Рассвет, моя смерть и банка фасоли (джен)

Мой семнадцатый день рождения выпал на пятницу, так что ребята ждали меня после школы.

— Ту-туу! — радостно закричала Эшли, высовываясь из окна старого папиного пикапа. — Да это же наш большой парень!!

Она крепко обняла меня; это было как обниматься с огромной тёплой плюшевой медведицей. На фоне коричневой кожи её улыбка сияла, как солнце.

— Надо же, уже совсем взрослый, — хмыкнул Джерри и взъерошил мне волосы. — Но не бойся. Ты всё ещё наш любимый малыш Робби.

Он был старше меня на год, а Эшли — на полтора; за миллион лет, что мы вместе, им так и не надоело об этом шутить.

Ради моего «большого дня» Джерри без обычного спора уступил мне переднее сидение. Он, как всегда, чавкал жвачкой — его долговязую фигуру было не представить без шапки на патлатой голове и этого звука.

— Заедем в «Бургер»? — предложила Эшли. — Я угощаю.

— Не-е, — сморщился Джерри. — Они добавляют во всё какую-то гадость, от которой только больше есть хочется!

— Да, — согласился я. — Давай сразу к Бенни.

Магазин Бенни на главной улице Бруксвилля был любимым местом молодёжи. Не то чтобы в нашем городишке был особый выбор, где тусоваться. Единственный супермаркет стоял на окраине, и туда ездили взрослые, чтобы закупиться едой для семьи на неделю. Дети забегали к Бенни за мороженым и чипсами, подростки — за порнушкой из-под прилавка.

Едва я вошёл, старик встал мне навстречу.

— О-о, вот и наш герой! Ну что, чемпион, настал и твой час, а?

Он подмигнул мне и торжественно извлёк из холодильника за прилавком запотевшую бутылку «Дарвина».

Это было чем-то вроде… обряда инициации. По бруксвилльскому обычаю, ты проходил его в тот день, когда становился достаточно взрослым, чтоб купить пиво: идти к Автомату с чужим — не дело.

Пока я платил, Эшли набивала рюкзак шоколадными батончиками и содовой: сами мы пива не пили.

— Ну что, боишься? — поддел Джерри, когда мы уже гнали к морю.

Я лишь хмыкнул. Чего бояться? Это даже не предсказание о смерти. Аппарат просто называл каждому, кто принесёт ему бутылочку пива, одну из тысяч вещей, от которых ты в конце концов не умрёшь. Одно слово, реже — два: «табуретка» или «сердечный приступ», «математика» или «орбитальная станция» — кому как повезёт. Это мог быть редкий вид пауков, который ты никогда в жизни не встретишь, или торговая марка соуса, или что угодно ещё. Джерри вон попалась «клубника».

Верить или нет, каждый выбирал сам, но все в Бруксвилле знали историю мистера Келси. Его предсказанием было «высота», и он единственный выжил при крушении самолёта.

Эшли вырулила на набережную, чуть не слетев с обрыва на песчаный пляж. Джерри долбанулся лбом о спинку сидения.

— Эй! — возмутился он. — Если тебе предсказали, что тебя не убьёт машина, это не значит, что рано или поздно ты не угробишь меня!

Да уж, с Эшли ты быстро учишься пристёгивать ремень.

Заброшенный игровой зал ждал нас, глядя мутными окнами на волны. Говорят, тут было не протолкнуться, пока почти у каждого дома не появилась своя приставка.

Пол внутри пестрел окурками и битым стеклом; пахло бродячими котами. Только вокруг Аппарата было почти чисто.

Когда-то это был простой аппарат с предсказаниями — знаете, такой, с щелью для монет и аниматронной фигурой цыганки внутри стеклянной будки. Когда хозяин бросил его тут, стекло разбили, куклу уволокли, и порванный провод уже давно не был подключён к электросети.

— Давай, — шёпотом сказала Эшли. — Сделай это!

