Модель Прозерпины (гет)

Omnia vincit amor

Первым заметил это Намо — смутное ощущение нестабильности, беззащитности и легкой тревоги. Мир выглядел как обычно, но были места, небольшие участки, где он на какое-то время словно выцветал и шел волнами. Намо поймал это чувство не сразу; поймав, долго не мог распознать; когда оно, наконец, разложилось на элементы, и он понял, что беда в самой ткани вселенной, оставалось только определить точку, где случится разрыв. Такого здесь раньше не бывало — но это не значит, что Намо никогда не допускал даже возможности. Допускал, знал, что когда-нибудь это произойдет, ожидал, но не видел, где, когда, как и почему — и поэтому поначалу он растерялся.

— В одной из пещер на крайнем западе, — сказал Вайрэ, взглянув на полотно. Только что вытканный участок просвечивал, как будто нити там легли реже. — Надо предупредить Манвэ. Я с тобой.

Намо не стал возражать, и они отправились, по словам Вайрэ, «посмотреть на вторженца». Манвэ уже стоял в глубине пещеры, где стены и своды образовывали просторный зал, и трогал рукой трещину, похожую на темный провал. Когда Намо и Вайрэ подошли ближе, трещина уже расширилась настолько, что можно было просунуть голову. Вайрэ заглянула внутрь.

— Ниэнну сюда не надо бы, — сказала она задумчиво. — Тулкаса можно. Йаванну…

— Это опасно? — обеспокоено спросил Манвэ, а Намо, резко вскинув на супругу взгляд, проговорил:

— Что? Он…

Но даже валар порой бессильны, и некоторые вещи неподвластны их воле. Ниэнна сама уже чувствовала странное, томительное беспокойство, которое с каждым днем становилось только сильнее — и которое привело ее сегодня к пещере. Она возникла у входа в зал в тот самый миг, когда из трещины появились первые золотистого цвета отблески, вгляделась туда, ахнула — а дальше случилось то, чего ожидал только Намо, хотя в этой точке будущее всегда представлялось ему очень нечетко.

Человек или эльф в момент сильного душевного потрясения может потерять сознание. Айнур, которые и есть прежде всего чистое сознание, на такое не способны, поэтому они в подобной ситуации теряют тело. Так и Ниэнна — едва завидев лучи золотисто-огненного шара, которые выглядывали из проема, она всплеснула руками, издала сдавленный возглас и, развеяв тело тысячей туманных брызг, взмыла к потолку пещеры. Плащ лужей ртути растекся по земле. К серому облаку ее фэа присоединился, вылетев из трещины, огненный шар.

Намо спрятал лицо в ладонях и пробормотал:

— Сияющий.

Сияющим звали бы пришельца, живи он в Арде; Намо справедливо и точно перевел его имя с языка, на котором общались айнур между собой — если их способ обмениваться мыслями вообще можно обозначить как язык. На языке, к которому привык Сияющий, его имя изображалось сложными изгибами и кольцами двух хвостов… но не будем забегать вперед.

Намо знал Сияющего еще в Чертогах, еще до первого хора. Из них троих ближе всего ему была сестра. Намо ожидал, что и петь они будут — вместе, и бок о бок спустятся в новый мир, но в хоре его голоса не было слышно. Не то по структуре, не то по внутренней сути Сияющий не вписывался в их пение и не подходил миру, как и мир не подходил ему; без Ниэнны же мир не появился бы. Теперь, когда голос ее, переплетенный с голосами братьев, оказался встроен в материю Арды, она решила закончить начатое и, пообещав себе и Сияющему дождаться второго хора, спустилась на Арду — одна.

Мысль, которая давно уже не давала Намо покоя, идея, в которой он был уверен, то, что он всегда знал, но доказать не мог, хотя извне ему приходили видения-вести, — эта мысль теперь окончательно подтвердилась: другие айнур спели другие миры.

Инопланетный облик героев — это всего лишь условная маска,

под которой скрывается очередной землянин.

