Зимняя рапсодия (гет)

Рождественское настроение появилось в Хогвартсе еще в начале ноября. Ученики, сбегая по выходным в Хогсмид, активно обсуждали будущие экзамены, подготовку, но больше всего — подарки и встречи с родными. Поэтому едва ли кто-то заметил, как к замку медленным шагом подошел декабрь, а вместе с ним и это окрыляющее чувство — ожидание праздника, который вот-вот постучится в дверь.

Зима была на удивление снежной, снегом была укутана вся местность: и могучий мрачный Запретный лес, и опрятная уютная хижина Хагрида, и маленькие милые теплицы профессора Лонгботтома. А когда в Хогвартс была принесена свежесрубленная могучая ель, которую наряжали все ученики, едва ли в замке остался хоть кто-то, кто не проникся духом Рождества. Кто хотя бы на секунду не ощутил маленькую, но такую заветную надежду.

И Лили Поттер не была исключением. Разве что кроме одного момента: пока ее подруга и однокурсники весело проводили время в Хогсмиде, закупались сладостями и упаковочными лентами с бумагой, она сидела в библиотеке и, не поднимая головы, корпела над вопросами к предстоящему межсеместровому экзамену.

Ошибочно было бы сказать, что Лили, подобно своей кузине, до безумия любила книги и учебу, из-за чего готова была пожертвовать свободным временем в угоду подготовки. Нет. Лили просто боялась того, что если остановится хоть на секунду и прервет свою подготовку, то на экзамене скатится с позиции «лучшая» на второе место, которое она не просто не уважала, а считала худшим из возможных.

Просто Лили не могла быть второй. Уверенная, невозмутимая и собранная, она знала себе цену и свою цель, знала, что стоит ее, а на что не нужно было даже обращать внимание — Лили Поттер была эталоном и примером для подражания. Не потому ли совершенно неудивительно, что к пятому курсу она осталась совсем одна, не считая единственной своей подруги, Амелии Лонгботтом, с которой была знакома уже очень давно, еще с детства?

Она знала, что ее не любили в группе: видела это по едким насмешкам и подкалываниям, по глупым сплетням, что шлейфом следовали за ней. Задирая голову выше, Лили лишь презрительно приподнимала брови вверх, не обращая внимания ни на кого, кроме Эми, которая заменяла ей весь факультет и любые пресловутые компании.

Никто не понимал, почему они дружили: веселая Амелия была легкомысленной и ветреной натурой. С вечным смехом на устах она вбегала в кабинет, словно маленький ураганчик, снося все. Рядом с ней Лили выглядела слишком серьезной и даже напыщенной, мало кто догадывался, что таким образом Лили лишь пыталась спрятать свой страх. Ей не нравилось, что Амелия притягивала к себе много внимания; не нравилось, что их всегда сопровождали неодобрительными взглядами. Многим казалось, что их дружба просто пыль в глаза и что высокомерная Лили Поттер едва ли благотворно влияет на несмышленую, но такую легкую на подъем Эми.

Равзе стоило объяснять своим недальновидным, глупым однокурсникам, что они дружили семьями с самого детства? Что Лили всегда являлась опорой для беспечной Амелии, которую вечно пытались обмануть, а она, в свою очередь, была верным другом уже и для самой Поттер, никогда не предавая ее и не осуждая? Поднимая голову выше, Лили просто прекращала обращать внимание на тихий шепот за своей спиной и продолжала жить своей жизнью. Немного скучной и очень-очень загруженной.

Но между ней и подругой всегда стояли остальные гриффиндорцы. Если Лили было плевать на них, то Амелия поддерживала добрые и приятельские отношения почти со всеми, ходила на шумные тусовки в Три метлы, оставляя Лили на выходных в совершенном одиночестве. А когда Хогвартс окунулся в зимнюю рапсодию, как в шутку называли всю предрождественскую шумиху, Амелия стала пропадать на все выходные.

