люциус.

Он, конечно, игнорировал ее все время, что она была в поместье, но именно он является инициатором создания портрета. Вероятно, Люциус как-то с этим связан, а быть может, вина во всем происходящем полностью лежит на нем.

Пазл в ее голове понемногу начинает складываться, но она все ещё в замешательстве.

Перед глазами все плывёт от едва сдерживаемой ярости и чувства полной опустошенности. Она стремительно выходит из комнаты и со всех ног бежит в галерею на первом этаже Малфой-мэнора, подгоняемая адреналином и злобой.

Там, на стенах в темном коридоре, висят волшебные портреты всех отпрысков рода Малфоев мужского пола, и она быстро находит портрет Люциуса.

До этого момента он отказывался вести с ней диалог, демонстративно поворачиваясь к ней спиной при ее приближении.

Сейчас же все иначе: он стоит, спокойно смотря на Гермиону и, кажется, даже ожидая ее появления.

— Мистер Малфой, — тяжело дыша, произносит Гермиона, стараясь не сорваться на крик при виде его безучастного лица. — Объясните, пожалуйста, какого черта вы это сделали?..

Гнев кипит, разливаясь по венам, и Грейнджер чувствует себя обманутой и абсолютно разбитой.

Люциусу не стоит объяснять, о чем говорит Гермиона, и он впервые за все время отвечает ей:

— Я его спрятал.

Грейнджер хмурится и переспрашивает:

— Что спрятали?

Люциус тяжело вздыхает и, словно ребёнку, поясняет:

— Волшебный портрет — я спрятал его.

Она несколько секунд молчит, переваривая услышанное, а затем вымучивает из себя:

— Но зачем? — Гермиона думала, что с потрясениями для неё на сегодня будет покончено, но эта новость ошарашила Грейнджер еще больше. Ее обвели вокруг пальца, как младенца.

Люциус неопределённо поводит плечами и старается уйти от ответа.

— Вам разве сейчас не интереснее узнать, где висит волшебный портрет? У вас неверно расставлены приоритеты, мисс Грейнджер.

— Не пытайтесь отвлечь меня от вопроса, мистер Малфой! Я узнаю, где портрет, но сначала хотела бы услышать ваши объяснения этому отвратительному и низкому поступку! — выплевывает Гермиона и оглядывается со сторонам, словно ища поддержки от других портретов.

— А с чего вы взяли, что я собираюсь давать вам какие-либо объяснения? — высокомерно поднимает бровь Люциус. — Более того, я не обязан вам отвечать даже на ваш первый вопрос, не говоря уже о том, чтобы оправдываться.

— Вы, вы... — даже в богатом словарном запасе Гермионы не находится слов, чтобы выразить всю степень ее негодования и возмущения. Она сжимает кулаки и шумно выдыхает, пытаясь успокоиться. Чтобы заполучить информацию от Люциуса, надо держать себя в руках. — Что ж, ладно, мистер Малфой. Значит, я прошу вас сказать мне, где найти волшебный портрет — и тогда, даю вам честное слово, вы меня больше никогда не увидите.

— Мисс Грейнджер, я поражён вашим умением брать эмоции под контроль, — ухмыляется Люциус. — Будь вы чуточку мудрее, заметьте, мудрее, а не умнее, вы бы сами поняли, что я и так поведал бы вам обо всем. Учитесь быть терпеливее.

Гермионе кажется, что ее сейчас разорвёт от еле контролируемой ярости. Она заставляет себя никак не реагировать и не показывать всю силу своего раздражения.

Драко важнее.

— Хорошо, постараюсь учесть ваш совет в следующий раз, — цедит Грейнджер. — Может, вы приступите к рассказу и мы побыстрее с вами разойдёмся?

Люциус молчит некоторое время, а затем начинает своё повествование. От было ехидства — не следа, только какая-то усталость и и обречённость сквозит в его голосе.

