↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Изуку Мидория никогда не любил поездки на метро; духота, толчея, тяжелый запах пота и прямой шанс столкнуться с не самыми приятными личностями. Но делать было нечего — в Юэй начались каникулы, а посему Изуку возвращался домой, всячески стараясь абстрагироваться от неприятных ощущений, навеянных токийской подземкой. По большей части, он старался не смотреть пристально на других пассажиров, чтобы не вызвать лишних вопросов, но искоса все же бросал взгляды.
Его внимание привлекла девушка, расположившая ноги прямо на пассажирском сидении, вследствие чего одна занимавшая скамью, на которой поместились бы трое. Она была яркой, заметной и довольно красивой, но, как сказала бы мама, из той категории женщин, от которых лучше держаться подальше. Каччан, никогда не стеснявшийся крепких выражений, без колебаний назвал бы ее шлюхой; Изуку же, отчаянно старающийся не оценивать людей по внешности, ограничился бы определением «вульгарная».
Впрочем, была в ее образе одна выпадающая из общей картины деталь. Ярко-алые волосы, узкий топ, беззастенчиво открывающий половину груди, ультракороткое мини, сетчатые колготки, туфли на невиданной высоты шпильке и... цветастый рюкзак с портретом Всемогущего. Изуку не имел привычки общаться с другими фанатами, но все же нередко бывал на фан-мероприятиях, а потому знал, что девочки-поклонницы героев обычно одеваются и выглядят по-другому.
Изуку, почувствовав смущение, заставил себя отвернуться. В конце-концов, какое ему дело до этой девушки, ее внешнего вида, рода деятельности и тем более до ее рюкзака?
Однако внимание она привлекла не только Мидории. Вошедший в вагон парень, по виду чуть старше Изуку, явно нетрезвый и точно не отличавшийся хорошим воспитанием, пару раз зыркнул в ее сторону, присвистнул, а потом громко выдал:
— Эй, цыпа, не хочешь затусить вдвоем?
Девушка отвлеклась наконец от телефона, над которым залипала всю дорогу, не обращая внимания на косые взоры, наклонила корпус вперед, прищурила глаза и скривила губы в ухмылке:
— Окей, но одно условие — бухло и закуска с тебя, а с моей стороны никаких обязательств, идет?
Парень на пару секунд замолк и закатил глаза, словно силясь переварить информацию. А затем громко выдал, вызвав возмущенные перешептывания со стороны пассажиров:
— Ну ты хоть мне отсосешь?
— Нет, — даже не смутившись, моментально ответила та, — ты стремный.
Затем откинулась назад и снова прислонилась к стенке вагона, тем самым давая понять, что разговор окончен.
— Че? Вот ведь сука! — он оскалился, бросив презрительный взгляд на ее рюкзак, принт на котором был виден во всей красе. — А Всемогущему, небось, отсосала бы...
Изуку вспыхнул. Еще никто и никогда при нем не произносил столь мерзких слов о его кумире.
— Разумеется, — так же без колебаний выдала девица.
Изуку, подавившись воздухом, слишком шумно сглотнул, а та вдруг захохотала, надрывно и хрипло, словно у нее болело горло.
— Стоило это сказать, чтобы увидеть, как вытянется твоя тупая рожа.
Это стало последней каплей.
— Ах ты сука, сейчас получишь, — зарычал тот, бросившись в ее сторону, но Мидория, как герой, среагировал мгновенно, схватив обидчика за запястье.
Потому что бить девушек (даже таких, которых его мама бы не одобрила) — нехорошо. Да и за некрасивые слова в адрес Всемогущего отомстить хотелось.
— Прочь с дороги, засранец, — огрызнулся парень, и на его голове начинала образовываться пена — видимо, его причуда. Насколько эта пена опасна, Изуку затруднялся сказать.
На всякий случай он активировал Один за Всех, хоть понимал, что контролю сейчас его причуда поддается слабо, и если дело дойдет до драки, в лучшем случае он отделается парой сломанных пальцев; а про худший и думать не хотелось.
— Эй, использование причуд в общественном транспорте запрещено! — начались волнения среди пассажиров.