Г. Елисеев, «Облик овечий, ум человечий»

— Ты собираешься как-нибудь это решать? — спросила Природная и для верности сделала широкий круговой взмах рукой. Вопрос этот она задавала уже который год, дела лучше не становились, ответа все не было, но Сияющий переспросил — ритуала ради:

— Это?

— Плодородие, — вздохнула она. — Посмотри: нигде и ничего не растет. На полюсах холодает, на экваторе засуха, посередине дожди, и так много лет.

Сияющий об этом знал, знал уже давно, с самого начала понимал, что так получится — но помочь ничем не мог: в мире, где божество плодородия лишено супруги, бесполезно надеяться на хорошие урожаи. Первые несколько эпох их мир держался на изначальном импульсе, но с ходом времени, когда он затух, Сияющий оказался должен поддерживать и работу светила, и плодородие. Природная и другие собратья-айнур занимались своими областями и способны были только смягчить, но не решить проблему. Тем временем с каждым годом ситуация становилась только хуже, и все упиралось в одно — Сияющему нужна супруга.

— После второго хора, — в очередной раз ответил Сияющий и посмотрел вниз: на желто-сером поле, среди сухих колосьев, валялся вырезанный из дерева идол — его изображение. Такие же маленькие Сияющие были разбросаны по всему миру: мокли под дождями, покрывались ледяной коркой, засыпались песком и трескались от солнца. «Пусть он почувствует, каково нам», — говорили жители. Сияющий, действительно, чувствовал — сперва неловкость, затем смущение, стыд и бессилие.

— После второго хора будет поздно. Нужно сейчас, — сказала Природная. — Я понимаю, но…

— Я же не могу взять супругу отсюда, когда у меня…

— Именно, — кивнула она. — Поэтому: оттуда.

— Вот так я у вас и оказался, — закончил Сияющий.

Малый круг судеб, закрытый от посторонних глаз и ушей, собрался здесь же, в пещере, возле затянувшейся уже дымной поволокой трещины. Валар, чтобы не смущать гостя и не вынуждать его принимать незнакомый облик, тоже скинули тела, и теперь в воздухе парили, переливаясь, разноцветные пятна.

Намо встрепенулся.

— Ты рассказал, почему, но не рассказал, как! Как ты открыл проход? Что ты для этого сделал?

— Точно не знаю, — смущенно ответил Сияющий. — Показалось, что в этом месте — откроется. Я… как бы выразиться… надавил, стена прогнулась, и я попал к вам.

Все понимающе закивали: любовь, явление непознаваемое, способна и не на такие чудеса. Важнее другое: Ниэнна должна быть с мужем — но Арда не продержится долго без Ниэнны. Сама она знала об этом, и одна решиться не могла.

— Почему? — спросила Йаванна. — Что у нас рухнет, если Ниэнны не будет?

— Все, — сказал Манвэ грустно, и, видя, что она сомневается, пустился в объяснения: — Мы отвечаем за разные вещи. Кто-то, как я, например, или ты, владеет стихиями. Наши Феантури, связаны с серьезными философскими вопросами: Намо — жизнь и смерть, Ирмо…

— …материализм и идеализм, — вступил Намо, — то есть реальность и вымысел. А Ниэнна — добро и зло, а если смотреть не так широко, то милосердие. Но дело не только в этом. Представь себе мозаику, Йаванна. Ты ведь наверняка видела мозаики, которые собирает твой супруг? Если в мозаике не хватает частицы, то она выглядит некрасиво, как будто картина не дописана или ткань порвана. Так и мы — если кто-то из нас уйдет навсегда, то наш мир будет неполон.

— Мой мир теперь неполон? — испугался Сияющий. — Как же я не подумал!

— Ненадолго — не так опасно. Поэтому в нашем случае я предлагаю попробовать модель Прозерпины.

— Что? — спросил Аулэ. — Модель…

— Прозерпины, Персефоны… ах, не важно. Смысл в том, что часть времени Ниэнна проводит там, а часть — здесь, причем мы должны рассчитать время, за которое у нас не начнется непоправимое.

