Дракон, цепочка с камнем и вторники (гет)

Гермиона добавила несколько листочков сушёной мяты в кругленький чугунный чайник, перетерев их между пальцами, а потом, подумав, добавила ещё столько же. Она заварила травяную смесь некрутым кипятком и размешала по привычке десять раз по часовой и один — против. Несколько поддерживающих температуру заклинаний и подождать ровно восемнадцать минут.

* * *

Наслаждаясь травяным ароматом и теплом в своём уютном кабинете, Гермиона часто сочувствовала Гарри с Роном, месяцами пропадавшим на аврорских миссиях. Порой они рассказывали, как ночевали в палатке в заснеженной Сибири, отлавливая очередного практика тёмных искусств, как добирались неделями пешком до ближайшего населенного пункта в сырой Шотландии, поймав неудачное проклятие на обе свои палочки.

Работа Гермионы в новом Отделе Артефактов была удовлетворяюще скучной, не насыщенной рисками и смертельно опасными сражениями. Приятное разнообразие после семи лет в состоянии постоянного стресса. На войне Гермиона поняла, что свою жизнь готова связать с магической наукой и только с ней одной. А опасностей и жарких сражений ей хватило на несколько жизней вперёд. Никогда она не завидовала приключениям Гарри и Рона, никогда, кроме вторников.

По вторникам она готова была оказаться с друзьями где угодно. Будь то непроходимое болото с агрессивными призраками или полный магических существ дремучий лес, даже драконий заповедник. Уж лучше иметь дело с десятком разгневанных венгерских хвосторог, чем с Драко Малфоем.

Малфоя навязали ей, когда она вступила в должность специалиста по опасным артефактам при Аврорате. Условия работы казались идеальными: свой уютный кабинет, аврорская зарплата, хорошие сверхурочные. Она даже сняла ту милую квартирку на верхнем этаже с окнами на Флориш и Блоттс. Шесть дней недели из семи Гермиона была счастливейшим человеком с самой интересной и сложной работой. И только вторники…

К огромному сожалению Гермионы, именно для её работы, и только для неё, Малфой был незаменим. Только у этого заносчивого хорька был доступ к фамильной библиотеке, только ему подчинялись самые драгоценные и уникальные фолианты по тёмной магии и темномагическим артефактам.

К слову, именно такие артефакты являлись основной заботой Гермионы. Именно таких в напичканном защитной магией Хранилище было устрашающе много. И количество неопознанных потенциально опасных артефактов неумолимо росло, несмотря на старания Гермионы их исследовать, идентифицировать, рассортировать, определить на применение, хранение или, чаще всего, уничтожение.

Авроры подкидывали ей работы едва ли не чаще, чем Визенгамот, регулярно конфискующий занятные вещицы у магических семей. После истории с крестражами Министерство вовсю взялось за контроль и опись всех артефактов, самые сложные случаи из которых доставались Гермионе.

И к огромному её сожалению, без Малфоя ей было не обойтись. Благодаря его библиотеке, признавала она нехотя, ей удалось обезвредить несколько наиболее опасных артефактов. А то, что порой Малфой и без помощи книг наталкивал её на нужную мысль, без труда определяя назначение очередной инкрустированной расчёски, убивавшей изменяющих мужей, Гермионе совсем не хотелось признавать.

Чёртов Малфой был незаменим.

Когда Гермионе впервые пришлось к нему обратиться, его домашний арест был настолько строг, что ей пришлось буквально вытаскивать его с того света. Гермиона тогда только закончила седьмой курс и приступила к должности в сформированном после войны Отделе Артефактов. Её ждал завал интереснейшей и сложнейшей работы, которую Кингсли отчаялся спихнуть со своих и без того перегруженных плеч.

Особенно министр рад был перепоручить ей Малфоя, обращение к нему он сам оттягивал как мог. И вот, спустя несколько месяцев споров с самой собой, Гермиона стояла у ворот Малфой-мэнора с сумкой, разбухшей от различных отложенных «на потом» протоколов по самым сложным артефактам.

Увидеть легендарную библиотеку ей очень хотелось, только лучше бы при этом не пересекаться с её наверняка всё таким же несносным, как в школе, хозяином.

Гермиона готовилась к холодному приёму, к открытой конфронтации, к применению заклинаний. Даже лишённый палочки, Драко Малфой мог быть опасен. Однако её ожидал заброшенный на первый взгляд, совершенно пустой дом из её самых страшных кошмаров.

Блуждая по огромному мэнору в поисках Малфоя, она умудрилась заблудиться. Ещё бы, случайно свернув в большую пыльную гостиную, где не так давно её пытала Беллатриса, Гермиона бросилась прочь со всех ног и очнулась только посреди огромной галереи портретов.

Ни один из них не промолчал, ни один из них не упустил возможность прокомментировать нахождение в благородном доме Блэков и Малфоев поганой грязнокровки. Однако именно у предков Драко ей удалось выяснить путь к местонахождению их непутёвого потомка.

Она нашла его в спальне на огромной кровати с серебристым когда-то балдахином. Малфой спал. Он не проснулся на её приветствие, не проснулся на громко оттараторенную речь о её вынужденном нахождении в его доме. Даже когда она схватила его за острое плечо и потрясла, Малфой не проснулся. В этот момент Гермиона вдруг осознала срочную необходимость вызвать дежурного колдомедика из Мунго.

— Состояние довольно сложное. Жизненные силы практически исчерпаны, организм сейчас функционирует в основном за счёт магического потенциала.

В комнате Малфоя собралось, наверное, рекордное для этого помещения количество человек: бригада неотложной магической медицинской помощи из четырёх магов, Кингсли, Робардс, несколько членов Визенгамота, глава Аврората, Гермиона и сам пострадавший всё ещё без сознания.

