Послушание (джен)

«Закрой глаза. Не смотри. Держи глаза закрытыми. Не смотри. Пожалуйста. Это всё, что я от тебя прошу. Не открывай глаза. Хорошо? Пожалуйста, Рома, не открывай».

Я помню, что сам глаза не закрывал. Миша положил руку на моё лицо. Опустил веки.

Когда я из любопытства пытался их поднять, он снова опускал. Повторял, что нужно не открывать глаза.

Почему-то об этом я забыл. Забыл, что он просил не видеть. Почему. Почему это было так важно. Почему он просил тогда, когда я уже закрыл глаза.

Прошло много времени, чтобы говорить об этом. Больше десяти лет. Мне так кажется. Я не помню, сколько нам было тогда, но уверен, это случилось после того, как отец ушёл. А отец ушёл больше десяти лет назад.

Я не могу подобрать момент. Миша занят на работе. Мы мало проводим времени вместе. Когда разговариваем, я не вспоминаю об этом. Вспоминаю, когда разговор уже окончен. Когда Миша лёг спать. Когда я ложусь спать. Когда уже не получится нагнать диалог. Когда это не имеет значения.

Подступиться сложно.

Мысли нависают тучным облаком.

— Хэй, Рома.

Денис был не тем, кого я думал встретить на выходе из универа. Денис вообще не был тем человеком, который должен общаться со мной и проявлять ко мне внимание. Он был другом Миши, но не моим. Да и как стал другом Мише — тот ещё вопрос. Когда они вместе, то вечно о чём-то спорят. Будь то алкоголь или новости недели, реакция на политические события или извержения спящих по сотни лет вулканов, рост криптовалюты или популярный сериал, зарплаты или здоровье.

Они не подходят друг другу и это видно, но они сами будто этого не замечают.

— Чего тебе? — спрашиваю, когда подхожу к нему.

Весь в чёрное одет: рибовские кроссовки, узкие джинсы, майку и кожанку. Для полного комплекта недоставало чёрного байка за углом, который, как я могу быть уверен, у Дениса есть. В отличие от него, Миша не одевался броско, о своей одежде никогда не беспокоился, только о моей: есть в чём ходить, не нужно ли ничего нового, а сам, когда гулять выходит, не знает, что надеть, застиранный костюм или менее застиранный костюм.

Миша на фоне Дениса всегда выглядел как высвеченная фотография.

— Чё ты вечно такой хмурый? — улыбается он и пытается взлохматить мне волосы.

Я перехватываю его руку.

— Если ничего, я пойду.

Проводить время с другом брата не входило в круг моих интересов.

— Да ты как Миша, — усмехается, — пойдём посидим где-нибудь, я угощаю.

Раз он угощает, я соглашаюсь.

И соглашаюсь так каждый раз. Не буду тратить деньги, которые мне выдаёт Миша. Не буду съедать лишнюю порцию дома. Маленькая экономия. Ради неё я могу перетерпеть трёп Дениса.

Если Миша с Денисом вечно спорили, то я вообще не участвовал в диалоге. Просто слушал и кивал. Мне это неинтересно, но и не ненавистно.

Мы зашли в небольшую кофейню около университета. В обед людей было немного. И пусть Денис угощал, я никогда не пользовался его предложением сверх меры. Не было желания даже насолить.

— Опять милкшейк? — Рома недоволен моим выбором. — Ты бы хоть чё-то нормальное взял, а.

Мне без разницы. Калории там тоже есть.

Мы расположились на втором этаже возле окна. Я смотрел на недостроенный каркас здания, а Рома смотрел на меня. Он всегда смотрел на меня, если мы не разговаривали. Кажется, когда были с Мишей, он тоже больше смотрел на меня, нежели на Мишу. Это как-то неправильно. Будто он не знает, как нужно вести диалог и почему люди смотрят или не смотрят друг на друга.

