До того, как поднимутся воды (Before the Water Rises) (джен)

Грозовые тучи сгущаются, и ковчег вздымается к небу, как беременный носорог.

Если уж на то пошло, носорог действительно оказался беременен, и он (то есть она) вместе с цаплями, которым удалось отложить три яйца, и капибарой, которая начала выглядеть так, словно была на последнем издыхании, нарушает установленный порядок.

Животные должны приходить по двое, и в Указаниях Сверху нигде ничего не говорится о младенцах или вдовах. Это приводит к всевозможным вопросам о полноте представления видов, несправедливых преимуществах и перенаселенности некоторых очень узких ниш. В середине прочувствованной (хотя и смиренной) тирады Ноя с мольбами внести, наконец, ясность в этот вопрос Азирафаэль ускользает, потому что, если уж быть честным, ему просто нечего там делать.

Осталось шесть дней, и вода начинает прибывать. Она не заботится ни о правильных парах, ни о генетическом разнообразии, ни о ком-либо, кто случайно не оказался на борту чудесной большой гребаной лодки.

Горько?

Может быть.

Да.

Нет смысла прятать неподобающие ангелу чувства, когда не от кого их прятать. На данный момент он единственный ангел на Земле и, возможно, впервые рад этому. Азирафаэль рад, что все остальные уютно устроились на Небесах, потому что кто знает, что бы он сделал или сказал, если бы наткнулся на одного из них сейчас, особенно после короткого замечания Кроули несколько дней назад.

Зачем предъявлять им слишком большие требования, а потом уничтожать лишь за то, что они им не соответствуют? Такого скорее можно было бы ожидать от наших...

Словно бросить одно гнилое яблоко в бочку, чтобы вся партия оказалась испорченной, или добавить только одну каплю аммиака в хлор, чтобы получить хлорный газ. Однако он взглянул на демона и обнаружил, что Кроули не смотрит ни на него, ни даже на ковчег на горе. Вместо этого он смотрит на людей вокруг них, на людей, которые, если следовать Великому Непостижимому Плану, через неделю окажутся под водой.

Азирафаэль тогда изо всех сил старался не смотреть на них, но, проследив взгляд Кроули, не смог удержаться и сам, жадно разглядывая лица окружающих их людей, такие разные, такие особенные лица, алгоритмом создания которых так гордился Саракваэль.

— Нет двух одинаковых! — взволнованно сказал Саракваэль на совещании по проектированию. — Никаких повторений, никогда, только исключительные и уникальные, до самого последнего!

«Каждый из них уникален», — думает Азирафаэль, вглядываясь поочередно во все эти милые и разные лица, которых скоро не станет и которые никогда больше не повторятся, и что-то внутри у него обрывается.

Это смутное тошнотворное чувство осталось с ним и после того, как Кроули ускользнул, и даже когда начался дождь, хотя Азирафаэль и понял, что это означает приближение Божьей воли и что по определению все идет как надо. Оно не исчезает. Находиться на ковчеге, наполненном капризными животными и перепуганными людьми, невыносимо, поэтому он ускользает, воспользовавшись ангельской привилегией.

Местность вокруг горы Арарат славится своими абрикосами. Азирафаэль идет среди благоухающих рощ, протягивает руку к деревьям, и те, к которым он прикасается, переходят от цветов к плодам с радостной дрожью. Угрюмый и безнадежный бунт — так легкомысленно тратить чудеса на пустяки. Бесполезная попытка доказать миру, что люди и вне ковчега все еще заслуживают чего-то хорошего, чего-то драгоценного и божественного.

— Это всего лишь плоды, — яростно говорит он себе, когда слегка успокаивается. — Да какая от этого чертова польза?

Никто не узнает о созревших абрикосах, никто не будет заботиться о деревьях. Все они исчезнут вместе с...

Азирафаэль останавливается, с удивлением услышав тихие голоса, раздающиеся сразу за холмом. Луна уже зашла — неудачное время для всех, кроме колдунов и воров, но по какой-то причине ему не кажется, что голоса принадлежат кому-то из них. Ведомый нехарактерным для себя любопытством, он все же становится невидимым, прежде чем подняться на холм.

— Но ведь это было бы просто потрясающе, правда? — говорит Кроули.