Отодвинув книгу, Лили слегка качнулась на стуле, потерев глаза. Она не обижалась на Эми, прекрасно осознавая, что той хотелось окунуться в веселье и радость юности. Только вот Поттер не могла разделить ее настроя: будучи на вершине, она отчаянно боялась с нее упасть, потому неизменно работала, трудилась и училась. Лишь бы только ее признавали окружающие, лишь бы только никто не посмел посмеяться над ней.

Тяжелый вздох сорвался с ее губ раньше, чем она в принципе осознала свою усталость. Это было слишком. Проводить столько времени над подготовкой к экзамену даже для нее казалось глупым, но ничего с собой поделать Лили не могла. Даже Альбус, и тот посмеивался над сестрой, считая ее манию быть лучшей во всем нелепой и смешной, что уж говорить о родителях? Лили знала, что они любили ее не за оценки и не за место в общество, но чем упорнее она понимала это, тем сильнее была ее жажда победить и добиться лучших результатов.

И все-таки видя, как порхает снег за окном, как ребята с шумом лепили снежки и бегали в Сладкое королевство, Лили чувствовала странную тоску и даже горечь. Потому что совершенно не видела смысла в том, что делала.

Дверь скрипнула, и в безлюдной тихой библиотеке этот звук был сравним с громовым раскатом. Даже мадам Пинс, и та бесследно пропала уже вот как минут на тридцать, поэтому Лили, резко распахнув глаза, устремила взгляд прямо в проем, почувствовав, как сердце отчего-то пропустило удар.

На пороге стоял, взирая точно на нее, Скорпиус Малфой, и Лили, не смея ни двинуться, ни отвести взгляд, безмолвно смотрела на него в ответ, затаив дыхание. Время, казалось, замерло или текло настолько вяло, что когда настенные часы пробили второй час, Лили вздрогнула, разорвав зрительную связь, а когда вновь посмотрела на Скорпиуса, тот уже стоял у стеллажей с книгами и что-то изучал.

Руки ее мелко задрожали, и Лили, разозлившись, открыла с громким хлопком книгу и сжала ее до побеления костяшек, прикусив губу. Спроси ее, когда же именно началось это, она бы незамедлительно покачала головой. Потому что сама не понимала. Или не хотела в это верить. Но?

Конечно, Лили все помнила. Она помнила свой четвертый курс.

Это был один из немногих выходных, когда Лили наконец поддалась на уверения Эми и, надев красную клетчатую юбку с бледно-розовой блузкой, пошла вместе с ней в Три метлы.

— Ты точно не пожалеешь! — восклицала Лонгботтом во время всего пути, но Лили ничего не отвечала: она пошла на поводу у подруги лишь из-за того, что Эми действительно была для нее важным и дорогим человеком, а не потому, что хотела оторваться в компании своих однокурсников, которые ее недолюбливали.

Пожалела Лили о том, что пошла на поводу, уже сразу, как только Эми усадила ее прямо в гущу самой компании, из-за чего их громкий, веселый и слегка пьяный смех по-особенному бил в уши. Джон Энтони принес с собой какую-то маггловскую игру и все семеро гриффиндорцев, включая Лили и Эми, уселись вокруг большого круглого стола. Сама Поттер ни играть, ни пить не захотела, а лишь безразлично наблюдала за происходившим, испытывая странное чувство глубокого одиночества.

Ее считали высокомерной и напыщенной, хотя на самом деле Лили никогда не ставила себя выше других; с ней не хотели особо общаться, потому что думали, что Поттер только и может, что говорить на сложные, заумные темы, когда как сама Лили мечтала о простом, легкомысленном разговоре. Самое паршивое было лишь то, что зная все это, Лили не пыталась изменить свою модель поведения и даже не думала уверять в обратном общество. Может, в этом и заключалась ее самая главная ошибка?

