Врата Золотого Города (джен)

— Ответь мне, Думат.

Он не мог вспомнить, сколько раз повторил это. Внутри нарастало странное чувство. Он его не знал. Одна и та же мысль вспыхивала молнией и заставляла разум пульсировать болью, словно глубокий ожог.

Боги молчали, потому что оставили их.

Тогда, поднимаясь в град за границей мира живых, Сетий Амладарис оставил свое прежнее имя «Корифей Тишины» — именно так старший жрец Звездного Синода вошел бы в историю, навеки прославившись своей победой. Но сейчас Корифей мог думать лишь о том, чтобы не потерять самообладание — не перед остальными жрецами, не здесь. Как лидер, он обязан был что-то предложить, вытащить их всех отсюда. Но планы рушились в голове один за другим, и постепенно, будто спускаясь по лестнице, Корифей снова вернулся к темной и удушающей мысли, и вновь он принял ее, и стало легче, потому что борьба закончилась.

Он проиграл.

На его лице не дернулся ни один мускул, в Золотом Городе не подуло и слабого ветерка. Хотя даже если бы случился шторм, он бы ничего не поменял. Все потеряло смысл: Империя, вера и даже жизнь. Осталась лишь бесконечная чернота оскверненных улиц.

Нет.

Здесь светило солнце. Оно не слепило, но мягко грело. Корифей ощущал, как его кожа покрывается мурашками от холода.

— Мне нравится, — сказал Кошмар. — Именно этот момент. Даже не нужно что-то менять, и так всё прекрасно. Но то, что дальше, ничуть не хуже.

— Нет, — пробормотал Корифей, выдыхая сквозь зубы, — прекрати это.

Первый раз он приказывал. Затем просил. Сейчас он умолял.

Все случилось у Трона Создателя. По крайней мере, жрецы назвали его именно так. Посреди огромного зала стоял высокий трон, украшенный изысканнее, чем дворец самого богатого магистра в Тевинтере. Красота сооружения врезалась в память, но сейчас Корифей не мог вспомнить и ее. В Тени, в сотворенном Кошмаром сне, очертания расплывались, а прекрасное становилось незаметным и серым. Тот зал и трон они видели меньше доли секунды. Все исчезло почти моментально. Будто взорвалось гнильем и смертью, как разбухший труп кита на жаре. Осталась лишь чернота. Она покрыла и их самих, заползла внутрь через рот, глаза и поры.

Корифей много раз видел, как умирают на лабораторных столах подопытные от невыносимой боли. Как умирают под пыткой — магической или физической. Со снятой кожей, дергающиеся в конвульсиях от гуляющих по мозгу импульсов. Интересно, но среди эльфов нередко встречались те, кто выдерживал дольше людей, хотя обычно раттус умирали быстро, словно хрупкие мотыльки. Особой выносливостью отличались кунари. Эксперименты с рогатыми чудовищами приносили магистрам и ученым истинное наслаждение. Человек ли, эльф, но Корифей видел собственными глазами, что у боли есть предел. Отметка, за которой смерть. Когда в зале цветами распустилась скверна, Корифей перешагнул ту грань. С него будто стащили одним движением кожу. Плоть разорвалась, сломались кости, нервы, жилы и сосуды растянулись, подобно струнам. Его тело собралось заново, породив новую волну боли. Все стало неправильным. Его одежда и доспехи превратились в части тела, вросли в кости.

— Физическая боль — примитивный страх, но такой сильный, — замурчал Кошмар прямо в ухо. — Повторим?

— Хватит, пожалуйста, хватит… — собственный хрип резанул по ушам.

Он не думал, что его гордость так легко сломить. Отрицал боль, отрицал страх. До тех пор, пока Кошмар не заставил его понять, как же он в себе ошибался.

«Тот мир привел тебя в ужас сразу, как ты его увидел, — говорил ему Кошмар почти ласково в первые дни, — потому ты так и не остановился. Ведь если бы сдался, если бы просто ушел, пришлось бы жить там. Одному. Вечность».

