Александр и Андрей (джен)

— Отец наш Ярослав был коварным человеком. Ты, я уверен, не забыл, Андрей.

Александр начал издалека, что было не в его порядках. Он являл собой человека, который настолько точно понимал события сегодняшнего дня, что мог предвидеть и в некоторых случаях делать завтрашний. Каждый миг его жизни характеризовался чудовищным напряжением ума и воли.

Но Андрею требовалось, чтобы он говорил, поэтому Александр развязал себе язык.

С братом и женой они расположились в княжеских палатах Владимира, что уже начали отстраивать после нашествия. За окном слышался свист и стук скобеля, говорившие о продолжении трудов. Солнце светило на мужиков нещадно.

— Когда из-за его жестокости Новгород взъерепенился и вызвал Мстислава Удалого себя отомстить, это наш дядя Юрий встал за брата. Что он сказал?

Александра, жена Александра, колким толчком в плечо отвлекла Андрея от чарки с квасом. Брат вытер лицо рукавом.

— Сказал, что они с отцом словно один человек, — негромко молвил он, но, вдруг разозлившись, скрутился, обняв себя за плечи, и стукнулся об деревянный стол. Александра подошла со спины, резко подняла его, за плечи погладила, по голове.

Дождавшись холодного кивка жены, Александр продолжил:

— Наш дядя Юрий из-за отца потерял не только десять тысяч люду, но и перевес в их борьбе за Владимир. Юрий довольствовался Городцем на Волге, изгнан из Владимира, что дед завещал ему.

— Я умолял его прийти им на выручку, — сказал Андрей, крутя по столу чаркой и затуманенными дикими глазами поглядывая на ее отблески. — Я плакал, рыдал перед ним. Я думал — ради меня — он послушал бы. Дядя Юрий всегда был щедр к нам.

— Глуп он был и самонадеян, — перебила Александра. — Оставил своих наследников во Владимире — вот тебе Великий князь! Взъярился на их смерть на Сити и проиграл оттого битву — вот тебе глава семейства!

— Отец клятвы ему посылал, что вот-вот выходит с войском, а сам даже не притворялся, что сборы ведет, сидел с боярами и пировал… — сказал Андрей болезненным разочарованным голосом, глядя на свои молодые морщинистые руки. — И ты не лучше, так, брат? Он тебе тоже приказал, как мне, или ты по своей воле не двинулся?

— Он посылал мне письма, да, — признал Александр. — Но и он, и я знали, что затея Юрия провальна.

— А его смерть открывала отцу путь на Владимирский престол, — пусто проговорил Андрей.

— А его смерть открывала отцу путь на Владимирский престол, — согласился Александр. — Отец был осторожен, пока не стал нагл и его не убили. В Орде ты будешь делать как я. — И со вздохом, оценивающе рассматривая брата: — Не годен ты для их охоты.

— Это потому что я не предал бы брата ради ярлыка? — дерзко уточнил Андрей, и по бесенятам в его глазах Александр должен был догадаться, что не ушами хлопал Андрей за столом у отца, принюхивался, бес. Выучили… Уж седьмое поколение Рюриковичей не получало престол без усобицы.

— Осторожней с ним будь, Александр, — сказала Александра вполголоса, когда Андрей удалился. Как позднее выяснил Александр, не цветы на могилы положить, а заручаться поддержкой брата Константина, кто бодрствовал в Успенском с отцом и ночевал в Георгиевской с матерью. Константин с родительскими смертями был крепче повязан, чем любой из них.

Молоденький, но не слишком, имело смысл отправить в Каракорум Константина, когда потребовали сына. В один год Ростислава слегла с тоски и достойно почила, ни слова не выдавив мужу напоследок. Константин возвратился мрачный, возмужавший, но не в плечах, и велел от имени Хана, чтоб отец поехал туда, к ним. Ярославичи не стали расспрашивать болезненно-диковато Константина, как оно там, духу не хватило. Даже Александр, который дипломатию всю растрачивал на врагов, для семьи не оставалось, предпочел забыться.