— Эй, Поттер, если сидишь без дела, принеси нам Сливочного пива, — крикнул через весь стол Макмиллан, и Поттер, вздрогнув, лишь сверкнула глазами, поднявшись.

Поднос с шестью кружками пива был тяжелым, и, схватив его руками, Лили лишь потом подумала о палочке. Но было слишком поздно, потому, неспешно преодолевая расстояние, Лили лишь безразлично смотрела на сверкавшую жидкость. Впрочем, вполне напрасно, ведь не успела Лили сделать и три шага, как кто-то со всей дури налетел на нее, и она, не удержавшись, с грохотом упала на пол, опрокинув целый поднос на себя.

В пабе на секунду стало тихо, и Лили, до которой не сразу дошло, что произошло, медленно перевела взгляд сначала на осколки под своими руками, а потом на свою блузку, которая вместо бледно-розовой стала цвета ржавчины. Пятно было большим и мерзким, и Лили, с удивлением подняв голову, увидела развалившегося на полу Колина Корви.

— Прости… прости, пожалуйста, — лепетал он в тот момент, когда со всех сторон раздался громкий, издевательский смех. Особенно сильно хохотали за столом, где еще пару минут назад сидела сама Поттер, и Лили почему-то подумалось, что кто-то из них специально толкнул Корви в ее сторону.

Колин, попытавшись встать, зацепился за собственную мантию и опять упал, вызывая у публики новый припадочный смех. Он выглядел столь напуганным и нелепым, что Лили, почувствовавшая вначале настоящий приступ ярости, уже сейчас испытывала лишь… жалость. Да. Ей было жаль его: глупый, доверчивый, тринадцатилетний Колин Корви всегда был предметом насмешек и издевательств, и Поттер, хоть и не пытавшаяся ему помочь, никогда не присоединялась к травле, считая это ничтожным и низким делом.

Окончательно испугавшись, Колин уже не пытался освободить ноги от мантии и, поникнув, лишь прикусил губу, тупо уставившись глазами в пол. Громкий смех был мерзким и грубым, и Лили, забывшаяся на секунду, лишь тогда поняла, что сидит по-прежнему на полу и на блузке ее красуется некрасивое, ржавое пятно. Паркет вокруг них был усыпан осколками, и никто даже не пытался помочь им или убрать взмахом палочки остатки кружек. Нет. Они только смеялись, находя, видимо, ироничном, что двое изгоев собственного факультета испытывали унижение.

И в тот момент, когда Лили со злостью посмотрела на всех присутствовавших и она уже собралась вставать, к ним спокойной, даже вальяжной походкой подошел вдруг… Скорпиус Малфой и, не говоря ни слова, одним взмахом палочки убрал осколки, распутал подол мантии Колина, а затем, повернувшись к ней, посмотрев прямо в глаза, он протянул свою руку, чтобы помочь встать.

Странное смущение накатило волной, и вместо того, чтобы воспользоваться его помощью, Лили, сверкнув злобно глазами, подскочила с пола и упрямо, не смотря ни на кого, схватила мантию, выбежав на улицу.

Вспоминая сейчас тот странный совершенно незначительный эпизод и наблюдая за Малфоем теперь, Лили совершенно забыла об раскрытой на столе книге. Да. Именно с того момента началась их игра: безмолвное наблюдение друг за другом.

Они не были знакомы, едва ли говорили друг с другом, да и сама Лили мало что знала о Скорпиусе. Просто с того мгновения она стала чувствовать на себе его взгляд, и, испугавшись вначале того, как серьезно и одновременно задумчиво он смотрел на нее, Лили думала его возненавидеть.

Он никогда не подходил к ней и не пытался заговорить. И Лили, которая ощутила к нему некоторый интерес, лишь мрачно стала отвечать ему на его взгляды. У Эми в то время уже были далеко не первые отношения, да и все ее соседки по комнате то и дело делились романтическими историями, когда как Лили, сжимая пальцами обложку книги, лишь поджимала губы, с внутренней завистью подслушивая их разговоры.

