Come smoke a cigarette (джен)

Come smoke a cigarette and let your hair down

Then pray for the rain to go away

I'm trying to forget I let us both down

Then pray for the sun to come again

Рю Хён выкуривает уже пятую сигарету крепких красных «Мальборо», сидя на широком обшарпанном подоконнике в небольшой съемной квартирке на шестом этаже в не самом благополучном районе города, и сверлит пустым взглядом висящий на стене напротив плакат «Зена» в крайне соблазнительном образе бесстрашного харизматичного «Зорро». Стеклянная пепельница, лежащая у него на коленях, доверху набита пеплом и окурками, часть которых просыпалась мимо, на полу стоят несколько пустых банок из-под темного нефильтрованного: одну такую же он держит в руке. За окном осень, вечерние сумерки и вид на местные трущобы.

«Зен» с плаката сквозь прорези зорровской маски смотрит осуждающе и будто бы разочарованно; Рю Хён, уже не чувствуя особо никакого вкуса, глотает горькое пиво и думает о том, что вроде бы смотрит сам на себя, но видит совершенно другого человека. Под многочисленными слоями тонального крема, пудры, румян и фотографической ретуши вообще в принципе сложно разглядеть человека — «Зен-Зорро» напоминает фарфоровую куклу: гладкую, блестящую, застывшую в своей неживой идеальности. А неживой идеальности не присуще дымить, забивая по́ры никотином, и бухать, просыпаясь по утру с красными кроличьими глазами, опухшей мордой и зверским перегаром.

Однако насколько бы чуждым ни казалось существо с плаката, Зен-Зорро и Рю Хён — это одно и то же тело. По идее, один и тот же человек. Поэтому когда Хён выкурит еще три сигареты и, морщась, допьет свое пиво, он тщательно умоется, вычистит зубы, сделает очищающую маску для лица, нанесет на кожу питательный крем, положит на прикроватный столик таблетки от похмелья, а утром, не позавтракав, отправится в спортзал — сгонять калорийный пивной солод и поддерживать мышечную массу, создающую прекрасное рельефное тело с более чем волнующими очертаниями. Вот только будет ли это уже сам Рю или же Зен, сказать трудно.

Кто-то из них, Хён уже запутался, кто конкретно.

В жизни Зена на протяжении уже довольно долгого времени бок о бок существовали две, так сказать, личности, два характера, две сущности, два неотделимых друг от друга, но невообразимо далеких и диаметрально противоположных мира.

Малоизвестный, но подающий большие надежды и претендующий на популярное в нынешнее время, слащавое звание «айдола» актер, певец и музыкант (нужное подчеркнуть) — ослепительный, обворожительный молодой человек, работающий под сценическим псевдонимом «Зен», и страдающий затяжными депрессиями, полный комплексов, неуверенный в себе, курящий, как паровоз, порой жутко сквернословящий и бухающий по выходным аки не в себя Рю Хён.

Скажете, когнитивный диссонанс? Может быть. Биполярочка? Диссоциативное расстройство? Ну, не совсем. Но близкое к этому.

Конечно, блестящая, переливающаяся в свете софитов драгоценным сиянием конфетная обертка «Зен», беззаботно рассмеявшись, не согласилась бы ни с какими заявлениями о каких бы то ни было расстройствах. Бесконечно уставший, полный врожденного пессимизма и скептицизма, вынужденный без конца бороться за призрачную мечту, родившуюся где-то во времена беспечной розовой юности, загнанный самоубийца Рю Хён — хорошенько подумал бы, прежде чем опровергать подобные определения самого себя. Самоопределения.

А почему же он при том еще и самоубийца? Потому, что слишком много курит и любит очертя голову лихачить на мотоцикле так, как будто его вообще не учили водить. Потому, что временами у него опускались руки, и цепляться за сущее, гнаться за будущим не было ни малейшего желания. Потому, что порой он ведет себя просто как чертов псих. Рю Хён точно не знает, действительно ли он страдает какими-либо расстройствами, но не боится, если это так.

