Ноги (джен)

Входит Иван. У Ивана нет рук.

Иван:

Так точно!

Муж:

Где твои руки, Иван?!

Иван:

В годы войны утратил их в пылу сражения!

Д.Хармс

Сегодняшний день определенно не задался. Конечно, он раздавил этого отвратительного эльфа, зато теперь в коридоре орала и мешала сосредоточиться Тхурингветиль, и почему-то клонило в сон. Мелькор попытался сбросить надоевшее тело. Никакого эффекта. Он и раньше замечал, что с ним творится неладное — каждая новая оболочка перенимала все черты старой, до последней черточки, и все проблемы, ошибки и неисправности несовершенного тела продолжали портить ему существование, но у Мелькора не хватало времени об этом задуматься. А вот теперь — пожалуйста — новая напасть: от тела не избавиться вообще. Тхурингветиль продолжала орать, уже под самой дверью, и Мелькор решил выяснить, что ей нужно.

— У нас перед воротами, — начала она докладывать, то и дело срываясь на крик, — перед воротами столько крови, что впору утопиться! И коридор весь в крови! И никто не признается! Ой! Шеф! Что это у вас с ногой?

— Понятия не имею, — буркнул Мелькор. — Причем тут я?

Тхурнгветиль посмотрела на пол. Кровавая дорожка тянулась от двери к креслу.

— Шеф! — опять затянула она. — Это что же, у вас в пятках столько крови было? Откуда же она иначе взялась? И откуда в вас столько? Как в трех бочках? Даже больше — а? Ну шеф! Может, вам что-нибудь сделать?

— Да не надо ничего, — рассердился он. — Подумаешь, пятки. Я свою смерть в пятки не заключал, как некоторые. Я же не идиот. Вон пошла. Дура.

* * *

Шли годы. Способность менять тело не возвращалась. В один из дней Мелькор снова услышал неподалеку вопли Тхурингветиль.

— Шееееф! — ворвалась она в кабинет и принялась беспорядочно летать вокруг, натыкаясь на мебель. — Шеф-шеф-шеф-шеф-шеф! Ой!

— Да что у тебя?! — рявкнул он.

— Вот, — протянула она ему завернутый в тряпицу цилиндрик. — Не вы потеряли?

— Ничего я не терял, — рассердился он, принял сверток и обомлел: в тряпице оказался неприятный, грязный, посиневший, скрюченный палец. Судя по всему, он был не отрублен, а оторван, причем второпях. У основания лохматилась кожа, проглядывали лоскуты плоти и ниточки нервов, желтела кость. Мелькор перевел взгляд на свою руку. Одного пальца не было.

— Похоже, все-таки я, — неуверенно сказал он и наудачу попытался отрастить новый, — как всегда, ничего не вышло.

— Можно пришить! — посоветовала Тхурингветиль. — Если он недавно оторвался, то ничего страшного. И как вас угораздило?

Мелькор ответить на этот вопрос не мог. Его никто не хватал за руки, он ни за что не цеплялся; предположить, что ночью пробрались враги… и позарились на его палец? Ерунда какая-то.

Тем временем Тхурингветиль принесла нитки с иголкой и, примерившись, всадила острие ему в руку. От неожиданности Мелькор дернулся, но она крепче прижала палец и в несколько стежков пришила его к руке.

— Все, — сказала она. — Больше так не делайте, шеф, ладно?

Мелькор пообещал себе впредь лучше следить за собственными частями тела. Видимо, постоянные попытки избавиться от внешней оболочки что-то в ней нарушили. Оставалось надеяться, что несколько сотен лет-то она выдержит, а дальше будем думать.

* * *

— Ну что я вам скажу? — резюмировала Эстэ, глядя на принесенный орлами биологический материал. — Недолго этому телу осталось. Нарушения на внутриклеточном уровне. Еще сто-сто пятьдесят лет, и он развалится на куски, если не развоплотится самопроизвольно.

* * *

Зеркал в Ангбанде не водилось, но Мелькор и так знал, что выглядит он ужасно. После пропажи Тхурингветиль (и Сильмарилла) он старался ничего лишний раз не трогать и не делать резких движений. Как-то раз он обнаружил, что корона с одного края стала ему велика и сползает на глаза — помучившись немного над разгадкой, он выяснил, что не хватает одного уха. Куда оно пропало, он не знал; Саурон искать чужие уши отказался, и, даже если его теперь нашли, пришивать уже было бы поздно. Пришлось срочно ужимать корону (зато меньше заметна стала дыра на месте Сильмарилла) и поворачиваться к докладчикам боком, чтобы лучше расслышать.

Другой раз ему показалось, что он разучился говорить. Звуки выходили нечеткими, а красивые фразы перерождались в шипение и свист. Мелькор подумал вдруг, что разлад добрался до мозга — он вспомнил, что такое бывает, если, например, ранить пленника в голову. На следующий день, по его представлениям, должны были отказать руки и ноги. Когда этого не случилось, Мелькор решился взглянуть на свое отражение в ведре воды. В ответ ему улыбнулся оттуда беззубый рот с окровавленными дёснами.

И когда затряслись стены Ангбанда, к ожидаемым страху и гневу примешалось едва заметное чувство облегчения.

* * *

Эонвэ вышиб последнюю дверь плечом, разметал баррикаду из наваленных кое-как камней и обнаружил в дальнем углу комнаты Моргота. Резкий удар сшиб негодяя с ног, и Эонвэ, недолго думая, быстро скрутил его цепью.

— Вставай, пошли, — сказал он, придерживая пленника за верхнюю петлю оков.

— Не пойду! — нагло ответил тот и, действительно, вместо того чтобы подняться, повис на цепи.

Эонвэ рывком поднял его. Моргот ухмыльнулся и посмотрел сначала на Эонвэ, а потом вниз. Эонвэ проследил за его взглядом: на полу стояли ноги. Это были, без сомнения, ноги — вернее, ступни — Моргота, и стояли они от Моргота отдельно. «О ужас! — подумал Эонвэ (он не любил бесполезной жестокости). — Когда это я успел? Что обо мне подумают? Чем я лучше его?» Он попытался приставить остатки ног пленника к оторванным ступням, но тот не давался и противно хихикал. Эонвэ только перемазал руки в крови. Тогда он в отчаянии дернул Моргота за волосы. Раздался хруст, и голова легко подалась вверх. Хихиканье прекратилось, но шевелиться Могрот не перестал: пучки бело-желтых волокон тянулись от шеи к туловищу и не давали голове оторваться от тела окончательно. Эонвэ судорожно втянул в себя воздух, поставил голову на место, аккуратно прислонил Моргота к стенке и оглядел комнату, надеясь обнаружить какую-нибудь веревку или проволоку и стараясь не думать о том, какими словами встретит его Владыка. Возле поваленного кресла нашлась корона с блестящими камнями. Эонвэ выдрал камни — мелькнула мысль, что это могут оказаться Сильмариллы, но ему было не до того — спрятал их на всякий случай в карман, разогнул обод, прижал импровизированной гривной поврежденную шею и крепко закрутил сзади оставшиеся концы. Голова, кажется, держалась; что делать с ногами, он не представлял и, за неимением лучшего, решил оставить их на полу. Еще раз тяжело вздохнув, он взвалил сверток на плечо и вышел.

* * *

— Эонвэ! — как в худших его фантазиях, воскликнул Владыка. — Это что? Это зачем? Мы же не звери, в конце концов!

— Не суетись, — возник рядом Намо. — Он не виноват. Ты же помнишь, что говорила Эстэ? К тому же, сейчас мы лишим его тела и отправим за Врата ночи.