Обеспокоенность колдомедиков здоровьем пациента явно нервировала министерских. Виновного так и не удалось определить, Кингсли был склонен обвинять Аврорат в неисполнении функции надсмотра за арестованным, на что получил вполне справедливое:

— Министр, нет ни одного закона, регулирующего надсмотр за находящимися на домашнем аресте. У них забрали палочки, отпустили эльфов, территорию обезопасили охранными чарами. Откуда нам было знать, что ему нечего есть?

— Министр, а кто последний общался с Драко Малфоем? — спросил один из членов Визенгамота.

Кингсли неопределённо пожал плечами, и только Гермиона знала, что больше полугода назад именно он приходил сюда из-за особенно непростого случая с артефактом из Индии.

— Я…

— Министр, простите, — обратилась она, прервав на полуслове его потенциально самообвинительную речь, — мне кажется, стоит проверить остальных приговорённых к домашнему аресту и назначить каждому по куратору. Мы ведь не знаем, чего можно ожидать от них. И лучше поскорее, раньше, чем Пророк успеет написать об этом.

Это предположение вызвало небывалый ажиотаж. Был мгновенно разработан действенный план и применён немедленно. Министерские аппарировали друг за другом. В комнате остались только колдомедики и Гермиона со своей несчастной сумкой, полной работы.

— Мисс Грейнджер, кому-то придётся остаться здесь на некоторое время. До завтра точно. Мы установили несколько поддерживающих заклинаний, но восстановление организма требует вмешательства более опытного мага. Пока не будет восполнен его магический резерв, не начнёт восстановление и физический. Поэтому в сознание он пока не придёт.

Так Гермиона осталась в мэноре «до завтра». И ещё на «всего лишь пару дней», «только одну неделю», «пока состояние не нормализуется». Бросить это жалкое, совершенно не похожее на её одноклассника существо ей не позволяли совесть и Кингсли. Министру удалось вовремя ликвидировать последствия своих же оплошностей и приставить ко всем домашним заключённым по куратору. И только Малфоя он не мог доверить никому, кроме Гермионы. Оставалось только верить в то, что он выживет и, очнувшись, не устроит скандала, который мог стоить министру его должности.

Кингсли Бруствер не был плохим министром, скорее наоборот. Послевоенная магическая Британия его обожала. Вместе с Гарри Поттером он олицетворял победу, как идеальный лидер. Вот только всё теперь менялось, мирное время залечивало военные шрамы, а Кингсли не всегда за ним успевал.

Неделю и один день Гермиона прожила в небольшой светлой, вероятно гостевой, комнате напротив той, где лежал Малфой. Все поддерживающие и диагностические заклинания были привязаны к её палочке, чтобы она могла отслеживать его состояние. Гермиону не сильно тяготило такое вынужденное одиночество, к тому же у неё и правда было много работы, чем она и занималась всё это время. Она была на многое готова ради друзей, поэтому мысли не помочь Кингсли с этим некрасивым делом у неё не возникало. Она старалась не винить его в случившемся, в конце концов, она тоже оттягивала встречу с Малфоем до последнего.

Гарри, Рон и Джинни, навещая её в мэноре, не разделяли её точку зрения. Однако Гермиона приложила все усилия, чтобы немного усмирить их праведный гнев. Она вполне понимала позицию министра, она очень хорошо знала, что Малфой может быть опасен в разных ситуациях, что недооценивать его нельзя, что приставлять к нему дежурного колдомедика — не лучшее решение.

Прошло чуть больше недели, когда Малфой очнулся. Это произошло посреди ночи, на сутки раньше, чем предполагали целители. Похоже, он пытался встать, поэтому Гермиону разбудил громкий звук падения.

Когда она подбежала, он сидел на полу возле кровати, дико озираясь по сторонам, судорожно хватал ртом воздух, а больничная мантия, которую надели на него колдомедики, задралась на острых коленках.

Гермиона отлеветировала его обратно на кровать и разжала стиснутые зубы, чтобы влить немного Усыпляющего зелья. Пока она держала его голову, он слабыми руками пытался не то её отпихнуть, не то задушить.

— Спи, Драко, спи, — умоляла она, пока не подействовало зелье.

Гермиона плохо запомнила тот момент, сейчас уже сложно было сказать, за что же было так страшно: пугала ли её сама ситуация, или же она опасалась за жизнь Драко Малфоя.

Ту ночь она провела в кресле возле его кровати, привычно успокаивая себя вязанием. На утро должны были прибыть колдомедики по её вызову.

— Она готова?

Малфой смотрел прямо на неё, хмурился, а в глазах читалась плохо скрываемая вражда. Между тяжёлых барахатных штор едва пробивался рассветный луч.

Сначала Гермиона решила, что она задремала в кресле, вот и послышался голос Малфоя, поэтому она осторожно переспросила:

— Что?

— Что? Шапочка для угнетённых, конечно, — злобно выплюнул он. — Вот только, Грейнджер, моих эльфов распустили, к твоему сведению.

Он сидел, приподнявшись на локтях, и смотрел прямо на неё с искрящейся ненавистью в глазах.

— Это не…

Не успела Гермиона возразить, что вообще-то вязала носки в подарок своей хорошей знакомой, как вошли целители.

Поднялась страшная суета, в комнате снова собралось множество волшебников: бригада из Мунго, Кингсли, несколько членов Визенгамота, которым министр особенно доверял. Решался сложный вопрос о компенсации, о том, что делать с чрезмерно наказанным осуждённым, продлевать ли домашний арест. Однако, несмотря на активные обсуждения и то, что возле Малфоя суетились целители, Гермиона постоянно чувствовала на себе его взгляд. Совсем недобрый взгляд. Настолько, что хотелось покинуть комнату как можно скорее и никогда сюда не возвращаться.