Он стоит у костра напротив женщины средних лет, которая смотрит на него с нескрываемым подозрением. Она носит вырезанный из челюсти быка амулет, который должен отгонять зло, но большая палка в ее руке говорит о том, что у нее есть и другие средства отгонять зло, если амулет не сработает. Крошечный козленок дремлет у ее ног, не обращая внимания на странные вещи, которые происходят вокруг него.

— Нет, это вовсе не звучит потрясающе, — говорит она. — Прости, если я немного подозрительна.

— Послушай, чего ты хочешь? Что тебе нужно? — спрашивает Кроули устало и раздраженно. — Тебе нужно золото? Я могу дать тебе достаточно, чтобы ты стала царицей в Ниневии, если после этого от Ниневии что-нибудь останется. Уверяю, тебе понравится быть царицей. Разве не было бы здорово, если бы все делали то, что ты говоришь?

— Все уже делают то, что я говорю, — отвечает женщина. — Я единственная, кто знает, как вытащить козленка из козы, особенно если он застрял. Это, знаешь ли, очень важно.

Кроули непонимающе смотрит на нее.

— Гм, да?

— А золото — нет. У нас тут все еще натуральный обмен, если ты не заметил.

— Ну конечно, — стонет Кроули. — Ладно, пусть не золото. Что-нибудь другое. А как насчет детей? Ну, сильные сыновья, красивые дочери или наоборот. Если хочешь, я могу дать тебе сотню...

Это искушение⁽¹⁾, понимает Азирафаэль. Немного странно, что Кроули искушает тех, кто и так обречен умереть, причем умереть так скоро, но, возможно, в этом и был смысл — собирать души, которые не успеют искупить свою вину. Однако, похоже, тут все идет не так хорошо, как можно было бы предположить, зная репутацию Кроули.

Женщина бросает на Кроули взгляд, полный неприкрытого ужаса, и только крепче сжимает свою палку.

— Мне хватило и двух раз! — восклицает она. — Что-то паршивый из тебя соблазнитель, как я погляжу.

— Я занимался этим еще до того, как вы узнали, что такое секс! — Голос Кроули звучит немного обиженно. — Я чертовски хорош в этом деле!

— Не думаю, что это так, — говорит женщина, грозя ему палкой. — И я не буду заставлять людей строить твои дурацкие лодочки в разгар окота, когда повитуха работает не покладая рук, а половина деревни уже страдает кашлем.

Подождите...

Лодочки?

Мозг Азирафаэля отличается от человеческого: он не ограничен рамками, налагаемыми восемьюдесятью шестью миллиардами нейронов или всего лишь девятьюстами триллионами синапсов. Вместо этого он является огромной и ужасной вещью, способной переработать сокровенные истины всей Вселенной и построить всеобъемлющую картину того, что все это могло бы значить. Ангел знает, что невозможно спасти всех людей от Потопа, знает это так же, как перелетные птицы знают истинный север. Это попросту невозможно.

Однако.

Люди этой широкой долины — не все люди. Река и болота густо заросли высоким тростником и рогозом. Правильные чудеса здесь и там, чтобы помочь им...

Ответ приходит сам собой: это возможно.

Сердце Азирафаэля трепещет от горя и сомнений. Но он не уверен. Но это не все. Но все-таки...

Затем он слышит, как женщина сильно бьет Кроули палкой (очевидно, тот предложил ей красоту и это плохо кончилось), а Кроули все еще говорит, уже почти умоляя, уже почти безнадежно, и Азирафаэль принимает решение.

Ладно, посмотрим, сможет ли он сделать ГОЛОС без разминки...

— ОТРИНЬ СВОЙ СТРАХ.

Свет, более холодный, чем огонь, более яркий, чем звезды, заливает то место, где стоят женщина и демон, и они оба потрясенно ахают, отступая друг от друга, как дети, пойманные взрослыми во время ссоры.

— Что за чертовщина!.. — вскрикивает Кроули, а женщина крепче хватается за свою палку, глядя на пылающую абрикосовую ветку широко раскрытыми от ужаса глазами.

— МАХЛА, ДОЧЬ ТИРЗЫ. ТЫ БЫЛА ПРИЗНАНА ДОСТОЙНОЙ.

— Хм... Я почти уверена, что это не так… — в голосе женщины звучит сомнение. Это не сомнение в собственных достоинствах — скорее, это сомнение того, кто давным-давно понял, что оказаться достойным — это всего лишь еще один способ позволить навесить на себя тяжелую ношу.

