В едином ритме (джен)

Кагами танцует так, как будто сражается за свою жизнь. Это, впрочем, недалеко от истины: вряд ли бы ее мать одобрила то, чем занимается дочь в просторном подвале танцевальной студии, пусть и в компании Адриана Агреста. Больше всего в танцах ей нравится свобода — делай, что вздумается, получай удовольствие. Даже в фехтовании все подчинено строгим правилам и четкой последовательности приемов. Кагами идеальна во всех стилях и видах танцев, она само совершенство. Все ее движения четкие и чистые — она как будто высекает их на воздушных скрижалях. Кто-то из тренеров как-то сказал ей, что она, пожалуй, слишком идеальна, слишком технически подкована — из-за этого страдает чувственная сторона исполнения. Кагами искренне разочаровывается в себе и чувствует, что у нее отняли мечту.

Сразу после этого ее перехватывает Адриан и вбивает ей в голову, что танец — вещь индивидуальная. Никто не может сказать ей, что она где-то «слишком», а где-то «недо» — она это просто она. Кагами благодарно улыбается и не прекращает шлифовать каждый элемент до идеального состояния.

Люка дышит музыкой и живет танцами. Ему все равно, в каком стиле танцевать, достаточно закрыть глаза — и тело движется само. Поэтому когда он приходит в студию, сами стены, кажется, начинают танцевать вместе с ним. Люка считает, что танец — это искусство, способ выразить эмоции. Когда он вскидывает руки под первые такты музыки, пространство вокруг как будто взрывается разными красками. Маринетт никогда об этом не говорит, но она всегда чувствует, какой именно цвет танцует Люка.

Кагами слегка завидует его совершенству, тому самому чувственному исполнению, о котором говорили ей. Поэтому по вечерам она часто остается в студии и тренируется, тренируется и еще раз тренируется. Как-то раз Кагами встречает так Люку и он, мягко улыбаясь, говорит:

— Танцы не терпят принуждения. Не нужно стараться скопировать кого-то или специально превзойти. Просто чувствуй.

И он закрывает глаза и начинает импровизировать. Кагами и сама не понимает, как так вышло, но скоро она присоединяется к нему. Девушка точно чувствует, что сейчас они танцуют нежно-бирюзовый, мягкий, как шелка византийских красавиц, и бездонный, как сама небесная лазурь.

Маринетт любит танцы всей душой. Она вообще неравнодушна к любым видам искусства — будь то живопись, музыка или шитье. Но танцам в ее сердце отведен свой, отдельный уголок. Когда Маринетт танцует, ей кажется, что две ее личности, наконец, сливаются в одну. Она одновременно и раскованная смелая Ледибаг, и милая застенчивая Маринетт. Люка часто повторяет, что с такой пластикой ей впору идти в балет — очень уж хорошо получается передавать эмоции. Но она лишь качает головой — если к ее нагрузкам еще добавить балетную школу, то она потеряет весь запал. Конечно, Маринетт ничего такого не объясняет, лишь отговаривается тем, что слишком поздно начала. Ей кажется, что эта отмазка вполне удачная, а Люка лишь загадочно улыбается ей в спину.

Больше всего Маринетт любит акробатические элементы. Когда она вертит самые бешеные сальто без привычного костюма с точками, по ее жилам вместо крови течет жидкий адреналин. Правда, все, кроме нее и, пожалуй, Адриана, в ужасе от таких трюков, поэтому делает она их редко. А жаль.

Для Адриана танцы — это бунт. Он, как и Кагами, часто устает от жестких рамок и правил, поэтому в танцах он целиком и полностью Кот Нуар. В отличие от Маринетт, он не так сильно страдает от раздвоения личности, ему даже на руку то, что у него есть вторая, более свободная и раскрепощенная сущность. Эта самая сущность делает для него все простым и понятным: он Кот Нуар, и этим все сказано. Поэтому когда Марнетт впервые приходит в студию, ее глаза распахиваются до предела. Потому что прямо перед ней вместо ангела Адриана танцует кто-то другой. Кто-то дерзкий, страстный и начисто лишенный комплексов и головы. Она чувствует что-то чудовищно знакомое в пластике его движений, в широкой ухмылке и даже осанке. Но Маринетт лишь встряхивает головой, не пуская странные мысли дальше, и мечтательно смотрит на него, а он усмехается в ответ.

