Дорога в Сибирь (джен)

— Да почти пришли! — Васька отвел рукой еловую ветвь и приглашающе помахал рукой. — Сюда давайте, здесь встанем. А там до путей рукой подать.

Летняя Сибирь прекрасна. Желтым цветом мелькает сенна, выглядывая из лиловых зарослей узколистного кипрея. Больше всего мне нравятся зеленые листики клюквы и тривиальные одуванчики. Из первых можно заварить чай, а последние пустить на яркий солнечный венок, чем я, собственно, и занимаюсь большую часть дороги.

Мы приехали в гости к Ваське в середине лета. Так сложилось, что из всей нашей студенческой компашки он жил дальше всех, и к нему мы решили ехать в последнюю очередь. Не обижать же друга? Впрочем, он и сам прекрасно понимал, что лишний раз в глушь, как он сам говорил, никто тащиться не хочет.

Салехард встретил нас вполне цивильно, так что мы расслабились, покутили пару недель, а потому легко согласились на приключение — поход.

Из нас всех в него только Вася и ходил, но сидеть в городе было скучно, а он манил нас едой с костра, незабываемыми видами и, самое главное, необычной историей. Какой — не признавался до последнего, и лишь сейчас, обустраиваясь на небольшой полянке, потихоньку рассказывал:

— С дедом мы часто ходили в лес. Собирали грибы, бруснику, иногда просто бродили целыми днями, изучая все подряд. Дед у меня был тот еще сказочник, так что историй знал вагон и маленькую тележку, — он улыбался. — А так как память у него была плохая, то они часто повторялись.

Девчонки прыскали от смеха, прятали улыбки в отвороте рубашек, надетых в качестве защиты от комарья. Васька тот еще шутник, да и язык у него хорошо подвешен, так что мы слушали его истории и параллельно резали овощи на суп. Парни ставили палатку, а наш сказочник возился возле нас с костром.

— Так что я знаю множество историй о таинственных леших, о полянах миражах с брусникой, о зайце-пограничнике. А еще о заброшенной железной дороге, — он принялся дуть на тлеющий огонек и на некоторое время прервался. — К ней мы и пришли.

— А она точно не выдумка, как и другие истории деда? — съехидничала Света. — Ты ее видел?

— Видел, видел, — Вася аккуратно подкладывал веточки в костер, перемежая их с сосновыми иголками. От этого пламя вспыхнуло ярче и принялось за дровишки побольше. — Вы и сами скоро увидите, как с этим всем закончим.

— Ну смотри, не обмани! — прищурилась Светка и засмеялась. Мы подхватили ее смех, потому что знали, что и без железной дороги нам хорошо.

Лес вокруг, костер, одуряющий запах трав — все это уже было прекрасно само по себе и тянуло на отдельное приключение. Тем более, что и у Васи, как и у его деда, точно найдется тысяча и одна интересных историй для вечерних посиделок у костра.

Совершенно по-ребячьи показав нам язык, он встал, поскольку костер уже разгорелся, и пошел помогать ребятам с палаткой. Мы же дружным женским кружком продолжали шушукаться и крошить продукты дальше. Каждая женщина знает, что мужчину нужно сначала накормить, а потом расспрашивать.

После позднего обеда мы наконец пошли к путям. Около палатки остался Андрей, с которым Вася обещал сходить отдельно. Мы шли совсем недолго, буквально минут пять. Лес оборвался внезапно, раскалываясь надвое железной дорогой. По крайней мере так показалось сначала. Приглядевшись, мы увидели и зелень между деревянных шпал, и ростки берез, и мох, причудливым узором покрывающий некогда блестевшие рельсы.

— Самая масштабная из брошенных железных дорог России — Салехард-Игарка. Решение о ее строительстве было принято в тысяча девятьсот сорок девятом году из военно-стратегических соображений: магистраль через север Западной Сибири должна была обеспечивать быструю переброску войск «в случае необходимости», — рассказывал Васька, прислонившись к ближайшей сосне и в задумчивости теребя травинку в пальцах. — Построить нужно было быстро, но вечная мерзлота не «признавала» быстрых изменений, поэтому над работягами сжалились и темпы снизили. В результате к пятьдесят третьему году проложили семьсот километров. Но это Сибирь, детка, и дорога стала одной из самых опаснейших в мире. Переправы над мелкими речками — коих здесь великое множество — вспучивались на несколько метров ввысь, мосты над большими реками остались недостроенными, талые воды регулярно промывали дыры в полотне, — он махнул рукой, выражая свое отношение к горе-дороге. — Хуже того, большая часть уложенных рельсов была сделана еще при царе! Вы представляете, какие там рельсы были? Ну и крепились они периодически деревянными брусками... — мы дружно охнули, представляя, в каком плачевном состоянии находилась дорога и как по ней ездили поезда. Но Васька продолжал:

— Использовать ее было банально страшно, и поэтому после смерти Сталина — ее главного заказчика — строительство прекратили. А дорога осталась. Поросла бурьяном и стала местной достопримечательностью.