— НЕТ, НИКАКИХ ОШИБОК ЗДЕСЬ НЕТ. МЫ В ЭТОМ УВЕРЕНЫ. ЭТО ТВОЯ МИССИЯ И ТВОЯ СЛАВА.

— Хм… И это слава строительства лодок?

— ДА. МНОГИХ ЛОДОК. ВСЕХ ЛОДОК. СТОЛЬКИХ ЛОДОК, СКОЛЬКО МОЖНО СДЕЛАТЬ.

— А кто-то другой не может...

— НЕТ. ВЕЛИКА НАША НУЖДА, И ВЕЛИКА НАША ЯРОСТЬ! НЕ БРОСАЙ НАМ ВЫЗОВ!

Махла вздрагивает, слегка съежившись, и Азирафаэль чувствует укол вины. Он не хочет заставлять ее строить лодки точно так же, как она сама не хочет их строить, но он достаточно умен, чтобы понимать: хороших альтернатив здесь нет и приходится просто выбирать меньшее зло из оставшихся вариантов.

— ТЕБЕ БУДЕТ ОКАЗАНА ПОМОЩЬ В ВИДЕ ДЕМОНА РЯДОМ С ТОБОЙ И ЕЩЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА. ТЫ НЕ БУДЕШЬ ОДИНОКА.

Махла бросает скептический взгляд на Кроули, который выглядит слегка обиженным.

— А как насчет бригады профессиональных строителей лодок из Библоса? — с надеждой спрашивает Махла. — Это было бы очень кстати.

— НЕТ. ЭТО ТВОЯ МИССИЯ. ЭТО ТВОЯ СЛАВА.

Пауза.

— МЫ СКАЗАЛИ. Э-Э-Э. ОТРИНЬ СВОЙ СТРАХ. ВОИСТИНУ. МЫ ЗДЕСЬ РАДИ ТЕБЯ.

Горящая абрикосовая ветка гаснет, священный свет тускнеет, и Махла обращает обвиняющий взгляд на Кроули.

— Не смотри на меня, — говорит Кроули. — Тебе лучше всего начать строить лодки. Я скоро приду тебе на помощь.

Она бормочет что-то себе под нос, что, вероятно, не стоило бы повторять при детях, закидывает сонно протестующего козленка на плечи и уходит в темноту. Азирафаэль медленно считает до десяти и снова становится видимым.

— Это ты! — В голосе Кроули звучит неподдельное удивление.

— Я, — соглашается Азирафаэль и тут же теряет равновесие, споткнувшись о камень.

Он ударился бы лицом о каменистую землю, но оказавшийся рядом Кроули крепко придерживает его за плечи. На какое-то мгновение Азирафаэль ощущает лишь чистую теплоту и благодарность, прежде чем чувство реальности возвращается к нему. Это все-таки демон, это Враг, и ангел выпрямляется, выворачиваясь из рук Кроули.

— С тобой все в порядке? — осторожно спрашивает Кроули. — Выглядишь как-то… не очень.

— Все хорошо, я в порядке, — отвечает Азирафаэль немного высоким голосом. — Просто небольшое наказание. За то, что каждый день нарушаю Божью волю. За то, что иду против Великого Плана. Ну и за то, что предполагаю, будто знаю, как будет лучше, лучше, чем Всемогущая!

Его дыхание становится слишком быстрым, сердце рвется из груди, а мысли устремляются к границам известного пространства и рикошетом возвращаются к нему с силой метеоритов. Ему кажется, что кожа горит огнем, и он все еще ощущает тепло рук Кроули на своих плечах, и как это было хорошо, и, о Боже, неужели именно так ощущается секс? Был ли это секс? Неужели он каким-то инфернальным образом умудрился переспать с демоном, нарушив волю Альфы и Омеги?..

— Эй. Эй, стой спокойно. Дай мне осмотреть тебя.

Кроули обхватывает ладонями лицо Азирафаэля, удерживая его неподвижно. Его прикосновение оказывается твердым, но не болезненным, и в свете умирающего огня его узкие глаза светятся золотом.

«О, это так мило», — думает Азирафаэль.

— Все в порядке, ангел, успокойся. Просто посмотри мне в глаза... Хорошо, а теперь смотри вверх, как можно выше, не двигая головой... Отлично.

Кроули отнимает руки от лица Азирафаэля, быстрым движением проводит по волосам, ощупывая линию роста, затем пальцы его спускаются чуть ниже ворота туники. Азирафаэль тихонько протестующе вскрикивает, когда Кроули приподнимает подол его одеяния, чтобы взглянуть на сандалии, но демон почти сразу же снова опускает его, удовлетворенно кивнув.

