Мальчик, ты - Снег (джен)

Для Джувии жизнь закончилась. Закончилась в тот момент, в тот короткий промежуток времени, когда она потеряла всё — но ещё не нашла Грэя. Отмороженный опоздал всего на несколько секунд, но их хватило, чтобы стать абсолютно, совершенно пустой. Такой, какой она боялась стать больше всего на свете — и ей было и больно, и страшно от этого. Но преобладало только одно — снег.

В её душе шёл снег.

Она не хотела смотреть на него, но смотрела. Потому, что так надо. Потому, что в жизни нужна цель, но какая цель может быть у пустышки?

Ночь наступала мягко, как кошка на своих мягких подушечках лап. Хищница, пожирающая сердца. И небо — о, это проклятое небо… В нём было так много звёзд, но увы — ни одна не могла упасть по её желанию, по необходимости. Ей нужен был смысл, ей нужна была цель, но какая цель могла быть у пустоты?

Наполниться.

Она стала снегом. Падала, падала с огромной высоты, распадалась из единого целого на множество мелких осколков, летела вниз в смертоносном танце из угасающих слёз и чувств — и разбивалась, таяла, исчезала. У Джувии не было выбора. Она даже попыталась!

Она попыталась подарить ему себя, попыталась отдать себя в чью-то власть, сделать свой снег прочнее… Увы, у неё не вышло.

А потом они стояли на какой-то крыше, он — опять с голым торсом, она — в извечном плаще, но без шляпки, с растрепавшимися волосами и красными от слёз глазами. Её губы дрожали, и с летнего неба падал пушистый белый снег, укрывая улицы Магнолии белым пушистым покрывалом, таким же холодным, как и Отмороженный, который не смог — не оценил тот дар, что она ему преподнесла.

— Знаешь.. Это было даже забавно, — Грэй смотрел в небо, качая головой.

— Мальчик… — грустно хмыкнула она, вкладывая всю иронию ситуации в эти слова. Он вскинулся, посмотрел на неё, обжигая гневным взглядом, но что с того? Ей тридцать, и она — как и этот снег — растает с первым солнцем.

— Молчи, не смотри на меня. Я попыталась подарить тебе небо, но ты не принял этот дар. Я готова была достать для тебя звёзды — но ни одна не упала в твою протянутую другим руку. Другим, но не мне. Прости меня, мальчик… — и Джувия рассыпалась. Миллиарды снежинок вскружил ветер, унося вверх и роняя вниз, рассыпая то, что стало с Джувией, по улицам Магнолии. Грэй так и остался стоять с протянутой в её сторону рукой и с удивлением в глазах.

Ей было тридцать. Ей не было...

Молчи, не смотри на меня,

Вот тебе небо,

В нем много звезд,

Но ни одна не упадет тебе в руку.

* * *

А потом… Потом, увы, лёд не стал спасением. Заковать себя в броню изо льда, заморозить сердце, избавиться от эмоций не получилось. Они возвращались каждый раз, когда.. Когда он видел Джувию. И это было страшно и так больно, что он готов был взвыть — но не мог себе этого позволить. Он видел её везде, маленький рой снежинок или полноценная вьюга; она снилась ему, она виделась ему, она была... его персональным адом. И он ничего не мог с этим сделать… И, наверное, не хотел.

Она смотрела на него с улыбкой. Таяла, готовя ему горячий какао с горьким шоколадом — такой же на вкус, как и её визиты. Ей не было ни больно, ни страшно, она только улыбалась, смотря на него.

— Я лишь плод твоего воображения, — качала она головой и улыбалась. Точно так же, как улыбалась тогда, в последний раз.

Если бы не было нас, всего этого бы не было…

Он действительно хотел, пытался забыть, пытался не думать, но… Она в своём этом дурацком синем плаще, с зонтиком и растрепавшимися волосами, с красными от слёз глазами и обкусанными губами — искусанными в порыве сдержать рыдания. Он тогда отказал ей, так грубо и жестоко, что у самого болело сердце. Но ничего уже было не исправить, и его лёд кололся, крошился и дробился от её каждого прихода, от воспоминаний о её глупых выходках, о том, как она рассыпалась — превратилась в метель… Тогда ещё неделю шёл снег, и он сверкал и не таял ещё долго после. Тогда его лёд дал первую трещину.

Перемолчи этот лёд, перекричи эту вьюгу…

Он действительно хотел бы справиться. Вернуть или никогда не знать, подать ей руку или отговорить в последний момент… Но влюблённой дурой она его раздражала, а такой вот — серьёзной, грустной и ироничной — она его привлекала, только было поздно.

Мальчик, ты — снег, которого не будет…

А он был. Был — без неё, и с каждым её приходом хотелось застрелиться всё больше. Она молчала и улыбалась. Обнимала его, прижимала к себе, гладила по голове, путаясь снежинками в его волосах. Из брюнета он становился похож на снежного блондина, так много её оставалось на нём. Она говорила с ним, и он понимал, что безнадёжно, уныло и абсолютно бесперспективно.. влюблён. В собственный глюк. В выверт магии и разума.

