Холод (джен)

«Как же я сочувствую тем, кто на каникулах останется в Хогвартсе, потому что дома они никому не нужны».

Гарри даже не повернул головы, хотя прекрасно расслышал и слова Малфоя, и мерзкое хихиканье его дружков. А что? Правда ведь. Эта простая и неприятная истина давно стала частью его самого, и Гарри совершенно не собирался расстраиваться или как-то реагировать на глупые подначивания. Он был искренне рад тому, что останется в Хогвартсе вместе с Роном, рад, что у него появился такой друг, и что впереди праздники и уйма свободного времени. А еще из него, похоже, получился неплохой ловец. Действительно рад, просто…

Остаток дня на душе все равно было как-то муторно. Не из-за самого Малфоя и его назойливого желания достать их с Роном, а от правдивости его слов, от того, какое значение они имели когда-то. Поэтому после ужина Гарри незаметно выскользнул на улицу, поглубже вдохнул морозный воздух и медленно побрел по школьным дорожкам без всякой конечной цели. Невольно он вспомнил один из рождественских вечеров в доме тетки, который случился два года назад.

Дадли в тот день был несноснее обычного. С молниеносной скоростью вскрыв многочисленные подарки, пару раз разочарованно и несколько раз удовлетворенно хмыкнув, он с жадностью смотрел на крохотный пакет, который его мать сунула в руки племянника.

Гарри не хотел открывать подарок при всех. Ему хотелось остаться одному в своей каморке и как можно дольше оттянуть этот момент — тогда можно было представить, что в пакете лежит что-то действительно стоящее, что-то, о чем он давно мечтал. Но Дадли был не намерен ждать. Как только его отец отправился наверх, чтобы отнести новые игрушки сына в его комнату, а мать скрылась на кухне, он ринулся на Гарри, словно коршун, и мертвой хваткой вцепился в пакет. Завязалась молчаливая потасовка. Но Дадли был больше и сильнее, и поэтому закончилась она вырванными с корнем ручками от пакета, оставшимися в руках у Гарри.

Быстро вытряхнул из пакета его содержимое — полосатый леденец и пару теплых носков — Дадли насмешливо крякнул и утратил к ним всякий интерес. А Гарри все никак не мог пошевелиться, глядя на свои подарки. В груди стало невыносимо жарко, и хотя он никогда не жаловался, в этот раз внутри словно что-то оборвалось. Ведь женщина на кухне — родная сестра его матери. Неужели ей совсем наплевать? Он кинулся к ней со всех ног.

— Тебе чего? — нахмурилась тетя Петунья, мельком глянув на взъерошенного, сжимающего в руках веревки от пакета и готового вот-вот разреветься мальчика.

— Дадли… Дадли, он… — Гарри перевел дух, собрался с силами и закончил уже относительно спокойно, — он забрал мой подарок.

— Неправда, — заголосил маячивший в дверях Дадли, — вон он лежит, забирай свое барахло.

Мать мельком взглянула на сына — впрочем, без привычной ласковости. Она варила горячий шоколад, и дети ей мешали.

— Вот видишь, Гарри, все в порядке, — холодно сказала она.

— Но ведь Дадли, он...

На плиту выплеснулась часть буро-коричневой жидкости, угрожающе зашипев. Запахло горелым, и раздраженная миссис Дурсль оборвала племянника на полуслове.

— Хватит, — рявкнула она. — Успокойся уже. Кому ты вообще…

Она замолчала, встретившись взглядом с Гарри. Мальчик застыл на месте, его глаза расширились. Понимая, что перегнула палку, Петунья прикусила язык.

— Я хочу сказать, что…

Молча развернувшись, Гарри кинулся прочь из дома, в чем был.

— Гарри, стой! — раздалось ему вслед. — Проклятье! — Снова донеслось скворчание пригоревшего шоколада.

Далеко он тогда не ушел. Просто бродил по улицам, чувствуя, как постепенно замерзают лицо и уши, потом голова, пальцы рук и ног… вскоре он вообще не чувствовал ступней. Но возвращаться даже не думал. Куда? Зачем? Когда идти стало трудно, Гарри бесшумной тенью скользнул к дому соседки, у которой иногда оставался, и забился в угол садовой скамейки, поджав под себя ноги. Он думал о родителях. Какими они были? И где они сейчас? И если это «где» действительно существует — почему не заберут его к себе?

Холод пробирался все глубже, и каждый вдох обжигал внутренности. Тело уже почти перестало дрожать, словно оцепенев. Веки потяжелели, в голове стоял вязкий туман, из которого иногда проступали картинки, поражающие яркостью и детальностью: крохотный игрушечный кораблик, очень похожий на настоящий, хоть и с поврежденной кормой — он нашел его когда-то на улице и считал своим сокровищем, пряча за учебниками на полке; учитель английской грамматики, который всегда был к нему добр, хвалил и ставил хорошие отметки; чьи-то ласковые руки, которых он не помнил… И взгляд — теплый, любящий. Рыжеватые волосы. Интересно, кто она? Или их было двое?..