I never thought I could feel so small

But you're the one that can't live without attention

I never thought I would lose this all

But you're the one who needs the fucking intervention

В жизни «Зена» никогда не бывает скучно: вокруг него постоянно циркулирует неудержимый, бесконечный поток людей, начиная от PR-менеджеров, режиссеров, продюсеров, коллег по сцене, репетиторов по вокалу, хореографов, ассистентов и гримеров и заканчивая фанатами и просто поклонниками. Скучать ему некогда: физические тренировки, тяжелые длительные репетиции от заката до рассвета, выступления, гастроли, съемки в рекламных роликах, фансайны, раздачи автографов, ведение аккаунтов в социальных сетях — только и успевай, что вращаться вокруг своей оси со скоростью света.

Там улыбнись, туда взгляни, сюда подпиши, тут подразденься для фотосессии, здесь спой, а вон здесь — спляши.

И приветливо улыбающемуся белозубой улыбкой, вежливому, жизнелюбивому, активному труженику Зену это все отнюдь не в тягость. Это то, к чему он упорно, твердолобо стремился еще со школьной скамьи; это то, чем он, собственно, живет и дышит — сцена и признание окружающих. Каждый божий день приносит массу незабываемых впечатлений, новых знакомств; каждый новый выход на театральную сцену — чудовищно мощный заряд энергии и непередаваемого драйва, по ощущениям схожего с эйфорией от какого-нибудь наркотического средства. Зен зависим от этих ощущений. Зен существует благодаря этим ощущениям. Блистает, подобно неограненному бриллианту, поражая окружающих своей бесспорной красотой, обаянием и талантом. Самородок. Выдающаяся внешность, превосходные актерские данные, дивный голос. «Цветочный мальчик», который краше любого цветка. Дни, недели, месяцы расписаны по минутам, по секундам, когда не знаешь, хватит ли тебе времени, чтобы сделать лишний вдох. И «цветочный мальчик» вертится-вертится-вертится, не желая останавливаться и переводить дух. Все так ярко, пестро, красочно, словно праздничное конфетти, все так сказочно, притягательно, привлекательно…

Жизнь Рю Хёна, пиздец, какая скучная. Нет, не так — тоскливая. Жизнь Рю Хёна невыносимо, просто пиздецки тоскливая. Темное закулисье, куда мало кто хочет заглядывать. Включая самого Рю.

Это обратная сторона его сценического образа, где нет места свету софитов и ломящихся сквозь любые преграды репортеров под ручку с фанатами. Когда после очередного выступления, или фотосессии, или съемок в рекламном ролике спадает вся эта вычурная, обклеенная искрящимися пайетками мишура, подобно бисеру рассыпаясь за порогом его съемной квартирки на шестом этаже, открывается совершенно иная реальность — реальность эмоционально выгоревшего, сожженного дотла, потерянного и откровенно заёбанного самим собой человека.

Здесь уже не будет блистательного «Зена», здесь — некогда сбежавший от родителей сложный подросток, некогда неперспективный младший брат, некогда не самый прилежный ученик, некогда обычный «никто», пьющий недорогое пиво и курящий «Мальборо». Мальчик, который, словно сорняк, поначалу пустил корни на самой непригодной для жизни почве, а затем, беззастенчиво пожирая каждую каплю солнечного света, вырастил себя в дорогой прекрасный цветок, невзирая на все усилия все равно оставшись внутри тем же сорняком. Он выжил, он сумел пробиться, он заработал какую-никакую славу, но не сумел развиться эмоционально. Не нашел того, кто помог бы ему в этом, того, кто был бы рядом.

Поэтому по вечерам, когда за спиной умолкают восторженные овации и оглушительные рукоплескания, гаснут объективы камер и исчезают фанатские бумажки для автографов, в пустой квартире Рю Хёна встречают дикое, проедающее до кости удушливое одиночество, гробовая тишина, безысходность и кошмары по ночам. Здесь он остается абсолютно один. Один на один с самим собой. И с восхитительным «цветочным мальчиком», что широко улыбается ему с развешанных то тут то там плакатов, напоминая о том, чего он достиг и что утратил.

Одиночество стало извечным спутником Рю Хёна. С самого начала его стремительной карьеры. Однако понял он это, увы, не сразу, а многим-многим позже.

