Единорог для Тёмного Лорда (джен)

Люциус Малфой тихо всхлипнул, пытаясь размять непослушными пальцами занемевшую лодыжку. Оторвав примёрзшие ко льду валенки, он обновил наложенное на комбинезон согревающее заклинание, поправил выбившиеся из-под вязаной шапки волосы, которые бесцеремонно лезли в глаза и щекотали нос, и, крякнув, перевалился через рыхлый сугроб:

— Я ухожу!

Сосредоточенно разглядывающий сумеречный перелесок Макнейр моргнул, будто пытаясь осознать услышанное, и, схватив за рукав едва успевшего подняться на ноги Малфоя, осадил обратно одним быстрым рывком.

— А ну стоять! — он утёр рукавом скривившийся от негодования рот. — Куда намылился, Люцик? Лорд, кажись, тебе поручил поймать единорога? Я-то тут чисто по доброте душевной.

Вздохнув, вспоминая отсыпанную Макнейру щедрую горсть золотых галлеонов, Люциус недовольно поджал губы:

— Мои нервы на пределе. Мало того, что сидим здесь с самого заката, так ещё и с "этим" нужно умудриться управиться, — он ткнул пальцем в лежащее возле Уолдена магловское ружьё.

— Это, — Макнейр любовно огладил деревянный приклад, — не проблема, а гарантия качества. Я белке в глаз попадаю, ни одной дырки в шкуре... И с единорогом всё в лучшем виде исполню, раз уж Лорду нужна неиспорченная магией кровь.

Почесав замёрзший нос влажной шерстяной варежкой, Люциус тяжело вздохнул и брезгливо передёрнул плечами, вспоминая едва восстановившееся после ритуала иссохшее тело хозяина, с трудом державшееся в высоком кресле. Между прочим, в его любимом кресле, обтянутом дорогим изумрудным бархатом, привезённым из южной Флоренции:

— Так Северус сказал?

— Угу.

— Сукин сын...

— Тихо!

В чаще леса послышался треск.

— Вдруг здесь есть кто-то? Сбегутся на хлопок — и всё. Без суда и следствия под трибунал пойдём, а мне ещё сына на ноги ставить.

— Заглохни! — Макнейр припал к ружью, привычно размещая пальцы на спусковом крючке. — Нам сегодня фартит...

Затаив дыхание, Люциус с надеждой принялся буравить взглядом чащу, но в темноте сумеречного леса всё казалось одинаковым. Чёрные от воды стволы-близнецы протяжно скрипели, изредка кидая на снег кривые сломанные ветром ветки и продолговатые шишки. Потерявшие листву кочки брусничника безмолвно подмигивали красными скукоженными ягодами. Лес дышал влагой и прелой хвоей; где-то далеко сдавленно ухали совы, устраивая показательные переклички. Никакого движения, никакого случайного свечения. Только птицы и редкие мягкие шлепки о землю подтаявших снежных шапок, съезжавших с раскидистых веток вековых сосен.

Раздражённо стащив с ладони варежку, Люциус потёр покрасневшими пальцами уставшие глаза. Мало того, что убийство единорога грозило ему мифическим проклятием и вполне осязаемым Азкабаном, так ещё и возможность заполучить клятый простатит от бесконечного сидения на ледяной земле перестала казаться такой уж призрачной. А это было куда страшнее ненависти Тёмного Лорда... Точнее того, кого по долгу службы им приходилось так называть.

Излишне громко вздохнув, Люциус достал из лежащего под ногами рюкзака серебряный термос, инкрустированный малахитовыми пластинами и глазками яшмы. Открутив непослушными пальцами крышку, налил в неё клубящийся паром бергамотовый чай и, вытянув губы в трубочку, только хотел отпить, как рядом мелькнула ослепительная вспышка.

"Ба-бах!"

В ушах зазвенело, по пальцам побежали обжигающие змейки кипятка; подорвавшийся с ликующим криком Макнейр бросился через сугроб под аккомпанемент растекающегося по лесу эха. С шипением отбросив импровизированную кружку в снег, Люциус махнул следом, не забывая дуть на обожжённые пальцы:

— Неужели попал, шельма?

Едва не упав, он стремительно перепрыгнул через несколько поваленных стволов и оказался рядом с присевшим на корточки Уолденом: на земле, тяжело дыша, лежал самый настоящий единорог. Его белоснежное тело источало мягкое жемчужное сияние, а голову венчал обломанный наполовину сияющий витой рог. Подойдя ближе, Люциус словно заворожённый запустил пальцы в нежнейшую короткую шерсть.

— Хороша животинка, — хлопая добычу по крутому боку, Макнейр хищно облизнулся, косясь на золотые копыта. — И ни одной лишней дырки! Загоним шкурку в Лютном по лучшей цене!

— Он ещё жив, — Малфой подозрительно отшатнулся.

— Так даже лучше, теперь это не наша забота, — рванув к месту засидки, Уолден вернулся с фотоаппаратом и складывающейся железной треногой. — Такую удачу надо запечатлеть. Вдруг больше не повезёт?

— Безрассудство, — фыркнул Малфой, — а если колдографии найдут? — но на всякий случай снял шапку и распутал пальцами влажные волосы.

— Не ссы, Люцик, сейчас всё по красоте сделаем, — воткнув треногу в рыхлый снег, Макнейр прикрутил к ней фотоаппарат и чудаковатого вида вспышку, положил голову единорога на свои колени, водрузив ружьё на обломанный рог. — Садись рядом.

— Это безопасно?

— Обещаю, больно не будет, — гоготнув, он расправил плечи и выжидающе глянул на Малфоя.

Замешкавшись на мгновение, Люциус отряхнул штаны и, поправив воротник, мотнул головой, заставляя волосы рассыпаться по плечам.

— Ну что ты аки пава, садись уже! — нетерпеливо воскликнул Макнейр, но Малфой лишь отмахнулся, присаживаясь возле лежащего в снегу тела. В его голове уже сложилась прекрасная картина, где он, сидя в кресле-качалке, с гордостью показывает помятую фотографию бегающим вокруг внукам.

— Скажите: "Импе-е-ериус"!

Вспышка сработала с неожиданно оглушительным хлопком, озаряя кусты и деревья ярким фиолетовым светом. Ослепнув на долю секунды, Люциус вдруг ощутил болезненный толчок в спину и, едва не вспахав носом снег, распластался по земле.

— Стой, курва! Куда?! А ружьё? — метнувшийся мимо Макнейр разразился сотней проклятий, но единорог ловко затерялся среди чащи, словно растворившись мерцающий дымкой, не дав Уолдену и доли секунды на то, чтобы достать волшебную палочку.

— Белке в глаз, значит, попадаешь, охотничек? — хохотнул Люциус, не спеша подниматься с колен.

— Не в глаз, а в рог, — огрызнулся Макнейр и резво помчался в чащу, не теряя надежды вернуть унесённое единорогом ружьё.

— Я никому не расскажу, — громко крикнув, Люциус прыснул с новой силой, хватаясь за живот. — Зато у нас есть фото! Слышишь, Макнейр?

Чаща ответила треском ломающихся веток и отборным крепким матом. Больше Люциусу Малфою ни разу в жизни не повезло прикоснуться к единорогу.