Майская Петунья (гет)

О том, что беременна, Петунья догадалась слишком поздно. На таком сроке об аборте не могло идти и речи, но как объяснить своё положение, Петунья не имела представления.

После рождения Дадли она едва оправилась — узкий таз и слабое здоровье поставили крест на её мечтах о втором ребёнке, а потом появился племянник, и Петунья и думать забыла о том, что когда-то хотела ещё одного малыша.

Отношения с мужем были ровными, но без намёка на страсть. До свадьбы и сразу после они регулярно были близки, но когда она забеременела, эта сторона жизни была поставлена на паузу. Раз в пару месяцев Вернон вспоминал о супружеском долге, и Петунья закрывала глаза и терпела, пока он пыхтел на ней, но с годами желание пропало и у Вернона, и последние лет… десять близки они не были.

И вдруг беременность!

Изумлённо глядя на распечатку своих анализов, Петунья изо всех сил сдерживала желание зарыдать. Она никогда не изменяла мужу, никогда! И тут такое! Она старательно напрягала память, пытаясь понять, как такое могло случиться, но на ум приходило лишь одно объяснение: ненормальные стёрли ей память. Да вот только зачем кому-то из «этих» делать что-то подобное?..

Беременность почти в сорок лет — Петунья прекрасно осознавала, насколько это опасно, если даже в молодости она едва смогла выносить Дадли. Но это сейчас не казалось таким уж страшным, в отличие от разговора с Верноном.

Из-за работы Вернон мало времени проводил дома; приходил уставшим, быстро ел и садился перед телевизором, где частенько и засыпал. На жену он почти не обращал внимания, даже обмениваясь дежурными взглядами, не всегда поднимал на неё взгляд — и потому не замечал, что по-девичьи стройная фигура Петуньи приобретает вполне определённую округлость.

Она не могла решиться. Скорый на гнев муж мог слишком остро отреагировать…

Вернон был собственником, и информация о беременности его жены непонятно от кого…

Петунья боялась даже представить последствия. Развод — какой позор! — был ещё не самым худшим. Ведь она ни дня в своей жизни не проработала, а при разводе из-за измены ей не то что не достанется ничего, но и на алименты рассчитывать не придётся.

А ещё Дадли… Да, её сыночек вырос, справил совершеннолетие, у него теперь своя жизнь, и к родителям он в лучшем случае раз в пару месяцев приезжает, но… Как Дадли воспримет новости о положении Петуньи, как отнесётся к разводу, поддержит ли мать?..

Хоть и была Петунья близка к отчаянию, сложа руки не сидела. Начинать разговор с мужем сама она не собиралась — не было у неё оправданий или аргументов в свою защиту, а потому не имело смысла и тему поднимать. Сколько бы ни удалось скрывать своё положение, всё отсрочка…

Мужа Петунья за почти двадцать лет изучила достаточно, чтобы понимать — по-хорошему расстаться не выйдет, и потому она стала готовиться к тому, что придётся покидать дом в спешке и с пустыми руками.

Дом семьи Эванс в Коукворте пустовал со смерти родителей. Городок загибался ещё в то время, когда Петунья была школьницей, так что когда родители погибли в автокатастрофе и она попыталась продать дом, выяснилось, что никто не горит желанием покупать недвижимость в этой дыре… и как Петунья ни старалась, покупателей так и не удалось найти. В конце концов после свадьбы она смирилась и два-три раза в год ездила в родительский дом, убедиться, что тот ещё стоит; а как-то ей даже удалось найти квартирантов, которые хоть и платили гроши, но в течение четырёх лет присматривали за домом и даже сделали небольшой ремонт…

Сейчас Петунья радовалась «неликвидной недвижимости», оформленной на её имя — до брака, и, пока Вернон был на работе, ездила в Коукворт почти каждый день — готовила дом в скорому переезду, перевозила вещи, отсутствие которых Вернон не заметит…