Гермиона всё же дождалась решения колдомедиков, которые сообщили о полном восстановлении пациента, благодаря применённым особым заклинаниям. Затем она поймала взгляд Кингсли и поспешила почти бегом из этого всё ещё жуткого для неё места.

Позже Гермиона узнала, что в качестве компенсации Малфой был принят в её отдел заочно. Ему вернули палочку, назначили жалование. Его арест теперь должен был закончиться досрочно — в начале следующего года, и он перестанет быть внештатным консультантом. Вместо этого Драко Малфой займёт соседний с ней кабинет. А до этого времени Гермионе всё ещё надо было исправно посещать его дом каждый вторник для совместной работы.

Да. Гермиона ненавидела вторники.

Погрузившись в воспоминания, Гермиона не заметила, что её чай давно готов. Теперь надо выпить пару чашек отменно успокаивающего настоя, и она готова к новому вторнику, к новым косым взглядам.

* * *

Первый вторник в Малфой-мэноре после того, как Драко окончательно оправился, прошёл хуже некуда. Не то чтобы Гермиона ожидала от него благодарности, в конце концов, это же Малфой, но к такому открытому пренебрежению она была не готова.

Он был одет во всё чёрное, стоял возле ворот с палочкой в руках, словно ожидал, что она попытается напасть.

— Ты? — поднял одну бровь.

— Здравствуй, Малфой. Я…

Он молча пошёл в дом быстрыми шагами, так что Гермионе приходилось чуть ли не бежать за ним. Там он молча открыл ей библиотеку, молча взял из рук протоколы, молча поделил пополам, просмотрел её часть, молча выложил на стол стопку книг для неё, сам устроился в другом конце.

К слову, библиотека Малфоев действительно оказалась огромной. Такой огромной, что могла бы соперничать со школьной. Высоченные стеллажи из тёмного дерева, заставленные доверху редчайшими экземплярами книг, тянулись до потолка, где изгибались резными арками. Вдоль каждого стеллажа бесшумно скользила по полу заколдованная лестница с волшебными фонарями напротив полок. Возможно, это место стало бы гермиониным раем, если бы не Малфой.

Работая, он то и дело кидал в её сторону злобные взгляды. Было ужасно сложно сосредоточиться на изучении различных сведений о том или ином волшебном предмете, когда чувствуешь на себе недобрый взгляд.

— Спасибо, Малфой, — Гермиона специально выделила слово «спасибо», когда он проводил её обратно к воротам после целого дня работы, за который он не сказал ей ни слова, не предложил ни чаю, ни воды. Он и сам не поднимался ни разу из-за стола, только постоянно следил за тем, как она работает.

В ответ он молча закрыл за ней ворота.

* * *

Пару месяцев Гермиона отвечала ему таким же холодным пренебрежением. Во всяком случае, ей бы хотелось так думать. Он продолжал раздражать её своими взглядами, продолжал следить за каждым её шагом, словно это она преступница на домашнем аресте. Гермиона была до предела взбешена его поведением, но ради неоценимой помощи в работе старательно молчала.

Она почти не сдержалась один раз, когда увидела у Малфоя домовика. Но она не успела накинуться на него с обвинениями, потому что эльф продемонстрировал ей свою красивую униформу. Оказалось, за работу в мэноре Феррти платили из бюджета Министерства. Малфой фыркнул и пробормотал что-то явно оскорбительное, очень созвучное с Г.А.В.Н.Э., и Гермионе стоило огромных трудов промолчать в ответ.

* * *

Это было неизбежно. В один из особенно загруженных работой вторников стена между Малфоем и Гермионой начала рушиться.

Малфой поделил протоколы невнимательно, и им достались два парных артефакта. Не самые простые случаи, один из них чуть не убил несколько десятков маглов на спектакле в небольшом лондонском театре. Он оказался у актера, тот решил, что у его героя обязательно должны быть старинные часы на цепочке, которые приглянулись ему в ломбарде. Когда он их открыл на сцене, несчастные маглы стали терять сознание от необъяснимого удушья. И всё бы закончилось плачевно, если бы один из зрителей не открыл флакончик с нюхательной солью, который как нельзя кстати оказался парой к этим часам.

— Грейнджер, невоспитанному сброду вроде тебя не понять такой тонкой и искусной вещицы!

— Ах тонкой и искусной? Это оружие массового поражения, Малфой, это тёмный артефакт.

— Сама ты тёмная, тёмная и недалёкая. Моя прапрабабушка использовала похожий браслет, чтобы красиво обратить на себя внимание, или чтобы покинуть неприятное ей общество. Тебе не понять, Грейнджер. Ты прямая и упрямая, как баран.

— Эти часы чуть не погубили сорок семь маглов, Малфой! Сорок семь человек, среди которых были дети.

— В том и дело, Грейнджер. В руках маглов даже такой безобидный предмет может привести к крупным последствиям. Вот почему этот случай — оплошность Артура Уизли, а не работа нашего отдела.

Несколько часов пустых споров и угроз привели к тому, что Гермиона вызвала младшего служащего из Отдела Артефактов и выдала разрешение на вынос коробки номер три тысячи пятьдесят восемь из Хранилища.

Часы и флакончик с солью были невероятно красивыми. В чём-то, похоже, Малфой оказался прав, это была тонкая работа, возможно викторианских мастеров. Однако ни одно выявляющее заклинание не сработало, эти две вещи словно поглощали магию.

— Я открою, и проверим.

— С ума сошёл? Эта штука может убить нас обоих.

— Глупости. Её надо просто открыть и взглянуть на стрелки.

— Я запрещаю тебе это делать, Малфой.

— Ты? Мне?! Дай сюда!

