Не Дамблдор (джен)

Гарри Поттер не был Альбусом Дамблдором.

Рон Уизли прекрасно это понимал. Он это понимал, наверное, лучше всех на свете. Что и неудивительно, ведь он ещё и самым первым показал Гарри изображение Дамблдора на карточке от шоколадной лягушки в день их знакомства. Рон был одним из двух лучших друзей Гарри. Он прошёл с ним все взлёты и падения, связанные с попытками других людей (а иногда и безалаберностью Рона) прикончить Гарри.

Рон был рядом с Гарри на его первых занятиях по колдовству, видел первое заклинание, первый полёт на метле, участвовал в первом преднамеренном нарушении правил, из-за которого их могли убить или даже исключить из школы. Он поддерживал Гарри после того, как сердце того оказалось разбито в первый раз, да и в последующие тоже... Включая расставание с сестрой Рона, хоть оно и было, по крайней мере, со стороны Гарри, дружеским. Рон был рядом с Гарри, когда тот впервые проник в Министерство магии, и во второй раз тоже. Когда тот впервые проник и впоследствии сбежал из банка Гринготтс на спине дракона. Присутствовал он и при уничтожении крестражей.

Рон был рядом, когда Гарри умер, а затем вернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с самым опасным из всех Тёмных Лордов.

Он стал, как и большая часть их поколения, свидетелем того, как Гарри победил Тёмного Лорда. Это событие отмечал практически весь волшебный мир. Он превозносил Гарри Поттера, называя его следующим Альбусом Дамблдором.

Но Гарри Поттер не был Альбусом Дамблдором.

Нет, конечно, с точки зрения стороннего наблюдателя схожих черт было много, и публика регулярно в своём воображении находила этому подкрепление. Гарри был скромным. Он не трубил на всю округу о своих достижениях. Проводил время с друзьями.

Гарри, казалось, не винил никого в происходящем с ним, даже народ, который временами словно ополчался против него, хоть по большей части это и была заслуга «Ежедневного Пророка». Никто не знал, насколько люди верили этой жёлтой газетёнке. Что же до Гарри, то он терпимо относился к публике, которая его обожествляла. К тому, как они кивали, махали или даже кланялись ему, как приветствовали и окликали его, стоило Гарри оказаться в Косом переулке или любом другом магическом месте. К тому, как владельцы лавок из кожи вон лезли, чтобы помочь ему или что-нибудь подсказать. К тому, как предлагали взять товар даром или накормить за счёт заведения. Гарри всегда настаивал на том, чтобы заплатить. И всегда платил. И от этого его начинали ещё больше обожать.

Не раз Рону доводилось видеть детей, бросающихся к Гарри, чтобы обнять или попросить автограф. Только Рон замечал то, как Гарри напрягался из-за прикосновений. Гарри всё ещё не любил этого.

За этими детьми обычно стыдливо плелись родители. Судя по их виду, разрывающиеся между тем, чтобы отругать своё чадо за поведение и желанием извиниться перед Гарри. Но Гарри это никогда не раздражало. Он вставал на колено, говорил ребёнку пару слов, порой даже подписывал карточку из упаковки шоколадной лягушки со своим изображением, а при следующей встрече называл этого ребёнка по имени, чем непременно их радовал. И взрослые, и дети уносили с собой позитивные впечатления от встречи с Мальчиком-Который-Выжил.

Человеком-Который-Победил.

Следующим Альбусом Дамблдором.

Это проявилось и в том, что Гарри занял должность преподавателя Хогвартса по Защите от тёмных искусств меньше чем через год после победы над Волдемортом. Для большей части магического мира этот шаг оказался совершенно предсказуемым. Само собой, это не имело никакого отношения к тому, что Гарри понравилось учить других на пятом курсе, или к тому, что благодаря его урокам тогдашние ученики с четвёртого по седьмой курс набрали практически самое большое количество баллов за всю историю Хогвартса.

Нет.

Альбус Дамблдор победил Геллерта Гриндевальда, а затем вернулся к преподаванию в Хогвартсе. Дамблдор перешёл с должности преподавателя на должность директора, на которой оставался почти пять десятков лет.