— Как дела? — спрашивает.

— Нормально, — говорю и продолжаю глазеть на сквозной скелет.

— А с учёбой как?

— Тоже нормально.

Его вопросы нервировали. Какое ему дело до меня? Моей учёбы? Если отвечу, что он сделает?

Я посмотрел на него. Он всё ещё глазел на меня. Улыбнулся. А до этого сидел с мордой-кирпичом.

— Эт хорошо, — непонятно зачем говорит.

В отличие от Миши у него было столько свободного времени, сколько он предоставлял себе сам. Работает фрилансером, сам выбирал количество переводов и может неделями ничего не делать. Миша никогда не мог себе такого позволить. Он работает пятидневку, возвращается домой в восемь вечера и на выходных отсыпается по полдня.

Если бы я мог говорить с ним так часто, как это пытается проделать со мной Денис, я бы уже давно спросил его. Но это не так. Вечно не получается. Никак не подступиться. Никак не заговорить, когда есть возможность. Я слишком часто об этом забываю, потому что есть вещи поважнее «закрытых глаз». Потому что я хочу знать, как он себя чувствует, чего хочет на ужин, что мне лучше сделать, как облегчить ему жизнь, что ему всё-таки важнее: своя жизнь или моя.

— А Миша как? — спрашивает Денис.

— Разве ты с ним не общаешься? У него и спроси.

— Блин, Ром, я ж не об этом. Мне он может что угодно сказать. Я имею в виду, дома… как он себя ведёт? Всё хорошо? Или… он там, ну, мутит что-нибудь? Может, бесится?

Его слова отзываются клокотом в груди.

— Не понимаю, о чём ты, — говорю. — Нормально он себя ведёт и не бесится, и ничего не мутит. Чего ты пристал к нему?

Денис лишь улыбнулся.

— Я просто спросил.

Как же. Просто.

Хочу уйти, но только отвожу взгляд. Опять смотрю на недостроенное здание. Там лазают дети.

Мы молчим. Потом Денис уходит за заказом. Ставит на стол поднос. Я забираю свой милкшейк. Денис берёт суп, а половину бутерброда протягивает мне.

— Не хочу, — говорю.

— Возьми, а. Ешь нормально, а то это не дело.

Какая ему разница?

Но чтобы он не развозил, я беру бутерброд. Лезет еле-еле.

Я закрываю глаза.

* * *

После кофейни Денис отпускает. Не мучает. Будто понимает, что мне почти нетерпимо его общество. Но он вернётся. Всегда возвращается и встречает у универа. Спрашивает, как дела и учёба. Как Миша и как он себя ведёт дома. Всегда пытается взлохматить мне волосы и взять за руку. Пытается быть ближе, когда я против этого.

«Закрой глаза. Не открывай их. Пожалуйста.»

Сплю до вечера. Миша возвращается после девяти.

— Привет, — говорю ему.

— Привет, Рома, — Миша мне улыбается.

— Разогреть поесть?

— Да, спасибо большое.

— А что пить будешь: чай, кофе?

— Чай, пожалуй. Спасибо, Рома.

Миша всегда меня благодарит. Всегда следит за моим состоянием и никогда не трогает меня, если я против.

Как он сошёлся с Денисом, я не понимаю.

Макароны с мясом ставлю на разогрев. Заливаю чайник и жду, когда микроволновка запищит. Миша переодевается, потом идёт в ванную. Я достаю макароны и включаю чайник. Беру пакетик с чёрным чаем и кладу две ложки сахара в кружку. Когда Миша выходит, всё готово.

Я сажусь рядом с пустым зелёным чаем.

— А ты сам ел? — спрашивает Миша.

— Ага, перекусил после универа.

Миша замирает.

— Но это же было давно.

Сказал, как было. Не подумал.

— Мне хватило, честно. Не лезет особо много в последнее время.