Цепочка звякнула, порвавшись в их руках, и Гермиона случайно толкнула пальцем инкрустированную камнями крышечку. Без четверти три. В голове что-то щёлкнуло, перед глазами расползались красивые фиолетовые круги, всё тело вдруг полетело назад в мягкое тёплое облако.

Перед тем, как окончательно отключиться, Гермиона успела подумать, что если часы подействовали и на Малфоя, как на всех тех маглов в театре, и он не успеет открыть соль, то им, возможно, конец.

— Да уж, Грейнджер, красиво лишиться чувств, как положено благородной леди, это не про тебя, правда? — послышался насмешливый голос Малфоя откуда-то из темноты. — Очнись уже и встань с меня, будь добра.

Гермиона распахнула глаза, с ужасом увидев, что совершенно некрасиво распласталась на коленях у Малфоя, сидящего спиной к стеллажам. Он трясся от смеха, но держал у её носа флакончик одной рукой, а другой придерживал её голову.

— Теперь мне придётся проклясть тебя, чтобы ты принесла мне мазь от боли в спине, раз уж я не могу ни до аптеки прогуляться, ни сам обратиться в Мунго. С другой стороны, оно того стоило, я оказался прав, — его смех казался таким странным, кажется, Гермиона впервые слышала его. — Совершенно безобидная игрушка, Грейнджер. Пожалуй, оставлю себе, вдруг понадобится отпроситься у начальника с работы, а натуральный обморок куда лучше наигранного.

Лицо Гермионы пылало. То мягкое облако, в которое она провалилась, отключаясь, похоже оказалось тёплыми, никогда бы не поверила, руками Малфоя. И она всё ещё лежала на нём!

— Прости, — схватившись за удобно подвернувшуюся лестницу, Гермиона подтянулась, чтобы встать, и подала руку всё ещё посмеивающемуся Малфою.

Он вдруг умолк, нахмурился и вперился взглядом прямо в её глаза, словно что-то пытался в них отыскать. Несколько долгих секунд он прожигал её взглядом, казалось, она забыла, как дышать, но руку не убрала. Наконец, он обхватил её пальцы своими, крепко сжал и встал на ноги. Только Гермионе показалось, что её рука ему не нужна была для того, чтобы подняться.

Несколько минут атмосфера в библиотеке казалась настолько тяжёлой, что давила на плечи. Гермиона чувствовала, как Малфой напряжён, и не придумала ничего лучше, чем:

— Похоже, ты действительно был прав. Если ты не отключился под воздействием часов, то, вероятно, так массово артефакт действует только на маглов. И, — Гермиона замялась, но собрав всю силу воли в кулак, взглянула ему в глаза, — спасибо.

Он кивнул. Напряжённость не развеялась полностью, но Гермиона вдруг увидела тень улыбки в его глазах. Похоже, он всё же был польщён признанием победы.

* * *

А в следующий вторник он предложил ей чаю, если она, конечно, не боится, что он подольёт ей немного бодрящего яду в чашку.

* * *

Через один они снова поспорили и разругались.

* * *

Затем было три недели подряд, когда работы навалилось столько, что вторник плавно перетекал в среду, а Гермиона начала приносить с собой магловский энергетик, потому что кофе совершенно перестал помогать.

* * *

Постепенно Малфой перестал встречать её у ворот. Теперь этот делал Феррти, а Малфой ждал её в гостиной. Иногда с чаем, иногда с книгой.

* * *

Был вторник, когда они так отчаянно спорили насчёт очередного артефакта, что вернулись к «хорьку» и «грязнокровке». Он вспомнил её длинные зубы и магловских родителей, а она — его преступника-отца и то, что сам Драко чудом избежал такой же судьбы в Азкабане, а его матушка обязана Гарри тем, что обошлась только депортацией из страны.

* * *

Через неделю после ссоры Гермиона извинилась, но Малфой вернулся к молчанию и игнорированию.

* * *

Ещё через неделю Гермиона принесла ему большую корзину из Сладкого королевства и снова извинилась.

* * *

Через неделю он извинился за «грязнокровку». И за своё поведение в школе.

* * *

Через ещё одну неделю она сказала, что ей жаль его родителей. И призналась, что возмущена тем, как обошлись с ним самим.

* * *

Через неделю после этого он признался, что благодарен ей за то, что нашла его тогда и просидела с ним целую неделю. Правда, он тут же отметил, что до сих пор не может счистить все её волосы со своего любимого кресла.

* * *

Когда до конца года, а вместе с этим и домашнего ареста, оставалась всего пара с лишним месяцев, Гермиона начала замечать, что Малфой пытается задержать её подольше. Она вдруг поняла, что при рабочем дне до семи вечера она почти всегда засиживается в мэноре допоздна. И часто Малфой находит новую интересную информацию именно к вечеру, периодически предлагает выпить ещё кофе и «этой твоей магловской дряни» и поработать подольше.

* * *

За два месяца до конца года Гермиона поняла, что и сама умело находит повод задержаться. Пришлось признаться самой себе, что с Малфоем работать не только интересно, но и приятно. Что при всей его колючести и откровенной вредности он действительно умный и сильный волшебник. Да и неплохой где-то очень и очень глубоко внутри человек.

* * *

В начале декабря Гермионе пришлось признаться себе ещё и в том, что единственное, за что она ненавидит вторники, это за то, что их так мало.

В этот вторник Малфой заявил, что работать намерен только до полудня, а после использует помощь Гермионы в украшении ёлки.

— Одной палочки, при всей моей магической мощи, не хватит, чтоб украсить такой огромный дом и ту махину, которую притащил Феррти, — заявил он. — Так что ты, Грейнджер, остаёшься помогать.

Гермиона даже не думала возражать.

Домой она аппарировала уже после полуночи, задумчивая и обеспокоенная разговорами по душам за бутылкой вина.