Лили знала, что она была симпатичной, однако ни один ее однокурсник или гриффиндорец никогда не уделял ей знаки внимания. Лишь позже, проболтавшись Амелии о своих переживаниях, она услышала от подруги, что все считают Лили слишком высокомерной и недоступной, поэтому никто и никогда не пытался хотя бы начать ухаживать за ней.

И вот, когда она впервые ощутила внимательный взгляд Скорпиуса Малфоя и, подавив некоторое смущение и страх, стала наблюдать за ним в ответ, Лили стала чувствовать нечто странное: она одновременно боялась того, что он подойдет и заговорит с ней, но вместе с тем отчаянно этого желала. Только вот Скорпиус ничего не предпринимал, и в конце концов Лили решила сама для себя, что так даже к лучшему: у них бы все равно ничего не получилось. Лили была лучшей на своем курсе, решительно шла к своей цели и ей совершенно не нужно было общественное осуждение из-за того, что «Лили Поттер связалась с сыном школьного врага ее отца».

Сердце у Лили замерло, когда, вернувшись в реальность, она опять заметила, что Скорпиус внимательно смотрит на нее в ответ, сев прямо напротив, через одну парту. Было в нем что-то такое, что неизбежно вызывало интерес и любопытство: Скорпиус был словно слизеринской тенью. Никто ничего не знал о нем, и даже Альбус, будучи одноклассником Малфоя, едва ли мог хотя бы что-нибудь рассказать ей о нем.

Резко опустив голову, Лили тотчас схватилась руками за обложку книги и бессмысленно посмотрела в нее, чувствуя странную, едва ощутимую дрожь и волнение.

Потому что, казалось, они играли в эту игру уже почти год, и что поделать, если на самом деле Лили хотелось большего? Хотя бы совсем чуть-чуть?

* * *

Еще в середине ноября, когда первый снег только-только покрывает землю, в Хогвартсе рядом с каждым факелом зажигают рождественские свечи. Они зачарованы таким образом, что гаснут лишь тогда, когда первые лучи солнца едва-едва освещают темные коридоры, и даже после рассвета каждый ученик помнит о них, ведь по всему Хогвартсу распространяется запах эфирных масел и магических трав.

Свечи были чудесным украшением и ярким символом наступавших праздников, но тем, кто любил блуждать по ночному Хогвартсу, они едва ли доставляли удовольствие: прятаться в темных нишах становилось труднее, а сам замок будто лишался романтического флера таинственности набитых мраком коридоров. И именно в тот день, когда Амелия вытащила Лили на прогулку по ночному Хогвартсу, она отчетливо ощутила раздражение: право, и почему они так ярко освещали коридоры?

— Ну же, Лил-с, мы же ненадолго! — заговорщеским шепотом тянула Лонгботтом, когда они пробрались на четвертый этаж и были в паре шагов от кабинета Истории магии.

Эми, загоревшаяся желанием сделать копию вариантов готовящейся контрольной работы, была столь убедительна, что Лили, подумавшая о всей выгоде данного мероприятия, лишь утвердительно кивнула головой. И вот, когда на Хогвартс снизошла ночь, они крались вдоль ярко освещенных коридоров, уповая, что их не заметят. Мантию-невидимку отбить у Альбуса не получилось, единственное, что было с Лили — карта, но и ею пользоваться при Эми она почему-то не решалась. Все же карта была семейной ценностью, и Лили вместе с братьями еще в далеком детстве договорилась, что никому, кроме самых близких, не расскажет о ней. Значило ли это, что Лили не считала Амелию близкой себе? Почему-то об этом думать совсем не хотелось.

— Постоишь здесь, а я пока стащу ее, — тихо пролепетала Эми, поглядывая за спину Лили.

