Величайшее из чудовищ (джен)

Оружия сильнее Серебряного Кристалла во Вселенной не найти, так ей говорила мама. А ещё — что это оружие никогда не должно попасть в чужие руки, иначе последствия будут ужасны.

Сейлор Мун прижимает к себе безвольное тело Эндимиона — её Мамо-чана! — и сухими глазами смотрит на торжествующую Берилл. Капля радужного серебра в чужих руках кажется мелочью, очередной драгоценной и бесполезной побрякушкой, навроде короны.

Как глупо всё вышло. Столько жертв, пролитых слёз и крови — всё напрасно.

Сейлор Мун, не колеблясь, отдала залог победы за свободу любимого от Тьмы и ни мгновения не сожалеет. Даже, наверное, рада хоть на минуту избавиться от сверкающего божества далёкой Луны, что куда более жестоко, чем любой из земных божков. Недаром же в Кристальную Башню, долгие тысячелетия прятавшую Священный Серебряный Кристалл, было запрещено входить всем, кроме Лунных Хранителей — тех, чьи тела были легче вздоха, бесплотнее мысли. Чьи ослепшие от боли глаза зрили много больше, но никогда больше не видели света кроме радужного огня. Чья белая кожа была нежнее шелков, мягче бархата — и каждое прикосновение становилось острее отравленного клинка.

Вечная жизнь, вечная мука, вечный приговор любить лишь своё божество.

Она сама в далёком прошлом смогла полюбить Эндимиона лишь потому, что Селена берегла дочь как могла, до конца прятала от безжалостного сердца Луны... до тех самых пор, пока Берилл не вырвала его, ещё бьющееся, из груди убитой горем матери. Последний выдох Хранительницы радужным пламенем выжег всю систему, и светлые и тёмные звёзды равно кричали от ярости вырвавшегося из заточения Кристалла.

Лишь тысячи лет спустя Берилл дотягивается до вожделенной силы — и кричит почти так же отчаянно и страшно.

Сейлор Мун знает, каково это — успела прочувствовать. Сияние обжигает изнутри, плавит кости и нервы, рвётся сквозь кожу неотмирным светом — Кристалл всегда дарует силу щедро, не отмеряя, всегда больше, чем целый мир. И всегда соблазн одной полумыслью, намёком на чувство изменить этот мир под себя. Перекроить, переделать как вздумается — мощи хватит... если достанет воли удержать.

Сейлор Мун — держалась. И не нашедшая выхода сила сжималась внутри в тугую пружину, застывала хрупкими гранями, искрилась ярко до боли... Не больше.

А Берилл — обыкновенная жадная до власти девка — нет.

И радужное пламя прорывается через кости и плоть, вздымается к потолку, заливает всё вокруг разноцветными бликами. Сейлор Мун сухими глазами смотрит, как трескается зеленоватая кожа на враз высохших руках и течёт кровь, чёрная и вязкая — как нефть, мазут или гудрон, радужное пламя наливается зловещим исчерна-багряным светом. Тонкие пальцы кривятся, словно пластилиновые черви, сквозь высвеченную безжалостно кожу видно, как медленно и наверняка мучительно сгорают тонкие косточки. Самозваная королева Тьмы трясёт руками, пытается отшвырнуть налитый тёмным жаром камень, что вплавился в ладони, присосался жадно к чужой жизни.

Вонь горелого мяса забивает нос, бьёт прямо в сердце нежеланной памятью — Сейлор Мун не двигается с места, когда отчаянно воющий куль на полу тянет к ней изъеденные язвами, почерневшие от волшебного огня руки. Ты же так хотела власти и силы, Берилл? Бери её всю, прочувствуй цену, что долгие эпохи платили за хрупкий мир Лунные Хранители.

Серенити, та, из Серебряного Тысячелетия, помогла бы, тоскливо думает Сейлор Мун. Светлая и по-настоящему добрая принцесса сияющей Луны, что никогда не знала зла и ненависти, — она бы простила и спасла, своей слепящей белизной стёрла с кристальных граней кровавую тьму.

Красивая была сказка.

Но она давно истлела на мёртвой планете.

Сейчас Усаги думает, что жестоко ошибались те, кто считал Серенити милой и глупой куколкой у трона матери. Глупышка не просчитала бы расклад за те пугающие мгновения, пока вслед за любимым бежала по переходам умирающего дома. Куколка не осмелилась бы собственной рукой оборвать бессмертную жизнь, на вечность вперёд обрекая себя на запятнанную кровью судьбу, — и этим не оставить победившей тьме никаких шансов на спасение.

Просто она, Серенити, была достаточно взрослой и мудрой, чтобы дарить миру свет и доброту, не неся никакого зла, она бы заточила Кристалл навсегда… а ставшая по воле мёртвой принцессы воином Усаги — нет. И Сейлор Мун позволяет величайшему из чудовищ снова прийти в этот мир.

Последний выдох завистливой дряни, когда-то погубившей целую Систему, дрожащей тенью разливается вокруг. Искристый цветок горит даже в куче седоватого праха, бросая холодноватые блики вокруг. Усаги осторожно выдувает останки из основания лепестков и подносит Кристалл к самым глазам. Так невыносимо прекрасно и так… ненавистно.

Она была бы счастлива вернуть древнее божество в его Кристальную темницу, но... воин в ней крепче сжимает пальцы, раня тонкую кожу. Кровь её, перерождённой принцессы Луны, почти прозрачна, сияет отблесками радужного огня. И Кристалл покорно тонет в ней, тает, словно кусочек сахара в кипятке, заставляет светиться белым кожу, обжигает слезами глаза.

Жизнь за жизнь.

Получивший свою жертву Кристалл довольно урчит в её жилах и послушно делится своей силой — легендарной, священной... воскрешающей.