Я шагнул вперёд, сжимая во внезапно вспотевшей руке бутылку пива. Оглянулся на Джерри.

— Ты что, снимаешь?!

Он виновато опустил смартфон.

— А что такого?..

Снаружи катился к вечеру пасмурный весенний день, и в зале почти не осталось света. На стенках будки виднелись многолетние подтёки засохшего пива. Сколько человек побывало здесь до меня?..

Пивные струи, водопадом побежавшие по треснутому стеклу, сверкнули в пробившемся из-за туч луче и погасли. Я вылил на Автомат последние капли и вдруг почувствовал себя очень глупо.

Ничего не происходило.

Может, «Дарвин» просроченный? Или я ему не нравлюсь? Или…

Нутро Автомата застрекотало и выплюнуло мне в руки полоску бумаги.

Я прочитал её один раз. Потом второй.

— Что там?! — потребовала Эшли.

Я молча протянул ей бумажку.

На ней было написано: «Бруксвилльский зомби-инцидент».

С полминуты мы просто смотрели друг на друга. Потом Эшли сказала:

— Это какая-то ошибка.

Это был единственный вариант.

Автомат мог называть экзотические или редкие вещи, но никогда — что-то, чего не существует вовсе. Ещё никто и никогда не получал бумажку с надписью «единорог», или «инопланетяне», или «идеальное общество».

У меня почему-то чаще забилось сердце.

Джерри заглянул мне через плечо:

— Эта штука наконец-то сломалась?

Он пнул Аппарат в бок. Эшли суеверно на него шикнула.

Потом мы пили газировку и ели шоколад на пустом пляже. Джерри стоял у линии прибоя и пускал блинчики плоскими камнями, пугая сердитых чаек. Я сидел на холодном песке и слушал шёпот воды.

Эшли села рядом со мной и тихо сказала:

— Ты очень расстроился?

Я отхлебнул газировки, щекочущей горло.

— Нет. Ничего.

На день рождения бабушка, живущая далеко от нас, прислала мне «денежку» в подарок.

Пару дней спустя я купил на эти деньги ящик консервированного супа.

В свой черёд наступило лето. Правда, у нас в Бруксвилле оно в основном состоит из дождя и скуки, так что я ничего не потерял, устроившись поработать в аптеку — развозить на велике заказы. Всё равно ребята тоже были заняты: у Эшли хватало дел на родительской ферме за городом, а Джерри помогал брату в автомастерской.

Зарплата у меня была так себе, но её хватало, чтобы копить в подвале запас тушёнки, свечей и консервированной фасоли.

Вечерами мы с ребятами ездили купаться на море и играли в стритбол. Когда дождило, рубились в игры дома у Джерри или у меня — мама всё равно работала допоздна. Эшли описывала крутые сиськи девчонок из душевой городского бассейна, Джерри пересказывал смешные видео с котятами, первым начинал смеяться на середине и делал это так, что невозможно было не засмеяться тоже.

Я не рассказывал им, что строю в подвале маленькое зомбоубежище — не хотелось, чтобы они начали беспокоиться за мой рассудок.

Я вот сам беспокоился. Ещё как.

Я говорил себе, что не верю ни в каких зомби, отвозя бутыль валерьянки для стаи кошек нашей соседки миссис Уиллоу. Говорил, забирая зарплату в конце дня. Говорил в магазине, прикидывая, сколько блоков спичек мне нужно, чтобы пережить апокалипсис.

Если на то пошло, в конце концов, я не самый стойкий парень на свете. И не самый храбрый. И на уроках физры меня никто не хочет брать в команду по вышибалам. Мне, в общем-то, даже не обидно. Я и так всё это о себе знаю.

Когда я был мелким, меня это огорчало, но потом я поумнел и понял, что очень и очень многие внутри не такие крутые, как снаружи. Нет, правда, становится легче, когда знаешь, что даже вон тот большой и страшный школьный задира на самом деле не чувствует себя любимым, поэтому и макает всех подряд головой в унитаз.

