Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Волки уходят в небеса...
Горят холодные глаза...
Приказа верить в чудеса
Не поступало.
Княжий терем возвышался над Кайградом, освещаемый розовыми лучами закатного солнца. Сам князь стоял у входа в сени, опираясь на балку и наблюдая, как город оживает с наступлением ночи. Дружина отдыхала после очередного сражения с половцами, которые, словно степные шакалы, налетели на пашни к юго-западу от града. Князь покачал головой — в этой битве Перун не был благосклонен к нему и его дружинникам. Наверное, сказывалось, что предыдущий Перунов День он не провёл с дружиной.
"Стоило бы исправить эту оплошность", — задумчиво вздохнул князь.
К нему подошла его жена, приобняв со спины: статная красивая половчанка, захваченная им в плен около семи лет назад. Князь вздохнул и обнял жену в ответ, развернувшись к ней лицом.
— Что тревожит тебя, княже? С дружиною что не так, иль ребёнок наш тебе не мил? — встревоженно спросила княгиня.
— Всё мило мне, лада моя, — улыбнулся устало князь. — Да вот, думается мне, карает меня Перун за то, что не танцевал с дружиною во славу Его.
— Не печалься, княже. Сходишь к волхвам, и всё образуется!... — покачала она головой.
Женщиной княгиня была мудрой, несмотря на то, что ей едва перевалило за тридцать зим. Обладая опытом и природной хитростью, она тонко улавливала настроение своего лады. Вот и сейчас что-то незримо грызло князя, не желало отпускать его уставшее тревожное сердце. Княгиня увлекла Ставра за собой в комнаты — негоже ему понапрасну тревожиться, звёзды ворошить.
Князь послушно шёл за своей половчанкою — знал, что только ей, сыну старшему от первого брака да малышу, что бегал сейчас по терему с няньками, он и может доверять полностью. Мысли его занимали не очень радужные — Кайград, построенный ещё его прадедом, чистокровным скульдом(1), стоял на самой границе княжеских владений Руси и жарким фронтом сражений с половчанами, хазарами и касогами. Что сподвигло скальда перебраться сюда, в Гардарику(2), он не знал. Знал только, что тот дал свой меч Черниговскому князю, а значит, присягнул ему на верность. Впрочем, князь вернул меч — это стало символом доверия и принятия на службу уже седого Хальгарда. Самого князя звали Ставром Ловким, и он считал, что заслужил это прозвище.
Пока князь размышлял над историей своей семьи, его жена — Ярина — над состоянием князя, а их дети — каждый над своими проблемами, в городе всё шло своим чередом. Отсыпающаяся после долгого и довольно трудного похода на половцев дружина могла наконец-то встать, а потому трактирщики заранее готовили мясные блюда, девицы одевались одна краше другой, а мужья ревниво прижимали к себе своих избранниц. В кузнице мерно работал горн, разжигаемый подмастерьем, а кузнец — статного вида брюнет с седыми прядями на висках — мерно размахивал молотом. В избе его дочь и сын молились Макоши, а в сенях мирно спал огромный пёс.
Купеческие кварталы постепенно наполнялись медленно вышагивающими семьями, а базарная площадь полнилась народом. В довольно далёком даже от Курска городке Кайграде всё шло своим чередом...
Поле за городской стеной освещалось луной ярко и как-то волшебно. На холме, буквально в десятке-другом метров(3) от оборонной стены, где охрана цепкими взглядами окидывала окрестности, подмечая даже скрывшуюся в траве рысь и прожорливого непоседу-кота, стоял молодой мужчина и совсем ещё мальчик. Рядом, на смятой траве, виднелись конская сбруя, льняная рубаха и поддоспешник. Сами доспехи лежали чуть в стороне, бережно разложенные на влажной от вечерней росы траве. Мальчик смотрел в небо, подняв голову вверх, а вот мужчина тревожно вглядывался в ночную тишь. Весь месяц ему снилась стая ульфхендаров(4), разумных перевёртышей, день за днём искавшая его, ночь за ночью тихой рысцой трусившая по его следу. На душе было тревожно, а волхв, как назло, ушёл собирать травы в северный лес. Вот и пойми теперь — опасность это или счастье?! Вдалеке послышалось конское ржание, и мальчик, опустив голову, начал напряжённо всматриваться в темноту. Старший товарищ, придерживая его за плечо, вынул из поясных ножен кинжал.
Ржание повторилось, но на этот раз оно было каким-то тревожно-радостным. Мальчик, резво сбросив руку мужчины и сверкнув пшеничными прядями, побежал навстречу любимому коню — Вихрю. Чисто чёрной масти арабский жеребец, купленный ему братом почти за три гривны(5), бежал ему навстречу. Вдруг сзади мальчика раздался крик его брата:
— Нет! — но Всеволод уже не мог остановиться.
