Ветер (гет)

Мир солнечным вихрем врывается в будуар своей жены, Реджины, чудом не споткнувшись об уникальную асферскую вазу ручной работы, подаренную Реджине матерью на последний День старых сновидений¹, и едва не врезается в вечно хлопочущую и ворчливую Нэнни (на самом деле женщину зовут Кармелой, но Реджина с детства привыкла называть её «Нэнни»), на лице которой появляется то решительное и несколько угрожающее выражение, что возникает на её лице всякий раз, стоит Миру очутиться где-то неподалёку.

У Мира же на лице — смесь искреннего восторга, растерянности и смущения. Алый небрежно повязанный шарф чудом держится на его шее, а сильно вьющиеся светлые волосы в полнейшем беспорядке, который Нэнни обыкновенно ворчливо называет «сущим кошмаром, что давно пора состричь». Мир полон жизни, полон сил и огня, он ещё сущий мальчишка с сияющими голубыми глазами, глядя в которые Реджина просто не может не чувствовать себя счастливой.

Миру — двадцать лет. Он на год старше своей супруги, но в отличие от неё славится крепким — поистине астарнским — здоровьем и почти неистовой любовью к жизни. Эта жизнь бьёт в нём через край, заражая едва объяснимой радостью почти всех вокруг. Мир, кажется, опьянён любовью ко всей огромной, почти бескрайней вселенной, которую он почитает чудесной, волшебной и необыкновенной, достойной всех самых сладких грёз и мечтаний. Он не привык задумываться о чём-либо, будь то собственная безопасность или чужое здоровье.

Нэнни смотрит на него сурово — она до сих пор не может отдать ему в полной мере свою ненаглядную воспитанницу и вовсе не может простить. Нэнни — заботлива, трудолюбива и предана. Нэнни из тех людей, на которых всегда можно положиться — в болезни, радости, горе, самой тёмной ночью и самым солнечным днём. Лучшей сиделки и компаньонки Реджине не найти во всём Ибере. Реджина знает Нэнни ещё с тех пор, когда та работала няней в семье её родителей, и едва ли кто-то ещё в целом мире понимает, как лучше Реджине угодить, чтобы той становилось лучше.

Реджина болеет, кажется, с самого детства — периоды плохого самочувствия и кратковременных облегчений сменяют друг друга. Она едва ли смеет выйти из жарко натопленной спальни без тёплой шали и босиком, не смеет даже прикасаться к искушающее прекрасному холодному десерту, который в семье её мужа до смешного любят, и старается избегать любых сквозняков. На жарких и солнечных уровнях² вроде её родного Асферуса или родового астарнского Увенке, приступы её болезни бывают довольно редки.

Реджина гораздо лучше чувствует себя на Увенке, в родовом астарнском поместье, нежели в пансионе мадам Миреллы, где она провела почти безвылазно десять лет — среди милых подруг в белоснежных кружевных пелеринках, страшных и таинственных историй, рассказанных под покровом ночи и катаний на коньках по замёрзшему озеру в долгие зимы. За эти два года Реджина набрала в весе и теперь больше не кажется настолько худой и болезненной. Она лишь изредка вспоминает теперь о боли в груди.

Мир привычным пылким жестом целует Реджине руки — в том выпедрёжном астарнском порыве, что многие находят до одури привлекательным. В отличие от Реджины Мир хорош собой и совершенно не стесняется красоваться, а порой и пользоваться этим — отцовских черт характера в нём предостаточно, и, пусть сам Мир всячески старается казаться совершенно другим, не таким, как знаменитый Киндеирн Астарн, со стороны их сходство прекрасно видно.

- Хочу кое-что тебе показать! — выпаливает Мир, и в его голосе столько радости, столько счастья, что Реджина едва ли может ему отказать.

Он ужасно нетерпелив. Реджина видит, что ему ужасно хочется поскорее сорваться с места. Мир с трудом сдерживает себя, чтобы не подхватить Реджину на руки прямо сейчас и не отнести её в то место, куда он хочет попасть — должно быть, помнит, испуганное лицо своей супруги и строгий взгляд отца, когда такое всё же произошло.