— Эксперимент. Отправляем ее туда ненадолго и смотрим, что получится. Я согласен. Вайрэ сможет определить примерный срок?

Намо предпочел бы мысленный эксперимент реальному, но начинать его было бы уже поздно, поэтому возражать он не стал.

— Кажется, нужно еще синхронизировать, — неуверенно сказала Вайрэ, — чтобы время у нас и там текло одинаково. Иначе, знаете… бывает…

Уловив в ее словах слабую растерянность, а в голосах других — непонимание, Намо пообещал себе, когда все закончится, организовать семинар по внемировой мифологии. Он даже знал эльфов, которые бы заинтересовались — а уж из айнур никому не будет лишним. Сейчас, конечно, думать об этом было рано: сначала нужно пережить период без Ниэнны. Что виделось ему впереди, он рассказывать не стал: зря пугать собратьев не хотелось, Манвэ и так уже бледен до прозрачности — тоже заглянул. Невысказанные же пророчества слабее облеченных в слова и могут не сбыться или сбыться иначе. Вайрэ тем временем снова подала голос:

— Три года по часам Солнца. Не дольше. Справитесь?

— Справимся, — отозвалась Ниэнна, и это были первые ее слова, сказанные с начала совета. Все, что говорилось раньше, совпадало с ее мыслями; все, что она чувствовала сама, можно было прочитать без слов.

— Это, конечно, невероятно мало, но за больший срок я не ручаюсь. Если все согласны, то я — к станку, и можно начинать.

Сказав это, Вайрэ вспыхнула темно-синим и исчезла.

Из дальнего угла чертогов Вайрэ, оттуда, где стены терялись в мглистой дымке, и непонятно было — большое окно там или уже пустота, — протянулись серебристые нити. Вайрэ поймала их, огладила, натянула и прикрепила к узкому, совсем простому, без резьбы и украшений, отдельно стоящему станку.

Поскольку богиня плодородия сама должна быть плодовитой,

Диане необходимо было иметь партнера-мужчину.

Если доверять свидетельству Сервия, спутником ее был тот самый Вирбий,

представителем — или, скорее, воплощением — которого был Царь Леса в Неми.

Целью их союза было способствовать плодородию земли, животных и людей.

Д. Фрэзер, «Золотая ветвь»

Что бы ни думали на этот счет смертные, айнур не всемогущи и не всезнающи, и для них — каждого из них — есть некие непознанные еще или в принципе непознаваемые области, будь то чувства, телесные ощущения, мысли, восприятие пространства или времени. Ниэнна давно привыкла к идее, что для нее такой областью, по крайней мере, пока она в Арде, то есть до второго хора, будет ощущение той близости, которую ее родичи называли супружеской. Да, она наблюдала, как братья общаются с женами, и сознавала, что взаимодействие это имеет иную природу, чем брачный союз эльфов или людей, — но одно дело воспринимать нечто со стороны, а другое — испытать самой.

Сияющий приблизился, она вздрогнула, лучи их фэар наложились друг на друга, цвета смешались, потоки света слились. Сторонний зритель, будь он способен наблюдать за высшими сферами, мог бы отметить, как в такт пульсируют их ядра, как подстраиваются друг под друга интервалы, как из двух разных рождается единое третье — похожее и на нее, и на него, и в то же время отдельное — и как от их соединения расходится широкими мощными волнами энергия.

Волна прошла по миру, пропитывая слой за слоем землю, омывая деревья и растворяясь в морях. И хлынул дождь. И засветило солнце. И запели птицы.

На Арде тем временем дела шли не так благополучно. Поначалу, сразу после ухода Ниэнны, признаки еще не проявились, но постепенно даже люди стали замечать неладное. Наместник Гондора, молодой еще в политическом смысле человек — его партия победила на выборах год назад, и всего год он занимал кресло наместника, — подавил желание открутить голову секретарю, который никак не мог навести в бумагах порядок, и принялся перечитывать донесения из нижнего города. Говорили они о бессмысленных убийствах и жестоких стычках, которых за последние месяцы стало неожиданно больше. Наместник связывал это с бесконечной войной между кланами Восточного Руна и наплывом беженцев из приграничных районов.