До Вихря оставалось всего пара шагов, как вдруг откуда-то слева перуницей(6) метнулась тень, и мальчика повалило на траву. Дозорные послали во тьму несколько стрел, но ответом стало только громкое рычание нескольких волчьих глоток. Олекса в ужасе, не в силах двинуться с места, наблюдал, как в узкой полоске лунного света мелькают то коричневая шерсть, то оскаленная волчья морда. Жёлтые, горящие в темноте глаза вспыхивали то тут, то там. Всеволод тихо жался к земле-матушке, ища поддержки и защиты. Искал и не находил.
Наконец Олекса сдвинулся с места. Первый его шаг был неуверенным, второй — чуть сомневающимся, но уже третий шаг был стремительным, словно бросок ласки. Чёрные как смоль длинные волосы тускло блеснули в свете Луны.
От града бежали дозорные.
"Вряд ли успеют", — подумал отстранённо Олекса, когда серый бирюк бросился к его младшему брату Всеволоду.
— Не смей! — почти прорычал он, когда ночную тишь разорвал крик.
Волчья оскаленная пасть с рядом белоснежных клыков сомкнулась на хрупкой шее, переламывая её, словно соломинку. Олекса расширенными глазами наблюдал, как тело Всеволода опускалось на землю. Как из перекушенной шеи хлестала кровь, заливая по-летнему зелёную траву алым, как эта же самая кровь капала с волчьей оскаленной морды. Из груди, наполненной болью, вырвался отчаянный вой, и Олекса бросился в бой. Ульфхендары торжествующе завыли.
Первый волк — тот, что был ближе всех к старшему из братьев — погиб быстро. Олекса вонзил поблёскивающий в свете луны кинжал прямо в светящийся глаз и, окропив его кровью агонизирующего перевёртыша, повернулся к нему спиной. Полукругом его окружила часть стаи, скаля злые морды и утробно рыча в предвкушении добычи. Добыча же без боя сдаваться не собиралась. Вторая часть стаи полукругом встала за спиной жертвы и чеканным волчьим шагом двинулась к дозорным — охоте Стаи никто не должен был помешать.
Олекса же, перебросив кинжал в другую руку, оскалился и бросился на ближайшего волка. Зверь прыгнул навстречу "добыче", рассчитывая повалить его своим весом, придавить к земле и вцепиться в горло белоснежными клыками, глотая ещё горячую кровь... И тут же жалобно заскулил — Олекса, поднырнув под прыгнувшим зверем, вспорол ему брюхо кинжалом. Меч остался на холме, у доспехов.
Следующими жертвами стала пара молодых волчат, непонятно зачем взятых на охоту. Они не выглядели маленькими — наоборот, только вошедшими в силу волками. Одному Олекса ударом кулака переломил хребет, а другому перерезал кинжалом глотку, задранную к небу в порыве торжествующе-горестного воя.
Перед ним осталось только двое соперников — чисто чёрный, просто огромный волк, и серый, чуть меньших размеров, трёхлеток-бирюк. Олекса метнул кинжал в серого волка — и понял, какую глупость совершил. Кинжал попал хищнику в плечо, заставив того злобно зарычать и броситься вперёд в ответной атаке. Волк прыгнул на Олексу и, повалив его на землю, вгрызся ему в плечо. Тот, заорав от боли, с силой ударил ногами по незащищённому брюху перевёртыша, а скинув его с себя, ударил по хребту. Тот переломился. И тут его сбил с ног чёрный волк — по всей видимости, вожак.
Завязалась борьба.
Матёрый старый зверь обходил присевшего человека по кругу, внимательно следя за ним огненными глазами, словно два фонаря светящимися в ночи. Лунный свет играл с его шкурой, словно она была гладью тёмного озера, а ветер недовольно бросал пригоршни росы в морду. Человек не был обласкан луной, но ветер баловал его, уносил росу из-под его ног, сочувственно гладил прокушенное плечо и играл с чёрными волосами, запутываясь в них и снова подбрасывая к небу, как будто приглашая луну поиграть с ним. Наконец волк бросился на человека, целясь в ноги. Тот отпрыгнул, перекатившись и поморщившись от боли в раненом плече. На траве остался кровяной след. Сзади доносились затухающие звуки битвы ульфхендаров и солдат, притом отчётливо слышался вой перевёртышей — победный, торжествующий. "Чёрный" оскалился, и человек ухмыльнулся в ответ. Волк снова бросился на противника — на сей раз не увернуться! И правда, не увернуться. Волк был быстр, полон сил, а вот человек — ранен и ослаблен. Его глаза застилали боль и гнев. У волка было явное преимущество!