Впрочем, когда взамен отца вернулся его посиневший от татарского яда труп, никто особенно не удивился, а Константин и подавно.

«Он станет держателем одного из городов русский, когда мы уедем, — думал Александр. Без них у брата Михаила, третьего по старшинству, будут в распоряжении пять братьев, которых надо распорядить по разоренным городам. Младшенького Афанасия отправят в Новгород, как повелось. Значит, Константину достанется Полоцк — долговато он провел у ханов, чтоб оставлять его на восточных границах. Полоцк. — Неплохо, Андрей».

Александр сосредоточил все мысленные силы на том, чтобы им с Андреем не закончить, как Ярославу, иначе заметил бы подвох. Искал стрелу в небе, не приметил капкан в ногах.

— Михаил тебе верен, это хорошо, — размышляла Александра. — Оставишь за ним Владимир. А вот за Андреем следи глаз да глаз, пока ты там. Он тот еще уж.

— Я потому его и беру, — сказал Александр, обнимая жену, вдыхая красу каштановой гривы.

— Защищаешь? — заёрничала.

— Ага. Вас от него. Оставь его со своим умом, и он бучу взбаламутит похлеще Юрия, а нам это ни в какую не надо. Не вынесем побоища. Потом можно. А сейчас миру им дать.

Но сработаться с Андреем нельзя. Ярославичи прибыли в Каракорум, самую грозную и меж тем терпимую из столиц, где и немцы, и поляки кланялись хану, но последний, увы, помер, и делами на первых порах управляла его вдова.

Она-то и встретила их в Зале приемов, что был часть великого дворца южнее Каракорума. Здание находилось на возвышенности и, поднимаясь по просторному деревянным помосту меж сотен бегущих людей, Александр восхищался чудом техники — это как тысяча соборов, только крупнее, цветастее и не собор.

Андрей ходил высокомерно задрав нос. Он так и продолжал во все их встречи с ханшей.

— Брат все мне говорит, как вы цените чужие обычаи, — завел однажды свою песню Андрей. — Был случай недавно в мою пользу.

— Надежно ли? — потребовала Огул-Гаймыш через толмача.

— Я не ведаю, о чем он, о великая хан, — проговорил Александр, состроив сходное с ее сокрушенное выражение.

Братья стояли в один рядом супротив ханши, но между тем, чтоб разодрать ее иль друг друга, выбирать им было бы трудно.

— Дед завещал свое царствование младшо’му в обход живого старшего.

Ханша вылупила остро зрячий левый глаз на Александра. На правом у нее имелось бельмо, зато другой смотрел насквозь.

— Было, тридцать лет тому минуло. К насилию привело на земле, потому как старший не смирился и воевал с младшим, всех разоряя, а в конце, — Александр поправил рубаху на могучем плече, — свое взял.

Андрей послал ему гадкую ухмылку.

— Дабы умереть через два года?

— Коли важность. Старший из наших дядьев требовал больше, чем ему причиталось, о великая хан. Поэтому дед его усмирял.

— Он хотел еще твой Новгород, как я забыл, — вспомнил Андрей. — Славный Новгород. Торгует со всем честным светом. С немцами и с готами, поляками.

Ханша засуровела. Александр подошел к Андрею.

— И воюет тоже. Аль не ты со мной и немцев, и шведов бивал?

Андрей пожал плечами, зная, что наглостью перебил.

— Повоевали, а там и сговорились.

— Чернить меня вздумал, Андрей? — с большой нежностью спросил Александр, заставляя брата дернуться, но головы не повернуть. Талмыч балаболил все быстрее, переводя их речи. — Я твои аппетиты знаю, но ты не лезь.

— Это против кого? Тебя? — Андрей толкнул его в грудь, раз, второй — Александр позволил, а потом как дал ему по уху раскрытой ладонью, отправив далеко в сторону. На заплетающихся ногах Андрей выпрямился, заревел, головой вперед побежал, сбил Александра с ног, они закатались по ковру, сцепившись, как волк с собакой.