- Негодный, несносный, взбалмошный мальчишка! — ворчит себе под нос Нэнни, когда Реджина поднимается из своего кресла, и накидывает на её плечи серую вязаную шаль.

Шали Реджине Нэнни вяжет сама — она в этом большая мастерица. Никто из астарнских девушек и женщин не может сравниться с ней в этом. Её шали всегда тёплые, мягкие и почти невесомые.

Реджина пожалуй, любит их все — они напоминает ей о доме. О родном Асферусе: хлопковых полях, аккуратных белых особняках с высокими колоннами и большими окнами, кружевных зонтиках и соломенных шляпках. О матушке с вечно усталым добрым лицом, о егозах-сёстрах, о вечно спокойном лице отца. Шали напоминают Реджине о детстве, наполненном надеждами, улыбками и сказками Нэнни.

Мир беспокойно переминается с ноги на ногу — и Реджина замечает, что сапоги у него грязные и кажутся ужасно старыми и потрёпанными, хотя им едва ли больше пары недель. Вся одежда и обувь на Мире словно горит — приходит в негодность так быстро, что едва ли возможно за этим уследить. И он ещё растёт — рубашки и штаны почти всякий раз оказываются ему коротки. Реджина припоминает, что она сама остановилась в росте лет в пятнадцать, хотя и до того всегда считалась маленькой.

Он с трудом дожидается, пока Нэнни уложит волосы Реджины в довольно простую причёску, а после сама Реджина сменит мягкие домашние туфли на более тёплые сапожки с небольшим каблучком — сапожки эти, серые с серебряными узорами на голенище, она носит ещё с учёбы на последнем курсе в пансионе мадам Миреллы, и они всё ещё в прекрасном состоянии. Он постоянно ёрзает, переминается с ноги на ногу, меряет шагами комнату. Будуар входит в те четыре комнаты, которые выделены молодым супругам — ещё два года назад — в астарнском поместье на Увенке. Столовая, спальня, будуар и собственная маленькая гостиная — всеми комнатами Реджина пользуется гораздо чаще супруга: тот по своей детской привычке предпочитает занимать огромный захламлённый чердак. Его мать-мачеха, величественная и строгая леди Мария, часто сокрушается из-за этого.

Как только все приготовления оказываются закончены, Мир моментально подскакивает к Реджине, непринуждённым, словно давным-давно тщательно отработанным движением, подхватывает её на руки — под неизменные ворчание Нэнни и тихое оханье Реджины — и магией переносит куда-то с Увенке.

Там, где они оказываются, ветрено, прохладно и моросит дождь. Здесь нет никакого солнца. Они высоко от земли — на крыше огромного высокого дома, одного из, должно быть, целой тысячи огромных высоких домов. Реджине почти нечем дышать. Ей с трудом удаётся сдерживать дрожь, что почти пронизывает её тело. От холода и от страха. Она чувствует себя ужасной трусихой, и ей за это стыдно.

Приличные барышни не позволяют себе полётов — это одно из наставлений мадам Миреллы в пансионе, матушки и Нэнни дома. Истинные леди показывают свои крылья разве что камеристке или, в крайнем случае, — женщине-врачу. Эта истина известна Реджине с раннего детства — болезненной, но послушной девочке твердят об этом, кажется, с тех самых пор, как она научилась хоть что-то понимать. Она же аукается страхом высоты — летать Реджина попросту не умеет.

Мир ставит её на ноги — делает это довольно осторожно, почти бережно. Реджина знает — муж старательно, почти по-ученически старательно заботится о ней, когда только вспоминает об её существовании. Заботиться иначе он не умеет. Свёкр Реджины, Киндеирн, с невесёлой усмешкой замечает, каждый раз, когда видит внимание и невнимание сына — это пока.

