Энтульда-звездочет (джен)

Вот не в котором чарствии, не в котором государствии был жил чарь.

У этого чаря была доць — красавиця очень.

Да. И вот когда она пришла в года,

в это времё ей неизвесно кто-то взял. Унесли.

"Полкан-богатырь", из сборника "Сказки Карельского Беломорья", т.2

В некотором царстве, в некотором государстве, совсем не в том, в котором мы с тобой живем, а именно в светлом Амане, за семью морями, жил да был кузнец. Было у того кузнеца три сына: старший книги писал да слова сочинял, средний с оружием управлялся и военное дело знал, а младший все на звезды глядел. Исходили братья весь свет, людей повидали, себя показали, были и за океаном, премудростям разным научились, на диковины насмотрелись: старший три языка выучил, два своих придумал, средний в битвах поднаторел, из лука стрелял без промаха, младший карты читать научился и по звездам корабль водить. А когда вернулись они из-за океана, то так их и прозвали — Энтульда-Книгочей, Энтульда-Ратник и Энтульда-Звездочет. Как на самом деле их звали, никто уж и не упомнит. И вот вернулись они к отцу с матерью и зажили себе в мире и довольствии: старший книги читал, средний отцу помогал, а младший все на звезды глядел.

Да только это присказка была, а сказка будет впереди.

— Мам, а почему их всех одинаково звали?

— Это же сказка, так бывает. И потом, это не имя, а прозвище. Значит — «вернувшийся».

Повадился в том краю кто-то свет воровать. То ли солнце не так ярко светит, то ли тучи находят, то ли туман серый расползается. То ли нет ничего, то ли есть. И решил Энтульда-Звездочет выяснить, в чем же дело. Наставил подзорную трубу на небо и глядит. День глядит, другой глядит, на юг глядит, на север глядит; увидел, наконец, куда свет пропадает. Каждый день, а то и чаще, налетит черная тень, отщипнет от солнца луч, или от луны каемку, или от звезды сияние, и назад кидается, во тьме прячется. Не то змей, не то ястреб, не то сам черный Враг мира. Спасать свет-то надобно.

Вот подходит Энтульда-Звездочет к отцу и говорит:

— Сделай мне, батюшка, посох железный — пойду я искать, кто свет у нас ворует.

— Хорошо, — говорит отец. — Сделаю. Будет тебе посох, будет и мое отцовское благословение.

Энтульда взял посох, с отцом-матерью простился, братьями наказал не скучать, сложил в котомку подзорную трубу, секстант, компас и еды в дорогу, да и в путь отправился. Перво-наперво — в соседнее королевство, где стоит гора высокая, до небес достает, облака, как на пику, насаживает; и такой свет вокруг нее, что не сразу скажешь, ночь или день. Возле горы, по дороге, встретились ему двое из того королевства, муж и жена: одеты нарядно, лицом веселы, волосы золотом переливаются — сразу видно, что роду царского.

— Куда путь держишь, добрый молодец? — спрашивают. — Мимо идешь или в гости зайдешь? Или выше, на гору, поднимешься?

— Не мимо иду и не в гости к вам, и не на гору высокую, — отвечает им Энтульда, — а ищу я злодея-негодяя, что свет ворует. Не пропадал ли у вас свет? Не видели ли вы чего, не слышали ли?

Двое переглянулись и головами покачали:

— Нет, добрый молодец, не слыхали о такой беде в нашем королевстве. Надо тебе дальше идти, на край мира, туда, где солнце ночует.

— Дорогу-то укажете?

— Отчего не указать: все к востоку, потом немного к югу, потом опять к востоку; как дойдешь до каменных ворот — узнаешь, что делать дальше. Там тебе подскажут.

Поблагодарил их Энтульда и повернулся, чтобы прочь идти, а ему вслед кричат:

— Подожди, добрый молодец! У Ариэн, солнцевой хозяйки, живет сейчас наша дочь. Уже срок подходит ей домой возвращаться: нельзя в солнечных чертогах больше десяти лет прожить. Если встретишь, передай ей, что ждут ее отец с матерью, да наказ возвращаться поскорее.