* * *

В четверг после случая с ёлкой и вином Гермионе как нельзя кстати принесли из конфискованных при заключении в Азкабан вещей старинную шкатулку, которая, довольно долгое время пролежав в их хранилище, вдруг начала светиться и играть грустную мелодию. Послушав эту музыку, один из работников тюрьмы оказался в Мунго с помутнением рассудка.

Гермиона упаковала артефакт в защищенный магией короб и аппарировала к Малфой-мэнору. Её никто не встретил, отвлекать Феррти она не хотела и пошла сама искать Малфоя.

Нашла она его в маленькой гостиной. Он не заметил, как она вошла. Это было странно. Он сидел в кресле возле камина, обхватив руками колени, и смотрел на огонь. Сердце Гермионы пропустило удар. Малфой вдруг показался таким маленьким и одиноким в этом огромном доме. Странное предчувствие появилось у Гермионы.

— Малфой?

Он вскочил с кресла, широко распахнув глаза от удивления.

— Грейнджер? — его голос был резким и слегка охрипшим. — Что ты здесь делаешь?

Пожалуй, никогда ещё Гермиона не видела его настолько пораженным и растерянным. Его глаза были красными, словно он смотрел на огонь и не моргал очень долгое время.

— Пришла попросить помощи с артефактом.

Он нахмурился.

— Сегодня четверг.

— Я знаю.

— Ты сдаешь отчёт по четвергам. У тебя ещё есть почти целая неделя.

— Я знаю, — Гермиона прикусила губу и нахмурилась.

Когда она собиралась сюда, она не думала, что Малфой, может, и не захочет её видеть. Она не думала об этом вообще, если честно. Последние два дня все её мысли были о прошедшем вторнике, о его рассказах, о том, что она вроде как начала немного понимать Драко Малфоя.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала она, — извини, что не вовремя.

Она развернулась.

— Стой, — он схватил её за руку, — останься, Грейнджер. Что… Что ты принесла?

Гермиона осталась. Она рассказывала про странную шкатулку, пока Феррти наливал им чай. Она удивилась, что он принёс ещё бутылку огденского, но ничего не сказала. Малфой был мрачен, он отодвинул чашку и налил себе огневиски.

— Покажи шкатулку.

Гермиона достала её из короба. Комнату наполнила самая печальная на свете мелодия, словно где-то внутри этой шкатулки плакали неведомые существа.

Малфой издал странный звук, похожий на стон, и взял шкатулку едва заметно дрогнувшими руками. Открыл её. Прошептал несколько слов на латыни, и музыка стихла.

— Что ты сделал? — прошептала Гермиона, ошеломлённая тем, как побледнело его лицо.

— Сказал, что я её услышал.

Малфой сел обратно в своё кресло и плеснул себе ещё огденского в бокал.

— Видишь ли, — тихо начал он, не поднимая взгляда к её лицу, — это шкатулка моей матери. Она подарила её отцу в молодости, сказав, что шкатулка заиграет тогда, когда ей особенно будет нужна его помощь, в момент, когда ей тяжелее всего. Последний раз шкатулка играла, когда я принял метку.

— Драко…

— Подожди, Грейнджер, это не вся история, — вздохнул он. — Вчера мне пришло письмо, в котором мать пишет, что расторгла брак и выходит замуж за другого мужчину. Шкатулка заиграла около полудня?

— Да.

— В полдень моя мать и её новый муж обменялись клятвами. Не похоже, чтобы она была счастлива без отца.

— А что ты сказал шкатулке?

— Я сказал ей, что Люциус Малфой её услышал и придёт помочь. Я соврал.

Он опустил лицо в ладони.

Гермиона вытерла ладонью слёзы и пересела на подлокотник его кресла. Она не сразу решилась, но всё-таки обняла его и просидела так несколько часов. Потом она тихо встала и ушла, оставив шкатулку, а Малфой так и сидел, спрятав лицо.

* * *

Гермиона стала приходить теперь и по четвергам. Не всегда по работе, порой и просто так. Он никогда не комментировал эти изменения в расписании, но всегда был готов к её визитам, словно ждал их.

* * *

В один из четвергов она спросила, нет ли известий о Нарциссе. Он посмотрел на неё так странно, будто не ожидал, что ей интересно.

Да, он получил ещё одно письмо недавно, она писала, что сложно было переступить эту черту, сложно отдать свою жизнь другому человеку, когда тот, кому она принадлежала практически всю жизнь, недосягаем. Что она хотела бы проститься с Люциусом лично и не хотела, чтобы Драко сообщал ему эти новости.

— Может, она будет счастлива в этом браке? — осторожно спросила Гермиона.

Драко неопределённо пожал плечами. Больше Гермиона не спрашивала его про родителей, хотя иногда замечала письма от Нарциссы на его рабочем столе.

* * *

Конец года приближался всё быстрее, и что-то неуловимо изменилось в их совместной работе. На фоне их периодических споров Гермиона снова стала замечать на себе его тяжёлые взгляды. Как будто Малфой что-то обдумывал. Порой её напрягло это, однажды она даже допустила мысль, уж не задумал ли он что-то нехорошее.

* * *

В последний рабочий вторник года Гермиона принесла ему небольшой подарок к Рождеству — маленького почтового совёнка. Малфой словно не ожидал от неё подарка, он нахмурился и помрачнел, но совёнка принял. Даже поблагодарил.

Гермиона снова чувствовала напряжение между ними, но спрашивать, в чём дело, не стала.

— Счастливого Рождества, Драко, — от своего имени он чуть дернулся, но не перестал хмуриться. — И с наступающим Новым годом. Надеюсь скоро увидеть тебя в соседнем кабинете, коллега.

— И тебя, — коротко ответил он и закрыл за ней дверь.