— Всё точно хорошо? — не уминается Миша, откладывает вилку и смотрит на меня. — Ты не заболел?

— Нет, ты чего, лето на дворе. Просто Денис… — сказал.

— Что? Денис? Он донимает тебя?

— Нет-нет, — я начал мельтешить. — Просто иногда пересекаемся, а ты знаешь, он такой… ну, с ним спокойно не поговоришь.

— Я поговорю с ним, если надо, — напирает Миша. — Не дело, если он лезет к тебе, а ты этого не хочешь. Боже, — вздыхает он, — что с него взять…

Поэтому не понимаю, как они сошлись.

* * *

В следующий раз Денис объявляется быстрее, чем обычно. Опять в чёрном. Как клякса. Он улыбается, но не потому, что рад видеть или хочет поговорить. Улыбка такая, сжатая, напряжённая. Хочу проигнорировать его, но он идёт следом за мной.

— Рома, — повторяет, — Рома, ну это не дело!

Он хватает меня за руку, а я пытаюсь вырваться. Он физически сильнее. Больно пережимает запястье.

— Так я донимаю, значит?

— Немного, но да. Только понял?

— И ты поэтому Мише нажаловался?

— Что? Я ему не жаловался.

Но я понимаю, в чём дело. Миша всё-таки поговорил с Денисом. Он слишком переживает за меня, вот и действует наперёд, не думая, что я в состоянии перетерпеть. Он сам может терпеть сколько угодно, но не желает, чтобы терпел я.

— И именно поэтому он мне мозги полночи выносил! — Денис был зол. Сильнее сдавливал руку и не обращал на это внимания. А я терпел.

Мне нечего сказать. Я пытаюсь выдернуть руку, а Денис тянет на себя. Прохожие смотрят. Уже не могу. Думаю дёрнуть так, чтобы Денис точно отпустил, но, кажется, я себе скорее запястье выверну или сломаю, нежели получится.

Я опускаю голову.

— Ничего я ему не говорил, — у меня дрожит горло. Трясётся подбородок. Вместе с языком и губами.

Запястье ноет.

Денис ослабляет хватку. Почти отпускает.

— Извини… — говорит, а я убегаю.

День сижу в комнате. Запястье не проходит. Погано.

Если кто и бесится, так это Денис. Миша никогда не позволял себе повышать на меня голос и держать так. Даже если я крупно косячил. Даже если случайно камнем разбил стекло чужой машины, штраф за которое пришлось покрывать Мише. Даже когда он не спал днями и ночами из-за подработок. Даже когда ему пришлось бросить колледж из-за меня. Чтобы обеспечивать меня. А Денис… он сам что-то мутит и лезет туда, куда его никто не просит, а потом срывается, потому что думает, что может. Если не нравится, что Миша ему мозги выносил, так сказал бы ему. Ко мне чего прикопался?

Я вздыхаю.

Закрываю глаза.

* * *

Когда Миша просил об этом, когда его рука была на моём лице, я почувствовал, что она мокрая.

Вспотел?

Он о чём-то переживал? Очень не хотел, чтобы я увидел.

Он был с девушкой? А я пришёл не в подходящий момент и заглянул в комнату? Я им помешал? Но, кажется, Миша тогда был одет. Успел одеться? Или не успел раздеться?

«Пожалуйста, не смотри» — его голос дрожал. Рука тоже.

Было холодно? Жарко? Было лето? Было душно?

Сколько бы ни пытался вспомнить, не вспоминаю больше его слов и действий. Даже не помню, сколько мне тогда было. Какое было время года. Только его слова. Только его рука на моих глазах.

* * *

— Хочешь чем-нибудь заняться? — спрашивает Миша.

Сегодня он вернулся раньше. У него было время. Я помнил о его словах, но не мог спросить о них. Не хотел портить вечер. Не хотел напрягать Мишу.

— Да нет, ничего на ум не приходит.

Возможно, сейчас не лучшее время.