А теперь в Хогвартс пришёл преподавать Гарри. Наставлять юные умы. Когда ушла МакГонагалл (хотя Рон был убеждён, что она никогда не уйдёт в отставку; она не состарилась ни на день, и он считал, что она уже родилась старой), весь колдовской мир принял тот факт и даже начал ждать, что Гарри займёт её место.

Прямо как Альбус Дамблдор.

И неважно, что Гарри едва перевалило за двадцать, то есть он был гораздо моложе, и что Дамблдор до победы над Гриндевальдом долгие годы преподавал в Хогвартсе. Публика прослеживала тот же путь, что прошёл Дамблдор. К доказательствам добавлялись и его отношения с директором, которые Гарри мог описать только как «непростые», поскольку в глазах многих Гарри негласно считался его учеником.

И не то чтобы Рон думал, что из Гарри вышел бы дурной директор. Он не был уверен, взял бы Гарри на себя эту должность. Может, и взял бы. Может, и нет. Гарри обожал преподавать. Рон не сомневался, что если бы Гарри её предложили и он отказался бы, то последовали бы новые сравнения. Разговоры о том, что Гарри решил, будто ему нужно набраться опыта, или о том, как сложно было бы заменить Дамблдора, словно МакГонагалл не была достойным, хорошим директором.

Все были уверены, что Гарри Поттер — следующий Альбус Дамблдор.

Рон не мог его винить за Фоукса. Феникс возник вскоре после Битвы за Хогвартс и поселился с Гарри. Чаще всего птица либо сидела на насесте в классе Гарри, либо кружила в небе над Хогвартсом. Никто этому даже особенно не удивился. У Дамблдора был феникс, поэтому казалось само собой разумеющимся, что и у Гарри он должен быть.

Причём на этом сравнения не заканчивались. Постепенное вовлечение Гарри в дела Визенгамота и политику, чему он был не слишком рад, но ничего поделать не мог, тоже сказывалось на появлении новых параллелей с появлением Дамблдора на политической сцене. Никто и слова не сказал о том, что участие Гарри казалось необходимым для отстаивания определённых вопросов, которые были важны для него, таких как права оборотней.

Отстаивание Гарри своей позиции по этим вопросам также было рассмотрено в качестве возможных шагов к его становлению Верховным чародеем. Ходили слухи, что Министр уже предложил ему эту должность, но Гарри отказался.

Также внимание привлекло то, как Гарри поручился за бывшего Пожирателя смерти и его семью.

Ладно, Рон признавал, что в этом случае Гарри сам виноват в возникших сравнениях. Вступившись за Нарциссу и Драко Малфоев, а значит, и отца семейства, с заявлением о том, что их помощь в свержении Тёмного Лорда была неоценимой, он помог им избежать тюремного заключения. Из-за этого многие припомнили, что Альбус Дамблдор в своё время таким же образом помог молодому Северусу Снейпу.

Гарри это сравнение не понравилось. А Рон не упускал возможности подколоть его из-за этого.

Но ни для кого это не стало неожиданностью. Гарри умел прощать, был честным и преданным. Он не таил обиды на других учеников, называвших его наследником Слизерина, носивших значки «Поттер — вонючка» или считавших его жадным до внимания лжецом, которым его выставил «Пророк», когда он заявил всем о возвращении Волдеморта. Даже после того, как его доброе имя было восстановлено. Гарри не пытался влиять на ход судебных процессов над Пожирателями смерти. Возможно, он не хотел повторения истории с Сириусом Блэком. Возможно, он слишком уж доверял правительству, предполагая, что оно наконец-то вынуло голову из задницы.

Гарри порой бывал наивным.

Что и неудивительно, ведь он, в конце концов, был следующим Альбусом Дамблдором.

Только вот... не был Гарри Поттер Альбусом Дамблдором.

Порой Рону казалось, что он единственный во всём волшебном мире это понимал.

Ему это временами казалось очевидным.

В те моменты, когда Гарри, пусть и едва заметно, напрягался и стискивал зубы, оказавшись в толпе. Когда готовился вынуть палочку и использовать магию, если ему казалось, что на него слишком наседают.