Неохотно пожав плечами, Поттер кивнула головой и с бьющимся сердцем прижалась к стене, вслушиваясь в ночную тишину. По всем параметрам выходило, что положение Амелии было самым выгодным: даже если бы прямо сейчас из-за поворота выглянул Филч, она бы могла спрятаться в кабинете, тогда как самой Лили пришлось бы бежать. От одной этой мысли по телу ее прошлась мелкая дрожь: отбывать наказание в те дни, когда стоило бы готовиться к экзамену, было самым худшем из возможных вариантов, потому Поттер и почувствовала липкое чувство раздражения.

По правде говоря, выходило так, что ни с кем по-настоящему Лили никогда не была близка. Единственными, кому она доверяла, были ее братья и родители, а вот друзья, пресловутые компании и все сопутствующее этому… не было у нее такого. Порой ей казалось, что она просто не умеет дружить, но ничего с собой поделать Лили не могла. Она была замкнутой и будто бы стиснутой своими мыслями и комплексами, из которых выходило, что она не может просто так открыться. Даже человеку, с которым, по сути, она провела все свое детство.

Громкие шаги в соседнем коридоре заставили Лили вздрогнуть и вынырнуть из мыслей. Не раз бродившая по ночному Хогвартсу Поттер сразу узнала по походке завхоза, потому, хлопнув рукой по двери, тем самым подавая сигнал Амелии, она быстро сорвалась с места, и, как оказалось, весьма к стати, ведь уже через минуту за поворотом показался высокий силуэт.

— Ага! — яростно крикнул Филч, — ученик не в постели!

Лили быстро забежала на лестничный пролет, иногда спотыкаясь об ступеньки, но неизбежно вставая. На пятом этаже за портретом пожилой волшебницы с чепчиком находился потайной закоулок, и она, с гулко бьющимся сердцем направлялась именно туда, ведь знала, что в противном случае Филч непременно ее вычислит.

Она вбежала в коридор молниеносно, слыша позади себя ворчание и тяжелое дыхание, а потом, не думая, подошла к двери ближайшего класса, дернув за ручку, но тщетно — дверь была закрыта. До портрета было еще как минимум два витиеватых коридора, и Лили, подумав, что не успеет, быстро проскользнула в нишу к рыцарским доспехам. Не успела она расслабиться и перевести дыхание, как тут же поняла — в этой нише Лили была не одна. Мелко задрожав, она подняла голову, и какого же было ее удивление, когда Поттер поняла, что чуть меньше в метре от нее стоял, нахмурившись, Скорпиус, который также внимательно наблюдал за ней.

Филч был уже близок, и Лили почему-то подумалось, что их непременно обнаружат. Когда она уже хотела озвучить столь очевидную мысль, Поттер заметила, что Скорпиус дернулся и в один шаг оказался возле нее.

— Прости, — просто сказал он, и тут же почти вытолкнул Лили в коридор.

Ошарашенная, она смотрела во все глаза на Скорпиуса и от возмущения забыла даже как дышать.

— Поймал! — воскликнул радостно Филч, и резко повернувшись, Лили почувствовала твердую хватку завхоза.

Когда она наконец смогла посмотреть в проход, то заметила, что в нише никого не было. Куда делся Малфой было совсем непонятно, как и то, что вообще произошло здесь. Но едва ли это интересовало Лили на следующее утро, когда к ней подошел декан и заявил об ее отработках в библиотеке. Озлобленная, Лили пришла к восьми в пыльные залы и, оценив масштаб работы, лишь испытала раздражение на чертового Скорпиуса Малфоя, из-за которого все это и произошло.

— Зато у нас есть варианты, — виновато потупившись, пробормотала Амелия, когда узнала о наказании Поттер.

Стоило ли говорить подруге, что все эти варианты едва ли облегчили жизнь Лили, которая и без того была готова к любой контрольной? Раздражаясь еще больше и на жизнь, и на отработку, она протирала тяжелые фолианты, иногда ловя на себе удивленные взгляды однокурсников и чувствовала себя конкретной неудачницей. Не хватало лишь того, чтобы ее заметил за подобным Альбус — вот, кто бы точно посмеялся над ней и над ее неудачной прогулке по ночному Хогвартсу.