Гарри пытался напрячь память, но воспоминание ускользало от него, да и думать становилось все труднее. Незнакомка улыбнулась и протянула руки.

— Гарри…

Тихий шепот набатом прозвучал в ушах, тупой болью отдавая в затылок.

— Гарри!

Мальчик открыл глаза — на ходу распахивая калитку, во двор забежала тетя Петунья.

— Вот ты где, дрянной… — она снова умолкла, как и в прошлый раз, чуть пристальнее к нему присмотревшись. — Ну, давай, вставай, — одной рукой она осторожно обхватила его за плечи, второй взяла за руку, крепко сжимая заледеневшие пальцы в теплой ладони, — пойдем, тебе нужно согреться.

Ее голос больше не был злым или раздраженным, и возможно только поэтому Гарри нашел в себе силы подняться. Все тело болело, каждый шаг давался с трудом, но Гарри продолжал идти вслед за тетей, которая не отпускала его руку до самого дома.

Первым делом она отвела его на кухню — ни брата, ни дяди там не было.

— Они наверху, собирают новый конструктор, — заметив, как Гарри озирается, сказала Петунья. — Давай-ка садись, я налью тебе шоколада и принесу горячей воды — погреешь ноги.

Гарри в ответ лишь недоуменно моргнул, вперившись взглядом в спину хлопочущей у плиты тети.

Шоколад был вкусным, вода обжигала, разгоняя кровь по заледеневшему телу. Гарри быстро разморило. Тетя Петунья, которая села напротив со своей кружкой, смотрела на него внимательнее и серьезнее обычного — точно впервые заметила.

— Знаешь, с ней было очень сложно… с твоей мамой, — тихо сказала она, нарушая затянувшееся неловкое молчание. — Она была не такая как все. Особенная. И с ней было сложно.

Это не было извинением. Попыткой оправдаться или объяснить свое отношение. Но это было «что-то». Что-то о маме, что-то о том, почему у них — у родных тетки и племянника — не сложилось, и вряд ли когда-то сложится.

Гарри смутно помнил, как очутился в постели в тот день, но наутро на письменном столе в его комнате лежали все те же носки и леденец. А еще монета в пять фунтов стерлингов. Гарри не мог поверить своим глазам. И тогда же в душу заронилось странное, недетское сомнение — может он так и не встал с той скамьи?

Очнувшись от воспоминаний, Гарри огляделся. Оказывается, цель у его путешествия все-таки была — хижина Хагрида. В сгущающихся сумерках ее светящиеся окна манили к себе обещанием тепла и уюта. Мальчик ускорил шаг.

— А, Гарри!.. — обрадовался великан. — Ну проходи-проходи… Эй, ты чего это? — озадачился он, заметив выражение лица юного волшебника.

— Все нормально, — Гарри попытался улыбнуться, усаживаясь на один из стульев.

— Все еще переживаешь из-за того случая на поле?

Гарри отрицательно мотнул головой. Он немного помолчал, прислушиваясь к треску поленьев в камине, и подумал, что, в сущности, Хагрид так же одинок, как и он. От этой мысли он ощутил прилив нежности к этому большому, простодушному человеку с добрым сердцем.

— Как думаешь, Хагрид… если человек никому не нужен, это очень плохо? — он взглянул на хозяина хижины.

— Ох, — растерянно крякнул великан, а затем протянул свою лапищу и, явно смущаясь, накрыл ею ладошку Гарри, — ты же совсем еще пацан… Я думаю, Гарри, что если человек родился — то он обязательно кому-то нужен. Даже если сам еще не знает об этом, — он помолчал, задумчиво почесав бороду. — А ручонки-то у тебя совсем холодные, — опомнился он. — Давай-ка я тебе лучше горячего чайку налью.

— Конечно, — Гарри кивнул, продолжая размышлять над ответом Хагрида.

Но на долгие раздумья времени не нашлось — за дверью раздалась какая-то возня, а затем в нее ввалились взъерошенные Рон и Гермиона.

— Ну, что я тебе говорил — он здесь! — Рон с победным видом повернулся к Гермионе, но тут же насупился и сердито глянул на Гарри: — Ты зачем нас так пугаешь?

— Вот именно! — подхватила Гермиона. — Да мы пол Хогвартса оббегали! — в ее голосе слышались одновременно недовольство и облегчение.

— Эй, ты чего это лыбишься? — с подозрением спросил Рон.

И тогда Гарри понял, что действительно не может сдержать глупой счастливой улыбки.

Он быстро переглянулся с Хагридом и снова посмотрел на друзей.

— Чая хотите?

В конце концов, даже если все это ему просто чудится — что это меняет?