Ты увидишь, что город

Момента не вечность.

Его огни не согреют

И не спрячут от стужи.

Нет, нет,

Ты так отчаянно желаешь, чтобы меня не было — но продолжаешь раз за разом создавать меня, питать меня. Ты мучаешь и себя и меня, зачем? Что такого я сделала тебе, что ты не можешь отпустить меня — и мучаешь нас обоих? Перестань, Грэй. Хватит. Я понимаю, тебя не было тут целых семь лет, ты устал и не понимаешь, что произошло, но прошу тебя, отпусти меня; я не стою того, чтобы ты умирал — не рассыпайся снегом, ты же снег, которого не будет…

А он продолжал. Каждый раз, с каким-то мазохистским удовольствием, он воскрешал её в своей памяти. Ветер трепал полы её пальто, её глаза всё так же были красны от слёз, а губы — искусаны в попытках сдержать рыдания. Она всё так же комкала дурацкий цветочек со своей дурацкой шляпки в руках, и тонкие пальцы были наощупь как самый холодный лёд. Он знал, что не вечен, он понимал, что рано или поздно уйдёт — но то, что творилось с ним, с его чувствами и душой, казалось хуже любой пытки, и приходилось либо терпеть… Либо — на что не хватало духу — взять и прекратить это всё. Умереть. И больше не… Не появляться тут.

Игры, миссии, задания… Нацу, опаляющий своим огнём. Люси, со своими закидонами и духами, которые бесили больше всего, особенно идиот-Локи. И в какой момент он стал искать утешения у неё?..

Она всё так же готовила ему этот идиотский горько-сладкий какао, тая в процессе, и капли её тела превращались в лёд под его взглядом. Теперь не грели его ни тепло дружбы, ни забота, ни… Даже родная уже Магнолия не грела — в душе было так холодно, а сердце как будто выморозило. И только в её объятиях, в порождении больного разума и фантазии, он находил утешение. Он побледнел ещё больше, осунулся, стал немного дёрганным и всё чаще и чаще вызывал её, сопровождая это искристыми снежинками — потому, что в какой-то момент только она стала дарить его душе покой.

Я докажу, что ты — слеп, как и другие люди… Скоро придет весна…

Он создавал для неё птиц изо льда, фигурки фей, и даже как-то раз в пьяном угаре, в бесполезной попытке забыться и забыть, изваял её статую в полный рост, такую, как он запомнил её. Статуя оказалась почему-то неуничтожимой и теперь стояла на заднем дворе гильдии, и как-то так получилось, что он буквально прописался у неё, просто не мог оторваться, отойти. Он действительно сходил с ума, и ни неодобрительное покачивание головы Мастера Макарова, ни пинки и тычки от Эльзы, ни проигрыш Нацу — ничто так и не смогло вывести его из депрессии. Он почти перестал есть, осунулся ещё больше и в какой-то момент осознал, что просто сидит в её объятиях. Слабый, истощённый, ни на что не способный, а она говорит ему…

Прилетят другие птицы, будет ночь нежна…

…Меня ждут другие…

Последняя фраза была будто бредом. Он встал с её колен, — но тут же упал, как будто в нём не осталось сил. Статуя Джувии, которую он изваял в полный рост, сидела. И свалился он именно с её колен. Она встала — это его глюк или статуя?.. Он уже ничего не понимал. Ничего не видел. Чувство вины, жалость, боль, гнев… И пустота — вот, что поглотило его.

Она провела холодными пальцами по его щеке, и усмехнулась. Точно так, как и раньше — с иронией и какой-то садистской ноткой, так порой ухмылялась Эльза. Её голос звенел, как ветер, пляшущий в сосульках. Она как будто заполнила весь его мир, и он — о, он так ждал прощения.. Но услышал совсем не его.

Прости меня, мой мальчик, за эту бесчеловечность...

А я прощу, что ты слеп… Но ты мне больше не нужен.

Она растаяла... Или это он превратился в лёд?...

Только через месяц Макаров нашёл на заднем дворе гильдии, в сугробе, наметенном на месте статуи, покрывшегося чёрными узорами, едва живого Грэя — и лишь краем глаза отметил, что Джувии, этой ледышки, сваянной Грэем по пьяни, больше тут нет.

…Меня ждут другие принцы…

Прости меня, мой мальчик

За эту бесчеловечность.

А я прощу, что ты слеп.

Но ты мне больше не нужен.

Мальчик, ты — снег,

Которого не будет.

Я докажу, что ты — слеп,

Как и другие люди.

Скоро придет весна,

Прилетят другие птицы,

Будет ночь нежна,

Меня ждут другие

Принцы...