Как-то рано утром, когда Маринетт висит на перекладине и тренируется делать «солнышко», ее находит Адриан, который так же, как и она, пришел после ночи патрулирования. Он предлагает ее подстраховать, и с тех пор она может делать с ним что угодно, зная — он поймает.

Иногда в студию приходят Нино и Алья. Они просто потрясающе умеют танцевать латину и все, что с ней связано. Адриан и Маринетт даже шутят, что если бы какой-нибудь злодей превращал людей в танцы, то они обязательно были бы бачатой. Или румбой. Или сальсой. Ведь они одинаково хороши во всем. Эти двое выплескивают свою кипящую энергию и страсть в танец, и в итоге заряжают всех и вся вокруг. Маринетт чувствует себя счастливой и бодрой, когда смотрит на них. Именно поэтому она нередко снимает их на видео и старается просматривать хотя бы маленький кусочек перед очередной битвой. Ей кажется, это приносит силу и удачу.

Но Нино и Алья это не просто Нино и Алья. Иногда они танцуют по отдельности, и никто не может выбрать, что лучше — когда они двигаются поодиночке или в паре. Нино — король хип-хопа и брейк-данса. Его тело может выгибаться во всех возможных направлениях так, что кажется, что он заполняет собой и своими движениями все пространство. Его энергетика заставляет танцевать даже мебель. В этом Нино чем-то похож на Адриана, поэтому, когда они танцуют вместе, вокруг собирается огромная толпа, чтобы зарядиться от них. Первое правило студии — если Нино и Адриан воссоединились, бросай все и беги смотреть.

Но у каждого короля есть королева. Алья хороша во всем, где есть скорость и ритм. Пожалуй, именно скорость — то, что привлекает ее в танцах. Когда она двигается на пределе возможностей она чувствует себя супер-героиней, смелой и всемогущей. Поэтому единственное, что она ненавидит, — медленные лирические мелодии. Она обычно фыркает и отказывается танцевать под «такую унылую ерунду», и только Маринетт знает настоящую причину этого бунта против всего медленного и грустного. Она как-то застала Алью за прослушиванием саундтрека из «Титаника» со слезами на глазах. Тогда Алья взяла с нее страшную клятву, что она никогда и никому расскажет об этом, а еще никогда не будет заставлять ее танцевать под такие песни.

Иногда они ставят общие номера и выступают на городских фестивалях. Они всегда надевают маски, чтобы Кагами и Адриану не попало за участие. Перед такими мероприятиями ребята обычно долго спорят, выбирая стиль и идею танца. Во время одной из таких сокрушительных битв Нино картинно вздыхает, обзывает всех идиотами, снимает кепку и бросает туда шесть бумажек с именами. С тех пор структуру номера продумывает тот, чье имя вытягивают из священной кепки. Все всегда молятся, чтобы это была не Кагами — иначе она убьет всех своим стремлением к идеалу — и не Маринетт — ее акробатика когда-нибудь кого-нибудь точно покалечит.

Но когда они наконец приходят к финальному решению, все разногласия исчезают — отныне они одно многорукое и многоногое божество, которое танцует, подчиняясь одному ритму.

На этот раз выиграл Нино, и они ставят хип-хоп для ближайшего городского фестиваля. Ребята закупают одинаковые темные широкие штаны для всех, но Маринетт настаивает на персонализации. Она расписывает форму для каждого: на ее штанах расцветают цветы, у Кагами появляются абстрактные линии, которые олицетворяют ее энергию. Лука тоже обретает линии, но у него они похожи на мраморные прожилки или на ветви деревьев — Мари не поясняет. А Адриан… Адриан получает черно-белую версию. Вопросительно взглядывая на художницу он слышит безапелляционный — совсем без запинок, ведь танцующий Адриан это не обычный Адриан — ответ: «Ты сам такой — черно-белый. Сам выбирай, что из этого настоящее». Адриан понимающе усмехается и больше ни о чем не спрашивает.

Наконец, упорные тренировки позади — танцоры поднимаются на сцену. Они улыбаются друг другу и чувствуют привычное единение перед началом выступления.

И не важно, кто ты такой — знаменитая модель, романтик-гитарист, юная фехтовальщица, талантливая журналистка, местный диджей или скромная школьница со своими секретами — когда ты двигаешься в одном ритме с друзьями, ты часть музыки.

Танец делает всех такими одинаковыми и такими разными. Танец для них — это сама жизнь, и они двигаются по ней в едином ритме.