На их лицах читались противоречивые чувства. С одной стороны, попытка нападения была налицо, с другой, жалости к потенциальной жертве никто не испытывал. Девушка наблюдала со скучающим выражением лица, попутно достав жвачку и демонстративно громко надувая и лопая пузыри.
Возможно, будь тогда его соперник не один, подумал Мидория, а с парой-тройкой других отморозков, потасовка бы состоялась. Но тот не испытывал желания драться в одиночку, посему, когда Изуку с силой сжал его запястье, просто зашипел и выдернул руку, а на следующей станции покинул вагон, матерясь себе под нос.
— Эй, парниша, — услышал он голос той самой девушки. — Иди, присядь.
Она наконец-то убрала ноги с пассажирского сидения и теперь всячески подзывала Мидорию сесть рядом с ней. Изуку был в замешательстве и чувствовал себя сконфуженным — должен ли он отказаться? На него — на них — уже смотрел весь вагон, а ехать еще пять остановок. Место, которое ему предлагали, находилось хотя бы не в центре.
— Ну ты что тормозишь? Ждешь, когда я сама встану?
Изуку понял, что девица не отвяжется. Эх, ну и угораздило его влипнуть в историю!.. Ладно, всего пять остановок и забудем об этом, увещевал он сам себя.
— Как звать? — спросила она, едва он опустился на скамью рядом.
— Изуку Мидория.
— Прикольно, — выдала девица, а что такого «прикольного» она усмотрела в его имени, Мидория не понял.
— А тебя? — на автомате спросил Изуку после того, как она замолкла.
Она словно на секунду задумалась, а потом ответила:
— Келли.
Мидория понял, что имя не настоящее, но допытываться не стал. Он никогда не нарушает чужие личные границы без спроса.
— Хочешь выпить? — последовал вопрос, который Изуку истолковал неправильно, поскольку от волнения у него пересохло во рту.
— Да, я хотел бы воды, если у тебя есть.
Мидория посетовал мысленно, что не взял с собой хотя бы пол-литровую бутылку, хотя жара стояла под тридцать градусов. В ответ Келли засмеялась, все так же хрипло, и достала из сумки бутылку виски.
— Держи, лучшая водичка.
— Я не пью, — отозвался Изуку, в ответ на что Келли, что-то фыркнув, глотнула прямо из горлышка.
— Распивать спиртные напитки в общественных местах запрещено, — строго напомнил Мидория, попытавшись заставить ее убрать бутылку.
— Драться тоже запрещено, но ты был готов, не так ли? Ладно, не хмурься, — продолжила она, видя недовольство Изуку, — хочешь хотя бы жвачку?
— Жвачку можно, — ответил он, и тогда Келли быстро выдавила длинным накрашенным черным лаком ногтем две подушечки ему на ладонь.
Еще три станции они проехали молча. Другие пассажиры уже стали терять к ним интерес, но Изуку все равно чувствовал себя неловко рядом со своей попутчицей. Да, Юэй уже далеко, но что если кто-то из одноклассников вдруг сядет в этот же вагон и увидит его? Не дай Бог, Минето или Каминари — эти быстро растреплют всем, и тогда прощай, хорошая репутация!
— Эй, ты на какой станции выходишь? — вновь заговорила Келли, а после того, как Изуку назвал станцию, тут же добавила. — Круто, я тоже.
Очередная ложь, подумал Мидория. Скорее всего, она просто бесцельно каталась по кольцевой, возможно, не первый круг; ей скучно, а в его лице она нашла развлечение. Чтобы не выйти из себя, Изуку попытался подумать о сложившейся ситуации, как о работе героя. Возможно, Келли нужна помощь; может, у нее есть враги — обиженный поклонник или брошенный бойфренд.
Когда приблизилась названная Изуку станция, Келли неспешно поднялась и вынула из-под скамьи довольно увесистый черный чемодан. У Мидории появилось еще одно оправдание вынужденной затяжной прогулки с Келли — он поможет даме донести вещи. Та, к слову, на его предложение отреагировала настолько обыденно, словно привыкла, что мужчины выполняют за нее тяжелую работу по одному лишь щелчку ее пальца.
Едва Изуку покинул душный метрополитен и успел вдохнуть свежий воздух, как Келли тут же достала сигарету.