Волк прижимал человека к земле. Когти полосовали плечи и бока, а морда, задранная к небу, издала надсадный победный клич. Волк сжалился над соперником — и чёрная морда с янтарными глазами склонилась над вторым плечом. Человек мужественно не кричал, хотя в его голове и жилах стучала набатом боль, половецким кличем отзывалась во всём теле, будоражила "сгоревшую" кровь.
Ульфхендар укусил Олексу за плечо — и над ночным полем разнесся хруст переломанного плеча. Олекса жутко завыл от боли — он весь был истерзан! Его душа покидала тело, но он не отомстил... Значит, не видать ему Перуновых Чертогов. Но тут серебристая тень проскользнула мимо него — и вот уже чёрный волк, сбитый с ног, ошарашенно смотрел на огромного, почти в два раза больше него самого, собрата. Тот, скаля пасть, измазанную в чужой крови, зарычал на чёрного ульфхендара. Шерсть на загривке серебристого волка стояла дыбом, клыки оскалены, а весь вид говорит о том, что живым чёрному не уйти.
Тот и не отмахивался — встал, слегка пришибленный, и бросился в атаку с жутким кличем. От этого воя на милю в округ замирала кровь, стыла и, словно боясь пошевелиться, медленно кралась по жилам. От этого воя вспоминались самые жуткие кошмары, от него хотелось забиться в тёмный угол и долго молиться Симарглу — чтобы защитил бог Семи Мечей.
Но Олекса не боялся — он же уже не жилец. Но он смотрел — смотрел, как серебристый волк, ловко извернувшись, схватил ульфхендара за загривок и швырнул его на землю, словно тряпичную куклу, не выпуская загривок врага из пасти. Раз, другой, третий — слышались удары о глухую землю, и тело чёрного волка стало уже не так черно. Маслянисто поблёскивала на боках кровь, искушающе зияли разорвавшие шкуру сломанные кости. Вожак был побеждён.
Олекса откинулся на траву — всё кончено. Вот только он не знал, кто послал за ним и его братом этих безумных перевёртышей. Его голова коснулась чьей-то тёплой шкуры. Он уже не задумывался ни над чем — луна и кровь забирали силы, уходили из тела жар боя и лёгкая истома напряжённых мышц. Его ран коснулось что-то влажное и шершавое, и он предпочел отдаться в лапы этому кому-то. Сознание бывалого воина, хоть и молодого — Олексы Бродяги — уносило в спасительное забытье, которое приносило ему облегчение. Там, где нет ничего и он не чувствовал боли. Ему было хорошо.
* * *
Очнулся Олекса всё там же — на поляне, залитой кровью. По-прежнему — или уже? — была ночь. Видно было, что луна ещё не взошла — сумеречное сияние звёзд и мертвенно-голубое свечение где-то за горизонтом подсказывали об этом. Он лежал уже не на чьей-то шкуре, а на травяной "подушке". Вокруг всё было по-прежнему залито кровью.
"Видимо, я проспал всю ночь и день. Или это я в чертогах Перуна? Да нет, вроде бы..." — только и успел подумать он.
К нему подошли двое волков. Оба они были странными — серебристыми, словно плавленый драгоценный металл, матёрые, все в шрамах. Но главным было не это, а умные, словно человеческие, ярко-голубые глаза, которых у волков попросту не бывает. Олекса попытался приподняться и со стоном откинулся обратно. Один из волков — тот, что был более матёрым, — прыгнул к нему, на лету обращаясь в человека. И вот подле Олексы уже стоиял крепко сбитый, довольно высокий седовласый мужчина. На поясе у него висели ножны с клинками, на нём самом — добротная кольчуга да кожаные сапоги. Рядом, всхрапывая, стояли Вихрь и ещё два белоснежных расседланных коня.
— Эк тебя угораздило, вояка, — покачал головой мужчина, обмывая раны Олексы водой из фляги. — Кто же тебя в жертву Сумраку выбрал-то? Кому же из великих мира сего ты дорожку-то перебежал, поляник(7)?
— А я... откуда... знаю? — с перерывами на вдохи сквозь стиснутые от боли зубы произнёс Олекса.
— Как величают-то, бедолажный? — покачал головой мужчина.
Серебристая волчица уселась рядом с ним.
— Олексою... Бродягой... — поморщился раненый, сдерживая стоны боли.