Вождь свободных народов Восточного Руна подавить в себе подобного желания не сумел, и вестник, вопреки старинной мудрости, поплатился жизнью.

Когда Намо обнаружил у себя порыв наградить особенно надоевшего эльфа при возрождении тем телом, в котором тот умер, то есть без ноги и с перерезанным горлом, он понял, что приближается тот срок, когда сестра должна вернуться — и, значит, за Ардой стоит наблюдать более пристально. Проходя мимо садов Йаванны, он увидел, как один из ее майяр, спокойный и безобидный с виду, остервенело кромсает ножницами куст сирени. Вайрэ, печальная, будто на себя взяла обязанность скорбеть над миром, подтвердила, что три года почти прошли, и посетовала, что на Арде разгораются одна за другой большие войны.

— Потерпим, — сказал Намо. — До серьезного, надеюсь, не дойдет.

В положенный срок Ниэнна не вернулась.

— Бросила нас, — раздраженно проговорила Йаванна, когда валар, хоть и нехотя, стеклись на круг судеб. — Я так и знала, что бросит, — и тут же, опомнившись, удивленно добавила: — Что это со мной? Да что же с нами всеми?

Аулэ отвернулся и сжал кулаки. Манвэ, вытянув шею — в этот раз они не расстались с телами, — словно через силу объяснил:

— Тот эффект, о котором предупреждал Намо. Если очень, очень условно и кратко, то нет Ниэнны — все злятся. Но это, повторяю, крайне схематично. Я не знаю, что у них случилось, но не думаю, что она специально там осталась или забыла. Но они не открывают проход, и значит, мы сами должны это сделать.

— Может, еще немного подождать? — спросила Йаванна.

— Какое «ждать»! — не выдержал Аулэ. — Ты видела, что там творится? Нет? Так я тебе расскажу: битва битв и второй хор у нас на носу! Сейчас люди друг друга поубивают, разнесут планету, никакого Мелькора не надо — сами справятся.

— Тихо, — поморщился Манвэ. — Не надо. Идем в пещеру и пытаемся открыть проход, все вместе, да, и Эстэ тоже. Я очень прошу — нет, я приказываю. Пожалуйста.

Когда минуло три года, Ниэнна с Сияющим, вернувшись каждый снова в свой привычный для айнур вид, со слезами попрощались и приложились к той точке на стене пещеры, от которой раньше тянулся проход в Арду. Ни зыбкого покачивания, ни дуновения ветра, ни внезапно сместившегося камня — ничего из того, что в свое время почувствовал Сияющий, они не ощутили. Мир не желал отпускать Ниэнну, а Арда не спешила открывать перед блудной валиэ двери. Сил одного Сияющего же теперь было недостаточно — пустив их в нужное русло, пролившись дождем и распылившись светом, он не мог больше тратить их на постороннее.

— Сложно, — покачал головой Текущий — здесь он отвечал за воду и за время. — Может получиться, только если мы и айнур оттуда попробуем пробить стену одновременно. Вероятность маленькая, но есть.

— Я не буду больше работать с этим лентяем! — сказал Аулэ, отстранившись от стены. — Он ничего не делает. Он даже не пытается. Он…

— Это просто кто-то не так направляет силы, — парировал Ирмо.

— Это просто без Ниэнны — ничего и не получится! — взорвалась Йаванна. — Все бесполезно! Лучше посмотрите на Арду: надо, наконец, что-то решать. Пока мы здесь сидим, люди, того и гляди, уничтожат мир. Я же чувствую, как эти… машины… — она содрогнулась. — Манвэ, ты говорил с Отцом?

— Он знает, — сказал Манвэ.