— Не возражаешь?
Мидория предпочел бы, чтобы она не курила, но вопрос был, скорее, риторическим. Зажигалка ей не понадобилась; огонек вспыхнул прямо на кончике указательного пальца правой руки — единственного из всех, ноготь на котором был коротко подстрижен. Мидория невольно залюбовался ее причудой, отметив, что даже несмотря на слабость пламени, это выглядит весьма красиво. Келли, кажется, наслаждалась его реакцией. А после первой затяжки протянула ему пачку, и Изуку коротко отказался.
— Не пьешь, не куришь... Ты спортсмен что ли?
— Что-то типа того, — отозвался Изуку.
— А я и вижу, мускулы под футболкой проступают, — растянула губы в улыбке Келли и беззастенчиво обхватила его бицепс руками. — М-м-м, как гранит.
Изуку вспыхнул и покраснел как помидор. Да, в глубине души ему было приятно, что его мускулатуру — результат долгих и упорных тренировок — оценила красивая девушка. Но так как опыта в общении с противоположным полом у него практически не было, любые телесные контакты вызывали смущение и трепет. Причем он понимал, что Келли, если захочет, запросто может запустить руки ему под футболку или даже в брюки, не стесняясь ни своих действий, ни глядящих в их сторону прохожих.
— Ох, как засмущался... Ты девственник? Понятно. — не дожидаясь ответа, резюмировала она.
— Эм, тебе куда? — выдавил Изуку, стараясь совладать с собой после вопроса о девственности. — То есть... твоя сумка — я могу помочь донести ее до отеля...
— Ты думаешь, я бронировала номер? — усмехнулась Келли. — Если хочешь знать, я вчера ушла от ублюдка-бойфренда. Так что полностью свободна, могу и у тебя остановиться, если ты не против, — она явно наслаждалась его смущением. — Тебе восемнадцать-то есть?
— Меня отношения не интересуют, — отчеканил Мидория, пытаясь сохранить хотя бы видимость спокойствия.
— А что так? — Келли сощурила глаза. — Из религиозных соображений или, может, ты по мальчикам?
— Не то и не другое. Я хочу сейчас сосредоточиться на учебе.
— Так ты книжный задрот, значит... Хотя не похоже, — она снова потрогала его бицепс.
Изуку начинала злить ее беспардонность. Он пытался быть героем и джентльменом, пытался помочь, а в итоге получил моральную оплеуху. Права была мама — с такими девицами связываться не стоит; не то что отношения строить — даже рядом стоять.
— Я учусь на героя, — коротко ответил Мидория, когда пауза затянулась.
На лице Келли вдруг проступило странное выражение. Она причудливо изогнула губы и брови, словно испытала не разочарование, но досаду.
— Герой, значит? Хм...
— Что-то не так? — переспросил Изуку.
— Все так. Просто я ненавижу героев, — последовал ответ.
— Почему? — спросил он и тут же осекся.
Ему уже доводилось встречать людей, которые ненавидели героев, и причина тому была только одна: кто-то из их близких погиб, а герой мог бы, но не успел его спасти. Изуку вовсе не хотелось, чтобы Келли, какой бы неприятной она ему ни казалась, вспоминала столь болезненный эпизод жизни по его вине. Но слов, которые вырвались, не воротишь.
— И много ты знаешь героев, парень? — ни с того, ни с сего спросила вдруг Келли, тем самым окончательно его запутав.
— Да, довольно много. Наши преподаватели в Юэй — все про-герои.
— Юэй, как же... — она хмыкнула и выбросила окурок, хорошо, хоть в урну. — Юэй — это публика. А многих ты видел не на публике, без прессы и камер?
Одного точно, подумал Мидория, но решил, что говорить об этом (особенно Келли) не стоит.
— Знаешь, кем я работаю? — она словно даже не ждала его ответа. — Танцовщицей в стрип-клубе. Частном. Большинство посетителей — про-герои.
— Понятно, — пробормотал Мидория, хотя эта область была для него совершенно не знакомой.