Это было грубо. Гермиона пыталась игнорировать неприятное чувство тоски, будто от неразрешённой ссоры, вплоть до Рождества, но так и не преуспела.

* * *

Рождественская вечеринка у Уизли всегда проходила даже слишком весело. Рон с Чарли наколдовали из куриц двоих драконов и соревновались, кто дальше плюнет огнём. Миссис Уизли в этот раз превзошла все свои кулинарные шедевры сразу, и Гарри с трудом оторвался от любимого пирога с патокой. Джинни гонялась на метле за Джорджем. Билл тщетно пытался призвать родственников к тишине, и Флёр пришлось забрать их первенца в Ракушку.

Где-то часам к трём, выпив приличное количество сливочного пива, Гермиона вдруг вспомнила, что Малфой мог бы что-нибудь подарить ей в ответ. Хотя бы открытку. Или один из тех поющих золотых шаров с рисунком с его ёлки, которые ей так понравились.

И аппарировала.

Это была не лучшая идея.

Это была очень плохая идея.

Гермиона сбилась и попала в заснеженный розовый куст, расцарапалась, слава Мерлину, хоть не расщепило.

На шум появился Феррти и принялся вздыхать и причитать возле неё. Гермиона, весело хихикая, достала из кармана пальто вязаную шапку и торжественно вручила её довольному эльфу.

Малфой отмечал Рождество в компании огневиски и огромной ёлки, которую они нарядили вместе с Гермионой. Совёнок летал кругами и пытался сесть на пышные еловые ветки, но в последний момент пугался и снова взлетал.

— Хозяин Драко! — Феррти отвлек Малфоя от молчаливого созерцания этого безобразия.

Увидев, кого домовик к нему привёл, Малфой подскочил и бросился к Гермионе.

— Что с тобой?!

Он схватил её за плечи и чуть встряхнул, видимо потому, что Гермионе вдруг стало очень смешно оттого, что она упала в розовый куст, а он так испугался.

— Грейнджер, я клянусь…

— Я… упала в куст, — фыркнула Гермиона и расхохоталась, слегка облокачиваясь на него, чтобы не упасть.

Малфой тяжело вздохнул и, придерживая её за спину, усадил в кресло.

— Ты пила? — подозрительно прищурившись, спросил он.

— Конечно пила, Рождество ведь! А ещё вто-орник, — Гермиона широко улыбнулась собственной шутке. — И ты тоже пил, между прочим.

— Угу, только мне не было так весело, как тебе, Грейнджер.

Гермионе вдруг тоже стало совсем не так весело, и идея удивить Драко Малфоя в рождественскую ночь показалась не такой уж потрясающей. Ей стоило прийти гораздо раньше.

— Драко…

— Оставь, Грейнджер. Акцио Рябиновый бальзам.

— Что это?

— Ранозаживляющий бальзам. В отличие от отвара, не оставляет шрамов. У тебя щека разодрана. И плечо, похоже. Раздевайся.

— Что-о?!

— Пальто снимай, Грейнджер. Ты такая глупая, когда выпьешь, просто ужас.

Она неловко выпуталась из пальто и кинула его на пол.

— Хорошее платье, Грейнджер, — хмыкнул он и отмерил несколько капель розоватого бальзама на белоснежную салфетку.

— Нормальный человек сказал бы, что мне идёт, — Гермиона поёжилась под его взглядом.

— Я никогда не говорил, что я нормальный, — он мягко промокнул царапины на её плече и на шее, Гермиона чуть глубже вздохнула, бальзам слегка пощипывал. — Но тебе идёт.

Гермиона старалась смотреть поверх его плеча, но когда он капнул ещё пару капель на салфетку и коснулся её щеки, она не выдержала. Его серые глаза очень внимательно разглядывали её ранки, слишком внимательно для таких пустяковых царапин. Он даже закусил нижнюю губу и прижал салфетку чуть плотнее. Гермиона снова втянула воздух, почему-то его было здесь катастрофически мало.

— Щипет?

— Нет…

Его взгляд вдруг метнулся к её глазам, и она поняла, что до этого он тоже смотрел на её приоткрывшиеся губы. Долю секунды он смотрел ей в глаза, а потом вскочил и отошёл.

Он налил огневиски по бокалам и подал ей один.

— С Рождеством, — он улыбнулся глазами поверх бокала.

— С Рождеством, — откликнулась Гермиона. — Драко, я должна была прийти раньше, я просто…

— Ты ничего мне не должна, Грейнджер, — оборвал он.

— Но…

— Хватит, не говори ничего, о чём можешь пожалеть, — он забрал бокал, взял её за руку и потянул за собой. — У меня есть для тебя кое-что, я хотел отправить с Драконом, но у меня нет твоего адреса.

— Ты назвал сову Драконом? — Гермиона рассмеялась. — Ох, ты, наверное, до неприличия влюблён сам в себя.

— А ты как думала, Грейнджер? Да и как можно меня не любить?

Гермиона снова смеялась, на этот раз вместе с ним, подумав, что у него очень красивый смех и что она она очень редко его слышит.

Он вёл её за руку, пока они не пришли в его рабочий кабинет. Там он отпустил её и взял со стола небольшой свёрток. Сам снял серебряную упаковку и открыл небольшой футляр. Внутри была простая, но очень красивая цепочка с круглым прозрачным камнем.

— Можно я сам надену?

Гермиона кивнула и повернулась к нему спиной, но он обошёл её и встал к ней лицом к лицу.

Воздух снова куда-то пропал.

Когда он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своём лбу, было заметно, насколько он на самом деле выше — чтобы смотреть ему в глаза, ей пришлось задрать голову.

Застёжки на цепочке не было, он пригладил одной рукой её выбившиеся из причёски локоны и аккуратно надел свой подарок.

Цепочка засветилась и немного затянулась, так, что круглый камень чётко попал в ложбинку чуть ниже шеи. Гермиона нащупала его рукой.