— Посмотрим чего-нибудь? — предлагает он.

Я соглашаюсь. Мне далеко без разницы, чем мы будем заниматься. Мне хорошо так, как есть.

Фильм смотрели в тишине. Эта тишина мне нравилась, она говорила о спокойствии. Она расслабляла. Совсем не была похожа на ту тишину, которую мы соблюдали при отце. Она была напряжённой и тяжёлой. Она сковывала и принуждала вести себя как можно тише.

Отец не любил лишние звуки. Не любил, когда мы с Мишей переговаривались в комнате или за столом, когда шутили и смеялись. Он всё время злился. Бил Мишу. До меня не успевал дойти. Уставал. Махал рукой и грозил, чтобы мы заткнулись. Чтобы вели себя так, чтобы не напрягать его. Потом он ушёл. С концами.

Похоже, он считал, что я и Миша испоганили его жизнь. Миша мог злиться на меня. Мог, как отец, бить и кричать, но он был его полной противоположностью. Если говорить, кто больше похож на отца поведением, то это Денис.

Я сжимаю руки.

Это странно. Незакономерно. Или наоборот. Потому что у нас был плохой отец, мы стали людьми получше. Не хотели быть как он. Не хотели повторять его ошибок.

— Миша, — говорю я.

— Что такое?

Он как на созревший одуванчик. Не составит труда раздуть.

— Не надо было Денису ничего говорить. Он не сделал ничего такого.

— Рома… извини. Просто он такой человек, если его вовремя не осадить, он может перейти границы. Поэтому я подумал, что будет лучше, если я сразу ему об этом скажу… Он тебя не достаёт?

К сожалению, именно из-за этого решил достать сильнее.

Я погладил запястье.

— Нет, всё хорошо. Спасибо.

В такие моменты я думаю, что говорю на автомате.

Миша обо мне беспокоится. Больше, чем о себе и своих отношениях с другом. Я хочу быть ему благодарным. Хочу сказать «спасибо» от души, но иногда, мне кажется, он делает слишком многое, чтобы мне жилось хорошо. Чтобы я жил и не знал таких проблем как он. Чтобы я закрыл глаза и ничего не видел.

* * *

— Хэй, — Денис приходит через неделю. В чёрном.

В этот раз не улыбается. Вроде бы сожалеет. Не смотрит подолгу на меня.

— Чего тебе? — повторяю.

Он вздыхает. Будто я его достал. Будто не этот вопрос я должен задавать. Будто у него в печёнках сижу я.

— Насчёт Миши, — начинает. И снова по старому сценарию.

— Да чего ты к нему прикопался? — не выдерживаю. — И ко мне. Делать больше нечего?

— Рома, послушай сюда, — пытается взять меня за руку.

Я отхожу. Соблюдаю дистанцию. Чтобы не дотянулся.

— Не хочу. Надоел уже. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я, как ты, вечно с ним ссорился?

— Да что ты несёшь? — он не орёт. Сдерживается. — По-твоему, мне с ним хочется «ссориться»? Он не понимает, что делает. И вечно лезет на рожон, а мне его, видите ли, надо спасать. Ром, послушай, ещё немного и у него крыша поедет. Если при тебе он ведёт себя нормально, это не значит, что так на самом деле.

— Нет, нет, нет, это ты что несёшь? — не понимаю. — Сам себя послушай. Ты меня против него настроить хочешь? Да? Если у вас там что-то не ладится, разбирайтесь сами, а. Меня зачем приплетать?

— Ром, слушай, ты просто спроси у него. Спроси, что сталось с вашим отцом, и ты поймёшь, что брату своему ты можешь доверять столько же, сколько и незнакомцу.

Этот бред зашёл слишком далеко. Моё терпение лопнуло. Наконец-то я смог сказать Денису, что не хочу видеть его. И слышать. И чтобы больше ко мне не приходил.