— Я видела героев любыми, — продолжала Келли, — пьяными в стельку, укуренными, блюющими под стол, трахающими девок-танцовщиц, ну а если сопротивляются, то и причуду использовать не брезгуют.
Мидория чуть не поперхнулся воздухом и уставился на нее смятенным и негодующим взглядом, в котором застыло яростное «что ты несешь?!».
— У меня была подруга — впрочем, она и сейчас есть — девочка-одуванчик, ей не место среди нас. У нее отклонение какое-то в развитии — телом взрослая, и сиськи такой величины, что и не сыщешь, а в остальном ребенок ребенком. Я, знаешь, по-своему за ней… приглядываю, — Келли как-то странно, как будто смущенно, хмыкнула. (Неужели стесняется того, что кому-то помогает? — подумал Изуку.) — Так вот, танцевали мы, а потом один, мать его, про-герой домогаться начал. Она пищала, вырваться пыталась, но силушки-то не равны. Так этот ублюдок курил, а бычки о ее грудь тушил. Она кричала, плакала — но никто не вступился. Потому что таких, как мы, считают шлюхами. Я попыталась, но ты мое пламя видел: зажечь сигарету — этой мой предел. Получила по зубам, отлетела в сторону.
Со смесью желчи, горечи и злобы Келли с вызовом смотрела на Мидорию, который находился в состоянии когнитивного диссонанса. Дыхание его сбилось словно после быстрого бега. Кровь стучала в висках. Быть не может, чтобы про-герои... Да черт возьми, Изуку их каждого по именам знает! Неужели кто-то из тех, кто улыбается ему в Юэй, кто говорит сладкие речи по телевидению, позволяет себе подобное?! А если — Боже, только не это! — Всемогущий?.. Как за спасительный якорь Мидория цеплялся за последнюю надежду, что раз Келли купила себе рюкзак с его изображением, может быть, по крайней мере, его кумир на замешан во всей этой грязи? Хотя, она запросто могла схватить первую попавшуюся сумку, убегая от бойфренда, не задумываясь об изображении.
— Я... не верю...
— Да неужели? Могу по именам перечислить тех ублюдков из вашей братии, что к нам захаживают. Пара-тройка довольно известных есть. Ну что, готов загибать пальчики?
— Нет! — вспыхнул Изуку. — Хватит. Я не хочу знать.
Даже если это свидетельствует о слабости, он предпочтет остаться в неведении.
— Ох, какой нежный мальчик, — ехидно огрызнулась Келли. — Ладно, не буду ломать твою хрупкую психику. А если до сих пор не веришь, тогда как думаешь, откуда у меня это?
Она беззастенчиво задрала край майки — выше, чем позволяют правила приличия в общественном месте, и Изуку хотел было отвернуться, уверенный, что она хочет продемонстрировать ему свою грудь; но ошибся, поскольку Келли указывала на шрамы от ожогов и глубоких царапин под грудью и на животе.
— Только не говори, что сама оставила, — резко фыркнула Келли, — а то, знаешь, были такие «талантливые» сволочи, которые на вопрос, почему танцовщицы в ссадинах и порезах, отвечали, мол, они сами, от скуки и несчастной любви...
Она снова выругалась нецензурными выражениями, а потом продолжила:
— Руки лезвием резать — это для таких маминых и папиных деток, как ты, — Келли довольно грубо ткнула пальцем в руку Мидории, покрытую шрамами. — Если бы я захотела сдохнуть, то просто прыгнула бы с крыши и дело с концом.
— Эти шрамы не от бритвы, — Изуку сам поразился, насколько твердо и спокойно прозвучал его голос. — От моей причуды. Ее использование наносит вред моим конечностям.
Келли несколько секунд смотрела на него, с недоумением вскинув брови.
— И ты все равно хочешь стать героем?
— Да, — без колебаний ответил Изуку. — Потому что один человек сказал мне, что я могу стать героем. Он поверил в меня, а я поверил ему.
— И что тебе это дало? Извини, парень, но ты либо мазохист, либо сумасшедший.
Мидория невольно задумался над ее словами. Скорее всего, второе.
— Мое детство не было таким безоблачным, как ты думаешь. Но я жил своей мечтой — мечтой спасать, а не калечить жизни...