Он — мальчишка ещё. Недавно — сущий ребёнок. Киндеирн твердит это раз за разом, грустно качая головой. И одаривает невестку ворохом тканей — из этих тканей служанки затем шьют ей тёплые платья, юбки и жакеты, несколько спасающие её от болезни. И обычно добавляет, что Мир относится к людям, которым лучше бы не взрослеть, хотя сделать это когда-нибудь обязательно придётся. Реджина всякий раз послушно склоняет голову. А иногда думает, что лучше Миру и оставаться таким — восторженным, озорным и совершенно беспечным. С горящими голубыми глазами, открытой улыбкой и нежеланием причинить кому-либо зло.

Мир закрывает Реджину крылом от дождя (она слышит шелест его крыльев незадолго до того, как капли перестают до неё долетать) — впрочем, не снимает с крыльев магического блока невидимости, только отказывается от магического блока осязания. Однако ей вполне достаточно и ветра с холодом, чтобы почувствовать себя плохо. Об этом она, разумеется, молчит, не желая спугнуть те бурный восторг и отчаянную откровенность, с которым Мир иногда врывается в её покои.

- Смотри! — восклицает Мир, и перед глазами Реджины в одно мгновение возникает великолепный огромный пятимачтовый корабль с белоснежными — даже смотреть на них больно — парусами. На носу корабля — фигура трубящей в рог молодой, странно одетой женщины с раскрытыми крыльями. Корабль соткан из магии. Он словно ненастоящий, но в то же время существует, он живёт — пока так хочется его создателю. А иногда — и гораздо дольше.

- Я и не думал, что могу такое делать! — с восторгом выдыхает он, когда заставляет корабль взмыть высоко в небо.

Подобная магия — создавать что-то из ничего, из собственной мысли, из собственного чувства, образа в своей голове — редкая способность в Ибере. Удивительная способность — большинство умеет лишь с большим удобством пользоваться чем-то уже сделанным или преобразовывать существующие материалы в нечто более тонкое и пригодное к использованию. Неудивительно, что Мир почти опьянён открытием в себе таковой.

Реджина тоже удивлена. И даже очарована.

Их обдаёт потоком холодного воздуха, и с плеч Реджины едва не слетает шаль — приходится вцепиться в неё заледеневшими пальцами. Днище корабля проносится над их головами. Минут десять — и он оказывается далеко-далеко от них — над крышей другого из высоких огромных домов.

- Где мы? — интересуется Реджина, оглядываясь вокруг себя.

Уровень кажется незнакомым ей. И он ей чужой. Это не шумный и жаркий Увенке, где она уже чувствует себя своей. Это не родной Асферус, не менее шумный, жаркий и дружный. Это даже не Роутхарн, где расположен пансион мадам Миреллы, холодный, но всё ещё шумный и дружный. Но здесь… Здесь всё буквально соткано из одиночества. Не отчаянного, не обречённого, нет… Тут что-то совсем иное. Реджина с трудом может объяснить, почему она так чувствует и думает — это скорее на уровне инстинкта. Того магического чутья, за которое Реджину хвалят с детства.

Здесь красиво — но это не та обычная красота, которую хотят увидеть, только заслышав это слово. Этот уровень красив иначе. Этого не заметить, если не вглядываться, если не остановиться. Но этот уровень словно олицетворяет собой само одиночество. И он, при всей своей красоте, при всём своём волшебстве, Реджине не нравится.

- Это — Биннеланд, — улыбается ей Мир. — Подарок императрицы на моё шестнадцатилетие³. Представляешь — он только мой!..

Примечания:

1. День старых сновидений — один из общих праздников Ибере. Связан с магическим циклом мира — вроде дня обновления магии, сброса накопившейся старой.

2. Уровни — что-то вроде измерений в Ибере, между которыми можно путешествовать.

3. Выражением особой благосклонности мира и/или его создателя являются так называемые личные уровни. Личный уровень имеет определённого владельца и, как считается, является отражением его души и магической сущности. Личный уровень подстраивается под своего владельца.