"Никто не заметит подмены" (джен)

Как и в бесконечное количество дней до этого, Цвай проснулась в одиночестве.

Простыни на пустующей половине постели еще хранили и чужое тепло, и терпкий, островатый аромат прошлой ночи. Цвай сонно потянулась, позволяя одеялу сползти до самых бедер, перевернулась на другой бок, прижимаясь к смятым простыням щекой, раз уж чужого плеча ей опять не досталось.

Винсент, несомненно, опять был слишком занят, чтобы спать до полудня. А может, уходил раньше, потому что не любил сюрпризов: оставаться в постели, не зная, с кем именно разделишь ее под утро, — сомнительное удовольствие.

Но Цвай Винсент несомненно любил: эта любовь по утрам зацветала на ее теле нежными фиалками, распускалась к обеду яркими бутонами и осыпалась в ночи пожухлыми лепестками. Цвай ловила сухие листья ладонями и сминала в руках, пуская по ветру. Мертвых цветов у нее было в достатке.

Становилось прохладнее. Распаренное тело постепенно остывало, и идея раскрыться перестала казаться такой уж хорошей. Цвай поежилась, неохотно перевернулась обратно, к другому краю постели и села, касаясь босыми ступнями устеленного ковром пола. Подобрала из груды брошенных на ковер вещей плащ и небрежно накинула на плечи, вздрогнув, как только металлическая застежка коснулась ключиц. Было бы неплохо поесть, но Винсент не оставил завтрак, а выходить из спальни в его отсутствие Цвай не позволялось. Не ей, по крайней мере.

Недовольно поджав губы, Цвай поднялась с постели. Никаких распоряжений от Винсента накануне не поступало, а потому она могла позволить себе капельку своеволия.

Поправив бесконечные складки окутавшей ее тело алой ткани, Цвай приблизилась к высокому, почти в человеческий рост зеркалу — довольно странному предмету мебели для мужской спальни.

Эхо, Долдам, Цвай, Шум.

Какую роль ей следовало сыграть сегодня?

Цвай осторожно коснулась зеркальной поверхности пальцами, мягко очерчивая контуры своего отражения.

Губы дрогнули, искривляясь в жутковатом подобии улыбки, такой чуждой и неуместной на этом лице, слегка приоткрылись, словно шепча что-то невнятное, но так и не издали ни звука. Эхо сжалась, обнимая себя руками, но упрямо подняла голову, встречаясь с Цвай взглядом.

— Винсенту ты не нужна, — доверительно сообщила Цвай, наклоняясь поближе и аккуратно поглаживая свое Эхо по щеке. — Ты не более чем бесполезная тень меня.

Эхо вскинулась, бросаясь вперед, к разделяющей их стеклянной преграде, и ладони ее прижались к прохладной поверхности, царапая ее в бессильной злости. Каждый раз она рвалась к свободе с таким отчаянием, что Цвай даже немного жалела ее.

Но делиться она не собиралась.

Пальцы Цвай сдвинулись чуть правее, оставляя на зеркале невидимый след, коснулись чужой ладони, чувствуя вместо ответного тепла лишь холод, и соскользнули вниз, прочь от зеркала, поправляя сползающий с плеч плащ.

— Исчезни, — коротко и презрительно бросила Цвай, отворачиваясь.

Зеркало, разумеется, ничего не ответило.

Внезапный грохот, глухим эхом прокатившийся под потолком спальни, застал Цвай врасплох. Распахнувшаяся оконная створка покачнулась раз, второй, уже тише стукнулась о раму и застыла мгновением раньше, чем легкий порыв ветра выпустил из своего плена всколыхнувшиеся в воздухе полупрозрачные шторы.

Цвай проводила их настороженным взглядом, глубоко вдохнула, унимая дрожь в руках, и приветственно качнула головой, не утруждая себя необходимостью встретиться с новой гостьей лицом к лицу.

Ей не нужно было видеть, как вспыхнули в глубине зеркальных теней крошечные огоньки, как заплясали они в своем безумном танце, с каждой секундой вспыхивая все ярче.

— Знаю, что тебе не терпится, — улыбнулась Цвай, разворачиваясь к зеркалу в пол оборота, — но еще рано. Долгое ожидание лишь сильнее распаляет, не правда ли?

Огни вспыхнули вновь, разгораясь сильнее, полыхающие языки пламени поползли во все стороны, заполняя собой все доступное пространство, ослепляя и обжигая даже через зеркальную преграду. Цвай окатило удушливой, жаркой волной, обласкавшей ее обнаженное тело, и вновь выбросило в контрастный холод просторной спальни.

— О, да ты и так уже на взводе, — ухмыльнулась она, зачесывая назад спутавшиеся в этом внезапном порыве волосы. — Но деточка, главная здесь пока что я.

Огненный всполох метнулся влево, вправо, ударяясь от зеркальную раму как о стены камеры, в которой был заточен, коротко вспыхнул, на миг ослепляя Цвай, и исчез.

Долдам всегда была хорошей девочкой.

Какая жалость, что подобным послушанием отличалась лишь она.

— Опять ты, — выдохнула Цвай, замирая неподвижно, скованная чужой волей, чужим упрямым безмолвным приказом. — И не надоело еще?

Тень, возникшая в глубине зеркала, медленно покачала головой. У нее не была лица, не было взгляда — ни осуждающего, ни презрительного, ни снисходительного — и при виде этой безликой тени Цвай вновь бросило в дрожь.