В те моменты, когда они с Джорджем общались в магазине. Там это регулярно становилось видно. Джордж говорил что-нибудь, что заставляло его вспомнить о погибшем близнеце, отчего он нервно вздрагивал. На его лице появлялось определённое выражение, находившее отражение во взгляде Гарри. Всего на мгновение. Мимолётная вспышка. Но яркая. Даже самые близкие к нему люди не представляли, что творится в его голове в этот момент.

В те моменты, когда они встречали бывших товарищей по школе. Или когда в разговоре упоминали тех одноклассников, которых больше нет с ними, и когда хмурились брови, и когда пальцы стискивали бокал.

В те моменты, когда он читал «Пророк» и видел упоминания о Пожирателях смерти, по той или иной причине избежавших наказания, или о том, что с них, после всех совершённых преступлений, через несколько месяцев или год снимали все обвинения. Взгляд Гарри бегал по статьям с напускным безразличием. Но именно напускным. На деле же он запоминал каждую деталь, а единственным свидетельством, которое выдавало в нём наличие интереса, было едва заметное стискивание зубов.

В такие моменты Рон всё понимал.

Всё это… почти неизбежно привело вот к таким моментам.

Рон огляделся. Он находился в комнате в одном из крыльев самого старого и крупного поместья волшебного мира. Величественный особняк с многовековой историей, окружённый обширными владениями, обставленный дорогими предметами искусства.

Только вот история его подходила к концу. Ныне часть особняка обрушилась, другая часть оказалась повреждена вышедшим из-под контроля пламенем, которое не смогли потушить обычные заклинания, накладываемые на здание.

— Что у нас тут, Рон? — раздался за спиной Рона басовитый голос.

Рон обернулся и посмотрел на говорящего, по привычке поправляя пальто.

— Директор Шеклболт, нам через каминную сеть пришло анонимное сообщение о нарушении порядка на территории. Мы прибыли через четыре минуты. Когда мы зашли на территорию, пришлось тушить пожар во всём здании.

— Когда зашли на территорию? — спросил Кингсли, внимательно глядя на Рона.

— Защитных чар от вторжения не было, — ответил Рон на незаданный вопрос Кингсли.

— То же самое, что и в других случаях, — пробормотал Кингсли, кивком веля Рону продолжать.

— Да, то же самое. Пока что мы нашли Теодора Нотта старшего и младшего, а также Селвина, — Рон указал на два тела, лежащих на земле, а потом на третье, висящее на каком-то шесте, проткнувшем его грудь.

— И вот ещё что, — Рон показал на стену.

Там, чётко видимый, был изображён череп со змеёй, выползающей из его рта и свивающей кольца в знак бесконечности. Одного этого символа хватило, чтобы большинству авроров стало не по себе, отчего они были только рады предоставить Рону возможность рапортовать Кингсли. Рядом с символом виднелась надпись «Смерть предателям».

Слова явно были выведены кровью, а исходя из состояния трёх мужчин, не приходилось сомневаться в том, чья она.

— Судя по причинённым повреждениям, мы полагаем, что на особняк напала группа, превосходящая жильцов по числу, — тихо произнёс Рон, в то время как Кингсли бесстрастным взглядом изучал стену. Всё и правда указывало на то, что здесь развернулась ожесточённая схватка.

— Они дерутся между собой, — пробормотал Кингсли, — но почему? Зачем одним Пожирателям смерти убивать других предполагаемых Пожирателей именно сейчас?

— Я не знаю, — ответил Рон, добавив раздражения в голос.

Ему нетрудно было притворяться, потому что, в конце концов, он и был раздражён, правда, из-за человека, стоящего рядом с ним. Ему совсем не нравилась вся эта ситуация. Он не видел проблемы в том, чтобы давать ложные наводки или обманывать начальника. Особенно такого, как Кингсли, который за последние годы оказался сплошным разочарованием.

Нет, Рон точно знал, почему это происходит. Это не имело никакого отношения к Пожирателям смерти, зато имело непосредственное отношение к тому, что Гарри Поттер не был Альбусом Дамблдором.

Он знал даже, почему это происходило именно сейчас.

Три недели назад Рон утром был дома, в своей квартире. У него была смена на выходных, так что утро оказалось свободным. Звук аппарации, возвещавший о появлении посетителя, заставил его вздрогнуть. Он увидел у входа силуэт своей невесты и поднял глаза.