Скандал разразился, когда беременность была уже настолько очевидна, что не могла быть скрыта ни просторными одеждами, ни ожирением, ни абсолютным пренебрежением Вернона. Худенькая Петунья даже на трёхмесячном сроке выглядела глубоко беременной, а на четвёртом и подавно… Муж кричал и брызгал слюной, а Петунья лишь тихонько плакала. Она знала, что не имеет права обижаться на реакцию Вернона, но и за собой вины не чувствовала, потому молить о прощении не нашла в себе сил. Да и смысла в унижении не видела: принять чужого ребёнка? Гарри было более чем достаточно, чтобы не сомневаться, что Вернон не примет плод измены. Расстались они, как она и предсказывала, плохо: Вернон указал на дверь и не позволил ей взять даже кофту — размахивая руками оттеснил к выходу да так и выставил прочь, захлопнув дверь перед её носом.

Глотая слёзы, Петунья поплелась на стоянку такси: хоть и нужно было теперь экономить каждый пенни, в девять вечера иного способа попасть в Коукворт не было. В поездке она сумела взять себя в руки и почти успокоилась, и когда водитель высадил её в начале посёлка, отказавшись заезжать через перекопанный участок, молча вылезла из машины и побрела по неосвещённой улице.

Слёз не осталось, навалилась апатия. Всё это время Петунья концентрировалась на материальных вопросах, запрещая обдумывать моральные, но теперь, когда самое страшное уже случилось, в голову полезли мысли и чувства. Ужасаясь своему положению, она думала лишь о себе, но хоть ребёнок ещё даже не начал активно шевелиться, мысли о нём опарышами поражали мозг. Это ведь не Дадли — желанный и любимый с первого «вы беременны». Это — плод насилия. Сын или дочь человека, надругавшегося над Петуньей, маленький человечек, что разрушил её жизнь…

И всё же возненавидеть его Петунья не могла.

Где-то вдалеке прогремел гром, предвещая дождь, но она даже не ускорилась. Замёрзшая, уставшая немолодая женщина размеренно переставляла ноги, не торопясь в пустой и холодный дом, который должен был стать могилой всем её желаниям и планам на будущее.

Высоко в небе сверкнула молния, осветив неприглядный пейзаж, и взгляд Петуньи остановился на убогом доме, мимо которого она в тот момент проходила. Резко остановившись, она поднесла ладонь к губам, будто гася крик… И резко развернулась, устремившись в обратном направлении. Она вдруг вспомнила, что на параллельной улице жил Снейп — ненормальный, единственный ненормальный, с которым она могла связаться и которому могла задать мучившие её вопросы.

Точного адреса Петунья не то что не помнила, но, кажется, никогда и не знала, и всё же визуально дом узнала — в Коукворте десятилетиями ничего не менялось. Почерневшее от времени дерево, заросшая мхом крыша с кривым деревцем, разломанное ограждение крыльца и темнеющий провал двери едва не отбили желание приближаться, но Петунья сжала зубы и решительно ступила на территорию ненавистного в детстве мальчишки.

Ни одно окно не светилось, и всё же она постучала — сильно, громко, словно заявляя, что ничего не боится. Почти минуту из дома не доносилось ни звука, и отчаяние на кошачьих лапах тихонько пробиралось в её душу, а затем раздался скрип, звук тяжелых шагов, и дверь резко распахнулась.

Он изменился. Сильно. Из вечно ссутуленного мальчишки, зыркающего исподлобья, превратился в высокого статного мужчину, открыто смотрящего с нескрываемым презрением. В волосах появилась седина, вокруг рта пролегли морщины; ещё никогда Петунья так остро не ощущала свой возраст.

— Петунья? — изумлённо воскликнул он через секунду.

