«Терминатор» наперекосяк (джен)

Это случилось, когда я ещё был студентом. В то лето мы с моими родными договорились вместе провести неделю на даче. Но обстоятельства сложились так, что в день поездки у всех, кроме меня, возникли неотложные дела. Поэтому поехал я один. Остальные должны были приехать на следующий день.

Ничего необычного не происходило, пока день не стал клониться к вечеру. Солнце ещё не село, а я сидел во дворе и читал книгу. Внезапно меня окликнули:

— Вязов Александр Петрович?

Я поднял голову. У калитки стоял человек лет тридцати, одетый в темно-синюю рубашку с длинными рукавами и джинсы.

— Допустим, — ответил я.

— Очень хорошо, — сказал незнакомец. — Я прошу вас, отдайте бумаги вашего отца, которые вы нашли на чердаке.

Мой отец погиб в автокатастрофе два года назад. И никаких его бумаг на чердаке ни я, ни кто-то из моих родных не находил. Поэтому я сказал:

— О чём вы говорите? И кто вы вообще такой?

— Слова не убедят вас. Подойдите.

Немного помедлив, я пошёл к калитке. Незнакомец достал небольшую коробочку, похожую на мобильник, и нажал на находящуюся сбоку кнопку. В воздухе появилось что-то вроде полупрозрачного экрана с иконками. Незнакомец поднёс палец к одной из них. В воздухе появились новые иконки и надписи. Не могу сказать, какие именно, так как видел их зеркальное отражение. Но я понял, что это меню какой-то программы. А незнакомец устанавливал какие-то настройки.

— Теперь смотрите внимательно на мою одежду.

Незнакомец навел палец на зелёную кнопку с изображением галочки, и внезапно одежда на нём стала меняться. Рукава рубашки сократились, она изменила цвет, став кремовой, а штанины джинсов уменьшились по длине.

— Ух, ты! — произнёс я. — Откуда у вас такие одежда и гаджет?

— Теперь, думаю, вы мне поверите, — сказал незнакомец вместо ответа. — Кстати, меня зовут Сергей. Я могу войти?

Я открыл калитку. Сергей вошёл и начал рассказ. По его словам, он пришёл из будущего, где власть захватили машины. Причём захват был мирным. Просто люди дали им избирательные права и позволили баллотироваться на разные должности. Вскоре машины заняли все высокие руководящие посты, а человек теперь самое большее мог стать мэром маленького городка.

Сначала я подумал, что людям удалось с нуля создать полноценный искусственный интеллект подобный тому, что описывали фантасты. Оказалось, что машинами Сергей называл андроидов, в которых скопирована человеческая личность. Во время, из которого пришёл Сергей, раз в год по всему миру выбирались порядка ста тысяч человек в возрасте от сорока до шестидесяти лет, и с них снималась оцифровка личности. Многие верили, что подобным образом могут обрести бессмертие.

— Только нельзя создать полноценную копию человека, — рассказывал Сергей. — Происходит копирование воспоминаний и сведений о характере. Но машина не становится человеком. Эти монстры, цифровые, как их называют, помнят всё, что помнил человек, и поначалу ведут себя как человек, с которого производилось копирование. Но в них нет сознания. А большинство людей думает, что оно есть, и цифровые такие же люди, только улучшенные. Именно это и дало цифровым возможность захватить власть. Теперь всё человечество стонет под их гнётом.

Рассказ был невероятен. Но то, что Сергей продемонстрировал со своей одеждой, послужило веским доводом, что он правдив. Тем не менее, интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не так. Было трудно поверить, что прямо всем людям плохо. Даже с учётом того, что у власти находились машины.

— И чем конкретно плохо правление цифровых? — спросил я.

— Например, они не только запретили людям баллотироваться на высокие должности, но и голосовать за кандидатов на них.

— Что вообще запретили голосовать? — не понял я.

