Шерлок Холмс против Агаты Кристи (джен)

Атмосфера поезда сама собой навевает желание почитать в дороге какой-то детектив, а если места, мелькающие за окном, похожи на те, где проходило действие книги, то и подавно. Не так давно я убедился в этом еще раз. Как-то в конце лета мы с моим другом Шерлоком Холмсом ехали из Северного Уэльса в Кардифф, чтобы пересесть на Лондонский экспресс. В ту пору как раз вышел роман леди Агаты Кристи «Почему не спросили Эванс?», действие которого разворачивалось на скалистом побережье Уэльса. Поезд шел медленно, огибая прибрежные скалы, и, глядя на романтические утесы, словно сошедшие из-под кисти Констебля, я невольно думал о бедняге Алане Карстейрсе, сброшенном со скалы на изрезанном и каменистом уэльском побережье.

Мой друг Шерлок Холмс тоже читал в дороге этот роман. Я с интересом наблюдал, как на его лице мелькали то блеск в глазах, то мимолетная улыбка, то усмешка, говорящая о разочаровании. Последнее мне было особенно интересно, ибо история из романа Кристи казалась мне почти совершенной. Даже заказав чашку кофе, Холмс выпил ее не отрываясь от книги. Наконец, когда поезд притормозил у маленького вокзала, мой друг закрыл последнюю страницу и отложил книгу.

— Всё же интересно, Ватсон, почему писатели-детективщики так мало думают о проблеме доказательств? — лениво посмотрел он в окно.

Он был явно в хорошем настроении, словно математик, решивший сложную задачу. Поезд стоял у перрона; на вагонном стекле, отправленном деревянной рамой, появились капли мелкого дождя.

— Хотите сказать, что преступление в романе не достаточно доказано? — улыбнулся я.

— Хочу сказать, что писатели часто не обращают внимание на важнейший момент, — совершенно серьезно заметил Холмс. — Сыщик рассказывает, как было совершено преступление, и преступники сразу поднимают руки вверх. Им даже не приходит в голову холодно хмыкнуть и лениво сказать: «Докажите!» или «Подобные хитроумные мотивы я при желании могу приписать кому угодно». Вместо этого они сразу поднимают руки вверх.

— Забавно… — задумался я. — Интересное наблюдение. Зачем им, правда, признаваться? Абсолютно невыгодно. Не пойман не вор, как говорится.

— Зачастую, Ватсон, каждое доказательство в отдельности не значит ничего, и преступникам ничего не стоит разрушить цепь доказательств, убивая каждое не звено по отдельности, — продолжал Холмс. — В одном романе я прочитал, что сыщик использовал выпавший тюбик с кремом как доказательство преступления. Будь преступник чуть посообразительнее, он бы спросил: «И что это доказывает? Это разве преступление, выбросить в окно крем?»

Прозвенел звонок. Поезд тронулся и перед глазами замелькала аккуратная брусчатка перрона. Мгновение спустя возник силуэт серой водонапорной башни. Я продолжал размышлять над тем, что означает это странное вступление.

— Конечно, бывают слабовольные люди, но они идут в преступники не так уж часто, — размышлял вслух Холмс. — Большинство преступников отпираются до последнего. И страх перед наказанием только стимулирует.

— Как Мойра в романе? — засмеялся я.

Холмс не ответил, а только многозначительно хмыкнул и стал набивать трубку табаком.

— Судя по замечаниям, книга вам не понравилась? — спросил я напрямик под звон сходящихся стрелок.

— Ах, книга... Должен сказать, дорогой друг, что я расстроен, — вздохнул Холмс. — Такая великолепная загадка и такое слабое, надуманное решение!

— А что именно вам не понравилось? — не понял я. — Концовка яркая и оригинальная: Мойра оказалась главной преступницей, Роджер Бэссингтон-Ффренч её помощником. Канадский путешественник Алан Карстейрс искал Мойру, убившую его друга Сэвиджа, и поплатился за это жизнью: его сбросил с утёса Роджер по указанию Мойры. Что не так?

Я пожал плечами, хотя в душе понимал: если моего друга что-то не удовлетворило, то, скорее всего, так оно и есть. Холмс посмотрел в окно, за которым мелькали аккуратные домики с газонами. Сейчас Холмс в дорожном костюме и «бабочке» и очках напоминал мне внимательного жирафа, хотя я знал: не приведи бог преступнику встретить на пути такого «жирафа».