— Спасибо, Драко, мне очень, очень нравится, — прошептала она и подняла голову. Он не отошёл, он смотрел на неё, а его серые глаза опасно потемнели. На его плечо опускалась, извиваясь, ветка омелы.

Он наклонился медленно и, слегка задев своим носом её, поцеловал, легко касаясь губ своими. Гермиона закрыла глаза и подалась вперёд, а он выдохнул ей в губы и прижал к себе так тесно, что ей пришлось подняться на цыпочки, чтобы отвечать на шквал его поцелуев.

Он отстранился первый. Он тяжело дышал, а его обычно бледные скулы слегка раскраснелись.

— Прости, — пробормотал он.

Что-то оборвалось внутри от этого тихого «прости», Гермиона пыталась заглянуть в его глаза, но он ещё ниже опустил голову.

— Мне, видимо, пора, — Гермиона нащупала его подарок на шее и вышла из кабинета.

Он не остановил её, не вышел за ней в зал, не догнал её у ворот. Гермиона аппарировала домой и остаток рождественской ночи прорыдала в подушку.

* * *

То, что произошло на Рождество, выбило Гермиону до самого Нового года, который тоже пришёлся на вторник. Это совпадение окончательно её добило, и Гермиона, вместо того чтобы праздновать с друзьями, осталась дома размышлять о том, почему её настолько расстроила эта ситуация и что именно её так задело. Сам поцелуй или то, что он попросил за него прощения.

* * *

Первый рабочий день Драко в Министерстве пришёлся на среду. Он вошёл в её кабинет, поздоровался, поблагодарил за совместную работу и ушёл к себе, где работал до конца дня в одиночестве. Перед тем, как уйти, он снова зашёл и попрощался.

Магия вторников была разрушена.

* * *

Гермиона злилась. Злилась так сильно, что готова была при первой возможности врезать Драко Малфою точно как на третьем курсе. Он её игнорировал. Уже несколько недель они работали в соседних кабинетах, занимались одинаковой работой, но ни разу он не сказал ей ничего кроме приветствия и прощания. Ни единого слова.

* * *

Со временем Гермиона привыкла игнорировать Драко так же подчёркнуто вежливо, как и он её.

— Доброе утро, Грейнджер.

— Доброе утро, Малфой.

— До свидания, Грейнджер.

— До свидания, Малфой.

* * *

Друзья часто спрашивали Гермиону, не доводит ли её Малфой, не достает ли, не дразнит ли.

— Нет, всё в порядке, — отвечала она, но никогда не рассказывала, как ей хочется, чтобы он доводил, доставал, дразнил. Иногда она думала, что готова даже простить ему ещё одну «грязнокровку», лишь бы он сказал ей больше четырёх-пяти слов в день.

* * *

В один из тёплых весенних вторников Гермиона решила, наконец, признаться самой себе, что Драко Малфой ей небезразличен. Хотелось ли его убить или поцеловать, впрочем, не имело значения.

* * *

Гермиона долго и тщетно искала новое дело, вроде часов и флакончика с солью, чтобы объединить усилия с Малфоем. И в один прекрасный день такое дело нашлось. Само. Кингсли послал их двоих дезактивировать артефакт, который погубил приличную часть лесополосы в Уэльсе. Одна недалёкая девочка-сквиб зарыла мамины драгоценности в лесу, посчитав, что магические предметы принесут ей неудачу в любви с маглом. И разные заколдованные предметы из большой коллекции, оказавшись в тесном контакте, начали взаимодействовать.

Это задание слегка изменило устоявшиеся отношения между Драко и Гермионой. От холодного и вежливого игнорирования они перешли к открытой конфронтации. Малфой считал, что необходимо применить поисковое заклинание для того, чтобы найти место захоронения артефактов, а Гермиона верила, что в таком чересчур фонящем всеми видами магии месте попросту опасно колдовать. Скитаясь по лесу уже пятый час, они окончательно перессорились.

Однако, когда Гермиона попала ногой в ямку и споткнулась, Малфой тут же подхватил её под локоть, но отпустил, как только она выдернула застрявшую ногу.

Спор зашёл в тупик, и Малфой, вытащив палочку, произнёс:

— Акцио артефакты Матильды Бэнкес.

Реакция была абсолютно неожиданной. Ближайшие к ним деревья заскрипели и принялись вырываться с корнем и падать, а следом ближайшие к ним, ближайшие к ним, и дальше, дальше, дальше.

Малфой схватил Гермиону за руку и помчался вперёд, уворачиваясь от валящихся деревьев, прикрывал её магическим щитом. Последнее дерево упало прямо перед ними, и всё закончилось.

И Гермиона ему врезала. Не в нос, в плечо, но со всей силы.

— Ты что? — он отступил, потирая ушибленное место, маска безразличия спала.

— Я — что? Это ты чуть нас не убил, придурок несчастный! Я сказала не использовать магию, не-е-ет, зачем меня слушать, если можно подвергнуть себя смертельной опасности?!

— Без магии было бы долго, смотри, вон там на поляне, кажется, то самое место.

— Долго, да безопасно. Чем тебе не угодила прогулка по природе без высокой степени риска?

Он промолчал. Они откопали артефакты, упаковали в специальные коробки, дезактивировали те, что смогли дезактивировать на месте. И как-то незаметно снова вернулись к холодному игнорированию.

* * *

Прошло ещё несколько месяцев, Гермиона даже привыкла к таким с ним отношениям, несмотря на то, что каждая встреча и каждая мысль о нём продолжали причинять боль.

* * *

В июле Гермиону отправили на миссию с Гарри и Роном. Печально известный Рабастан Лестрейндж сбежал из Азкабана, используя некий артефакт, определить и обезвредить который им и было необходимо. Следом за ними шли ещё несколько пар авроров для страховки и чтобы поймать Лестрейнджа в случае их неудачи.