Now I'm reliving my whole damn life

And it's a shame that I can't remember

And now I'm living the same damn lie

It's a shame, but nothing's forever

Сперва же ему — кому «ему»: Хёну или Зену, он уже и не помнит — представлялось все в совершенно другом свете. Общение с фанатами, ведение страничек в соцсетях, совместная работа с другими актерами и певцами вселяла в него непоколебимую уверенность в том, что все они, вот прямо все и разом, непременно станут частью его жизни, заменив ему тех близких, от которых он ушел. Что они станут этими самыми близкими. Что ему есть, на кого опираться, есть, на кого положиться, есть, кому выразить свои мысли и чувства. Но он тогда не учел одного: мир, куда он попал, был миром шоу-бизнеса. Тут не нужно было быть самим собой, говорить то, что хочешь, выражать те эмоции, которые чувствуешь в данный момент, вести себя так, как ты мог бы вести себя со своими друзьями или близкими. Тут требовался четкий определенный образ, в жестких рамках которого в дальнейшем выстраивалась не только линия поведения, но и целая линия жизни.

И таким образом появился «Зен». Тот, чьи действия и слова обсуждались в журналах и в интернете, тот, за кем пристально следили критики и журналисты, тот, от кого вовсе не ждали никакой «естественности» и лажи по типу «будь искренним» и «всегда оставайся самим собой». Никого не интересовали мысли старлетки, публикуемые им в личном дневнике на фальшивом аккаунте в «Фэйсбуке»; никому были не нужны, например, его личные принципы и моральные устои; никто не желал разбираться в тонкостях его характера и устройства души, потому что все это заново лепилось чужими руками чужих людей, знающих, кого и как нужно преподнести публике, чтобы создать из этого человека выгодный бизнес-проект.

Поэтому Зен, в те дни мнивший себя еще Рю Хёном, затолкал свое «я» куда подальше, до кучи ввернув туда еще и свои сопливые переживания вместе с нахер никому не сдавшимся мнением, и стал почти безупречным проектом. Стал тем, кого хотели, кого обожали и за кого готовы были платить. Из неперспективного Рю Хёна мутировал в крайне перспективного Зена.

With every new regret I start to wear down

Then pray for the pain to go away

I need an amulet, I need a new sound

I know everything remains the same

Нравится ли Зену то, чем он занимается? О, несомненно! Сон наяву: его давняя мечта осуществилась, он поёт и танцует, играет в мюзиклах в театрах, фото его безупречного лица и тела украшают обложки журналов и театральных афиш, публикуются на сайтах. Он любим и обожаем. Разве это не все, чего он желал? Зену, безусловно, нравится его работа, Зен любит свою работу, Зен благодарен своей работе.

Нравится ли Рю Хёну то, чем занимается Зен? Спорный вопрос.

Рю Хён гоняет на мотоцикле без шлема по ночному шоссе, рискуя однажды разбиться в лепешку; шляется по выходным по барам, напялив медицинскую маску, солнцезащитные очки и шапку в качестве маскировки, чтобы никто не узнавал; читает хвалебные комментарии к постам «Зена» в «Инстаграме» и еле живой выползает из качалки, не чувствуя ни тела, ни того, что он в принципе доживет до следующего своего похода в тренажерный зал. Не чувствуя абсолютно никакого морального удовлетворения. Мучается ночными кошмарами и разлагается в своем маринаде из одиночества в холодной замкнутой пустоте. Такими темпами ему все чаще начинает казаться, будто он «раздваивается», разрывается на части, будучи не в силах найти компромисс между обеими сторонами своей популярно-безумной и одновременно совершенно пресной жизни.

I never thought I could feel so small

I'm the one who will suffer this detention

I never thought I would lose this all

But I accept this is my new education

Рю Хён выкуривает уже неизвестно-какую-по-счету сигарету крепких красных «Мальборо», сидя на широком обшарпанном подоконнике в небольшой съемной квартирке на шестом этаже в не самом благополучном районе города и пустым взглядом смотрит на распростершуюся под окном улицу. Сумерки плавно перешли в наполненную легкой дымкой осеннего тумана ночь, полупрозрачный морок которой тревожно подрагивает в льдисто-белом свете уличных фонарей.