— Ну вот, что и требовалось доказать! Никаких чешуек, никаких странных глаз, никаких копыт, и ты совсем не пахнешь серой. Я бы сказал, что ты остался на стороне Добра.

— Я не… — Азирафаэль замолкает, размышляя, не будет ли невежливо говорить о таких вещах с кем-то, кто сам пережил подобное.

— ...Пал? Не похоже. Больше похоже на то, что с тобой все в порядке.

Азирафаэль облегченно вздыхает, прижимая руку к груди, где сердце только начинает замедляться.

— Прости... — начинает он, но Кроули уже тушит огонь и собирает свои скудные пожитки.

— Нам пора двигаться, — говорит он, и Азирафаэль удивленно моргает.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты же сам обещал человеку, что мы ему поможем, — пожимает плечами Кроули. — Что касается меня, то я просто надеялся уговорить ее сделать это самой, а потом выскочить на небольшой перерыв туда, куда вода точно не дойдет. Я слышал, что место, которое когда-нибудь будет называться Токио, довольно милое в это время года.

— Ты что, собирался просто уйти? — спрашивает Азирафаэль, немного возмущенный, сам не зная по какой причине.

Кроули удивленно поднимает бровь.

— А ты разве нет? Ангелы в основном просто делают объявления о чем-то подобном. Обычно они не задерживаются, чтобы испачкать руки.

— Ну, я думаю, что нет...

— Но ты же сказал ей, что я собираюсь помочь, я и еще один человек. Я полагаю, что ты имел в виду себя, если только ты не надеешься, что этот большой фиолетовоглазый ублюдок спустится сюда еще раз.

Азирафаэль с трудом сдерживает смешок. Конечно, это был всего лишь нервный смешок, а вовсе не доказательство того, что он лично думает, будто Архангел Гавриил — просто заносчивый говнюк.

— Нет... Я полагаю, что нет.

— И не надо, — говорит Кроули слишком невинным и радостным тоном. — Да и тебе самому тоже можно не напрягаться: я никуда не денусь. Теперь я в этом замешан. Так что тебе вовсе не обязательно делать ничего такого, чего ты не хочешь. Держу пари, та женщина даже не вспомнит, что ей обещали «еще одного человека». Вряд ли твое присутствие или отсутствие что-то существенно изменит в Великом Плане вещей, не так ли?

Азирафаэль смотрит на Кроули долгим ровным взглядом.

— Ты что, всерьез пытаешься соблазнить ангела помогать людям и спасать жизни?

На лице Кроули мгновенно отражаются отвращение и шок.

— Нгк… Что?! Я?! Нет, ни в коем случае! Это не то, что я… О, о Гос-с-споди… С-с-сатана! Кто-нибудь благословенный, черт возьми, серьезно? Нет, это не так!

— Конечно нет, — успокаивающе поднимает ладонь Азирафаэль. — Ангелы не нарушают волю Божью, а демоны не соблазняют людей на добрые дела.

Кроули выглядит немного неуверенным, но все же кивает.

— Да. Конечно. Рад, что мы это уладили.

Какое-то время они молчат, глядя, как восходит солнце. До Потопа остается пять дней.

— Ну что ж, — наконец прерывает молчание Кроули. — Нужно идти?

Азирафаэль вздыхает.

— Полагаю, что нам придется.

* примечание переводчика

Название автор хотел взять из баллады «The Water Is Wide», один стих которой подходит просто идеально:

The water is wide, I cannot get over

Neither have I wings to fly

Give me a boat that can carry two

And both shall row, my love and I

Вода широка, и я не могу её перейти,

Нет у меня и крыльев, чтобы улететь.

Дай мне лодку, которая сможет выдержать двоих,

И мы оба возьмёмся за вёсла, моя любовь и я.

Но, как автор и пишет в примечании, сюда подходит только один, первый куплет баллады, зато очень. Мелодия похожа на старую шотландскую, современный вариант текста начала XX века. Послушать можно, например, тут:

https://m.youtube.com/watch?v=7EfHZtCKJGY

1) Кроули обычно куда лучше выступает в деле соблазнения, чем в тот раз! Потому что обычно он работает с людьми, которые уже хотят соблазниться на что-то. Махла же просто хочет вернуть заблудившегося козленка домой и лечь спать.

Вернуться к тексту