— Снейп, — со вздохом констатировала она и, когда он отступил в дом, смело шагнула вперёд, не дожидаясь вербального приглашения. Как себя вести с этим человеком, она не знала, да и как вообще говорить о случившемся с ней — не представляла, а потому, не давая себе времени на обдумывание реплик, прямым текстом заявила: — Меня изнасиловали и стёрли память. С этим можно что-то сделать?

Шок на лице Снейпа мятным бальзамом пролился на измученное сердце. То, что с ней произошло, не поддавалось логике, и всё же произнеся это вслух, Петунья испытала облегчение — словно вскрыла нарыв.

Снейп молчал долго; смотрел на неё с непроницаемым выражением, но ничего не говорил. В другой ситуации Петунья бы занервничала, разозлилась, но не сейчас. Наконец, когда прошло не менее десяти минут, Снейп резко кивнул.

— Можно. Присядь, мне нужно кое-что принести.

Усталости она не чувствовала, но спорить не стала, спокойно усаживаясь на продавленный диван. Отсутствовал хозяин недолго, и минутой позже Петунья с лёгким удивлением наблюдала за тем, как Снейп устанавливает перед ней странного вида чашу.

— Это Омут памяти, — соизволили пояснить он, когда приготовления были завершены. — Он абсолютно безопасен. Тебе нужно наклониться над ним, и магия покажет тебе то, что ты не помнишь.

Его голос звучал глухо, теперь Снейп не смотрел ей в глаза и как будто даже старался держаться на максимальном отдалении, но на это Петунья не стала обращать внимания — терять ей было совершенно нечего, и пришла она сюда не на Снейпа смотреть. Следуя инструкции, Петунья наклонилась над чашей и почувствовала, как по лицу прошла странная волна… мгновение спустя она оказалась на дороге, ведущей к её дому.

По-летнему ярко светило солнце, сочная зелёная трава пробивалась даже посреди дороги, по которой почти не ездили автомобили, а брошенные покосившиеся дома выглядели особенно неприглядно. Удивление было сильно, ведь Петунья пришла к Снейпу поздним вечером, но ни испуга, ни волнения она не испытала. А затем заметила саму себя, идущую от дома… Мелькнула мысль, что она слишком долго не приезжала в Коукворт, но пропала — прямо сейчас Петунья видела опровержение: саму себя, в купленном этой весной платье, шагающую по Коукворту. Стрижка и свежая завивка недвусмысленно указывала, что события происходили в мае…

Она этого не помнила.

Копия из воспоминания прошла мимо, и Петунья осознала, что её не видят. Мгновение посомневавшись, не зная, что нужно делать, последовала за ней.

Появление Снейпа уже даже не удивило. Копия недоброжелательно кивнула и зачем-то спросила про племянника, Снейп нахмурился, но ответил. На фоне взаимного недовольства Гарри Поттером они и разговорились…

Петунья, следуя по пятам за самой собой, слушала со всё возрастающим удивлением. Оказывается, Снейп мог не цедить слова сквозь зубы и не огрызаться, а спокойно рассказывать. А уж то, что он рассказывал…

На перекрёстке они остановились, оба не зная, пора ли прощаться или же продолжить разговор, и, потоптавшись пару минут, Снейп пригласил майскую Петунью на чай.

Петунья изумлённо смотрела на саму себя и ничего не понимала.

Снейп с майской Петуньей почти дошли до места, когда она остановилась и осуждающе покачала головой.

— Ты бы хоть крышу обновил, - поджала губы она. — Гарри хвастался, что своей палкой может и не такое сделать. Или врал?

— Ты видишь дом? - ошарашенно спросил Снейп.

И Петунья с подозрением уставилась на него:

— Разумеется! Вот же он!

