Пустота (джен)

Мрак комнаты разбивали только фонари и проезжающие мимо машины, освещающие себе дорогу этой, да и любой другой ночью. Стиву хотелось, чтобы кто-то так же пришел и разбил мрак его одиночества, но все друзья остались далеко в прошлом, том, которого он не видел и не знал. Единственная его связь с тем, что было когда-то, Пэгги Картер, умерла прошлой ночью, и теперь у Стива не осталось никого из живых, только мертвецы, что вставали призраками в его снах. Стив боялся спать, потому что сны приносили лишь боль, бередили рану, которая не могла затянуться.

Для всех, даже для Фьюри, который вытащил его в одну из ночей спасать мир, он был пережитком прошлого, винтажным элементом декора. Живое представление героизма, но не более. Все, кому он был действительно дорог, теперь лежали в могилах.

Внутри было пусто. Пусто от того, что нечего было хотеть, нечего было желать. Пусто от поклонников, которые знали лишь символ, не видя за ним самого Стива. Страдающего, одинокого мужчину, который не мог найти свое место в жизни, потому что место это давным-давно заняли другие, те, кто пришел ему на смену.

Стив сидел в кресле, наблюдая за игрой теней на потолке и крутил в руках то, что должно быть решить все его проблемы.

Разморозив его, снова попытавшись интегрировать в общество, все те люди, которые думали, что помогают ему, убивали его. Они даже спрашивали, что случилось, что не так с доблестным Капитаном Америкой, но как можно объяснить, что не так совершенно все? Что рана в душе уже не болела. Просто нечему был болеть, все было выжжено.

Стиву не было страшно, не было больно, ему было так невероятно пусто и одиноко, даже в компании. Но там надо было держать лицо, улыбаться даже через силу, а здесь в темноте и тишине выделенной ему ЩИТом квартиры можно было отпускать все, снова становясь самим собой. Таким собой, которого никто никогда не знал.

Не драчливым парнем из Бруклина, не героем, совершающим невозможное, а очень одиноким, усталым и совершенно пустым человеком. Человеком, который позволил погибнуть лучшему другу, хотя мог вообще не тащить его на эту войну.

Баки. Одинокая слезинка скатилась по щеке, сорвалась на черный металл, но Стив ее даже не заметил. Он убил лучшего друга, и как бы его ни пытались убедить в обратном, доказать, что Баки погиб за правое дело, что он бы гордился Стивом, сам Стив этого принять не мог.

Семьдесят лет назад он решил проблему чувства вины, как он думал, навсегда. Но что-то пошло не так, и он снова был в этом мире, изменившемся, слишком ярком.

Если бы его спросили, хотел ли он этого, хотел ли жить дальше в новом мире, Стив бы ответил уверенно: нет, слишком больно. Больно и пусто.

Стив бы и рад был почувствовать что-то еще, кроме пустоты внутри, отсутствия вообще каких-то желаний, но ничего не выходило, приходила только боль, которая на время разгоняла пустоту. Стив не понимал, зачем он здесь, в этом мире, чужом и чуждом ему, почему его не оставили там, во льдах, отметив крестом могилу. Но его разбудили, снова сделали Капитаном Америкой, даже не спросили, а хочет ли он этого. Он не хотел, но пришлось, потому что никогда не мог оставаться в стороне, даже когда было совсем плохо, когда было невыносимо больно, он шел вперед. Но теперь не с кем, да и незачем было идти, этот мир хорошо справлялся и без него, а ему пора на покой.

Стив поднял пистолет, посмотрел на него и приставил дуло к виску. Даже суперсолдаты не живут с выбитыми мозгами.

Раздался выстрел — и все стихло. Только проезжающие мимо автомобили и фонари разбивали темноту комнаты. Скоро должны были набежать люди, приехать полиция, но Стиву было уже все равно, он завершил то, что не смог семьдесят лет назад.