Когда наступило время обеда, библиотека почти опустела. Тишина была приятной и даже нужной — расслабишься, Лили постепенно остывала и даже с некоторым любопытством то и дело посматривала на сверкавшие шары, висевшие на потолке — рождественский Хогвартс просто не оставлял место злобе и раздражению.

— Как долго ты собираешься этим заниматься?

Лили вздрогнула, округлив глаза, забыв на секунду про книгу в своих руках. А потом, обернувшись, заметила Скорпиуса Малфоя, который, расслабленно облокотившись о косяк стола, почти безразлично поглядывал на нее.

— Давай я помогу тебе, а взамен ты забудешь о произошедшем?

Левая бровь взлетела вверх сама по себе, и Лили, нахмурившись, почувствовала странную волну раздражения… почти год Малфой, наблюдавший за ней, не предпринимал ни одного шага, чтобы заговорить, а теперь… теперь!

Не дожидаясь ее ответа, Скорпиус взмахнул палочкой и две большие стопки книг тут же очистились от пыли и взлетели, направившись на предназначенное им место.

Когда книги выстроились на полке, а между ними повисла странная, такая неловкая пауза, Лили поняла, что совершенно не знает, как себя вести. Она не понимала Малфоя, не понимала, что в конце-то концов он сейчас делает, и чем дольше она хмурилась и откровенно пялилась на него, тем сильнее в ней поднималось раздражение, вызванное скорее обидой, чем какими-то другими чувствами.

Резким движением схватив сумку с пола, она бросила на него холодный, высокомерный взгляд и направилась было прямо к двери, но именно в тот самый момент он сделал то, чего она никак не ожидала — Скорпиус схватил ее за руку едва ощутимо и резко выпрямился, заглядывая в лицо Лили.

— В качестве компенсации могу я пригласить тебя в Хогсмид в эти воскресенье?

— Малфой, ты тронулся рассудком? — не понимая, от чего злится, возмущенно проговорила Лили, а потом, резко вырвав свою руку, она почти бегом вышла из библиотеки.

Это было так странно и так волнительно, что сердце ее ходило ходуном, но явственнее всего проступало смущение. Возможно, где-то в глубине души Лили всегда мечтала о первом шаге со стороны Скорпиуса, но когда это произошло, она смутилась ровно настолько, что не нашла ничего лучше, кроме как сбежать.

— Я буду ждать тебя в воскресенье у входа! — бросил он ей в спину, и Лили почти обернулась, чтобы посмотреть на него.

В конец концов, их игра продолжалась почти год, и она совсем не понимала Малфоя. Но самым главным было то, что Лили знала: если у них и произойдет что-то, ее никто не поймет. И от одной лишь мысли, насколько сильно ее может скомпрометировать просто обычная прогулка со Скорпиусом, она почувствовала теперь уже страх.

Но что же делать, если при всем при этом ей все еще хотелось попробовать зайти чуть дальше? Что, если на самом деле ей и вправду хотелось согласиться на его приглашение?

* * *

Каждое воскресенье именно в декабре по всему Хогвартсу разлетались звуки рождественских песен. Хор, состоявший преимущественно из хаффлпаффцев, выстраивался в Большом зале подле учительского стола и громко, радостно пел. На первом курсе Лили казалось это настолько удивительным и прекрасным, что она всегда рано утром приходила в Большой зал, садилась за гриффиндорскую лавку и в упоении вслушивалась в эти чарующие, такие деликатные звуки. Именно в таких уютных, трогательных вещах и заключался весь смысл Рождества для Лили, и она, будучи ребенком, по-настоящему радовалась каждому декабрьскому дню.