— Гермиона? Забыла что... — он оборвал себя на полуслове, когда она повернулась и взглянула на него.

Рон немедленно вскочил на ноги. Такого выражения на её лице он давно уже не видел. Могло показаться, что это гнев. Но Рон знал Гермиону почти столько же, сколько и Гарри. Он знал её, поэтому видел, что она была перепугана — глаза были открыты чуть шире. Рон подошёл и обнял Гермиону, и лёгкая дрожь в её теле подтвердила его догадку.

— Что случилось? — спросил Рон, но тут слёзы одержали над Гермионой верх. Ненадолго. Всего на несколько секунд, пока она не взяла себя в руки. Но Рон уже вскипел.

Гермиона несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула, а потом показала ему.

Она не произнесла ни слова, когда перенесла их обоих в Министерство. Она продолжала молчать, проведя Рона по уже знакомому ему пути до её кабинета. Гермиона очень гордилась, когда заняла этот кабинет несколько месяцев назад. Он находился недалеко от кабинета министра. Аккуратный, со вкусом обставленный кабинет, в котором она поставила антикварный стол, доставшийся ей от бабушки. Он упорно не поддавался заклятиям уменьшения, поэтому его пришлось волочить Гарри с Роном.

Гермиона продолжала хранить тишину, открывая дверь в свой кабинет. Внутрь она заглядывать не стала, а наоборот — отвернулась и закрыла глаза.

Когда Рон зашёл, ему потребовалось всего мгновение, чтобы понять причину.

Её офис перевернули вверх дном. Книги и свитки были разорваны в клочья и разбросаны по всему помещению. Все мелкие безделушки и украшения, которые она насобирала и за которые Рон её периодически подначивал, были сметены на пол и разбиты. Тот самый стол — разломан посередине. На стене же... чёрными буквами была выжжена фраза. «Грязнокровная шлюха». И Тёмная метка.

Несколькими годами ранее Рон разразился бы ругательствами, некоторые из которых придумал бы на ходу. Его бы обуяло бешенство из-за того, что кто-то кому-то сделал подобное. А уж тем более — его любимой. Он бы выхватил палочку и побежал напрямую к Малфою или ещё кому-нибудь. К первому подвернувшемуся «бывшему» Пожирателю смерти.

Нынешний Рон глубоко вздохнул, вышел и закрыл за собой дверь. Он положил ладонь на руки Гермионы, которые она скрестила на животе. Она пыталась держаться, но кусала губу, чтобы не расплакаться. Голос Рона был нежным, но твёрдым:

— Отправляйся домой. Прими горячую ванну. Прочти пару книг из тех, что у тебя накопились. Я тут во всём разберусь.

— Рон, я могу помочь с уборкой, просто я... — Гермиона начала возражать, и в её голосе явственно сквозила страшная обида за то, что кто-то такое сделал с её кабинетом.

— Нет, — прервал её Рон, — не стоит тебе тут прибираться. Позволь мне. Я этим займусь. Обещаю. Пожалуйста.

Гермиона было заупрямилась, но затем опустила плечи и кивнула, и Рон понял, что ей необходимо перевести дух после такого вторжения. Она вдохнула и выдохнула, успокаиваясь, и снова кивнула. Рон обнял её за талию и отвёл в пункт аппарации, поскольку за аппарацию в Министерство и из него отвечали чары.

Она даже мимолётно поцеловала его и пробормотала «спасибо», прежде чем аппарировать.

Рон несколько мгновений поглядел на то место, где она только что стояла, а затем с напускной неспешностью вернулся в её кабинет.

Он закрыл за собой дверь, ещё раз огляделся и вытащил палочку. Он произнёс заклинание, но не восстанавливающее. Этому заклинанию Рона на пятом курсе научил его лучший друг. Появился патронус в виде джек-рассел-терьера. Рон не стал мешкать.

— Мне нужно прямо сейчас встретиться с тобой в кабинете Гермионы. Дело срочное.

Патронус исчез, направившись к получателю сообщения, находящемуся довольно далеко.

Тридцать секунд спустя в кабинете появился Гарри Поттер. Рон увидел лишь краткую вспышку, хлопка не последовало — так аппарировали самые опытные волшебники.