Дальнейший разговор изумил и Петунью, и её майскую версию. Оказалось, что дом Снейпа был скрыт чарами от простых людей, и то, что Петунья его видела, однозначно свидетельствовало, что она не маггла, а по меньшей мере сквиб. Майская Петунья отказывалась в это верить; споря, они вошли внутрь, и Снейп принялся доказывать… В конце концов, напившись чая, они оба сошлись на том, что необходимо раз и навсегда решить этот вопрос и провести проверку. Снейп вызвался сварить зелье-проявитель, они спустились в подвал, где оказалась неплохо оборудованная лаборатория… И полчаса спустя Петунья была поставлена перед фактом, что она — очень слабая волшебница, почти сквиб, и именно поэтому ей, в отличие от сестры, так и не пришло письмо из Хогвартса. Однако даже этих малых сил было достаточно, чтобы она могла не только видеть магический мир, но и, например, варить зелья.

Пожалуй, именно изумлением объяснялось то, что майская Петунья тут же вызвалась что-то сварить… А Снейп не отказал. Кажется, они оба наслаждались неожиданным открытием, оживлённо обсуждая методы нарезки каких-то странных ингредиентов, качество ножей, материал досок, а когда дыбоволосое зелье было готово, и они оба выпили по порции… Глядя друг на друга с «одуванчиками» на головах, они хохотали…

Петунья лишилась дара речи, смотря этот «фильм» не в силах вмешаться. Она не узнавала саму себя… Но сомневаться в истинности видимого не могла, потому что та самая завивка необъяснимым образом не продержалась и дня, она прекрасно помнила, что проснулась с привычно прямыми волосами и ругалась на салон, где её так обманули…

Но обдумать это не получалось — действо продолжалось. Петунья, в жизни которой были только муж с сыном да ненавистный племянник, совершенно не умела просто общаться. Она умела себя вести, невоспитанной её никто не мог бы назвать, но именно обычного опыта дружеского общения у неё не было совсем. В раннем детстве ей хватало общества младшей сестры, а когда Лили оказалась ненормальной, более того, предпочла Петунье Снейпа — она закрылась, больше не желая испытывать боль разочарования и потери. И в школе, и в колледже у неё не было подруг, а после переезда в Литтл-Уингинг Петунья здоровалась с соседками да соревновалась с ними в идеальности лужайки, но неизменно отказывалась даже от чаепитий, не испытывая потребности в общении с чужими людьми. И вот теперь она смотрела на то, как легко и просто майская Петунья говорит со Снейпом, как искренне смеётся, как…

Подозрения нависли тенью, но осознать реальность она пока не могла.

…Разговор всё длился и длился. Иногда Петунья переставала слушать, отвлекаясь на то, чтобы рассмотреть Снейпа или его дом, пытаясь понять, как такое вообще возможно, что она «присутствует» в воспоминании, о котором до сегодняшнего дня и не догадывалась, но всё равно обрывки диалога до неё долетали. Через грязные окна в дом заглянуло закатное солнце, ярким лучом пройдясь по стеклу рассматриваемой Петуньей фотографии, наступила внезапная тишина… и она повернулась, чтобы увидеть саму себя… И Снейпа, целующего майскую Петунью.

Не сдержав стона, она тут же закрыла рот обеими ладонями. Никакого изнасилования не было и в помине, она сама на всё согласилась…

Майская Петунья со смущённой улыбкой вложила пальцы в протянутую руку Снейпа, он повёл её по лестнице на второй этаж, и Петунью потянуло следом. Она не могла сопротивляться, но и смотреть — подсматривать! — считала неверным и потому закрыла глаза и отвернулась… но продолжала слышать всё, что происходило за спиной. И не могла поверить, что она, Петунья Дурсль… или Петунья Эванс, не важно, способна так себя вести! Мало того, что она сама, добровольно легла под мужчину, не являющегося её супругом, звуки, которые она издавала… эти сладострастные стоны просто не могли издаваться её ртом!

Петунья двадцать лет была замужем, и ни разу у неё не было такого, чтобы она не то что так стонала, но даже помыслила бы о подобном! Она считала это неприличным и…

Краска заливала лицо, Петунья готова была провалиться под землю от стыда, а действо за спиной всё не прекращалось, причём оба участника явно получили от этого непотребства колоссальное удовольствие.