Что стало с отцом? Он ушёл. Бросил нас. Так Миша сказал. Стал бы он врать? Конечно, нет. Зачем ему это? Да и то, что отец ушёл, только сделало нам лучше. Мишу больше не били, на нас никто не кричал и мы могли разговаривать и смеяться столько, сколько считали нужным, и так громко, как сами того хотели сами.

На это глаза закрывать я не собирался.

* * *

На выходных Миша чувствует себя не очень. Говорит, заболел. Просит купить лекарства. Судя по наличию товаров в аптеке, мне придётся уехать на пару часов. Миша говорит, что пойдёт. И что я могу не спешить. Он не умрёт от пары часов ожидания.

Я поехал. Возился недолго. Пробок не было. Водитель маршрутки несся без остановок. Туда и обратно. Это были разные водители, но вели себя как один. Я сэкономил больше получаса. Минут так сорок пять. Я почувствовал себя гордым. Когда есть планы и когда ты успеваешь справиться с ними быстрее, чем предполагал, на душе сразу легче.

— Миша, я вернулся, — говорю, когда захожу в квартиру.

На пороге чьи-то кроссовки. Не мои и не Миши.

Я слышу, как что-то упало на пол. Не могу определить по бренчанию.

Миша не отзывается. Я поднимаю голову. В квартире тихо.

— Миш? — зову я и снимаю обувь.

Миша выходит из своей комнаты. Весь бледный. Глаза огромные. Волосы мокрые, прилипли ко лбу. Пятна пота растеклись по футболке под мышками и вокруг шеи. На лице замечаю что-то красное. Как кровь.

Я застываю. Смотрю на чёрные кроссовки, потом на Мишу. Понимаю, что у Дениса были такие.

Я сглатываю.

— Рома, — совсем не тепло говорит Миша, а я поддаюсь назад.

Он идёт на меня, протягивая руку. На ней тоже кровь. Я жмурюсь и сжимаюсь. Его рука накрывает глаза.

* * *

— Закрой глаза. Не смотри. Держи глаза закрытыми. Не смотри. Пожалуйста. Это всё, что я от тебя прошу. Не открывай глаза. Хорошо? Пожалуйста, Рома, не открывай.

Я не понимаю, что от меня просит Миша, и, поддаваясь детскому любопытству, открываю глаза. Сквозь пальцы вижу его бледное лицо. Он чувствует, как приоткрываются мои веки, и закрывает их. Просит не открывать. Говорит держать закрытыми глаза. Говорит, что всё хорошо. Мне просто надо послушать его. Пока он не скажет открыть их.

Мне страшно, но я слушаюсь.

Слышу голос Дениса в другой комнате. Он кричит, но я не понимаю что. Миша пытается что-то объяснить ему. На фоне Дениса его почти не слышно. Настолько у них разные голоса. Денис его перекрывает. Обзывает. Грозится ударить. Миша только оправдывается. Кажется, он делает это. Таким был его голос при отце. Говорит, что ничего плохого не сделал. Говорит, что так надо.

Через несколько минут возвращается ко мне.

— Рома, — зовёт он и кладёт руку на плечо.

Я вздрагиваю. Хочу открыть глаза.

— Подожди немного, — его рука на моих глазах, — надо сначала умыться, а то я тебя испачкал. Пойдём, — он берёт меня за руку и ведёт в ванную.

Слышу, как течёт вода. Как Миша просит мои руки и моет их. Потом умывает моё лицо. Говорит, чтобы я держал голову над раковиной. Слушаюсь его. Он всё смывает и смывает. Просит поднять голову и снова умывает. Потом вытирает лицо полотенцем.

— Всё, открывай.

От света болят глаза. Миша кажется белым. Он весь мокрый. С его лица стекает вода. Он улыбается. Совсем слегка.

— Ой, подожди, — он протирает полотенцем мой висок. — Теперь всё.