— Что же она там делает? — подивился Энтульда. — Кто ее в услужение солнцевой хозяйке отдал?

— Никто не отдавал, — отвечают, — сама захотела. Дальше долго рассказывать, а путь тебе неблизкий. В свое время все узнаешь. Возьми еще вот.

И что-то, в листья завернутое, ему в руку сунули.

— Мам, а почему больше десяти лет нельзя?

— Не знаю. Жарко, наверное.

— Солнечная радиация! Помнишь, дядя Хадор — на атомной подводной лодке служил, а теперь лысый?

— Папа… она что, тоже будет лысая? Не хочу!

— Не будет, не будет, тут же сказано: больше нельзя. А меньше можно.

И пошел Энтульда на восток, на юг, снова на восток. Шел-шел, пока не уперся в ворота каменные: вниз в землю уходят, вверх до неба достают, ни обойти, ни обогнуть, ни перелезть, ни перепрыгнуть. И внутрь не зайти. Стал он туда-сюда похаживать да покрикивать, авось кто выйдет. Глядь, и правда, появился откуда ни возьмись перед воротами некто: в плащ закутался, на глаза шляпу надвинул и спрашивает сурово:

— Кто таков? Откуда родом? Чего тебе надобно в моих чертогах?

— Зовут меня Энтульда-Звездочет, родом я от батюшки с матушкой, а надобно мне найти, где солнце ночует. Беда у нас большая: повадился кто-то свет воровать.

— Ах вот оно что, — говорит закутанный. — Сказочных героев у меня еще не было. Сказку, значит, разыгрываешь? Что ж, воля твоя, проведу я тебя тайными тропами, только помни: назад тем же путем не воротишься.

Взмахнул рукой, и появилась возле ворот, прямо в камне, калиточка, толкнул ее — тут проход и открылся. Энтульда внутрь заглянул, а там темным-темно, хоть глаз выколи, и холодом веет. А закутанный его подталкивает: иди, мол, вперед, да не сворачивай. И пошел Энтульда по тайной тропе, через тени черные, по камням острым, по мосточкам узким, мимо стен без окон. Шел-шел, уж половину лембаса, что ему добрые люди в руку сунули, изгрыз, посох железный на треть истер, вдруг видит — дверь впереди. Он порог переступил, а дверь за ним пропала, будто ее и не было.

Энтульда огляделся: вокруг поле, сзади горы, за полем океан, дальше тьма непроглядная, а по небу звезды рассыпаны. Сел он на краю поля, трубу подзорную на небо наставил и ждет. Час проходит, другой, вот показались в небе три ладьи: золотая, серебряная и обычная, деревянная; золотая выше, серебряная ниже, а обычная, деревянная — поодаль. Энтульда встал, трубу спрятал и за серебряной ладьей вслед пошел. Как она ниже опустилась, он кричит:

— Эй, на ладье!

Ладья еще ниже спустилась. Энтульда снова кричит:

— Эй, на ладье!

Выглянул тут из-за борта Тилион, лунный хозяин, и говорит:

— Чего кричишь, работать мешаешь? Кто таков? Не видишь, беда у нас: свет воровать повадились.

— Зовут меня Энтульда-Звездочет, а ищу я, как вашей беде помочь. Не знаешь ли, что за недруг-злодей свет у нас ворует?

— Отчего не знать? — отвечает Тилион. — Знаю, донимает нас чудище страшное, Унголиант коварная. Уж не ведаем, как ее от нашего света отвадить. И сам бы сразиться с ней пошел, да Луну оставить не могу.

— Ты мне дорогу укажи, а дальше уж я один, — говорит ему Энтульда.

— Вот спасибо тебе, Энтульда-Звездочет! Дорогу я тебе укажу, но скажи сперва, что ты в котомке несешь.

Энтульда котомку снял и показывает: компас, подзорную трубу, секстант и лембас погрызенный, в листья завернутый. Тилион компас взял, в руках повертел, о борт ладьи постучал, дунул, вверх подбросил и назад отдал.

— Как нужда тебе придет, — говорит, — брось компас наземь, и я тебе на помощь поспешу. А путь твой лежит вон к той ладье золотой: там тебе подскажут, что дальше делать.