— Ну и сейчас ты скажешь мне, что хочешь изменить мир, — перебила она его. — Очнись, пацан, это невозможно. Ты будешь калечить свои руки снова и снова, а потом поймешь, что все было зря.
Невольно Изуку подумал о Всемогущем. Его собственные шрамы на руках не шли ни в какое сравнение со шрамами героя №1, и если путь всех про-героев заканчивается так, то надо признать, что Келли, возможно, права. Понимая тщетность своих усилий, как подумал вдруг Мидория, герои постепенно становятся черствыми и циничными и в конечном итоге выплескивают затаенную обиду на низших (и не защищенных) социальных слоях вроде Келли и ей подобных. Изуку не мог простить их поведения; но его прощения никто и не требовал.
Однако оставалось одно «но», выпадающее из нарисованной схемы — след, который оставит герой в судьбе человека; не целого мира, не даже континента или страны, а одного конкретного человека, которого можно (и нужно) спасти. Теперь Изуку затруднялся сказать, изменил ли Всемогущий мир (раз в этом самом мире, который тот так свято оберегает, происходят столь ужасные вещи), но его собственную жизнь — жизнь никому не нужного раньше Мидории Изуку — точно изменил.
— Нет, не зря. Ты говоришь, что твоя причуда слабая. Ты не веришь в свою причуду? Нет, на самом деле ты не веришь в себя. Тебе кажется, что ты не сможешь занимать в этом мире иное место, нежели то, которое занимаешь сейчас.
— Ты решил психологом заделаться? — спросила Келли, но без сарказма, скорее, с недоверием.
— Я хочу стать тем, кто поверит в тебя. Кто скажет, что ты можешь выбрать другую жизнь. Хочу стать героем именно для тебя.
— Ты мои расценки не потянешь, мальчик, — криво усмехаясь, протянула Келли, но за напускной вульгарностью Изуку уже отчетливо чувствовал, как едва заметно дрогнул ее голос. Наверное, она ни разу не слышала ни от кого подобных слов.
— Ты уже сделала первый шаг, когда ушла от человека, который унижал тебя.
— Он тоже был героем, не топовым, конечно — так, третий сорт не брак. Заставлял меня жрать песок во время каждого скандала. Эта блядская песчаная причуда... Я сперла его вискарь, кстати, когда сбежала.
Голос Келли теперь был пропитан лишь горечью; горечью человека, который не дорожит своей жизнью, который устал от грязи, что его окружает. Она пряталась, как догадался Изуку, от реальности за алкоголем, сигаретами, вульгарными словами и жестами, случайным сексом. Она никогда и ни перед кем не обнажала душу. Вероятно, он стал первым.
— Ты способна на большее, Келли. Знаешь, что означает девиз Юэй «Плюс Ультра»? За пределы. Стать чуть лучше, чем сегодня.
— Ты все-таки странный парень, Изуку Мидория, — задумчиво проговорила Келли, накручивая локон красных волос на палец. — Либо ты однажды «перегоришь» и превратишься в ту еще мразь, либо станешь действительно великим человеком.
Изуку глубоко вздохнул. Она впервые назвала его по имени.
— Мне больно от того, что ты рассказала, но я все же стану героем. И когда это произойдет, я хочу снова увидеть тебя, Келли. Но в то заведение я никогда не приду. Ты понимаешь, о чем я? Я хочу видеть тебя в другом месте и другой роли.
Келли сдавленно рассмеялась.
— Обещать не могу...
Сам не зная почему, Изуку подошел ближе и сжал ее ладони.
— Обещаний не надо. Я просто предлагаю тебе шанс. Выбор за тобой.
Он аккуратно поставил чемодан на скамью и вежливо попрощался.
— Удачи, Келли.
Ему пора. Мама будет беспокоиться. К тому же все, что он мог сказать ей, уже сказал. Мидория солгал бы себе, утверждая, что не будет беспокоиться о ее дальнейшей судьбе. Это не было работой героя в прямом смысле слова, но все же отчасти Изуку чувствовал, что он помогает.
— Постой, — окликнула вдруг она. Изуку медленно обернулся. — Под именем Келли я известна в своей профессии. На самом деле я Кэзуми.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|