— Это тебе все дед рассказал? — поинтересовалась я.

— Не, — Вася покачал головой. — Дед наплел историю об фашистах, которые строили здесь дорогу в тыл, а я это в инете нашел, да в музее нашем поспрошал.

Девчонки задавали еще вопросы, интересуясь возрастом дороги, а парни пытались отковырять кусок рельса. Интересно, а почему местные не растащили их на металлолом? Я поинтересовалась вслух, на что Васька ответил:

— У них серийный номер выбит, не продашь. Дед долго возмущался, тоже наживиться хотел, да не вышло.

Я кивнула и перевела взгляд обратно. Мне отчего-то стало жаль дорогу. Построенная для военных нужд не в то время и не в том месте, она никогда не видела никаких поездов, кроме спецтехники. А значит, так и не выполнила свое предназначение.

Мы покрутились возле рельс еще минут двадцать, а после возвратились обратно. Краткий экскурс в историю был закончен, можно дальше рассказывать байки и любоваться лесом вокруг. Мы с девчонками собирали букеты, планируя забрать из с собой в город, плели венки и снова собирались готовить. Такова походная жизнь — сначала ты идешь куда-то, потом готовишь, ешь и снова идешь.

Теплый свет костра, перебор настраиваемой гитары компенсировали приставучих комаров и настраивали на благодушный лад. Разбившись по парочкам, мы закутались в спальники и наперебой предлагали песню. Впрочем, ночь длинная, мы обязательно успеем спеть все.

Ближе к трем Света с девочками ушли спать, как и Андрей с Антоном, оставляя меня и Васю у костра. Мы переглянулись и тоже двинулись в сторону палаток, потому что завтра идти обратно, а петь — уже болело горло.

Впрочем, мне не спалось. Это я поняла, свернувшись под боком у Светы. Я, совершенно городской человечек, не могла уснуть в лесной тиши, не слыша ни шума проезжающих машин, ни соседей за стеной. Пролежав минут двадцать и осознав всю бесполезность этой затеи, я выбралась из палатки и пошла к железной дороге. Та отчего-то засела в моих мыслях и никак не отпускала.

На полпути меня окликнули громким шепотом, я вздрогнула, но послушно замерла. Вася догнал меня, спросил, чего мне не спится, но на мою просьбу проводить к рельсам лишь вздохнул и, подхватив под локоть, послушно повел к ним. Прекрасный друг.

Мы устроились под той же сосной, где были днем. Я набросила край спальника на плечо Васьки и уселась поближе. Мы выключили фонари и замерли, погружаясь каждый в свои думы. Мысль о предназначении дороги крутились в голове, и я озвучила ее вслух:

— Тебе её не жалко?

— Кого? — удивленно ответил Вася.

— Дорогу. По ней же так никто и не проехал нормально.

— Да, нет, — я чувствовала, как он пожимает плечами. — По ней слишком опасно было ездить, так что я даже рад, что ее не использовали.

— А мне обидно, — не согласилась я. — Могли бы хоть чуть-чуть по ней проехать. Ведь ей бы, наверное, очень этого хотелось! — мысли в голове отчаянно дурацкие, я чувствовала, что они звучат бредово, но была уверена в собственной правоте.

Вася хмыкнул, приобнял меня одной рукой и ответил:

— Но по ней ведь ездили рабочие.

— Это не то, — вздохнула я. — Это ведь не ее предназначение. По ней бы людей, солдат перевозить...

Васька промолчал, а я все смотрела на дорогу, представляя, как она грустит, и все больше проникаясь к ней жалостью. Господи, какие только странные мысли не приходят в голову ночью... Я положила голову Васе на плечо, чувствуя, как отогреваюсь и потихоньку засыпаю.

— А ты знаешь, — вдруг вздрогнул он. — По ней, наверное, были пробные поездки!

— Правда? — неверяще уточнила я.

— Самая что ни на есть настоящая, — кивнул он. — Надо же было как-то проверить путь. Значит, по ней устраивали пробные ходки.

— Тогда хорошо. Тогда дорога не будет сильно грустить, — сонно прошептала я. — Спасибо.

— Пожалуйста, — я понимала, что Вася улыбается, но не могла ни возразить, ни возмутиться. В его объятьях было так удивительно уютно, так что я незаметно для себя провалилась в сон.

В полудреме я осознавала, как меня подхватили на руки и понесли обратно в лагерь. Но все это проходило мимо сознания, потому что я засыпала, утомленная дорогой и согревшаяся рядом с другим человеком. И во сне я видела, как поезд мчится сквозь сибирский лес по новеньким рельсам. В его вагонах горел свет, о чем-то разговаривали люди, а дорога под колесами стелилась и пела от радости. И я радовалась вместе с ней.