— Смотри еще, кто победит, урод! — выдал Андрей, когда их развели, а он без татарской помощи встал да чуть и не полетел лицом вниз, так его повело.

Сученыш, но Александр пустил.

Сожалел потом, когда ханша отдала щеголю Андрею ярлык на Владимирское княжение, а ему, старшему, Киев.

«Ну ничего, — утешал себя Александр. — Еще даст повод».

Они едва не перегрызлись, пока ехали домой, но пару лет мира удержали. Андрей был осторожен как с Александром, так и с татарами. А потом обнаглел.

В год рождения собственного племянника, Александрова сына, — и обнаглел!

Александр приехал — из Новгорода, Киевом он давиться не собирался, — а братец как будто ждал. Хоть с милкой своей не знакомил и то. Дочь Даниила Галицкого, бунташного и не примкнувшего к данникам.

— Ты на ком жениться вздумал? — осведомился Александр вежливо, стягивая плащ после долгой дороги.

За волоса, за шкирку протащил через все палаты великого князя и никто даже не вякнул Александру Ярославичу. В почивальню закинул, как взбесившегося котенка, который сразу расхорохорился.

Александр грубо хохотнул.

— Дурак! Со мной был, видел их тумены. Что, не помнишь как… — тише и резче, чтоб снаружи не почуяли страх сурового Александра. — Да ты с ума сошел. Если думаешь, что Даниила Галицкого довольно, чтоб усмирить орду. Ты народ погубишь, потому что тебе в больную голову дурь лезет.

— Уж лучше так, чем стелиться под ними! — шикнул Андрей. — Как ты продался, Александр.

Невский придернул брата ближе.

— Умнее будь. Даниил силен, потому что брат его за него все готов отдать. У нас такого нет.

— Вот уж нет так нет, — сказал Андрей.

— Свободен.

И только когда Андрей вышел, заблаговременно пихнув его плечом, Александр распрямил задеревеневшие от бешенства пальцы.

Даниил Галицкий провел тридцать лет, воюя за отчий стол, а в итоге взял измором. Там теперь его обожали. Даниил был врагом хуже, чем Андрей и увязавшийся за ним брат Ярослав, невыразимо хуже.

Этот союз надо было порвать.

— Что ж ты ждал, брат Александр? — спрашивал его потом Сартак, стройный и черноусый наследник Бату.

— Я тяжело болел, — отвечал Александр. Год он упустил после женитьбы Андрея и даровал своим врагам.

— Яд? — понимающе уточнил Сартак.

Александр пожал плечами. Ему не было интереса знать. Он приехал бы в ставку в любом случае.

Выдвинулись ордынцы сразу. Александр и не посмотрел в сторону дяди Святослава, кто продолжал в Орде клянчить Владимирский ярлык с тех пор, как Михайло его изгнал.

Как и стоило ожидать, Даниил Галицкий оказался слишком занят европейскими делами, чтобы помочь единственному другу на востоке.

Владимир, Суздаль и Переяславль, впрочем, стояли едины против захватчика, но когда Андрей и Ярослав по утру увидели через поле Александра возле Сартака и Неврюя, он знал, и они знали: им конец.

Они не побежали и тем пусть гордятся, когда им в Псков, в Новгород, куда бы они не удрали, придут новости о штурме Переяславля.

Александр, потратив каждый из нервов своего тела, удержал в руках монгольскую рать достаточно, чтобы братья бежали, но недовольно для русского народа. Для жены Ярославовой недостаточно.

Над ее телом он прибил монгольского ратника, а детей едва успел пихнуть под защиту Сартака.

Так началось его княжение во Владимире.

В Новгороде он посадил сына Василия, никак не отметив, что брат Ярослав продолжал заседать рядом в Пскове. Может, и напрасно, ибо вскоре новгородцам надоел пьяница Василий и вместо него они призвали Ярослава.