Но вот ей было уже почти шестнадцать и слушать хогвартский хор не хотелось. Рождество стало скорее обыденной традицией, и она больше не отсчитывала дни, не ждала с потаенной радостью подарков, да и вообще, казалось, вспоминала о празднике лишь из-за того веселья, что было кругом.

В воскресенье, встав позже обычного, Лили не хотелось ничего. На задворках памяти все время всплывал нелепый разговор с Малфоем, и она, смутившаяся и взволнованная, не зная зачем, спустилась на второй этаж, откуда открывался вид на главный вход и стала молча наблюдать за тем, как школьники, то кидая друг в друга снежки, то просто весело хохоча, покидали замок, оставляя после себя куча мелких следов на снегу. В этом году зима была такая снежная и белая, что у Лили невольно слезились глаза от слишком пристального всматривания.

Вдалеке виднелись могучие деревья Запретного леса, и они, облаченные в белый саван, сливались с этой однополярной картиной мирой — казалось, все только и существовало в россыпи хрустящего, белого снега, который манил своей чистотой и сверканием.

Всматриваясь все больше, в какой-то момент Лили поняла, что почти неотрывно наблюдает лишь за одной черной фигуркой. Со второго этажа можно было увидеть каждого выходившего ученика, поэтому ей без труда удалось распознать среди вороха мантий его — Скорпиуса Малфоя.

И удивительное дело, стоило ей только осознать, что это он, как Малфой тотчас вскинул свою голову и наткнулся на ее взгляд. Пока толпы учеников шли про протоптанным дорожкам, направляясь прямиком в Хогсмид, он стоял, не двигаясь, смотря на нее, и поначалу Лили думала, что он просто о чем-то задумался или и вовсе увидел что-то другое, а не ее.

Однако прошло не меньше десяти минут, и тогда-то она отчетливо осознала: он ждет, когда она выйдет. Резко отвернувшись, Лили облокотилась о подоконник и прикусила губу, глубоко задумавшись. Ей нужно было идти и готовиться к экзаменам; нужно было подумать о подарках родным. Ей так много нужно было сделать, но вместо этого она испытывала гулкое биение сердца и явное желание спуститься вниз, принять приглашение Скорпиуса и…

— Мерлин, почему именно сейчас? — прошептала она почти яростно, смутившись окончательно. Лили совершенно не понимала того, что происходило.

— О чем ты?

Дернувшись, Лили тогда только обратила внимание на Амелию, которая запыхавшись, поравнялась с подругой и с улыбкой поглядела на нее.

— Что случилось? — переспросила Лонгботтом, и Лили инстинктивно бросила беглый взгляд на окно, тотчас пожалев об этом, потому что Эми с интересом подошла к подоконнику и радостно захлопала в ладоши. — Как интересно, там стоит Малфой и смотрит прямо сюда! Вы знакомы?

— Нет, — поспешно отмахнувшись, нахмурилась Лили, а потом, посмотрев на недоверчивую подругу, лишь пожала плечами. — Ничего не случилось.

— Как жаль, он такой симпотяжка, — задумчиво протянула Эми.

Раздраженно прикрыв глаза, Лили почувствовала себя полноценной идиоткой. Мимо пролетали привидения, учеников в школе почти не оставалось — все веселились и наслаждались приближавшимися праздниками, казалось, одна только Лили думала лишь об оценках и о том, как остаться первой в своем классе. Все же остальные проживали свою жизнь исключительно так, как хотели, когда как она была заложницей собственных амбиций и устремлений.

— Ну нет, это странно, — проговорила резко Амелия, и Лили нехотя взглянула на нее. — Пойду спрошу, чего он сюда смотрит.

— Постой, — схватив ее за руку, прошептала Лили, а потом замерла. Она сделала это, не подумав, почувствовав минутный ужас, ведь Малфой… он мог сказать что угодно, и втайне Поттер очень боялась, что Амелия, разговорчивая, болтливая Амелия разнесет по Хогвартсу глупые сплетни.

— Что такое, Лил-с? — совсем уже обеспокоенно и также шепотом вопросила Эми.