В комнате стало немного темнее. Цвай заметила это не сразу, лишь в тот момент, когда тень протянула ей навстречу свои изломанные, истекающие вязкой чернью руки. Длинные волосы всколыхнулись за ее спиной, когда она сделала первый шаг, и заструились вниз по плечам, тонкой вуалью опускаясь на грудь.

Хватка пальцев внезапно ослабла, и плащ соскользнул с плеч, кровавой волной омывая все тело и растекаясь у босых ног. Цвай сжалась от холода, но даже с места не сдвинулась под невидимым пристальным взглядом.

— Прекрати, — глухо потребовала она, едва шевеля губами. — Ничего не выйдет.

Черни было так много, словно тень состояла лишь из нее: чернь стекала вниз по ладоням и пальцам, струилась по тонким ногам, расползаясь по полу. Тень, несуразная, неестественно ломкая, ступала по расстилавшейся перед ней вязкой дороге, ничего не замечая, и Цвай казалось, она слышала возникавший при каждом шаге мерзкий хлюпающий звук.

«Это сделала ты».

Цвай презрительно усмехнулась, чувствуя, как понемногу ослабевает сковывающее все ее тело оцепенение:

— О, да брось. Учись проигрывать.

Тень замерла в полушаге от зеркальной поверхности, едва касаясь ее черными пальцами. Неуверенно дернулась вперед, все же задевая ее, и Цвай с содроганием скользнула взглядом по оставшемуся вслед за этим движением вязкому следу.

Еще бы чуть-чуть...

— Сдалась? — с притворным сочувствием поинтересовалась она. Тень становилась слегка мутной, расплывчатой, теряла себя в своих бесконечных сомнениях, и в комнате постепенно светлело.

Цвай же отпускало постепенно: к онемевшим пальцам возвращалась чувствительность, колени, до этого неестественно прямые, на мгновение предательски подогнулись, и пришлось ухватиться за зеркало, чтобы удержать равновесие.

Невольно соприкоснувшись с растворяющимися в зеркале тенями, Цвай отдернула руку. И лишь когда тусклое, уже потерявшее былой устрашающий вид отражение растворилось, являя взгляду застывшее в неловкой позе обнаженной тело, Цвай прислонилась лбом к прохладной поверхности, переводя дыхание.

Сегодня она победила.

Цвай едва успела вновь закутаться в подобранный с пола плащ, когда дверь с тихим скрипом приоткрылась, и в спальню заглянул ее хозяин.

— Проснулась? — Винсент всегда улыбался, в радужном ли он пребывал расположении духа или же мечтал свернуть шею первой попавшейся служанке ради собственного успокоения.

— Винсент! — всего несколько шагов в сторону, по холодному полу, путаясь в широких складках и ежась от легкого сквозняка, проникавшего в спальню сквозь приоткрытое окно, и Цвай вновь смогла почувствовать его тепло. Чувствовала ли она его вчера? Была ли она вчера? — Ты опять про меня позабыл, да? Я знаю, меня не было очень давно.

— Прости, — в его голосе не было ни тени раскаяния, как и всегда, но Цвай давно научилась игнорировать подобные мелочи. Простого присутствия Винсента всегда было более чем достаточно, чтобы она чувствовала себя настоящей, живой, а не очередной личностной пустышкой. Винсент чуть отстранил Цвай от себя, обманчиво ласково погладил по волосам, играясь с вплетенными в них маленькими бусинами: — Мне нужно кое-куда сходить сегодня. Ты можешь пойти со мной, если хочешь.

Цвай хотела и готова была идти за Винсентом хоть в Преисподнюю. В Преисподнюю ее не звали, но и любое другое место отлично подходило, если Винсент был рядом.

— Оденься только, — отвлек ее насмешливый голос. — Леди не пристало разгуливать по улице в столь непристойном виде.

Цвай и это могла, если Винсент того пожелает, но видеть ее обнаженной он предпочитал только в спальне.

Одевалась она второпях, чуть быстрее, чем следовало бы, но медленнее, чем могла: словно в самом этом процессе имелось свое особое предвкушающее очарование. Плащ лег поверх белоснежной ткани уже привычным кроваво-алым покрывалом, отталкивающе ярким в своей ядовитой расцветке, служащим безмолвным предостережением всем вокруг.

— Цвай? — окликнул ее Винсент, обернувшись у самого выхода.

— Иду, — в два шага догнав Винсента, Цвай повисла у него на руке. — Куда мы отправимся сегодня? Будет интересно, да? Я так давно не появлялась, ты же знаешь, — она слегка надула губки, подражая всем тем жеманным дамочкам из высшего общества, которых всегда терпеть не могла.

Цвай показалось, что зеркало потемнело, подернулось рябью. Она вздрогнула, прижимаясь ближе к чужому теплу, и метнула в отражение комнаты раздраженный взгляд.

Винсент наклонился, легко целуя ее в макушку:

— Тебе понравится, обещаю. — И, не дождавшись ответа, позвал вновь: — Цвай?

— Я здесь, — дрогнувшим голосом отозвалась она.

Где-то там, в обманчиво пустом зеркале все еще пряталась тень. Имя «Цвай» уже несколько месяцев принадлежало ей, но Винсенту об этом знать было совсем ни к чему.