Тот, впрочем, выучил свой урок и бежал прежде, чем столкнулся с армией, которую вел Невский.

— Здравствуй, Александр.

Андрей вернулся усмиренный да не до конца, видно по полуопущенному взгляду. Александр с улыбкой пожал ему крепко руку.

— Неуж-то шведы прогнали?

— Я пришел за моим правом. — Андрей смущенно усмехнулся. — Как сына твоего отца.

— Мм…

Александр придержал его при себе, не стал сразу ехать в Орду. Дождался рождения сына.

— Я назову его Андреем, — поставил перед фактом Александр и косым взглядом обменялся с братом Андреем. Тот в сторону гримасу состроил, голову опустив. На кровати на руках у Александры плакал ребенок.

Они мало говорили по дороге, еще на ножах, а в Орде их разделили.

Когда через сутки, его призвали к хану в Дом с Башнями, Александр пал на колени еще до того, как ему велели.

— Ползи, — гаркнул хан и с удовольствием, с жаром во влажных маленьких глазах наблюдал, как Александр с прямой спиной полз к его трону, переставляя колена, не теряя равновесия.

— Прошу, о хан, — сказал он спокойно. — Верните мне брата. Он глуп, но он брат.

Хан схватил его за волосы, худшее оскорбление, но Александр не дрогнул, невозмутимый, как обычно.

— На что он тебе? — полюбопытствовал Бату. — Он интриговал супротив тебя: и тогда, и сейчас.

— Я жег вам русские земли, — перебил Александр, хотя и принял к сведению. — Я своих ради вас бил и разобью сто раз.

Татары вытащили за обе руки избитого израненного человека, ноги которого волочились по полу. Подняли голову за мокрые волосы.

Грязное лицо. Синие глаза.

— Здорово, Саша. Гнида такая, опять спину гнешь пред ублюдками. Гад! Ненавижу! Сука ты!

Они стали бить его, и было слышно только попискивание, вдохи, когда ломают ребра, и мольба сквозь слезы «Саша, Саша», такая тихая и жалкое и просящая, что Александр, сохранивший лицо камнем, не мог помыслить ни о чем другом и смотрел, смотрел, смотрел, хотя знал, что Хан наблюдал за его реакцией.

— Мы прижигаем раны, чтоб не пролить княжьей крови, — милостиво успокоил Бану. Александра смолчал.

— Мы в гостях, — прохрипел он наконец.

— А он слово давал, что служить будет.

Они сломали ему руку, и Андрей взвыл, зарыдал на ковру.

— Он будет, — сказал Александр.

— Твоя ответственность? — нагибал хан.

— Моя.

Впоследствии Андрей, побывавший противником, стал неотрывным спутником Александра, и тот принимал это как должное, советовался с ним, оборачивал к нему голову во время переговоров, делился личным наблюдением, приказами, на что Андрей неизменно кивал и делал.

Вместе они подавляли бунт дурачины Василия, поднявшегося было с Великим Новгородом, а потом с испугу убегшего. Александр лишил его прав на наследования и больше не говорил с сыном-трусом.

Его обязанностью было держать рюриковичей в ежовых рукавицах, и он делал все возможное на примере самых близких, подавив каждый из очагов сопротивления, неважно, насколько требовалось жестко.

Его не любили, он знал. Братья побаивались, дядья ненавидели. Сыновья… они видели, что он делал, но так и не поняли, почему. Радостно они последуют внешнему примеру, но так глубоко ошибутся в его душе.

Однако правда есть правда и не страдает от того, что в нее не верят дураки.

Андрей часто сопровождал его в ставку, нездоровыми глазами следя за каждым, кто говорил с Александром. В ту поездку, что он подозревал особенно щекотливой, Александр не стал брать его с собой. Прощаться тоже не стал — не к чему. Они и так друг про друга все понимать стали без слов. После Орды-то.

Андрей пережил Александра на год.