Она считала про себя, привычно ожидая, что семь минут спустя всё будет закончено, но прошла восьмая, девятая, десятая минуты, а Снейп и не думал останавливаться. От напряжения заболела шея, и ещё несколько минут спустя Петунья не выдержала и обернулась. Видеть себя такой… Она не могла поверить, что экстаз на лице майской Петуньи — это её экстаз. Она не помнила этого и потому не могла…

Когда всё наконец закончилось — что сопровождалось душераздирающими стонами и почти животным рычанием, — она была близка к обмороку. Петунья смотрела на саму себя — растрёпанную, раскрасневшуюся, улыбающуюся почище чеширского кота и откровенно счастливую, и сглотнула. На голого Снейпа смотреть не хотелось или, наоборот, слишком сильно хотелось, поэтому Петунья снова закрыла глаза, ожидая, когда всё это кончится.

— Я в жизни не чувствовала ничего такого, - отдышавшись, сообщила майская Петунья.

— Да… Это было невероятно… - пробормотал Снейп и, привстав на локте, посмотрел ей в лицо. — Ты же не жалеешь?

Майская Петунья довольно-таки долго молчала.

— Не жалею, это было слишком хорошо, чтобы жалеть, но…

— Но?

— Этого не должно было произойти, - она отвернулась и, неловко прикрываясь, потянулась за вещами. — Я никогда не изменяла мужу. Не умею притворяться. Если муж узнает…

Снейп молчал. Майская Петунья сидела к нему спиной и не видела, каким стало его лицо, а вот Петунья видела — губы Снейпа исказились, щека дёрнулась, словно ему влепили пощёчину… Петунья готова была поклясться, что сейчас Снейп возьмёт свою палку и бросит майской Петунье в спину заклинание.

Но ничего подобного не произошло.

— Тебе же хорошо со мной, - мягко проговорил Снейп, обнимая майскую Петунью сзади и целуя в шею.

— Очень хорошо, — покорно кивнула она. — Но лучше сделать вид, что этого никогда не было. Я не смогу жить, зная, что… - вдруг она повернулась и посмотрела Снейпу прямо в глаза. — Ты же можешь сделать так, чтобы я забыла обо всём этом?

— Я…

— Пожалуйста! - взмолилась майская Петунья…

Петунью закружило, а в следующее мгновение она оказалась на диване Снейпа перед той самой странной чашей.

— Боже мой, — только и смогла сказать она.

— Теперь ты знаешь, что никакого насилия не было, — сухо произнёс Снейп, стоящий в другом конце комнаты спиной к ней.

— Почему ты просто не сказал… — начала Петунья и сама же себе ответила: — Я бы не поверила. Боже мой…

Некоторое время они молчали.

— Не думал, что ещё увижу тебя.

— Извини, я… Муж узнал о моей измене, и…

— Как?

— Что?

— Если ты даже сама о ней не знала, как мог узнать твой муж? — удивлённо спросил Снейп.

Петунья посмотрела на него и внезапно разрыдалась.

Снейп бросился к ней, остановился на полпути, сделал ещё шаг… Он явно хотел как-то помочь, но не решался приблизиться. В конце концов он понял, что излишняя тактичность в данный момент неуместна, и, призвав флакон с успокоительным зельем, сел рядом.

— Пети, выпей.

Покорно проглотив непонятную жидкость, Петунья почти сразу почувствовала себя лучше, но теперь ей стало стыдно за проявленную слабость.

— Извини…

— Расскажи, — тихо попросил Снейп, — может, я смогу помочь?

— Уже помог, — язвительно фыркнула она, но сразу пожалела о своих словах. — Извини. Не хочу говорить об этом.

— Дело во мне?.. Или ты именно говорить не хочешь? Если не нужно будет говорить, расскажешь?