— Я знал, что не переживу эту войну. Мое здоровье ухудшалось с каждым днём, да и угроза смерти висела Дамокловым мечом над головой. Я был уверен, что либо Темный Лорд лишит меня жизни за то, что я не оправдал его надежд, либо Орден в случае победы приговорит к Поцелую дементора.

Гермиона слегка вздрагивает, но ничего не говорит, продолжая слушать.

— Все дело в вас, мисс Грейнджер. Известие о том, что Драко не только сменил сторону, но и влюбился в грязнокровку, привело меня в ужас. Вы и представить себе не можете, какой это позор для такого древнего чистокровного рода. Я был очень зол и раздумывал, как же мне поступить. В конце концов, я решил наказать его. К сожалению, я вряд ли что мог сделать с ним в тот момент, поэтому нашёл другой способ — наказать его посмертно, — на этом слове Люциус вздыхает и отводит глаза — все же гибель Драко стала ударом для него.

Он некоторые время безмолвствует, а затем, взяв себя в руки, продолжает ровным голосом:

— Испокон веков портреты всех наследников рода Малфоев висели в этой галерее, и я решил, что Драко опорочил нашу семью и не имеет права находиться здесь. Он предал все, чему мы его учили, и в первую очередь он предал меня. А потому я попросил Кристофера Купера написать два портрета Драко. Один — маггловский, неживой, тот, что висит в кабинете, а другой — волшебный. Я спрятал его, накрыв плотной тканью и наложив сильнейшие заклинания, чтобы Драко не смог перемещаться в другие портреты в поместье и оказался навеки заперт в одной картине в полном одиночестве. Честно говоря, я был уверен, что он проживет долгую и, быть может, счастливую жизнь, а затем получит по заслугам. Мне жаль, что вышло иначе, — Люциус отворачивается и замолкает, давая Грейнджер возможность переварить услышанное.

Шум в голове мешает Гермионе размышлять, и все происходящее не укладывается в голове.

Это что, шутка?

Она отчаянно мечтает где-нибудь спрятаться и больше никогда не выходить на свет, скрывшись от людей до самой смерти.

Однако она не может сейчас позволить себе слабину — теперь, когда узнала то, что в последние два месяца стало смыслом ее существования.

Лицо Гермионы белее мела, и язык едва слушается ее, когда она пустым голосом спрашивает:

— Где он?

— На втором этаже, третья дверь слева. Я хранил там различные артефакты и прочие редко используемые предметы.

Грейнджер немедленно срывается с места и быстрым шагом идёт к лестнице, когда неожиданно застывает на месте и не оборачиваясь спрашивает:

— Почему вы не сказали мне сразу?

— Мне было скучно, — просто отвечает Люциус. — Я уже пожалел о содеянном и знал, что вы обо всем догадаетесь. Но мне было интересно, как быстро это произойдёт.

— Ублюдок, — сквозь зубы рычит Гермиона и, не дожидаясь его реакции, ведь ее мысли уже поглощены совсем другим, бежит на второй этаж. Она перепрыгивает через две ступени, отчаянно желая поскорее найти портрет.

Сердце колотится, как сумасшедшее, а дыхание застревает где-то в горле.

Добравшись до нужной двери, Гермиона резко распахивает ее и заходит в небольшое помещение.

Она видит перед собой несколько рядов длинных полок, на которых, словно товар на витрине магазина, лежат различные предметы: диковинные амулеты, свитки бумаги, антикварные украшения, слегка вибрирующие от переполняющих их тёмной магии. Гермиона бегло осматривает все, когда наконец на самом верху видит то, за чем пришла. В самом углу под потолком лежит что-то плоское, имеющее прямоугольное форму и накрытое чёрное материей.

Ее руки бьет сильная дрожь, когда она левитирует портрет вниз и одним взмахом палочки разрезает ткань на мелкие кусочки.

Наконец-то.

Облегчение затопляет ее с головой, а глаза наполняются слезами. Мерлин, сколько она плакала за последние два месяца...

С портрета на нее смотрит Драко, и его лицо озаряет улыбка.

— Я ждал тебя.