Он чувствует себя разбитым, надломленным и пустым. Как те самые алюминиевые банки из-под пива, которые он не успел выбросить. И вряд ли успеет — у «Зена» завтра съемки в рекламном ролике, нужно будет встать ни свет ни заря. «Зену», в отличие от него, некогда терзаться всякими двойственными неопределенными чувствами. И от этого на душе становится только гаже.

Ведь, не в пример «Зену», Рю Хён прекрасно, просто отлично понимает, чем он жертвует и чем ему еще, возможно, придется пожертвовать в угоду карьере и специфике профессии в целом. И речь даже не о женщинах — однодневных пассиях, тайных любовницах или же официальных девушках, отношения с которыми могут повредить пока что девственно-чистой репутации без пяти минут «айдола», речь о простом человеческом тепле.

Рю Хёну его не хватает. Не хватает этого самого тепла. Потому что если у «Зена» есть сотни тысяч подписчиков, толпы фанатов и множество псевдо-друзей из мира шоу-бизнеса, то у Хёна нет никого. Только пиво, сигареты и участившиеся в последнее время депрессии. Отчего и возникает ощущение пустоты, ибо внутри его ничто не наполняет, напротив — кажется, будто где-то глубоко-глубоко в сердце зияет огромная безобразная дыра, до неровных краев которой сияние зеновских софитов, к сожалению, просто не долетает. Дыра растет-разрастается, поглощает, пожирает Рю Хёна с потрохами и бросает в бездну такого глубокого отчаяния, что хочешь вой, хочешь лезь на стену — без разницы, все равно ничего не меняется. Жизнь Рю Хёна в холодной пустой квартире не меняется. И кошмары по ночам, где он, как ему кажется, лицом к лицу сталкивается с собственной пустотой, — тоже.

От этого хочется рыдать и биться в истерике. Хочется безрассудно нестись на мотоцикле, не разбирая дороги и пытаясь убежать от самого себя. Хочется, хочется… чего-то, что могло бы восполнить пробел в эмоционально нестабильном фоне одинокого Рю Хёна. Горечь во рту от пива и сигарет, запах табака на кончиках пальцев, беговая дорожка в спортзале не помогают. Попросту не справляются, будучи не в состоянии заменить ему того, кто мог бы быть рядом, когда рядом — никого.

Сомневается ли «Зен» в правильности выбора своего жизненного пути? Нет. Ни на йоту. Даже мысли об этом не допускает.

Сомневается ли Рю Хён в правильности выбора своего жизненного пути? Да. Потому что не предполагал, что всё обернётся именно так. Не подозревал, что в итоге останется один.

О, конечно, можно было тешить себя смешными иллюзиями о том, что он — тёртый калач, которому не привыкать по жизни пробиваться в одиночку, самостоятельно бороться за все желаемое и рвать глотку, чтобы достичь вершин, но один в поле не воин, и любому запалу, как правило, обусловленному юношеским максимализмом, рано или поздно приходит конец. Когда стоишь по ту сторону точки невозврата и сначала с удивлением, а потом с отчаянием понимаешь, что дальше один ты не сможешь. Иначе сломаешься.

Рю Хён уже ломается. Трещит по швам. Потому как больше не в состоянии рассчитывать лишь на самого себя, вечерами возвращаясь к провонявшей никотином пустоте. Ему катастрофически нужен кто-то, кого нет; кто-то, кто протянет ему, утопающему в пучине собственных расстройств, спасительную соломинку.

Рю Хён завидует «Зену» и в то же время жалеет его. На то, чтобы пожалеть себя, у него не осталось сил.

«Зен» с плаката сквозь прорези маски смотрит осуждающе и будто бы разочарованно, Рю Хён глотает горькое пиво и думает о том, что вроде бы смотрит сам на себя, но видит совершенно другого человека. Под многочисленными слоями тонального крема и фотографической ретуши вообще в принципе сложно разглядеть человека — «Зен-Зорро» напоминает фарфоровую куклу: гладкую, блестящую, застывшую в своей неживой идеальности.

Now I'm reliving my whole damn life

And it's a shame that I can't remember

And now I'm living the same damn lie

It's a shame, but nothing's forever