Сила в слабости (джен)

Главное в работе агента ФБР — это вовсе не острый ум и гипертрофированная внимательность, хотя именно так считают многие. Нет, главное — понимать ход мыслей преступника. Разумеется, когда дело касается серьёзных игроков преступного мира, острый ум никогда не помешает, и всё же можно путать Мане с Моне, не видеть разницы между произведениями искусства эпохи Возрождения и Барокко, а Ренессанс считать отдельным периодом, и при этом знать, что предпринять, чтобы поймать преступника.

Нил Кефри, непревзойдённый мошенник, фальсификатор и вор предметов искусства возглавлял рейтинг самых разыскиваемых преступников отдела белых воротничков нью-йоркского офиса ФБР и личный шорт-лист Питера Бёрка уже долгое время. Кефри был на голову выше обычных преступников, за которыми гонялось ФБР, и это при том, что их отдел занимался только самыми сложными случаями, не размениваясь на мелкую шушеру.

Изучая дела, приписываемые Кефри, Питер невольно проникался уважением и восхищением. Парень был молод, но уже успел наследить в самых охраняемых местах и проредить самые дорогие коллекции мира. Он мастерски обходил новейшую и считающуюся неприступной охрану. Он крал из запасников Лувра, выносил ценности прямо во время презентации выставки в музее Прадо, умудрился стянуть выставленные в Метрополитен-музее новые картины Ван-Гога… и незаметно подменял оригиналы полотен великих мастеров своими подделками, обводя вокруг пальца искусствоведов с мировым именем. Кефри был нечеловечески талантлив и энциклопедически умён, и избегал всех ловушек и засад, а заодно и камер видеонаблюдения.

Питер был ведущим агентом по делу Кефри, и неудачи не просто расстраивали его — ранили прямо в сердце. Питер Бёрк был отличным агентом, он знал разницу между Мане и Моне, понимал, что Возрождение и Ренессанс суть одно, но главное — он знал Нила Кефри. Слабые стороны, любимые места, вкусы и потребности, и это при том, что лично они даже не были знакомы. Он изучил всё — даже незначительные детали, — чтобы составить достоверный психологический портрет Кефри, ориентируясь на который, ФБР наконец сможет поймать ловкого мошенника. И потому Питер был абсолютно уверен, что они подбираются всё ближе, что арест — дело времени…

Он думал о Кефри постоянно. Просыпался с его именем на губах и засыпал с мыслями о том, где тот может быть в данный момент. Он перечитывал известные данные, надеясь найти в них упущенные зацепки. Он перестал обращать внимание на Элизабет, забросил все остальные дела, — все мысли Питера занимал один-единственный человек.

Диана и Джонс с пониманием относились к одержимости босса и как могли прикрывали его, взвалив всю работу на себя, но даже понимание неправильности происходящего не заставляло Питера вернуться к нормальной жизни. Он просто не мог — пока не поймает Кефри.

А тот продолжал оставаться неуловимым и раз за разом ускользать.

Питеру стал сниться Кефри, и сначала это даже не удивило — логично, по-другому и быть не могло, ведь Питер целыми днями думал о нём, и ночами мозг продолжал искать решение. Иногда Питер ловил Кефри и, торжествуя, надевал на него наручники, иногда Кефри смеялся ему в лицо и исчезал, подобно Гудини, прямо из-под носа… Но затем сны изменились. Больше не было наручников и побегов, Кефри больше не старался скрыться, а Питер больше не стремился пленить. В этих снах они молча смотрели друг другу в глаза, или разговаривали, как добрые друзья, или сидели на заднем дворе дома Питера и пили пиво, или…

И вот это последнее «или» всерьёз беспокоило Питера, потому что эти становящиеся всё более частыми сны с «или» не могли быть отражением реальности.

Кефри занимал слишком много места в мыслях Питера, и он даже не пытался лгать себе и отрицать, что Нил Кефри давно стал для него кем-то большим, чем ФБР-овским Моби Диком. Питер не мог похвастать, что так же хорошо, как Нила, знает собственную жену, что уж говорить про всех остальных. Он знал, что Элизабет не любит пиво, но затруднялся назвать её любимый напиток, зато легко запомнил предпочитаемую марку вина Кефри. Элизабет любила овощи, но Питер даже не пытался узнать их названия, это не казалось ему важным, зато любимые блюда Кефри он знал наизусть. Его жена была искусствоведом, но ради неё он не изучал живопись и тем более не листал каталоги музеев…

Питер любил жену, но Нил Кефри был ему ближе и важнее. Не будь Кефри преступником, они могли бы стать хорошими друзьями, у Нила был кодекс чести, которого тот строго придерживался, в Ниле не было подлости и злости, Нил действительно нравился ему, а ведь Питер знал все его недостатки.

И только Нил Кефри снился ему по ночам.

После первого такого сна Питер весь день чувствовал себя грязным. У него в голове не укладывалось, что его собственное подсознание могло выдать что-то подобное.

После второго Питер решил загрузить себя работой и взялся за новое дело — отложив дело Кефри в ящик стола.

После третьего — смирился и, посадив в тюрьму очередного преступника, вернулся к делу Кефри.

Одержимость Кефри была ненормальной, он прекрасно это понимал и готов был на всё — и когда Питер Бёрк говорил «на всё», он действительно имел в виду «всё», — чтобы правда о его снах никогда не выплыла наружу, но постыдная слабость была одновременно и его тайной силой. Как бы там ни было, сдаваться и расписываться в собственной беспомощности он не собирался. Возможно, он единственный агент ФБР, кто может поймать Кефри, ведь лучше него никто не знает Нила. А гейские сны… Что ж, не такая уж большая цена, платить которую будет Нил. К тому же, вполне вероятно, что арест Кефри положит снам конец.

Ну а пока стоило проверить новую зацепку…