Ничего не поняв из его слов, Петунья просто кивнула, и Снейп тут же попросил:

— Посмотри на меня.

* * *

Пышные кусты роз были единственным ярким пятном на улице, но Петунья не собиралась ни на кого равняться и ни с кем себя сравнивать — те времена давно прошли. Она любила розы и именно поэтому посадила их под окнами. Ещё недавно заброшенный дом сверкал белыми стенами и новенькой крышей, а лужайка перед ним была огорожена кованой изгородью. Сама же Петунья из желчной остролицей дамы превратилась в цветущую улыбчивую счастливую женщину.

Петунья налила себе чай и откинулась на спинку шезлонга, наслаждаясь умиротворяющей тишиной и последними тёплыми деньками. Сегодня был предпоследний день августа, а значит, прошло ровно два года с тех пор, как в её жизни появился Северус.

Тогда она не знала, что ему достаточно всего лишь посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть её прошлое точно так, как она сама смотрела воспоминания в Омуте памяти, и потому бестрепетно встретила его взгляд. А через минуту, когда он увидел всё, что хотел, Снейп не дал ей и слова вымолвить — поклялся, что сделает всё, чтобы защитить своего ребёнка и его мать.

Развод с Верноном был тяжёлым; словно не слыша, что Петунье ничего не надо, он рвался в бой за каждую тряпку. В конце концов даже Дадли, ужасно обиженный на мать, не выдержал и встал на её сторону, привезя её вещи в грузовом такси. Петунье пришлось нелегко, но благодаря поддержке Северуса она выдержала. А тот и вправду очень ей помогал: не только морально, но и своими зельями, и даже магией — отремонтировав дом Петуньи и обставив его той мебелью, о которой она втайне мечтала. До рождения дочки они больше были друзьями, чем парой, заново знакомясь и сближаясь. Разговаривали часами, делились тайнами и ерундовыми фактами своей жизни, раскрывали души.

Только в октябре Петунья узнала, что в магическом мире наступил мир; Северус продолжил работу в Хогвартсе, но жил с Петуньей — боясь оставлять её одну в вымирающем Коукворте.

Но не только Северуса Петунья узнавала с нуля — себя тоже. Оказалось, что быть сквибом не так уж плохо. Петунья с опаской знакомилась с магией, но былого отвращения не испытывала, признавая её полезность: в первую очередь это касалось зелий, превративших беременность в лёгкое и увлекательное приключение. Под Рождество Северус настоял на заключении брака — сначала формального, а позже ставшего самым настоящим. Привычная роль жены, которую собралась играть Петунья, была раскритикована новоявленным мужем, который, хоть и не имел опыта в семейной жизни, точно знал, чего хочет и как бы не должно. И вместо домработницы Петунья стала другом и соратницей…

Иногда она помогала Северусу в лаборатории и даже сама научилась варить простенькие зелья, заменив ими обычные лекарства, которые должны быть в каждой аптечке. И это была приятно.

Дадли смотрел на сестрёнку с осторожной доброжелательностью, а к отчиму отнёсся хоть и сдержанно поначалу, помня о неприятии магии, в конце концов смог принять изменение состава семьи. В особенности когда и ему провели проверку, подтвердив подозрения, что магия в крови девочек Эванс не случайна. Дадли тоже оказался сквибом. На каникулах Дадли с удовольствием жил с матерью и её мужем… И только Поттеру не было хода в новую семью — его не желали видеть ни Петунья, ни Северус, ни даже Дадли.

Справив сорокалетие, Петунья наконец почувствовала себя молодой. Впервые она любила и была любима, впервые она могла быть собой без оглядки на прошлое и будущее, впервые она просто наслаждалась жизнью. И всё благодаря тому, что в мае девяносто восьмого года она решила навестить родительский дом и случайно встретила Снейпа…

Майская Петунья впервые в жизни позволила себе выйти за рамки, и Петунья наконец призналась самой себе, что быть майской — здорово.