Рон и глазом не повёл и не стал тратить время на выяснение того, как Гарри преодолел защитные чары как в Хогвартсе, так и в Министерстве. Он знал, что Гарри может это сделать, но не делился этим секретом ни с кем. Рон и на мгновение не сомневался, что Гарри объявится. Точно так же и Рон бросил бы всё и явился к Гарри, если бы тот сказал, что дело срочное. Без колебаний.

Гарри уже собрался задать Рону очевидный вопрос, но в следующий миг он разглядел состояние кабинета. В этот же миг проявились все скрываемые Гарри признаки, все подсказки, с которыми Рон уже был знаком. Все вышли на первый план, в один момент.

Он стиснул зубы, а в глазах вспыхнуло гневное пламя. Его пальцы сжались на волшебной палочке, взгляд из-под нахмуренных бровей бегал по окружению.

— Где Гермиона? — первым делом спросил Гарри.

— Дома, в нашей квартире, наверное, принимает ванну и пытается не расплакаться и не вспоминать об этом, — поспешно ответил Рон. — Она в безопасности... по крайней мере, пока.

Гарри вновь огляделся, мельком посмотрел на стол, вспоминая, как догадался Рон, о том же самом, о чём и он. Затем взгляд Гарри остановился на словах, выведенных на стене. Гарри просто смотрел на них. Очевидно, он и в первый раз их заметил, но теперь он явно в них вчитывался. Прошло почти полминуты, и Гарри коротко произнёс «нет».

— Нет? — переспросил Рон.

— Нет, — в голосе Гарри что-то изменилось. Он повернулся к Рону, в его глазах плясало пламя. — Ни в какой она не безопасности, когда где-то есть отребье, способное на такое.

— Я понимаю, — ответил Рон усталым голосом, потирая щёку. — Я свяжусь с нашими и заявлю о...

— Не надо, — сухо перебил его Гарри.

Рон поднял на него взгляд.

— Ты о чём, друг?

— Не надо, Рон, — повторил Гарри, — никакого заявления не поступит ни в твой кабинет, ни к Кингсли, ни к кому-то ещё.

Рон снова на мгновение вспомнил Дамблдора. Того Дамблдора, который не доверял Министерству и был ответственен за взросление Гарри в тех условиях, в которых тот вырос. Дамблдора, который позволил оклеветать Гарри и Гермиону в газетах. Дамблдора, который позволил Министерству поставить Амбридж на пост в школе и стал беглецом.

Затем Гарри взглянул на Рона, поднял палочку и начал медленно обводить ею комнату, а та стала восстанавливаться по мере того, как Гарри поворачивался. Он восстановил все безделушки, книги и свитки. Стол сопротивлялся его чарам всего несколько мгновений, а потом встал на место и соединился. После этого Гарри перевёл взгляд на стену. Последнее упоминание о том, что в кабинете вообще что-то происходило.

Гарри пристально вглядывался в знак.

— У них был шанс. Я не рискну дать им ещё один.

— Гарри, что ты... — Рон не договорил, потому что встретился взглядом с Гарри. Ему не было необходимости спрашивать. Гарри просто посмотрел на него, а затем направил палочку на стену. Один взмах, и та вернулась в своё прежнее состояние.

— Скоро увидимся, Рон. Ужин у твоих родителей на следующей неделе, так? — этот вопрос прозвучал скорее как утверждение. После этого Гарри исчез.

Рон молча посмотрел на то место, из которого аппарировал Гарри, а потом ушёл и сам, более привычным методом — подойдя к пункту аппарации и вернувшись домой, чтобы успокоить Гермиону.

Три ночи спустя начались нападения.

За прошедшие три недели это было уже пятое поместье, подвергшееся атаке. Нападения происходили по одному сценарию. Много разрушений, много магического пламени. Каждый раз пострадавшими были чистокровные: либо подозреваемые в причастности к Пожирателям смерти, либо поддерживающие их. Каждый раз на стене оказывалась Тёмная метка и фраза «смерть предателям».

Все авроры до единого пришли к выводу, что бывшие Пожиратели смерти устроили грызню между собой.

Когда сгорел бар в Лютом переулке в результате магической перестрелки между посетителями, многие из которых погибли или пропали без вести, никто даже не подумал, что это не было совпадением.