Энтульда компас в карман спрятал, поблагодарил Тилиона, лунного хозяина, и снова в путь-дорогу пустился.

— Мам, мам… Там же Мандос был, да?!

— Да, да, конечно.

А ладья золотая ниже и ниже спускается, совсем к земле приклонилась. Сидит в ней Ариэн, солнцева хозяйка, плачет-заливается, слезы ручьем текут, на землю капают, куда слеза упадет, там землю прожигает.

— Эй, на ладье! — кричит Энтульда.

Не слышит его Ариэн, солнцева хозяйка, только пуще прежнего рыдает. Энтульда опять:

— Эй, на ладье!

Ариэн голову подняла, глаза протерла.

— Ой, — говорит, — не в добрый час пришел ты сюда, добрый молодец. Горе у нас горькое, беда лютая приключилась.

— Что за беда? Не Унголиант ли, чудище злое, свет у вас ворует? Если так, то я ее воевать иду: помогу твоему горю.

— Она, проклятая, — говорит Ариэн. — Вышла провожать меня королевна, что у меня в услужении, а Унголиант, паучиха коварная, уже тут как тут: налетела, на волосы яркие позарилась и утащила девицу к себе в логово. Не знаю теперь, как ее отцу с матерью в глаза смотреть, как Варде-владычице показаться. И сама бы пошла королевну выручать, да Солнце не могу оставить.

— Не плачь, не горюй, — утешает ее Энтульда. — Как Унголиант одолеем, так и девицу освободим.

— Вот спасибо тебе, добрый молодец! Звать-то тебя как?

— Зовут меня Энтульда-Звездочет.

— Вот что, Энтульда-Звездочет, хоть и не могу я с тобой отправиться, но подсоблю, как умею. Покажи-ка, что ты в котомке несешь.

Энтульда снял котомку и показывает: секстант да подзорную трубу. Ариэн секстант взяла, в воздух подкинула, три раза о борт ладьи стукнула, пошептала над ним и назад протянула:

— Как нужда тебе придет, брось наземь — и я на выручку поспешу. А дорогу выспроси у Эарендила-Морехода: вон его ладья по небу плавает.

Поблагодарил ее Энтульда-Звездочет, секстант сложил за пазуху и дальше пошел, туда, где ладья простая, деревянная, в небе висит.

— Эй, на ладье! — кричит Энтульда.

Эарендил-Мореход свесился с ладьи и отвечает:

— Чего кричишь, все звезды распугал! Кто таков? Куда направляешься?

— Зовут меня Энтульда-Звездочет, а иду я Унголиант-паучиху воевать да девицу из беды выручать. Не знаешь ли, где Унголиант хоронится?

— Отчего не знать? — отвечает Эарендил-Мореход. — Знаю. Все мне с небес видно, все замечаю. Хоронилась она раньше в горах высоких за морем-океаном, да как затряслись горы высокие, как нахлынуло море-океан — сюда перебралась. Вон там ее логово.

И вдаль показывает.

— Я бы и сам ее поборол, да с курса надолго свернуть не могу. А тебе подсоблю, коли попросишь. Показывай, что у тебя в котомке.

Энтульда-Звездочет подзорную трубу из котомки вытряхнул. Поглядел на нее Эарендил-Мореход, три волшебных слова прошептал и говорит:

— Как придет тебе нужда, брось трубу наземь, и я на помощь тебе поспешу. А теперь иди, да поторапливайся.

Энтульда трубу в котомку спрятал, за спину закинул, поблагодарил Эарендила-Морехода и в путь пустился.

— Мам, а как она туда попала, а?

— Не знаю, по Хелькараксэ прошла, наверное.

Долго ли, коротко ли шел Энтульда-Звездочет, а добрался до логова паучьего. И выползает ему навстречу Унголиант-паучиха, чудище коварное.

— Чего тебе надо? — спрашивает. — Принес ли сокровищ, каменьев драгоценных?

— Нет, — говорит Энтульда-Звездочет, — не принес. Не затем я к тебе пришел, чудище проклятое!

— Нет? Что поделаешь: придется девицей поужинать, а тобой, добрый молодец, закусить, хоть ты и не светишься.