Корифей знал, что это правда. И думал, что, быть может, стоило сдаться. Те его страхи даже рядом не стояли с тем, что он испытывал сейчас.

— После Источника Вечности ты понял, что все кончено.

Верно. Тогда Корифей перестал понимать, что делает. В один момент перестал даже вслушиваться в то, что ему говорят. Он слушал лишь вибрации сферы и шепот лириума в кипящем разуме. Он отдался им, поверил дешевым обещаниям силы и поверил, что еще может выиграть, потому что это было легче, чем признать поражение.

— И в самый последний миг ты был в таком отчаянии, что обратился к богу, который бросил тебя, которого сам отверг!

Тонкие отростки на лапах демона касались кожи. Корифей чувствовал их жжение. Они бегали по нему, подобно куче насекомых. Словно на гниющем трупе. Он понятия не имел, сколько времени находится здесь. Годы? Десятилетия? Однажды он не выдержит и сломается, и это будет хуже, чем смерть. Лучше закончить все иначе. Он давно придумал как. Нужно всего-то лишить Кошмара пищи, перестать бояться — боли, отчаяния, утраты, проигрыша.

Возможно, хоть тогда демон просто убьет его.

Корифей слабо ощущал собственное тело, но попытался зажмуриться. Ничего не видеть — хотя бы пару секунд. Всего-то немного времени на отдых.

Боги оставили их. Вокруг звенящая тишина — такая совершенная, какую превозносил бы сам Думат.

— Ты показываешь неверно даже мои собственные воспоминания! — прорычал Корифей. — Город был черней беззвездной ночи, только зал… зал с троном…

Был так прекрасен, что его красота причиняла боль.

— Не важно! — он слышал задор в голосе Кошмара. — Так символичнее. Все будет так, как мне по нраву, замолчи!

Корифей не сдался тогда, но почему бы не сдаться сейчас. Его страхи проросли глубоко, подобно скверне, текущей в крови. Стянутый моток острой проволоки. Распустить — и она изрежет все, к чему прикоснется, но это легче, чем боль, которую причиняет ему Кошмар. Лучше, чем сводящий с ума нескончаемый ужас. Корифей дернулся, пытаясь избавиться от проникающего словно до самого разума жжения иголочек, но не почувствовал, чтобы хоть один член тела шевельнулся. Корифей слишком слаб, и слабость будет только сильнее. Инквизитор, эта неграмотная рогатая магичка, умудрилась серьезно ранить его. Он проиграл, и больше шансов не будет. Нет смысла ждать, как он ждал в темнице Виммаркских гор, потому что никто не придет на его призыв: звать некого.

И нужно смириться, что пытка может не закончиться никогда. Взрывается темнота, ломается тело, он зовет Думата, вдруг хотя бы он услышит, больше у него не осталось никого. Больше никто не пойдет за ним.

Иголочки закололи слабее и будто неровно. Словно пытались ухватить, но лишь скользили по коже. Корифей услышал шипение Кошмара, и в видениях на миг он сам перестал быть собой, а боль превратилась лишь в отзвук той боли.

— Я знаю, как жалок — от меня уже ничего не осталось. Я проиграл в Черном Городе, проиграл Стражам, проиграл кунарийке. Империя сгниет, как сгнию здесь я, и это не исправить.

— Нет! — зарычал демон. — Я знаю, что ты задумал! У тебя ничего не выйдет!

Огромные невидимые когти сжали грудь так, что невозможно стало вздохнуть.

