Змеи, фениксы и крысы (джен)

— Аластор!

Я решил перехватить шефа у самых дверей аврората.

Он останавливается, смотрит на меня. Фирменный взгляд — недоверчивый, оценивающий. Мерлин, как же я не хочу верить в то, что…

— Аластор, есть разговор.

Он кивает. Никаких вопросов. Кажется, по моему лицу понял, о чем будем говорить.

— Пошли.

Берет меня за плечо и, прежде чем я успеваю возразить или сказать что-то, нас подхватывает вихрь, окатывает внезапный холод — мы оказываемся на улице.

Я на секунду зажмуриваюсь — не ожидал, что такое яркое солнце. Но палочку в рукаве ощущаю, не расслабляюсь — потому что если мои подозрения верны, то…

Но он не нападает. Когда я открываю глаза, он делает приглашающий жест и, не дожидаясь меня, идет вперед по дорожке.

Это какое-то кладбище. Солнце высвечивает могильные камни и желтые листья, флюгер на церкви горит нестерпимо ярко, особенно на фоне темного свинцового неба — видимо, сейчас ослепительный свет сменится ливнем, а то и снегом. Тихо, только ветер шумит, и в отдалении слышатся негромкие голоса — кого-то хоронят.

У них мир. Это у нас война.

Я догоняю Муди. Он правильно сделал, что перенес нас именно сюда — здесь мы даже в мантиях не вызовем удивления, издали нас можно принять за пару маггловских священников. Это если не приглядываться, конечно. Потому что у маггловских священников обычно не бывает ни деревянных ног, торчащих из-под рясы, ни шрамов по всему лицу, ни гривы волос до лопаток. Священники-неформалы.

— Ну так что ты хотел сказать? — наконец говорит он.

Я останавливаюсь.

— Шизоглаз, — начинаю я. И не знаю, как продолжить. «Ты предатель?» «Ты враг?» Как я могу спросить такое у человека, которому доверяю, которого уважаю, на которого равняюсь, в конце-то концов?

Он смотрит на меня, усмехается.

— Ну давай, давай. Говори. Смелей.

Я продолжаю молчать, а он наблюдает, как я мучаюсь.

— Знаешь, почему я тебя никогда никуда не внедряю? — говорит наконец. — Потому что у тебя все всегда на лице написано. Ты хочешь спросить, не перешел ли я на сторону Волдеморта, верно?

Я киваю, и одновременно вытряхиваю палочку в ладонь. Потому что боль болью… а бдительность бдительностью.

— Молодец, — говорит он. — Наблюдательный…

У меня сжимается горло — значит, я прав…

— … жаль только, дурак такой, — говорит тем временем Муди и двигается по дорожке дальше. Я остаюсь на месте.

— Я не смертоед, Клык, — говорит он громко, не оборачиваясь, — и по-хорошему, должен бы тебя на дуэль вызвать за то, что тебе такое вообще в твою рыжую голову пришло.

— Но… — говорю я.

— Да, — он останавливается, разворачивается ко мне. — Верно. «Но». Как ты понял?

— Ты ведешь себя странно, — объясняю я. — Когда я зашел к тебе в кабинет позавчера, ты дернулся и спрятал какое-то письмо. Вчера тебя не было дома в то время, когда обычно ты бываешь — я пытался тебя вызвать через камин, не нашел. Но духами от тебя не пахнет, и вообще как-то… непохоже, что ты вдруг завел роман с чужой женой. Так что напрашивается вывод…

Он кивает.

— Да. Наблюдательная сволочь. Ладно. Раз уж я проявил такой непрофессионализм… то слушай.

Он идет дальше, я его догоняю — дементор побери, он меня ведь не так уж сильно старше, но рядом с ним я вечно ощущаю себя курсантом.

— Я действительно состою в одной подпольной организации, Клык, — говорит он. — Она называется Орден Феникса.

— Какой-какой орден? — фыркаю я.