Или что не была совпадением гибель двух других Пожирателей смерти. Одного — из-за передозировки сонным зельем, а другого во время приготовления зелья. Или пропажа двух других, у которых не было семей — они просто перестали приходить на работу.

Никто из авроров не провёл параллелей.

А Рон точно не стал бы говорить ничего, что могло бы им помочь.

В прошлом долговязый рыжий парень, рост которого теперь сравнялся с ростом Билла и чьи мускулы сравнялись с мускулатурой Чарли, прибывал на места преступлений, изо всех сил старался поддерживать наиболее популярные теории, выдвигаемые для каждого конкретного случая. Некоторые из этих теорий находились где-то на уровне лучших статей Ксенофилиуса, но Рон даже не пытался вмешиваться. Он заполнял все требуемые бумаги. Он слушал того или иного члена Визенгамота, прибегавшего поговорить с Кингсли, который всегда был вежлив и рад был спросить у них насчёт полезных для расследования зацепок... Но его руки были связаны законом. Он не мог проводить расследование на территории не атакованных домов без приглашения и не мог предложить защиту без наличия явственной угрозы.

Часть этих законов была пролоббирована чистокровными волшебниками во время последней войны, чтобы защитить себя от расследований со стороны Министерства из-за поддержки Тёмного Лорда. Иронично.

Жалобщики обычно уходили ни с чем. Рон каждый раз задумывался над мимолётной ухмылкой на лице Кингсли после встречи с каждым из них.

Но никогда не задавал вопросов.

Он заканчивал работу с документами и отправлялся домой.

Он успокаивал свою невесту в самые тёмные часы ночи, когда ему приходилось будить её во время кошмара или когда он сам просыпался из-за того, что Гермиона прижималась к нему, и разглядывал шрамы, которые Беллатриса оставила на её руке. Он поддерживал её безо всяких слов, зная, что на следующий день она снова покажет миру свой боевой настрой, свой характер и непреклонную волю, нацеленные на то, чтобы сделать мир магии лучше. Рон жалел о том, что не может ничем ей помочь, кроме как утешать в трудные моменты.

Но он знает.

Он знает — скоро Гермиона сможет ходить на работу без страха, что её кабинет снова разгромят. Он знает, что Гермиона будет в безопасности. Он знает, что их дети, когда они у них появятся, вырастут при обоих живых родителях. Он знает, что другим родителям не придётся терять детей из-за фанатиков чистоты крови. Он знает, что ни одному близнецу больше не придётся оплакивать потерю другой своей половины из-за тех же самых сторонников превосходства чистокровных.

Он знает. Потому что вскоре все те, кто ещё продолжает верить в эту чушь, побоятся даже заикнуться о подобном. Он знает, что развязавшийся в прошлом и позапрошлом поколении конфликт, который эти предыдущие поколения не смогли разрешить, скоро подойдёт к концу.

Также Рон знает, что никто не заподозрит Гарри Поттера, уничтожившего Волдеморта, во всех этих убийствах. В конце концов, немыслимо было бы заподозрить следующего Альбуса Дамблдора в чём-то подобном.

Рон знает, что в Хогвартсе уже безопасно. Теперь его защищает Гарри Поттер, так же, как и Альбус Дамблдор до него. Но, в отличие от старого директора, Гарри превыше всего ставит безопасность и защиту учеников, точно так же, как было и во время их учёбы.

Рон знает, что больше никому не придётся в одиночку на протяжении года бороться с одержимостью предметом, заколдованным тёмным волшебником. Ни одному ребёнку не придётся сталкиваться с василиском, рыскающим по школе. Никто не столкнётся с дементорами вне установленных рамок. Ни одному ученику не придётся мириться с издевательствами учителей-Пожирателей смерти. Рон знает, что ни одного ребёнка не подвергнут пыткам с помощью кровавого пера.

Ещё Рон знает, что на территорию школы, где дети должны учиться, заводить друзей и веселиться, где они должны быть в безопасности, больше не придёт война. У следующего поколения детей больше не отнимут ни детство, ни жизни.

Рону Уизли известно это всё, потому что Гарри Поттер — не Альбус Дамблдор.