Думаю, жизнь вообще так или иначе стукнула каждого в этом мире. Просто кто-то справляется, а кто-то нет.

Родители Джерри вон умерли в один и тот же год, и с тех пор его воспитывал брат. Эшли — приёмная дочь в своей белой семье, и трое старших сестёр «любя» буллили её несколько лет, пока не уехали в колледж — она, впрочем, в долгу не оставалась, и девчонкам приходилось замазывать синяки. Моя история и того скучнее: папаша-алкоголик, развод, переезд за тридевять земель. Не то чтобы я сильно страдал: Бруксвилль стал мне родным, а мама… Она всегда заботилась обо мне, как могла, пусть иногда работа оставляла ей время только на то, чтобы разогреть замороженную еду из магазина и открыть к ней свежую банку горошка.

Я не вижу маминой вины в том, что я не был особо счастливым ребёнком. Думаю, это просто какой-то дурацкий тип нервной системы, который ещё в младшей школе заставил меня грустить о том, что я не нахожу в жизни особого смысла.

Теперь-то я понимаю, что никакого смысла и нет. Есть просто минуты, когда ты едешь с друзьями по ночной дороге под хорошую песню. Или когда ты кусаешь пончик, и он вкусный. Или когда солнце падает на море косыми лучами, как в кино.

Одна из таких минут, например, случилась, когда Эшли наткнулась на меня в супермаркете, где я только что купил две огромных бутыли воды. Ни о чём не спрашивая, забрала их у меня — обе за раз! а я и одну-то с трудом поднимал — и загрузила в свой пикап.

Два дня спустя, когда я отвёл ребят в подвал и показал им склад еды и спальные мешки, Джерри нашёл в интернете видео о том, как прикрутить на дверь новый замок, который я купил — старый никуда не годился, — и держал его, пока я закручивал болты.

Конечно, я рассказал бы им, раньше или позже. Это убежище изначально не предназначалось для меня одного.

Так миновали мокрый июнь, пыльный июль и половина августа. А потом…

Это случилось в выходные. Моя мама умотала в командировку на пару дней, брат Джерри улетел со своей девушкой в отпуск, и мы с ребятами договорились встретиться у магазина Бенни и решить, чем заняться. Но всё пошло не так с самого утра.

Меня разбудили чайки.

Если вы считаете чаек чем-то романтичным, то вряд ли когда-нибудь жили у моря. На самом деле, это те же помоечные коты, только с крыльями; я сам видел, как они жрут дохлых голубей и крыс. Да ещё и орут буть здоров. Но сегодня громкость побила все рекорды.

Выводя из гаража велик, я увидел, что чайки опрокинули и вовсю разоряли наш мусорный бак. Но окончательно до меня дошло, что лучше было не высовывать носа из дома, только после того, как у самого магазина бешеная птица спикировала на меня, как истребитель, и чуть не выклевала мне глаз.

Я свалился с велосипеда прямо под колёса подъезжающего пикапа. Он затормозил в дюйме от моего лица; хлопнула дверь.

— Боже мой, Роб! Ты в порядке?!

Эшли помогла мне подняться, отбиваясь от чаек, которые кружились над нами тучей, норовя клюнуть. Из магазина нам отчаянно махал Джерри.

Внутри было хотя бы тихо. Кроме нас, здесь уже пряталась молодая парочка с ребёнком в слинге. Бенни тревожно смотрел на улицу, где чайки дрались друг с другом насмерть.

— Да что за фигня?.. — прошептал Джерри, и тут автоматическая дверь открылась снова.

Человек вошёл внутрь неверной, шаткой походкой, и я сразу увидел: с ним что-то не то. Он застыл на пороге, не двигаясь дальше.

— Эй, приятель, нужна помощь? — спросил Бенни.

Человек не ответил. Я подумал было, что его атаковали птицы, но потом он поднял голову.

Его лицо походило на стейк, месяц пролежавший на заброшенной кухне. Стейк, которым уже успели полакомиться мухи, мыши и, возможно, бездомные.