— Эк они тебя... Но ты молодец — если бы не та рана, так вообще бы всех положил, и чёрного тоже. Жаль, поздновато мы подоспели — укусил он тебя таки. Грустно это, Олекса. Ульфхендаром станешь — безумным, беспощадным, до крови жадным.
— А что, есть выход? Ты говоришь так, как будто у тебя есть лекарство, только руку протяни, — оправившись немного от боли, Олекса начал нормальный разговор. Как-то не хотелось полянику вот так вот прямо и становиться безумцем.
— Есть лекарство, отчего же нет. Вот мы, — он приобнял волчицу, — перекидыши. Нам ни луна не страшна, ни безумство! Хочешь — давай к нам, будешь сыном.
— Кусать будешь? — горько хмыкнул Олекса, внутренне соглашаясь. Пусть! Пусть он будет перевёртышем — но хоть не безумным. В жилах загорался какой-то огонь, который словно сжигал его изнутри.
— Так ты согласен? — уже вовсе серьёзно спросил мужчина.
Олекса кивнул только — от этого жара хотелось по-волчьи выть, кидаться на всех без разбору... И тут темноволосый русич захрипел.
— Кусай быстрее! — почти рыкнул он.
Волк, послушно обратившись, поставил ему лапы на грудь. Морда серебряного хищника склонилась над рваной раной от волчьих зубов, и перекидыш вцепился в неё зубами.
Жар в теле Олексы сменился на приятную прохладу. Было ощущение, как будто он опустился в горячий источник, а по его жилам течёт прохладная родниковая вода. Это приятное ощущение распространялось по телу со скоростью перуницы и наконец достигло головы. Рассудок Олексы немного помешался: вместо звёздного неба и едва видного из-за горизонта серпа луны он увидел лесную поляну с серебристой травой и раскидистыми деревьями странной расцветки вокруг. На поляне стояло двое. Первым был, несомненно, волк — матёрый, чёрный, с умными чёрными, словно смоль, глазами и такого же цвета шкурой.
Рядом с ним, положив руку на холку, стоял бог. А возможно, и не бог. Это был мужчина, не старше самого Олексы. Его кожа была смуглой, а на теле был надет зелёного цвета охотничий костюм. Длинные чёрно-коричневые волосы были стянуты в хвост. А проницательные фиолетового цвета глаза смотрели на поляника. Тот поёжился под этим взглядом.
Сзади раздался шелест.
Олекса обернулся — сзади него стояла женщина. На ней был чёрный балахон с глубоким капюшоном, а в руках она держала клинки, навершиями гард которых служили какие-то странные небольшие черепа, мерцающие пустыми глазницами. Он попятился от этой женщины. Почему-то даже мужчина с волком были более привлекательными!...
— Ну вот, сынок, мы и встретились, — сказал мужчина. На непонимающий взгляд Олексы он ответил улыбкой. — На всё слава Одину, ты жив. И это — главное. А это, — мужчина кивнул на волка, преданно смотрящего почему-то на Олексу, — тебе подарок.
— От кого? — с растерянностью спросил тот.
— От крёстного твоего, — усмехнулся мужчина, — от Фенрира Асгардского! — и, заливаясь искристым смехом, мужчина растворился в объявших его языках пламени.
— И что мне делать?
Олекса опустился перед волком на корточки и потрепал того по холке. Волк, только радостно взвизгнув, прижался к плечу Олексы. Туман и странная поляна начали таять под переливчатый смех женщины в странном балахоне. Перед глазами Олексы тут же предстала ночь во всей её красе.
— Ну вот, теперь ты и волк, — одобрительно прозвучало от матёрого серебристого волка. Олекса тут же оказался на всех четырёх лапах.
"ЛАПАХ?!" — успел удивлённо подумать он.
1) Скульд (скальд, сканд, норд, и т.п.) — имеется в виду житель Скандинавии или Норвегии, таких ещё звали викингами. Отличительная черта — светлые или рыжие волосы и светлые глаза. Одним из ярких представителей нордов является Рагнар Лодброк (Рагнар Кожаные Штаны).
2) Гардарика — иное название Киевской Руси. Использовалось северянами. Дословно переводится как "страна городов", "государство городов".
3) Для удобства читателя будут использоваться обычные меры длины, веса, объёма и пр.
4) Ульфхеднар — дословно "волкоголовый" — человек, оборачивающийся волком в скандинавской мифологии.
5) Гривна — шейное украшение из драг. металла, в те времена использовавшееся вместо денег. Гривны чаще всего были золотые или серебряные.
6) Перуница — она же молния.
7) Поляник — т.е. воин. Синонимы — варяг, вояка, русич, ладич, и др. В различных регионах имели разные значения, но смысл один и тот же.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу