Розы Мегроутта (гет)

В голове все мысли до единой — шальные. А на душе — легко и так чудно, что дыхание то и дело замирает. И понимание того, что подобное никогда не заканчивается хорошо, задвинуто куда подальше, прочь — в самый дальний уголок сознания.

Думается ли вообще что-то плохое в девятнадцать лет, в пору прекрасных весенних денёчков, когда сердце полнится от любви и безграничного счастья, а впереди целая вечность?

На Мегроутте, самом близком к Ядру Ибере из всех астарнских уровней, весна. Самая долгая весна, которая только бывает на астарнских уровнях — здесь она длится почти пять месяцев и прекрасна, как нигде больше в Ибере. Чудовищная несправедливость, что живёт на Мегроутте всё время лишь тётка Равенна, старшая и невыносимо ехидная сестра отца. О, как бы Роксана хотела поселиться здесь — да только рядом с такой тёткой жизнь станет невыносимой даже в столь райском местечке...

На Мегроутте цветут розы — множество крупных алых роз, любимых отцовских цветов. Роксана тоже их любит. Они напоминают ей о старой сказке, которую ей когда-то читали — сказке о безумном и неосторожном купце, пробравшемся в замок к заколдованной леди из какого-то малоизвестного дворянского рода, что едва его не убила. Как и почти все сказки, эта тоже заканчивается на «долго и счастливо», только вот отчего-то в это совсем не верится.

Роксане и жарко, и холодно, и боязно до дрожи в коленях, и волнительно, словно от ожидания самого прекрасного подарка. Юбки её дорогого платья, выписанного с гормлэйтских уровней, шелестят шёлком от каждого её шага. Её высокую грудь не сжимает гормлэйтский корсет, но дышать и без того почти невыносимо. Щедро расшитые жемчугом и золотом рукава и пояс почти полностью скрывают алый — в цвет отцовского любимого плаща — шёлк платья.

Роксана прячется в саду. Её белокурые локоны в беспорядке рассыпаются по покатым, почти полным плечам — они скрывают следы того, что так необходимо скрыть. На лице Роксаны, хорошеньком — так все говорят — и самую малость чересчур круглом, сияют румянец и выражение бесконечной радости и некоторой, почти детской, хитрости. Роксана — Астарн, и как почти все Астарны она хороша собой, о чём прекрасно знает и что почитает за величайшее благо. Роксана любит свою красоту, свой здоровый цвет лица, свои нежные белые ручки. Она любит любоваться собою в зеркало. Роксане нравится, как смотрится она в бесконечных дорогих платьях из шёлка и бархата — в отличие от многочисленных сестёр она почти не носит хлопка и льна, а штаны, кажется, не надевала вовсе.

Роксана прячется в саду, но мучительно желает, чтобы нашли её поскорее, однако в то же время не хочет уступать Чарльзу в этой маленькой шалости. Роксане хочется почти любой ценой побеждать в их играх, и она ничего не может с собой поделать.

Чарльз появляется в саду довольно скоро — Роксана видит его издали. Он снова в чёрном — и чёрное ему, пожалуй, идёт — и снова безукоризненно собран, почти прилизан. Роксана убеждена — каждая, даже самая маленькая, пуговка на его рубашке, на его жилете застёгнута, всё безупречно выглажено и даже накрахмалено, а ни малейшая прядь волос не выбивается, не выглядит растрёпано, словно после быстрого бега, тогда как у других братьев Роксаны и волосы, и одежда пребывают в вечном беспорядке.

Роксана и Чарльз почти похожи внешне — он, как и она, унаследовал многие свои черты от матери, а не от отца. Разве что Роксана унаследовала матушкин рост — она гораздо ниже своих братьев и даже сестёр, — тогда как Чарльз похож на неё цветом кожи, глаз и волос.

Чарльз озирается по сторонам в поисках сестры, но, по-видимому, не замечает её. Он почти беспокоен, но тщательно скрывает это — если бы Роксана знала его не столь хорошо, она бы и предположить не могла, что в душе у ледышки-Чарльза (Хуан обыкновенно дразнит того, называя «колючкой», хотя сам он гораздо более колкий и язвительный) обыкновенно скрывается целая буря, что он где-то в глубине души такой же метущийся от множества страстей, желаний и сомнений Астарн.

Матушка ещё пытается называть его «Чарли», но с каждым месяцем Чарльз всё мрачнее реагирует на это, желая слышать лишь своё полное имя. Чарльзу почти двадцать семь, но в мире, где все живут целую вечность, он совсем ещё ребёнок в глазах тех, кто живёт уже несколько тысяч лет, из-за чего раздражается всё сильнее.

Роксана прячется среди множества алых роз, под сенью обвитых цветами арок и старается не хихикать от удовольствия, в то время как Чарльз старательно ступает да и дышит как можно бесшумнее, стараясь ничем себя не выдать, не имея ни малейшего понятия о том, что Роксана уже успела его заметить.

Роксана тоже старается ступать неслышно — ей ни к чему, чтобы Чарльз заметил её слишком рано, так пропадёт вся прелесть их маленькой игры в прятки. Магию для перемещений не стоит использовать по той же причине — любая магия на столь небольшом расстоянии друг от друга непростительно заметна. Роксана осторожно ускользает почти из-под самого носа Чарльза, когда тот подбирается к ней достаточно близко.

Она торопится к изящной мраморной беседке, которую когда-то возвела здесь первая отцова жена, леди Мария, — по узенькой мощёной камнем дорожке, стараясь ни за что не зацепиться длинными шёлковыми юбками и не порвать их. В беседке будет удобно — так думает Роксана. В беседке не за что зацепиться. А главное — она закрыта от любопытных взглядов. Никто не увидит их, если они спрячутся там — матери или Лори сейчас нет на Мегроутте, а отец и тётка совсем не так любопытны.

Чарльз уже оказывается там — Роксане не совсем понятно, как он успел проскользнуть к ней так скоро. Он хватает Роксану за руки, и та взвизгивает от неожиданности, а потом хохочет во весь голос. Чарльз тоже смеётся. Смеётся и умудряется покрывать поцелуями её руки, её голые плечи и шею.

А Роксане вдруг приходит в голову, что, если она не хочет услышать море совершенно ненужных вопросов, на завтрашний бал на Увенке ей определённо стоит надеть более закрытое платье или же поискать ахортонскую шаль — тонкую и полупрозрачную, которая могла бы скрыть следы сегодняшней шалости на белой шее Роксаны.

Роксана ни капельки не стыдится этой порочной связи, которую — она уверена — сочтут таковой даже не слишком-то разборчивые в собственной личной жизни братья и сёстры. В конце концов, разве может она стыдиться того, что так приятно, что так упоительно и прекрасно? Роксане хорошо в объятиях Чарльза — так что же в этом такого ужасного?..

— Тебя этой весной совсем невозможно поймать одну! — выдыхает Чарльз, забираясь руками под шёлковые юбки Роксаны. — Неужто — кто-то прознал?

Он смеётся, но в его глазах Роксана видит страх.

Чарльз беспокоится из-за этого — из-за того, что их связь может открыться, из-за того, что могут подумать мать, отец, братья, сёстры, мачехи, тётушки... Эта мысль отчего-то кажется Роксане уморительной, и она глупо хихикает, позволяя Чарльзу гладить себя по колену, а потом и по бедру.

Его пальцы не дрожат, нет, но гораздо холоднее обычного — верный признак его волнения. А ещё Чарльз не поднимается дальше, и это кажется Роксане почти оскорбительным.

— И что с того? — смеётся Роксана, цепляясь беленькими пальчиками за вышитый ворот рубашки брата. — Никто из наших, исключая разве что малышей, леди Марию да графиню Катрину, не может похвастать кристально чистой репутацией касательно занятий любовью.

В конце концов — они ведь уже взрослые, думает Роксана. Некоторых братьев отец заставлял жениться и в восемнадцать. А Роксана уже на целый год старше — она взрослая, ей больше уже не нужна гувернантка, она уже три года посещает любые балы, которые только пожелает и имеет полное право флиртовать с любыми кавалерами, которые ей понравятся.

Если уж Лори — а она младше Роксаны на год — можно служить падишахом у генерала Кербероса Мейера, если уж Меридит можно шастать по сомнительным заведениям в компании Горнела Итхарга, человека почти столь же сомнительной репутации, что и отец Роксаны, то уж Роксане тем более простительна маленькая слабость, которая едва ли может хоть чем-то ей навредить.

— Это не одно и то же! — не унимается Чарльз, и глаза у него становятся серьёзными-серьёзными.

Роксане не нравится это. Она не любит видеть Чарльза серьёзным. Он больше нравится ей, когда смотрит полушутливо, когда со смехом покрывает её руки и плечи поцелуями, когда с хохотом подхватывает её на руки и кружит в воздухе, когда счастливо улыбается, полусонно уткнувшись ей в живот...

Роксане стоит многих усилий не надуться капризно, не топнуть ногой и не потребовать сиюминутного удовлетворения всех её желаний — быть может, кто-то из её кавалеров и не был бы против подобного обращения, но уж точно не Чарльз. И Роксана улыбается и всей душой надеется, что в глубине её зелёных глаз не видно вспыхнувшей злости, досады на трусость и нерешительность Чарльза. В конце концов, её много учили правилам поведения на балах и при императорском дворе — а уж там без умения хорошо прятать свои мысли и чувства не обойтись.

— Астарны любят только Астарнов — все так говорят, — смеётся Роксана, но где-то в душе её бурлит ярость, которую она тщательно старается скрыть ласковостью и легкомыслием. — Так что же в этом такого?

Чарльз трусливо прекратит их отношения, если хоть одна живая душа узнает о них — эта мысль не даёт Роксане покоя, но она заставляет себя запрятать её далеко-далеко. Сегодня у них всё хорошо, улыбается она, прежде чем прижаться своими губами к губам Чарльза. Ну а то, что будет завтра...

А завтра Роксана сделает всё, чтобы никто о их связи не догадался.