Он уставился на Бенни мутными невидящими глазами и двинулся к нему, издавая низкие горловые звуки.

Это всё было так абсурдно, что я успел решить, что сплю. Но тут Бенни, проворный не по годам, вытащил из-под прилавка дробовик и разрядил его чудовищу прямо в лицо, и если бы это был сон, то выстрел разбудил бы и мёртвого.

Протухшая голова разлетелась на ошмётки, и мужчина, который, похоже, и так был мёртв уже давно, упал назад. Двери съезжались и разъезжались, пережёвывая его рёбра.

Дамочка с ребёнком завизжала, прижимая его к себе, Джерри закашлялся, подавившись жвачкой, а Эшли схватила нас обоих за шкирки и потянула за полку с газетами.

Вовремя: через упавшего зомби как раз шагнул ещё один. И ещё.

Бенни нырнул под прилавок, перезаряжая дробовик, парочка с ребёнком залегла на пол в углу. Какое-то бесконечно долгое время было тихо: затаив дыхание — от страха и от запаха, — мы слушали, как эти твари неуклюже бродят по проходам. Они натыкались на предметы, обрушивали на себя коробки хлопьев и пачки чипсов, тяжело топали, недовольно рыча. Я видел сквозь щель в полке, как полуистлевшая женщина с дырой в щеке взяла банку кошачьих консервов, попыталась открыть, но палец так и остался в кольце. Она бросила банку, взяла другую; другой палец — тот же результат. Третья банка…

— Так, малышня, — прошептала Эшли, — пора валить.

Она была права: мертвецы двигались медленно и неуклюже, но рано или поздно должны были нас найти. Эшли высунулась из укрытия и обменялась кивком с Бенни.

— Давай! — выкрикнула она, вскакивая на ноги.

Бенни, не медля, шмальнул в ближайший труп, но промахнулся и лишь вырвал ему кусок из плеча. Эшли схватилась с зомби-женщиной: она попыталась сбросить на неё кофейный автомат, но мертвячка вцепилась ей в волосы, и тяжёлая штуковина рухнула на них обеих.

— Эш! — в ужасе позвал я.

— Порядок! — отозвалась та, выбираясь из-под завала. — Это же кофе-машина!

— Берегись!! — заорал Джерри.

К нам шёл раненый мертвец. Не успев подумать, я стащил у Джерри с головы шапку и нахлобучил её на дохлую башку, натягивая до самого подбородка. Зомби слепо зашарил вокруг; Эшли тем временем уже была у окна-витрины с огнетушителем в руках. Бенни не особо парился насчёт безопасности, но вот же, пригодился!

Мы выбрались на улицу, но там было не лучше. На другой стороне дороги человек живьём ел собаку; собака не обращала внимания, потому что была слишком занята тем, что жрала голубя.

— Чёрт! — ругнулась Эшли. Следом за нами из разбитой витрины вылезала дама с ребёнком; на шее у неё алел свежий укус, а глаза были совершенно безумными.

— Быстро, — сказал я, — ко мне домой!

Эшли кивнула и бросилась к машине. Не успевая добраться до дверей, мы с Джерри запрыгнули в кузов пикапа, и Эшли втопила педаль в пол.

Было ясно как день: в Бруксвилле что-то происходит. На улицах не было ни одной живой души — зато они кишели зомби, свежими и разваливающимися на ходу. Когда они видели нас, то устремлялись следом, хотя никак не могли догнать…

Сзади взревел мотор, и я с ужасом увидел зомби за рулём автомобиля.

— Эш! Быстрее! — крикнул я.

— Я стараюсь! — отозвалась та, и тут у неё зазвонил телефон.

— Алло? — она прижала трубку к уху плечом. — Да, мам! В городе. Нет, что ты, всё хорошо! Что? Не-ет! Ха-ха, скажешь тоже!

Машину тряхнуло и подбросило, словно на кочке. Под колёсами тошнотворно захрустело.