Огромная механическая катапульта — подобное оружие до сих пор называли катапультами, — стоявшая в степи на восточном рубеже Гондора, развернулась в сторону столицы Руна. Навстречу ей, невидимый издалека, поднялся ствол такой же катапульты — и в этот же момент, за тысячи мыслей оттуда, уже за пределами Арды, подалась, сделавшись вязкой, как кисель, и растворилась стена пещеры. В проем ворвался свежий ветер, капли дождя и золотые лепестки цветов, а следом появились, выпали, как из внезапно открывшейся двери, растрепанные, взъерошенные, размягченные и бесконечно счастливые — оба.

Наместник Гондора, человек не военный и по характеру не жестокий, опомнился, отдернул руку от золоченого ларца, в котором хранился механизм, управлявший катапультами, и потянулся к рабочему палантиру. Он всегда считал, что переговоры действеннее войны — а помутнение последних месяцев списал на усталость.

Вождь свободных народов Восточного Руна вздрогнул, зевнул и махнул рукой, отменяя приказ.

Здесь властвуешь не ты, а Прозерпина.

О. Мандельштам

Едва лишь Ниэнна оказалась по эту сторону прохода, Намо почувствовал, как из него по капле вытекает злость, сменяясь радостно-тихим умиротворением, и, заглянув вглубь, увидел, что будущее перестало колебаться. Оставалось признать эксперимент в целом удачным и понять, что и как можно изменить, чтобы снова не привести мир на порог катастрофы.

Из веера возможностей, который всегда раскрывался перед ним в точках выбора, Намо выбрал несколько реальных. Во-первых, можно поменяться: в тот раз они не успели сообразить, но теперь Ниэнна знает, какие айнур ушли в тот мир — и за что они отвечают. Если, допустим, Ниэнну отправить к ним, а сюда взять того, кто похож на нее… или наоборот, принять сюда Сияющего…

— Очень плохая идея, — сказал Ирмо. — Сам знаешь, что мы и они, и другие, если кто-то еще спел для себя мир, — все айнур расчертили реальность по-разному. Посмотри, у нас отдельно время и отдельно вода, а у них вместе, зато разделены земля и плодородие. Переместим одного — пропадет что-то еще.

Во-вторых, можно было оставить все как есть, но отпускать Ниэнну на более короткий срок, допустим, на полгода по солнечному циклу — классическая модель Прозерпины.

Глядя, как гаснут лучи Сияющего и как темнеет Ниэнна, Намо пожалел, что предложил это.

— Можно поиграть со временем, — сказала Вайрэ. — Вмешаться в поток с двух сторон и сделать так, что, когда Ниэнна здесь, у них проходит мало времени, а у нас — много; и наоборот. Тогда ни мы, ни они не расстанемся с ней надолго, и у них будет плодородие, а у нас… тоже все, что нужно.

— Это не повредит? — спросил Манвэ, а Йаванна, подавшись вперед, воскликнула:

— Но Ниэнна! Ей же придется ждать вдвойне! Пробыть здесь в два раза дольше, чем мы все!

— Ничего, — сказала Ниэнна, — это не страшно. Это даже хорошо, я могу, я готова. Ждать второго хора было сложнее — и мы ведь айнур, время для нас мало значит… Я… — она замолчала и, помедлив, обратилась к Вайрэ: — Думаю, Текущий согласится.

Сияющий снова вспыхнул, и Ниэнна окрасилась в его цвета.

Из пучка нитей, привязанных к длинному, узкому, безыскусно выполненному станку в дальнем зале Чертогов, Вайрэ выбрала одну и, дернув за нее, почувствовала, как слабеет напряжение — Текущий отпускал другой конец. Через установленные три года она вернется сюда и распустит узел на второй нити; а Текущий, со своей стороны, через неделю уже прочно закрепит ее на дереве.

Вождь свободных народов Восточного Руна покинул зал, где только что заключил с королем Гондора, Элдарионом Двенадцатым, мирный договор.

Ниэнна отвернулась от окна. Там, как и прежде, разливалась вечная ночь, а дальше, на том краю великой пустоты, начинался иной, по-своему прекрасный, мир.

Тень битвы битв, съежившись, отступила и спряталась, готовая в нужный момент — вернуться.

Конец.