— Нет, голосования, где могут участвовать люди, существуют, — ответил Сергей. — Но они в основном по мелким вопросам. А, например, за губернатора области или президента людям голосовать нельзя.

— Да, нехорошо, — констатировал я и задал следующий вопрос: — А что же вы у себя в будущем не сопротивляетесь цифровым?

— Кое-кто сопротивляется, — ответил Сергей. — Но большинству населения ещё в школьные годы промыли мозги, и они поддерживают текущий режим. К тому же цифровые сделали жизнь людей достаточно комфортной. И многих это устраивает.

Какое-то время я переваривал информацию. А затем сказал:

— Хорошо, допустим, вы говорите правду. Но я всё ещё не понимаю, о каких бумагах идет речь? И какой для вас они представляют интерес?

— Видимо, я прибыл слишком рано, — вздохнул Сергей. — Именно вы открыли способ оцифровать человеческую личность. А сделали это благодаря тому, что нашли на чердаке в коробке со старыми журналами записи покойного отца. Изучив их, вы продолжили его работу. Всё это вы описали в своих мемуарах. Правда, не указали точной даты, только год и месяц, в начале которого нашли папку с записями. Я прошу вас, давайте найдём эти бумаги и уничтожим их.

В этот момент послышался хлопок, и Сергей упал. А из-за дерева, росшего возле забора, вышел человек, одетый в плащ и шляпу. Его лицо закрывали шарф и тёмные очки, а на руках были перчатки. Подойдя ко мне, новый гость сказал:

— Александр Петрович, вам не следует доверять словам этого человека. Оцифровка личности — это скорее благо, чем проклятье.

Сергей начал материться. А незнакомец продолжил:

— Моё имя Алан. И я — цифровой.

Он снял шарф и очки. Его голова оказалась сделанной из какого-то белого материала, похожего на пластик. На лбу был изображен QR-код. При этом лицо не было застывшей маской. У него была мимика.

Потом Алан снял перчатку и продемонстрировал мне кисть своей руки. Она была сделана из того же материала, что и голова. Но при этом она сама, как и пальцы на ней, свободно двигались, словно были обычными.

Какое-то время я с удивлением и интересом рассматривал цифрового. Затем указал на лежащего на земле Сергея и спросил:

— А что с ним?

— Он частично парализован, — ответил Алан. Затем подошёл к Сергею и вытащил у него из кармана что-то вроде небольшого пистолета.

— Он хотел вас убить, — сказал Алан. — В нашем времени обычному человеку очень трудно достать огнестрельное или более сложное оружие, поражающее на расстоянии. Такие пистолеты стреляют парализующими или усыпляющими иглами. Но в этом находятся иглы с ядом.

Он обратился к Сергею:

— Ведь так?

Тот некоторое время молчал, затем произнёс:

— Всё так. Извините, Александр Петрович, ничего личного. Но нужна гарантия, что вы никогда не продолжите дело своего отца.

Я не знал, что сказать. Всё-таки не каждый день к тебе приходил убийца. Алан же снова обратился ко мне:

— Ваши будущие работы, как и наработки вашего отца, очень важны. Причём не только для цифровых, но и для всего человечества.

— Да, как же! — ядовито произнёс Сергей.

— И что же вас не устраивает? — спросил Алан.

— То, что людьми правят бездушные твари!

— У цифровых есть сознание, — возразил Алан.

— У вас нет бессмертной души! Да у вас не может быть даже сознания!

— Бессмертной души не существует. А сознание у нас есть. В наше время об этом подробно рассказывают в старших классах средней школы.

— Да всё это софистика!

Далее начался спор. Сергей приводил аргументы в пользу своих убеждений. Алан их опровергал. Но мне совсем ничего не было понятно из их слов.

— Хватит! — наконец сказал я.

Спорщики замолчали. Я же решил узнать, соответствует ли действительности то, что рассказал Сергей. Поэтому обратился к Алану:

— Скажите, это правда, что в вашем времени человек не может занять высокую руководящую должность?

— Правда, — ответил он. — Вам это кажется несправедливым, но как по-вашему, что будет, если дать детям самим управлять детским садом?

Меня удивило такое сравнение.

— По-вашему, люди это дети?

— Можно сказать и так. Мозг человека по сравнению с мозгом цифрового малоэффективен. В частности, он обрабатывает информацию гораздо медленнее, и решения по разного рода вопросам чаще всего дальше от оптимального варианта. Поэтому человек не может быть избран на высокие руководящие должности.

— Но раньше ведь люди как-то справлялись, — заметил Сергей.

— Раньше люди как-то справлялись без электричества и прививок, — парировал Алан. — Но было бы большой глупостью от них отказаться. С правлением цифровых сравниться по эффективности не может ни одно из правительств людей. Нет голода. Люди обеспечены жильём. И дискриминации людей у нас нет.

Сергей усмехнулся:

— Рассказывайте! Почему в таком случае вы не позволяете людям летать на другие планеты?!

— Потому что для людей требуется работающая система жизнеобеспечения. А цифровым она не нужна. Более того, уже запущено несколько кораблей к другим звёздным системам с цифровыми на борту. Лететь, правда, они будут сотни или даже тысячи лет. Но цель будет достигнута. Разве это не здорово?

— Совсем не здорово, — в голосе Сергея было столько яда, что будь он материальным, им можно было бы отравить человек двадцать. — Жители других планет будут судить о человечестве только по вам, бездушным и бездуховным созданиям.

— Это почему мы бездуховны? — удивился цифровой.

— Бессмертие убивает духовность, — пояснил Сергей. — Будучи смертным, человек задумывается о смысле жизни, о том, что останется после него и что ждёт после смерти, как оценит его поступки бог, карма, или на худой конец потомки. А среди цифровых нет ни одного верующего.

— Мы не бессмертны, — сказал Алан. — Цифровые не застрахованы от несчастных случаев.

— Это не в счёт, — если бы была такая возможность, Сергей наверняка махнул бы рукой.

— К тому же, я знаю цифровых, которые верят, — продолжил Алан. — Правда, их вера отличается от классических монотеистических верований. Она ближе к вере Альберта Эйнштейна, который верил в «Бога Спинозы, который постигается в гармонии всего сущего». А что касается смысла жизни, то его нет. Жизнь просто есть. Каждый человек или цифровой может выбрать себе цель и следовать ей, если, конечно, она не деструктивна.

— Я же говорил, что они бездуховные, — торжествующе произнёс Сергей.

Он хотел сказать что-то ещё, но я опередил его, задав вопрос:

— А люди в вашем времени могут выбирать губернатора или президента?

— Не могут, поскольку, как я уже говорил, мозг человека малоэффективен, — ответил Алан. — Например, если требуется дать оценку какого-то длительного процесса, как, скажем, качество правления губернатора, человеческий мозг выдаст среднее арифметическое пика и концовки. Этим успешно пользовались политики прошлого: большую часть срока могли валять дурака, а о людях начинать заботиться уже ближе к выборам. И благодаря проголосовавшим за них правили новый срок. Поэтому, когда речь идёт о высоких должностях, на выборах голосовать могут только цифровые, ибо они способны дать более объективную оценку. А людям мы позволяем выбирать только тогда, когда ошибочный выбор не даст масштабных негативных последствий.

— Вот, вы сами признались, что цифровые не являются людьми, — продолжал торжествовать Сергей.

— Мы — люди. Только улучшенные.

— Тогда почему вы не делаете цифровыми всех желающих?

— Изначально почти так и было. За определенную сумму можно было оцифровать кого угодно. Но потом были введены ограничения, так как, во-первых, могло случиться перенаселение. Во-вторых, мы решили, что правильнее выбирать самых достойных.

— А кто вам дал право решать кто достоин, а кто нет?!

— Логика и здравый смысл, — ответил Алан. — Люди с психическими заболеваниями не подвергаются оцифровке. Также не подвергаются оцифровке люди, для которых бессмертие будет мучением. Например, если человеку трудно расставаться с близкими, а это будет происходить очень часто. Или у него слабый интерес к обучению чему-то новому. Ведь ему постоянно придется видеть, как меняется мир. А значит, приспосабливаться к новым условиям, получая новые навыки или развивая имеющиеся, придётся часто.

— Но этому можно научиться, — возразил Сергей. — К тому же вы выбираете только тех, кто лоялен к вашему режиму. Потому и нет оппозиции к правительству.

— Этому может научиться не всякий, — печально произнёс Алан. — Имели место случаи, когда оцифровывали человека, не обладающего указанными качествами.

Тут он сделал паузу. Мне показалось, что хотя бы один из этих случаев был как-то связан с ним лично.

— И у нас есть оппозиция нынешнему правительству, — продолжил цифровой. — Как насчёт Белова, Кларка или Карлсона?

Я усмехнулся, услышав последнюю фамилию. Хотя и понимал, что названный Карлсон, кроме фамилии, скорее всего, не имеет ничего общего с персонажем детской книги.

— Правильно смеётесь, — сказал Сергей. — Это не оппозиция, а смех один.

Он хотел добавить что-то ещё, но Алан не дал ему этого сделать.

— Этот разговор не имеет смысла, — сказал он, достал пистолет, похожий на тот, который демонстрировал мне, и выстрелил. Сергей отключился.

— Нам нужно возвращаться, — сказал цифровой, обматывая лицо шарфом. — Александр Петрович, не хотите проводить нас до аномалии, благодаря которой мы здесь оказались? Тут недалеко.

Я кивнул.

Цифровой надел перчатку и очки. Затем вытащил из внутреннего кармана мешок, куда засунул Сергея. Внешне мешок не отличался от обычного, если не считать того, что материал, из которого он был сделан, был очень тонким. Я хотел было спросить, не порвётся ли он, но цифровой опередил меня, сказав:

— Если кто-то заметит, что я несу на себе бесчувственное тело, это может создать проблемы. И не волнуйтесь, мешок очень прочный.

Взвалив мешок на плечо, он вышел на дорогу. Я пошёл следом. Через пару домов начинался лес. Мы направились именно туда. Я не боялся заблудиться, так как шли мы по тропинке, которая была мне хорошо знакома. Алан же в это время рассказывал, что на одном из островов Атлантического океана была обнаружена некая аномалия. Как она возникла, установить не удалось, но быстро выяснилось, что она позволяет перемещаться в моё время. Вокруг неё был разбит лагерь, где жили исследователи. Через несколько дней туда проник неизвестный человек, который, обойдя систему безопасности, нырнул в аномалию. Вскоре выяснилось, что он связан с одной террористической организацией и что цель отправки в прошлое — убить меня и уничтожить бумаги моего отца. На перехват отправили Алана. Тут на руку сыграло то, что по разные стороны от аномалии время летит по-разному: пробыл в моём времени час, а вернувшись, обнаружишь, что прошло примерно в восемь раз больше времени.

Вскоре мы подошли к небольшой поляне, на краю которой рос могучий дуб с большим дуплом на уровне чуть ниже человеческого роста.

— Загляните в него, — предложил Алан.

Внутри дупла я увидел нечто сферической формы, светящееся серебряным светом.

— Прощайте, Александр Петрович, — сказал цифровой. — Не ждите больше гостей из будущего. Судя по последним данным, эта штука исчезнет минут через десять вашего времени. А как она возникла, мы не знаем.

С этими словами он прыгнул в дупло и исчез. Заглянув туда ещё раз, я увидел только ту же светящуюся штуку. Правда, светилась она несколько слабее. Я снял её на телефон и стал ждать. Вскоре аномалия ещё сильнее потускнела, затем стала уменьшаться в размере. И наконец, исчезла.