— А? А-а, не, енота переехала, — беззаботно пояснила Эшли. — Ничего, он уже был дохлый. Ладно, мам, пока. Буду поздно!

Она резко вильнула, объезжая группу мертвецов по тротуару, и свернула в мой квартал. Я уже видел свой дом, когда раздался дикий вопль.

Я слишком хорошо знал этот голос. Он каждый вечер истошно звал: «Черничка! Кексик! Мистер Усатик! Сэр Генри Чарльстон Старший!!». Миссис Уиллоу, старая леди и её стая кошек…

Которые как раз собрались пообедать.

Они взяли хозяйку в кольцо. Миссис Уиллоу отчаянно отбивалась старой метлой, но это было всё равно что играть в «ударь крота»: стоило ей расплющить одного кота, как его место занимали два новых. Вот одна из кошек зубами вырвала метлу у неё из рук, другие запрыгнули бедной женщине на грудь, на голову и плечи…

Но тут котики из задних рядов, которым было не добраться до свежего мясца, обернулись на нас.

Я не успел и глазом моргнуть, как полдюжины безумных зомби-котов, истекая слюной, запрыгнули к нам в кузов. Мы с Джерри вывалились из него, панически ища пути к отступлению.

— Туда! — Эшли указала на закуток, где стояли мусорные баки.

Мы втроём едва успели запрыгнуть в один из них и закрыть крышку. Какое-то время кошки ходили сверху, стуча когтями по металлу, но, кажется, потеряли след.

Эшли шумно выдохнула. Джерри завозился в темноте, и её озарил экран телефона.

Я не поверил своим глазам.

— Решил соцсети проверить?!

— Тише ты, — шикнул он, листая страницы. — Вдруг кто-нибудь что-нибудь знает?

Я заглянул ему через плечо. Городской форум был полон сообщений типа «БОЖЕ ПРАВЫЙ, ДА ЧТО ЖЕ ЭТО??». Не самая полезная информация.

— Вот, смотрите! — Джерри запустил какое-то видео.

Трясущаяся камера снимала Бруксвилльское кладбище — мирное последнее пристанище людей из нескольких соседних городков. Только теперь миром там и не пахло, и из могил в комьях грязи вставало… нечто.

Видео оборвалось.

— Стоп, — вдруг сказала Эшли. — Давай ещё раз. Вот! Смотри! Вот тут!

На краю кадра в кустах виднелась завалившаяся набок фура. Было невозможно не узнать на пробитой цистерне логотип «Бургера».

— Бочка с колой? — хмыкнул Джерри.

— Или, — сказал я медленно, — с той дрянью, которую они добавляют во всю еду…

… чтобы её хотелось съесть больше.

Озарение ударило меня по затылку.

Что, если волшебная формула, заставляющая клиентов покупать ещё и ещё, протекла? Попала в кладбищенскую речку, а оттуда — в море, в которое ныряли чайки. Пропитала землю, где лежали и никого не трогали люди, которые давно уже не чувствовали голода…

Голод.

Тут я понял, что знаю, что делать.

Ладно, на самом деле, ни черта я не знал. Но это было лучше, чем сидеть в мусоре, как опоссум, и ждать конца света.

Я собрал всю свою храбрость в кулак, схватил Джерри за затылок и крепко поцеловал. Поцелуй вышел ошарашенным, мокрым и со вкусом жвачки. Клубничной, само собой.

Джерри вырвался, выплюнул жвачку и уставился на меня.

— Эй! Это что, блин, сейчас было?!

— Прости, — сказал я. — Я просто не хочу умереть, не узнав, каково это, а Эшли сломала бы мне лицо.

— Да, — задумчиво подтвердила Эшли. — Сломала бы.

— Умереть?! — зашипел Джерри. — Но Автомат же сказал, что ты…

Да, конечно. Но откуда мне знать, что Автомат берёт в расчёт самоубийственную глупость?