Улыбается, а я замечаю на полотенце бледно-коричневый цвет.

— Рома, мне с Денисом нужно кое-что сделать, а тебе надо будет посидеть в комнате, хорошо?

Я не понимаю зачем, но киваю.

— Молодец, — он гладит меня по голове. — Хочешь чего-нибудь поесть? Я принесу тебе в комнату. Может, сладкого? Но только после супа, хорошо?

Я киваю. Сладкого мне хотелось. Отец никогда нам такого не покупал.

Миша отводит в комнату. Дениса я не вижу.

Через несколько минут Миша приносит тарелку горячего супа и конфеты с арахисом. У меня текут слюнки.

— Только сначала суп, а потом конфеты, — повторяет Миша и гладит по голове.

Я слушаюсь его. В отличие от отца, Мишу было приятно слушать. Он не кричал, не наказывал, не злился. Он просто говорил со мной.

Пока я ел, Миша сидел в моей комнате.

— Хороший мальчик, — не сдержался он, когда я следую его слову и съедаю конфеты после супа.

Отец меня никогда не хвалил. Это всегда делал Миша.

Он улыбается. Гладит меня по голове. А потом плачет.

— Миша? — спрашиваю я.

— Ничего, — Миша продолжает улыбаться, растирая слёзы по лицу. — Это я так… от чувств. Люблю тебя очень. Ты лучший младший братик. Вот. Самый лучший, — сказал он и посмотрел на меня. Его глаза были красными. Слишком красными на фоне его бледной кожи. — Я очень рад, что ты у меня есть.

Миша посидел со мной ещё немного, потом напомнил, чтобы я не выходил, и сам ушёл. Дверь за собой закрыл.

Я сидел на кровати и не знал, чем заняться.

Только Миша ушёл, как Денис начал кричать.

Они ругались.

— Думаешь, я буду тебе помогать?! Мне, по-твоему, делать нечего? Я в полицию пойду. Хочешь, чтобы я сообщником стал? Ну спасибо, друг ещё называется.

— Денис, пожалуйста. Ты же всё понимаешь. Помоги мне. Я отплачу тебе, честно. Нельзя было так всё оставлять. Ты же понимаешь. Сам говорил, что так будет лучше, а теперь… бросаешь меня?

— Да я на чувствах говорил! Кто в здравом уме будет такое делать?! Миша, знаешь, ты, по-моему, свихнулся.

Они спорили очень долго. Почти весь вечер. Когда стемнело, Денис сдался.

Единственное, что я понял, что они что-то выносили из комнаты отца. Тяжело ступали по полу. Денис ругался и матерился. Говорил, что тяжело и что их увидят, а Миша говорил, что всё будет в порядке.

Когда я проснулся следующим утром, Миша сидел на моей кровати. Сначала я подумал, что это отец. Сгорбленная фигура напоминала его. Я испугался. Но, когда разглядел, что это Миша, успокоился.

— Миша, — лепетал я.

— Привет, — сказал он и улыбнулся. — Хорошо спалось?

Я закивал. Я даже из комнаты не выходил, как обещал.

— Здорово, — сказал он и похлопал меня по животу через одеяло. — Слушай, отец вчера… он ушёл. И не вернулся. — Я молча смотрел на Мишу. — И не вернётся, похоже. Так что… мы теперь вдвоём. Так ведь нам… будет лучше, да? — он серьёзно посмотрел на меня. Его глаза до сих пор были красными.

Я закивал, не совсем понимая, с чем нам будет лучше и почему, но мне показалось, что Миша ждал такого ответа. И такой ответ его обрадовал. Он улыбнулся шире и вздохнул. Выдохнул весь воздух из лёгких и сдулся сам, опускаясь ниже.

— И я так думаю, — сказал он. — И я… так.

* * *

— Рома, — говорит Миша, касаясь мокрой рукой моего лица, — пожалуйста, послушай меня…