Они выслеживали его больше месяца, жили в лесах в той самой палатке, мало изменившейся со времён войны, иногда ночевали в небольших гостиницах, попадавшихся по пути. Из Ирландии след вёл во Францию, оттуда в Румынию.

Здесь они и нашли его. В горной пещере на западе Румынии. Артефакт, которым он пользовался, каким-то образом отражал любую магию. Экспеллиармус Гарри вернулся к нему, он едва успел отклониться, Остолбеней Рона прилетело ему же обратно. Лестрейндж поднял палочку и направил её на Гермиону, как вдруг камень у неё на шее нагрелся, а вокруг неё образовался большой золотистый шар, о который разбилось полетевшее в неё проклятие.

— Что?! Ты — Малфой? — прохрипел Рабастан.

Гермиона вдруг почувствовала свой образовавшийся щит, ощутила его границы и его силу, она схватила Гарри за руку и втащила внутрь этой сферы, а он перекинул Рона через плечо.

— Аппаруируй нас, Гермиона, — воскликнул Гарри, но у неё была другая идея.

— Инкарцеро!

Рабастан Лейстрендж упал, связанный магическими верёвками.

* * *

Этот момент настал. Гермиона готова была врезать Драко Малфою в его красивый тонкий нос.

— Сейчас же рассказывай, что ты со мной сделал, или я прокляну тебя так, что твоим новым домом станет плотно закрытая банка на моём рабочем столе! — Гермиона наступала на бледного как полотно Малфоя, а он пятился к своему столу, пока не уткнулся в него спиной. Точно как на третьем курсе, палочка Гермионы была нацелена ему прямо в лоб.

— Гермиона, пожалуйста, опусти палочку, — он зажмурился.

— Ах вот как, теперь «Гермиона»? — возмущённо воскликнула она. — А что случилось с «доброе утро, Грейнджер» и «до свидания, Грейнджер»?! Мне надоело, Малфой, надоело гадать, что у тебя на уме, надоело ждать от тебя объяснений, надоело притворяться, что мне всё равно и что ничего не произошло. Ты мне сейчас же расскажешь всё, расскажешь, что за чёртов золотой шар вчера вокруг меня образовался, почему Лестрейндж назвал меня твоей фамилией и почему ты избегаешь меня, или я брошу палочку и сломаю твой аристократичный нос как самая поганая грязнокровка, кулаком.

Он поморщился.

— Не говори это слово, пожалуйста, — он грустно улыбнулся. — Я всё тебе расскажу, давай только сядем и я налью себе огневиски, а лучше и тебе, это не простой разговор. Вдруг ты всё-таки сломаешь мне нос, нам пригодится немного антисептика.

Гермиона не сдвинулась с места и не опустила палочку. Тогда он достал из стола небольшую бутылку и два бокала. Свой он выпил сразу, ко второму Гермиона не притронулась.

— Я не знаю, с чего начать, — развёл он руками, — может, ты просто сломаешь мне нос? Ладно. Цепочка и камень, которые я тебе подарил, это своего рода защитный амулет. Я предполагал, что Рабастан рано или поздно сбежит, я догадывался, какие именно артефакты он смог протащить с собой. Я также предполагал, что тебя отправят за ним, а не меня. Я долго думал, как тебя защитить. Решение пришло внезапно. Я надел тебе помолвочное кольцо в виде этого кулона, видишь ли, оно трансфигурировано. Теперь семейные артефакты не могут причинить тебе вреда. Потому что для них ты, вроде как, моя невеста.

Он закусил губу и виновато взглянул ей в глаза.

— Малфой… ты… Подожди, чтобы такой артефакт принадлежности сработал, я ведь должна была согласиться.

— Ты согласилась. Ты поцеловала меня, помнишь? — он снова печально усмехнулся.

— Так эта омела оказалась там не просто так?

— Конечно же нет, Грейнджер. Я всё подстроил. Ну вот и всё, можешь сломать вероломному Малфою нос, — он зажмурился.

— Я успею это сделать, — Гермиона нахмурилась. — Ничего из этого не объясняет того, почему ты меня игнорировал столько времени и почему вообще решил меня защитить?

— Разве это непонятно? Я всё испортил, Грейнджер, — он взъерошил свои волосы и потёр ладонью лицо. — Я воспользовался твоей слабостью в своих целях. Мне очень жаль нашего общения, очень жаль, что я всё так бездарно испортил. Теперь ты ненавидишь меня ещё сильнее, чем раньше.

— Я всё ещё не понимаю. Когда это ты пользовался моей слабостью?

— Видишь ли, для того, чтобы кулон подействовал, достаточно было согласия на поцелуй и поцелуй в щеку. Но я не смог. Я слишком много лет сдерживался.

Гермиона опустила палочку. Его слова с трудом укладывались в голове.

— Зачем тебе защищать меня? — спросила она, не отрывая пристального взгляда от его лица.

— Гермиона… Пожалуйста, не надо делать вид, что ты ничего не поняла ещё на Рождество.

Этого было достаточно. Гермиона отложила палочку и… врезала ему в нос. Не сильно. Но вполне ощутимо, судя по тому, как он схватился за него.

— Ты невероятный идиот, — сказала она, отнимая его руки от лица, — даже не верится.

— Почему? — обиженно спросил он.

— Потому что я тоже люблю тебя, Драко Малфой, потому что даже если ты попытаешься отнять у меня этот чёртов кулон, я тебе его не отдам.

На этот раз она его поцеловала. А он подхватил её на руки, развернул и посадил на свой стол, смахнув стопки очень важных документов, но ничего больше вообще не имело значения.

Это был очень хороший вторник.