И снова: трон Создателя и ломающиеся кости, тишина вместо голосов Богов. Но едва Корифей сделал болезненное усилие, чтобы вырваться, как изображение дернулось и осыпалось шурша, будто старая краска со стены. Корифей услышал сдавленный хрип огромных легких, открыл глаза и увидел храм Думата, каким он выглядел больше тысячи лет назад. Новое видение отличалось от остальных. Оно не порождало страха. В нем дышалось легко, словно в мире живых. Откуда-то тянуло солью, и доносился знакомый шум. Бледное солнце почти не светило, но небеса не походили на Тень. Массивные входные ворота были закрыты. Это место выглядело так, будто еще несколько минут назад здесь расхаживали жрецы и послушники, приносили жертвы на алтарях, но, несмотря на это, оно все равно казалось не настоящим. Корифей разобрал, что за шум слышит. Прибой. Волны бились о высокие стены, будто чудовище, колотящее в ярости хвостом. Корифей посмотрел на вход, и огромные ворота медленно распахнулись, словно повинуясь невысказанному желанию. Море ослепило его синевой, а за горизонтом извивалась чернота: гигантские щупальца словно пожирали небо, оставляя дыры в пространстве. Тянулись вперед, все ближе к затерянному в пучине храму.

Пока не стали так близки, что Корифей почувствовал их хватку на шее. Ощутил власть над собой, будто он — хрупкое насекомое в огромных ладонях. Так он чувствовал себя лишь тогда, когда разговаривал с Думатом, слышал его поглощающий волю голос. Разум вдруг забыл о страхе, усталости и боли, а сердце забилось в восторге, как у почти мальчишки-жреца, впервые услышавшего во сне своего Бога. В голове замелькали образы, которых он не чувствовал уже сотни лет. Человек, избранный, мир в его руках, народы у его ног. Сила, которой больше нет ни у кого, ложные боги должны быть свергнуты, люди должны заново обрести веру.

— Служи мне, — говорил кто-то чужой голосом мыслей Корифея.

— Прими мои дары, прими мою силу, — он взывал, как взывали Древние Боги.

— Я — единственный, я — истинный, я был в начале мира, и только я определю его конец, я…

Все погасло, и в следующую секунду Корифея выбросило в реальность Тени. Он впился когтями в землю и надрывно закашлял. Рана под нагрудником болела, но боль заставила прийти в себя. Корифей медленно посмотрел направо, откуда слышался дикий скулеж. Кошмар, дезориентированный, пытался встать с земли. Корифей поднялся, игнорируя то, что каждое движение отзывалось болью, а от магического истощения кружилась голова. Кошмар приходил в себя. Нельзя было отвлекаться на собственную слабость. Демон медленно, наконец, встал, крепко держась на сотне ног. Его черная тень накрывала скалы и камни поблизости, будто непроницаемая темнота ночи.

— Кошмар! — магическая энергия постепенно восстанавливалась, Корифей сгреб ее, похожую на живой песок и перенаправил в заклинание.

Скала по правую сторону от них разломилась на куски и превратилась в тысячи острых копий, когда Корифей резко сжал пальцы, вонзая когти в ладонь. Заклинание вырвало столько магии, что чуть не подкосились ноги. С грохотом камень обрушился на демона, и тот пошатнулся, а от его рыка, казалось, сотрясалась сама Тень. Корифей поспешил исчезнуть в поднявшемся облаке пыли, и не увидел, как лапы монстра вздымаются в ответной атаке. Только услышал в яростном вое обещания непременно достать и раздавить. Корифей не успел выставить щит и понял, что происходит, слишком поздно. Но не успел он даже попытаться уклониться, как с неба будто свалился купол, и лапы демона ударились о него. Кошмар дернулся, а затем нечто толкнуло его с такой силой, что он полетел прочь, похожий в пыльном тумане на мелкого паука.

Корифей тяжело дышал. Воздух мерцал лиловыми вспышками. Сердце бешено колотилось, но не от усталости.

Оно явило себя. По неизвестной причине спасло, и теперь стояло, невидимое, совсем рядом, занимая собой будто бы все пространство. Корифей ощущал его прикосновение — не к телу, но к душе.

— Яви себя! — Корифей безуспешно напрягал глаза, в попытке разглядеть хоть что-то.