Постояв немного, я пошел назад, размышляя о том, что мне делать дальше. Проходя мимо одного из дачных домов, я услышал, как из его окна донеслось:

— Мне нужны твоя одежда, ботинки и мотоцикл.

«Как раз в тему», — подумал я, узнав второго «Терминатора».

Только в моём случае получился какой-то странный «Терминатор». Наперекосяк. А я в нём не Джон Коннор, а, скорее, Майлз Дайсон.

Придя домой, я взял фонарик и полез на чердак. Вскоре я нашёл коробку со старыми журналами. Порывшись в ней, обнаружил коричневую папку. К ней была приклеена белая бумажка, на которой почерком отца было написано «Теория сознания». Я вспомнил, что видел её как-то раз. Правда, тогда заголовок был частично прикрыт газетой. Отец сказал, что в папке находятся результаты исследований по какому-то проекту, который свернули. Но он решил продолжить работу по нему хотя бы в плане разработки теории, для чего проводил расчёты на домашнем компьютере. Но что конкретно за проект, он не сказал.

Уже нельзя точно узнать, как папка попала в коробку с журналами. Но незадолго до своей гибели отец стал очень рассеянным. Он мог машинально взять какой-то предмет и оставить его там, где никто просто не подумает искать. Например, чашку с чаем в душевой кабине. Скорее всего, нечто подобное произошло и с папкой: отец положил её в коробку, которую затем отвезли на дачу.

Взяв записи отца, я спустился с чердака и положил их на стол. Сам же сел на кровать и стал смотреть на них, мучаясь дилеммой: сжечь или изучить? С одной стороны, мне не нравилось, что люди в будущем получат статус маленьких детей. К тому же цифровые всё-таки не совсем люди. А с другой стороны, Алан всё хорошо обосновал. И если у подобных ему действительно есть сознание, то их вполне можно считать улучшенными людьми. В бессмертную душу я не верил.

Наконец любопытство пересилило. Я открыл папку и стал изучать её содержимое. Но едва ли понимал десятую часть написанного. И тем более, я не мог сказать, основываясь на полученной информации, действительно ли у цифровых есть сознание. Поэтому я решил спрятать папку, чтобы решить её судьбу позднее.

На следующий день приехали мать, сестра и дядя Виктор, брат моего отца, со своей семьёй. Именно с дядей я и решил посоветоваться, поскольку он обычно не спрашивал о причинах вопроса. И, улучив момент, когда мы с ним оказались наедине, я спросил:

— Дядя Витя, если бы ты точно знал, что в будущем совершишь некое научное открытие и оно принесёт человечеству беды, ты стал бы заниматься наукой?

Дядя немного помолчал, затем спросил:

— Как ты думаешь, если бы Ньютон по какой-то причине не стал заниматься точными науками, прогресс остановился бы?

— Не думаю, — немного подумав, ответил я. — В математике его заменил бы Лейбниц. А в физике — Гук.

— Вот, — дядя поднял палец вверх, — если идея летает в воздухе, то её реализует не один, так другой.

— А если это какое-то случайное открытие? Если в следующий раз его откроют через десятки лет?

— А что бы это дало? Последствия научных открытий и изобретений зависят только от людей. Изменились бы люди за эти десятки лет?

Я не знал, что сказать.

— Саша, люди со временем не становятся лучше, — сказал дядя. — Разве что будет изменена человеческая ДНК. Да и потом, мне кажется, раннее изобретение может принести благо. Если бы в прошлом веке не было создано ядерное оружие, холодная война могла перейти в обычную. А так, оно сдерживало как Штаты, так и Советский Союз.

После этого разговора я окончательно решил, что разберусь в записях отца и продолжу его исследования. Хотя бы чтобы разобраться, есть ли сознание у цифровых или нет, и в какой степени они являются людьми.

К тому же кому понравится, что его хотят убить?