— Согласен, название несколько претенциозно, но я твоих комментариев не просил, — обрывает он меня. Я затыкаюсь. — Эту организацию возглавляет Альбус Дамблдор. Это, по сути, его личная разведка и дружина. Я все еще не прошу твоих комментариев, — предупреждающе смотрит на меня. — И как ты понимаешь, я сам бы в нее не попросился, несмотря на то, что мы с Дамблдором, в общем, приятельствуем. Он первым вышел на меня. У него есть шпион в кругах смертоедов, и он был вынужден обратиться ко мне и рассказать о нем, чтобы этого шпиона, попадись он нам, не сразу закатали бы в Азкабан, а дали бы уйти.

— У него есть шпион, — не могу удержаться я. У него, ядрена мандрагора, есть шпион!

— У него, да. — Муди понимает, о чем я говорю. — А не у нас. Потому что ты сам прекрасно знаешь, что его авторитет несколько выше, чем авторитет министерства, и поэтому раскаявшиеся пожиратели бегут не к нам, а к нему.

— Почему он тогда не делится с нами информацией? — хмуро спрашиваю я.

— Не доверяет, — пожимает плечами Муди.

— Классно как, — вполголоса говорю я. — А ты ему доверяешь?

— А я ему доверяю.

Все, здесь больше обсуждений не будет.

— Что за шпион-то? — спрашиваю я. — Мне бы тоже знать.

— Тебе незачем, — отвечает Муди. — Это я начальник, а не ты.

Мрачно молчу, шагая рядом с ним. Потом задаю еще один вопрос:

— И много там народу, в этом вашем Ордене?

— Достаточно, — отвечает он. — Почти все учителя из школы, и еще разные люди…

— И ты всех знаешь.

Муди кивает.

— Еще кто-то из наших?

— Лонгботтомы. Еще Артур Уизли… Эдгар Боунс, брат Амелии… еще кое-кто в Департаменте.

— Чего ж меня никто не звал? — спрашиваю я, вроде как насмешливо, но на самом деле я и правда немного уязвлен.

Муди смотрит на меня как на сумасшедшего.

— Да, тебе Дамблдор был бы особенно рад.

Тоже верно.

— Я сейчас рассказал тебе это все, раз уж пришлось… и теперь хочу, чтобы ты знал об Ордене, но оставался снаружи, — продолжает Муди. — Потому что смертоеды о нем, разумеется, знают. А значит, те из нас, кто состоит в нем, подвергаются двойной опасности: и как авроры, и как ближайшие соратники Дамблдора. Потому что и среди смертоедов его авторитет несколько выше, чем авторитет министерства… Я хочу, чтобы ты об этом знал, и в случае чего исходил бы из этого. Орден должен оставаться подпольным.

— Какой смысл, если они о нем знают? — не понимаю я.

— Смысл тот, что верить никому нельзя сейчас, Скримджер, — рычит Муди. — Орден Феникса — это надежнейшие люди. Проверенные. Те, кто никогда не перекинется на сторону врага. И чем меньше народу знает, что они близки Дамблдору, тем меньше опасность, которая им грозит. Мы прячемся не от смертоедов, понимаешь? Мы прячемся от тех, кто еще не определился, на чьей он стороне.

— И от остального аврората, — добавляю я холодно.

— И от остального аврората, — кивает Муди. — Потому что и в нем может найтись крыса.

— Ну я рад, что ты хотя бы исходишь из того, что этой крысой буду не я, — говорю я. — Спасибо за доверие.

— Перестань обижаться, Клык, — резко говорит Муди. — Это не игры на школьном дворе.

— Я не обижаюсь, — говорю я. — Я просто не понимаю, что мешало тебе поставить меня в известность раньше, если уж ты знал, что на меня можно положиться.

— А я не знал этого, — говорит он. — Я не был в тебе уверен. А вот сегодня…сегодня видишь, как хорошо совпало: я вынужден был тебе рассказать, а заодно и убедился, что ты не предашь.

— И как же ты… убедился? — говорю я тихо, останавливаясь. Ярость начинает застилать глаза огненной пеленой. Он не был во мне уверен! Он не был уверен — во мне!

— Ты ведь готов был меня пришить, верно, если бы оказалось, что я предатель? — говорит Муди, улыбается — жуткое зрелище — и дисаппарирует.

А я остаюсь стоять один, как дурак, и мне за шиворот сыплется мелкий осенний снег.