Он хотел понять и увидеть. Сущность, кем бы она ни являлась, спасла его, но она не имела права молчать и скрываться так же, как это делали Боги-Драконы!

Тишина дернулась и разрушилась, но вовсе не от внезапного ответа. Вдалеке загромыхал Кошмар. Еще одной схватки Корифей бы не выдержал. Пора было уходить.

Они всегда боялись.

Он сидел, прислонившись к сырой стене пещеры. Разумом — на границе между тяжелым сном и осточертевшей реальностью Тени.

Они молились, а страх сверкал в их глазах гаснущими звездами. Падали на колени, с ужасом ожидая, что Боги убьют их за любую повинность. Сетий Амладарис никогда не боялся. С самых юных лет послушничества он жил ради Думата. Он отдал бы своему Богу все богатства, свою семью, тело, и душу.

Первым он отдал ему имя.

«Отныне ты мой голос, моя воля, я даю тебе свои силы, и ты становишься моей силой», — говорил ему Думат, когда Сетий, преклонив колена, не отводил глаз от своего Бога, пытаясь впитать и навеки запомнить каждое мгновение их разговоров.

«Думат выбрал меня, и отныне я — Верховный Жрец. Корифей Тишины», — говорил он жрецам, послушникам и народу.

Жреческие одеяния стали его второй кожей, имя Сетий Амладарис стерлось вместе с принадлежностью к роду. Все незаметно потеряло значение, ушло — разговоры с друзьями, любовь к жене, жалость к слугам.

Остался лишь Думат. И жреческие одеяния, правда, стали кожей, вросли в тело, когда скверна поглотила его. Отчаяние запертых в темнице Драконов стало его отчаянием, когда он томился в Виммаркских Горах. И даже мертвый, искореженный дракон заставил его ощутить, будто отмирает часть его самого.

Он до сих пор помнил каждое слово из их разговоров. Он помнил каждую деталь в величественном образе Бога — матовую бордовую чешую, глаза, наполненные золотистым сиянием, крылья величиной с замок, рога, увитые узорами.

И сейчас, и тысячу лет назад Корифей считал, что узри обыкновенные люди величие Древних Богов, разве обратились бы они к глупой сказке о Создателе и дикарке-последовательнице его — Андрасте?

Корифей открыл глаза и прислушался к Тени, пытаясь учуять новых демонов. Силы после отдыха восстановились. Пусть он и ослаб из-за ранения, но мелкие твари Тени никогда бы не стали для него помехой. Легкое жжение в груди лишь слегка отвлекало. Корифей поморщился и прикрыл глаза. Он ведь даже не мог увидеть, в каком состоянии рана. Судя по ощущениям, она не заживала, наоборот — ему становилось хуже, пусть и очень медленно. Инквизитор буквально открыла разрыв внутри него. Ему повезло, что его грудную клетку не разнесло на кусочки. Но и без того, он потратил почти месяц здесь, восстанавливаясь и прячась от демонов, будто жалкий мелкий дух, а затем попал в лапы Кошмара, будучи не в силах тому противиться.

Воздух едва заметно дрожал. Корифей не чувствовал никого на сотни метров вокруг, но вместе с тем его не покидало ощущение, что нечто находится прямо рядом с ним. То, что спасло его от Кошмара. Невидимый взгляд скользил по спине. Проникал через своды пещеры. Существо, достаточно сильное, чтобы заставить Тень вокруг дрожать, способное в любой момент превратить Корифея в пыль.

— Ты будешь прятаться вечность? — тихо произнес он. — Ради чего? Ты слишком силен, чтобы сидеть и дожидаться моего развоплощения, а затем сожрать остатки, подобно падальщику!

Он ждал ответа долго, но воздух перестал мерцать, от чужого взгляда больше не напрягались мышцы. Вокруг снова воцарилась привычная Тени тишина, населенная лишь шепотами давно мертвых и забытых.