Резко отцепив свою руку, она попыталась было непринужденно улыбнуться, а потом быстро проговорила, слегка склонив голову:

— Давай лучше я? Ты все равно вроде куда-то торопилась.

Ей не хотелось наблюдать за тем, как удивление и непонимание появлялись в голубых глазах подруги; не хотелось ничего объяснять и доказывать. Вместо этого, испытав раздражение, Лили подумала лишь о том, что стоило бы узнать, какого черта от нее требуется Малфою, и… не надумал ли он себе чего?

Стремительно преодолевая повороты, она в два счета оказалась у главных дверей Хогвартса, сразу же замечая Малфоя. Он стоял, облокотившись об изгородь со вскинутой вверх головой и даже не успел ее заметить, когда Лили молниеносно подлетела к нему, дернув за рукав мантии, и кивком головы указала в сторону безлюдной тропинки, ведущей к лесу.

Под ногами хрустел снег, все вокруг пребывало в той зимней тишине, когда любой вздох казался чудовищно громким: природа жила в похоронном безмолвии, и чем дальше они взбирались вверх по тропе, к лесу, тем сильнее казалось, что природа кругом вымерла, оставив на память лишь белый, похоронный саван.

Уже виднелся заснеженный Запретный лес, когда Лили, резко развернувшись, с прищуром посмотрела на Скорпиуса, которого, казалось, ни смущало совсем ничего. Переведя дыхание, она запальчиво бросила:

— Что тебе нужно? — спросила Лили чуть грубее, чем изначально хотелось, а потом, смутившись, быстро-быстро добавила: — Если все это из-за вчерашнего, то расслабься. Нет никаких причин таким вот образом раскаиваться…

— Раскаиваться? — переспросил он вдруг, усмехнувшись, что совершенно выбило из-под ног Лили почву. — Но я не раскаиваюсь. Не уверен даже, что сожалею.

Вскинув брови, она лишь повела плечом, осознав вдруг, что вместо того, чтобы продолжить и дальше игнорировать его существование, она сама вышла к нему, потащила в безлюдное место и, напридумав себе всякого, выпалила на одном дыхании что-то крайне невразумительное. И пока мысль эта проскочила в ее голове, Лили не заметила, что Скорпиус уже стоял намного ближе, чем до этого, да так, что теперь она могла полноценно разглядеть его глаза.

Раньше ей казалось, что они были бледно-голубыми, но теперь, видя их ближе обычного, Лили могла с точностью сказать, что они были светло-серыми, и почему-то одна только эта мысль заставила ее сердце трепетать.

— Вообще-то я просто хотел пригласить тебя на свидание. Так уж сложилось, что, — он замолчал на секунду, слегка склонив голову, и в глазах его отчетливо засверкали искорки веселья, — я не совсем удачно подобрал слова. С тобой такого никогда не бывало?

Ее брови взлетели еще сильнее вверх, и Лили, не найдя в себе сил на большее, лишь обескураженно проговорила, инстинктивно отступив на шаг назад, ведь она был так близко:

— Но зачем?

Его глаза, полные веселья, слегка приподнялись вверх, когда на лице появилась улыбка, такая располагающая и такая почти задорная, что лишь еще сильнее вогнало Лили в какой-то ступор.

— Неужели непонятно? Потому что ты мне нравишься.

Снег хрустел под ногами, кругом была мертвая, зимняя тишина, и когда Скорпиус склонился еще ближе и аккуратно, едва ощутимо поцеловал, ей показалось, что тишина стала не просто мертвой, а какой-то звенящей.

Снежный лес стоял, укутанный в саван, а вокруг не было ничего, кроме глубоких, снежных сугробов. Рождество подходило почти близко, едва ощутимо, и каждый чувствовал эту легкость от предстоявших праздников.

Предрождественское время было особенным временем для Лили; именно тогда начиналась ее личная зимняя рапсодия.