И назад в логово поползла, а Энтульда за ней пробрался и видит: в углу сидит девица красоты неописуемой, кудри золотом горят, по плечам волной спадают.

— Мама! Она ее съест! Съест!!!

— Стой, чудище поганое, Унголиант злобная! — закричал Энтульда-Звездочет. — Хватит бояться-хорониться, выходи со мной на битву!

— Говори, да не заговаривайся, — отвечает ему Унголиант. — Побороть меня сумеет лишь один Энтульда-Звездочет, да он, небось, еще не родился, а если родился, на бой не сгодился, а если сгодился, сюда не добрался.

— Вот он я, Энтульда-Звездочет, перед тобой стою!

Махнул железным посохом и отсек у Унголиант-паучихи две лапы. Набросилась она на Энтульду, и принялись они биться. Бились-бились, по колено Энтульда в землю ушел. Вытащил он тогда компас из кармана, бросил оземь, почуял Тилион, что дело неладно, и пустил в паучиху стрелу серебряную. Энтульда опомнился, из земли вылез, отряхнулся, махнул посохом и еще две лапы снес. Снова бились-бились, по пояс он в землю ушел. Вытащил тогда секстант из-за пазухи, наземь бросил, поняла Ариэн, солнцева хозяйка, что в беде Энтульда, подвела ладью поближе; Унголианта за светом солнечным бросилась. Энтульда опомнился, из земли вылез, отряхнулся, махнул посохом, еще две лапы отрубил и думает: «Теперь-то конец ей настанет». Но не тут-то было. На четырех лапах бросилась она на него. Бьются-бьются, час бьются, другой, ушел Энтульда по грудь в землю. Снял он тогда котомку со спины да прямо так наземь бросил. Услышал то высоко в небесах Эарендил-Мореход: случилось ему как раз над логовом ладью проводить. Пустил он ладью вниз, прямо по Унголианте килем прошелся и вверх снова взмыл. Энтульда-Звездочет опомнился, из земли выбрался, отряхнулся, только посохом махнуть вздумал — глядь, а она уже мертвая лежит. Кровь повсюду, брюхо распорото, а внутри что-то ярким пламенем горит.

Вот подходит Энтульда к ней, внутрь заглядывает: там и злато, и серебро, и каменья драгоценные, и яркие яхонты, и нарядные уборы, а всего ниже, на самом дне брюха — будто вода или молоко, серебром-золотом переливается, словно Солнце светит. И говорит ему королевна:

— Надобно бы этот свет вычерпать, в бочку собрать да владыкам отдать.

— Где же мы, — удивился Энтульда, — бочку отыщем?

— Да я у Ариэн попрошу.

Энтульда злато-серебро выгреб, в плащ свой завернул, тем временем и королевна с бочкой вернулась.

— Пойдем домой, — зовет.

— Постой, — говорит он ей. — А как же ты, королевна, к солнцевой хозяйке в услужение попала?

— То не позор, а почет, — отвечает она. — Жаль только, вышел мой срок, возвращаться к отцу с матерью пора, заждались меня, поди.

И провела она его солнечными тропами прямо к городу, что вокруг большой горы стоял. Отец с матерью обрадовались, что дочь жива-невредима вернулась, а как попросил Энтульда ее руки, противиться не стали.

Сокровища спасенные отдал Энтульда королю своему, а свет в бочке владыкам вернул. Год не прошел, как свадьбу сыграли. И стали они жить-поживать и добра наживать.

— Мам, а кто такой Добран?

— Какой Добран?

— Которого они стали жевать.

И я там был, чай с медом пил, по усам текло, а в рот не попало. А свет в бочке владычица Вана увидала, от радости весь расплескала, и рассыпалась светлая роса по горам и по лесам; куда капли попали, там теперь морошка растет. На том и сказке конец, а кто слушал — молодец.

* * *

— Не бери больше у себя в институтской библиотеке сказок, хорошо? Я лучше в районной возьму.

— Почему? Серьезное академическое издание.

— Какая-то странная сказка: я в детстве другие читала — «Турин Злосчастный», «Эланор и три варга»... И картинок нет.

Конец.