Я осмотрелся из-под приподнятой крышки нашего мусорного бака. Глубоко вдохнул, собираясь с духом, уставился себе под ноги и заорал:

— А-аа, что это?!

Пока Эшли и Джерри в панике пытались разглядеть, что там, я выпрыгнул из бака, захлопнул крышку и с размаху вогнал в петли для замка обломок швабры. Он как раз подошёл по размеру — застрял намертво, запирая ребят внутри.

— Эй, Роб! — Эшли заколотила в крышку. — Что за чёрт?! Выпусти нас!!

Ну уж нет. Вы останетесь в безопасности. Даже если не согласны.

Я напомнил себе, что отступать поздно, и побежал.

От баков до моего крыльца было футов двести — самые длинные футы в моей жизни. Не успел я сделать и двух шагов, как все мёртвые головы вокруг повернулись ко мне. Я вдруг остро, всей поверхностью кожи почувствовал, что я — единственная живая мишень на этой улице: голубям и тем хватило ума убраться подальше. Даже не оборачиваясь, я видел боковым зрением, как ко мне с разных сторон, шатаясь, бредут силуэты прямиком из дрянных хоррор-фильмов. Небыстро, но неумолимо.

Слава богу, или кто там существует вместо него, хотя бы на коротких дистанциях я бегал лучше них.

Позади меня бампер стукнул о бордюр: похоже, парень, что преследовал пикап Эшли, наконец нас нагнал. Чёрт, никто не предупреждал о зомби, которые помнят, как водить машину!

Впрочем, мне стоило беспокоиться не о нём, а о миссис Уиллоу, которая с треском вывалилась мне наперерез сквозь живую изгородь.

Не буду врать, по сравнению с теми, кто вылез из могил, она держалась неплохо, хотя Пушистик, Тыковка, Мистер Усатик и прочие изрядно обгрызли ей лицо. Она с трудом переставляла ноги, с которых гроздьями свисали зомби-кошки, намертво впившиеся зубами в плоть.

Соседка вытянула руки, и скрюченные пальцы не схватили меня лишь чудом. Я отшатнулся, налетел на пожарный гидрант и кувырнулся через него головой вниз. Зажмурился, понимая, что всё…

Рядом надрывно завизжали тормоза, и в гидрант врезался автомобиль с трупом за рулём. Гидрант сорвало; тугая водяная струя ударила миссис Уиллоу в лицо, вознося её голову, которая, видимо, и так держалась некрепко, к безмятежным небесам. Голова водителя синхронно с ней рухнула на руль, зажав истерично орущий гудок.

— Спасибо, — пробормотал я и рванул к дому.

Пока я отпирал дверь, у меня перед глазами стояла мёртвая женщина, пытавшаяся открыть кошачьи консервы.

Насколько адским должен быть голод, чтобы бросаться на человека?

Насколько нечестно превратиться в чудовище просто из-за того, что сеть фастфуда хочет продать побольше?

Я захлопнул дверь за собой, надеясь, что она их задержит.

Зомбоубежище в подвале отчаянно манило переждать апокалипсис внутри. А что? Еды и воды хватит надолго, тем более одному…

Я решительно взялся за ближайшую коробку и поволок её наверх.

Если уж зомби хватало ума водить машину, неудивительно, что они сообразили выбить окна. Первые уже влезли в дом, когда я, отдуваясь, вытащил в гостинную ящик консервированных макарон.

Я уже перестал разбирать, кто передо мной — трупы с кладбища или свежезаражённые. Даже запах больше не чувствовал.

Самый резвый мертвец, рыча, поковылял ко мне. Я не поднял голову, возясь с консервным ножом.

Когда зомби был в шаге от меня, я, как щит, выставил перед собой открытую банку спагетти.

Мир замер. Мне почти не было страшно: у меня так дрожали руки, что я думал только о том, как бы не уронить банку.

Мертвец взял её у меня, зажав между гнилых беспалых ладоней, запрокинул голову и одним махом закинул спагетти в рот. Половина вывалилась из дырки у него в животе, но в бессловесном вопле, который он издал, ясно слышалось… наслаждение?

Другие зомби застыли, глядя на него, а потом ломанулись ко мне всей толпой.

— Тихо! Тихо! — закричал я, размахивая открывашкой. — У меня есть ещё! Всем хватит!

Я выдал кому-то вторую банку, и за неё тут же разгорелась потасовка. Третья и четвёртая ушли мгновенно. Пятая, шестая… После седьмой я потерял счёт и превратился в конвейер. Я просто вскрывал их и вскрывал, одну за другой, пока коробка не опустела, и крышка последней банки не раскроила мне большой палец.

— Так, — сказал до боли родной голос. — Дай-ка мне эту штуку, пока ты себе голову не отрезал.

Эшли пахла как королева скунсов, но, боже, как я был рад её видеть.

Она забрала у меня консервный нож и склонилась над новой коробкой, которую принесла из подвала.

— Джерри, будь котиком, залатай это горе луковое. Внизу же есть аптечка?

Аптечка, конечно, была. Джерри хмуро принялся рыться в её недрах.

— Знаешь, — вдруг сказал он, поднимая на меня тёмный взгляд, — я ведь тоже могу лицо сломать.

— Знаю, — кротко сказал я. — Прости. Я больше не буду.

Он тщательно заклеил мой порез пластырем.

— Хотя бы сначала спрашивай разрешения.

Я моргнул. Джерри улыбнулся и встал.

— Есть ещё открывашка?

Я нашёл вторую на кухне, и дело пошло быстрее. Мы сменяли друг друга, открывая банки и принося новые. Некоторые зомби помнили, как есть ложками; другие лезли в банку пальцами, случайно отправляя в рот и их. Наевшись, они начинали бродить по дому. Ближе к полуночи меня осенила идея включить телик, и скоро у меня была полная гостиная трупов, заворожённо смотрящих детский канал.

Стоило им насытиться, и они переставали кидаться на других. Зачем пытаться сожрать кого-то заживо, если гораздо проще поесть тушёнки?

Новые всё прибывали и прибывали. Наверное, со всего города.

Ночь таяла. К утру мы заметили, что те, кто не был мёртв до заражения, начали приходить в себя.

Пришедшие с кладбища выходили из дома, ложились на землю и затихали. Больше они уже не шевелились.

Такими их и нашли особые правительственные войска, добравшиеся до Бруксвилля на рассвете. Им оставалось только перезахоронить упокоившихся и вылечить пострадавших живых. Жертв оказалось не так много (не могу сказать, что сильно жалел о миссис Уиллоу — её коты вечно гадили у нас на крыльце). В основном люди просто были немного покусаны и чувствовали себя очень, очень неловко. Первое могло бы стать проблемой — говорят, у человека во рту какая только дрянь не живёт, — но, к счастью, мы живём в век антибиотиков, и всё обошлось.

Нам всем дали понять, что официально никакого Бруксвилльского зомби-инцидента не было. О нём не говорили в новостях. Нескольким очень важным людям пришлось остаться до приезда мамы, чтобы объяснить ей, что, чёрт побери, случилось у неё в доме. Я думал, мне влетит, но она только обняла меня так, что чуть не задушила.

Но это всё было позже. А на рассвете после ночи, когда я не умер от того, от чего и не должен был умереть, я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью и сел на ступеньку.

Мы накормили всех, кого могли, и вокруг было тихо. Эшли села рядом и протянула мне банку фасоли.

— Последняя, — сказала она. — Как раз для тебя.

Джерри уселся на перила, вертя в руках блок жвачки.

— Ты и её запас? — сказал он с улыбкой.

— Я же знаю, что без неё ты бы сошёл с ума в первую же неделю.

Он рассмеялся.

Где-то вдалеке застрекотал вертолёт.

Я посмотрел на утреннее небо, серое, но всё равно прекрасное, и отправил в рот ложку фасоли.

В жизни не ел ничего вкуснее.