— Начнём с того, что я не понял: зачем преступникам понадобилось городить весь сыр бор, — затянулся Холмс. — Доказательства, которые могут представить наши доморощенные детективы — Бобби и Фрэнки, просто ничтожны. Бобби мельком видел фотографию Мойры в кармане убитого, которую ловко подменил Роджер Бэссингтон-Ффренч. Бобби показалось, что это не та женщина, чью фотографию опубликовали в газете. Ну мало ли кому и что там не так показалось! Дело закрыто. Зачем пытаться убивать Бобби, да ещё устраивать спектакль с их похищением вместе с Фрэнки?

— Любопытное наблюдение. Показалось — это ещё не гарантия, — согласился я.

— Тем более, что Кевины опознали покойного как Алекса Притчарда, — напомнил Холмс. — О том, что это был Карстейрс, известно со слов прежде всего Мойры. Это, Ватсон, странно для преступницы: зачем Мойре разоблачать саму себя? Она вполне могла бы сказать, что понятия не имеет, кем был покойный, и дело в шляпе, не правда ли?

— Вполне. Для преступника странно расписывать свое преступление, — согласился я.

Поезд набрал ход, и я смотрел на мелькавшие за окном столбики, местами изрядно заросшие высокой травой.

— Столь же неосмотрительно ведёт себя для преступника и Роджер Бэссингтон-Ффренч. Он признается, что подменил фотографию у покойного на скале, чтобы не бросить тень подозрения на Мойру. Признается кому? Фрэнки! Незнакомой девице, пусть и из высшего общества, которая рассказала ему про рассказ Бобби. Нормальный преступник сделал бы круглые глаза и сказал: «Как интересно! Первый раз об этом слышу!»

— Может, они боялись разоблачения? — неуверенно спросил я.

— А что именно могли сделать им Бобби и Фрэнки? — Мой друг выпустил кольцо дыма. — Покойный опознан, дело закрыто. Бобби вдруг вспомнил, что это не та фотография? Согласитесь, шансов, что на этой основе возбудят новое дело — никаких. Тем более, что в семье и Марчболте Бобби незаслуженно считали дурачком.

— Да, кстати. Шансов практически нет, — согласился я.

— Рад, что вы согласны, Ватсон. Стало быть, я рассуждаю верно.

— Согласен. Глупо получается, — признал я.

— Перейдём теперь к ключу дела: истории смерти миллионера Сэвиджа, — сказал Холмс. — Юридически оно ничтожно.

— Ничтожно? — изумился я.

— Ничтожно, чтобы спугнуть двух якобы матерых преступников, — выпустил Холмс табачное кольцо. — Это дело известно прежде всего со слов Сильвии Бассингтон-Ффренч: она рассказала Фрэнки, что недавно к ним приезжали друзья, семья Ривингтонов вместе с их другом Аланом Карстейрсом. Год назад он впервые приехал в Англию и путешествовал вместе с миллионером Сэвиджем, который был болен раком и покончил с собой.

— Его убила Мойра, прикинувшаяся миссис Темплтон, — кивнул я. — А Карстрейрс увидел ее фотографию на фотрепьяно в доме Бэссингтон-Ффренчей.

Мой друг ничего не ответил, но откинулся на сиденье. Я насторожился: похоже, Холмса что-то смущало в этой версии.

— Дальше начинается самое интересное, — хмыкнул Холмс. — Фрэнки узнает, что Алан приехал в Англию, чтоб разобраться в смерти миллионера Сэвиджа. Заметьте, Ватсон, мы опять знаем это со слов Фрэнки Деруэнт, которой в свою очередь сказал об этом кто-то. В адвокатской конторе Фрэнки узнаёт, что Сэвидж познакомился с некой миссис Темплтон, муж которой где-то отсутствовал. Что было дальше?

— Женщина пригласила его к себе в имение. Сэвидж решил, что у него рак, но Темплтоны уговорили его обратиться к врачу, — уже с интересом сказал я.

Раздался гудок: наш поезд сделал резкий поворот за кромку чуть тронутого желтизной леса.

— Хотя доктор ничего не обнаружил, Сэвидж впал в уныние и покончил с собой. В завещании он оставил своё состояние миссис Темплтон.

— Но Алан Карстейрс знал, что такое поведение не характерно для его друга, и решил выяснить обстоятельства его смерти! — выпалил я.

— И мы вновь, Ватсон, знаем это со слов Френки, которой в свою очередь рассказала об этом некая миссис Ривингтон, — закурил Холмс. — Предположим, что миссис Ривингтон сказала правду, Что из этого следует? Во-первых, почему Сэвидж не мог оставить состояние миссис Темплтон, если, например, у них была интимная связь, а он одинок? Во-вторых, Карстейрсу показалось, что его друг не мог покончить с собой. Но мало ли что ему там показалось, не так ли?

— По сути да. Показалось — это ещё не всё, — согласился я.

— И, заметьте, Ватсон: мы не слышали этого от самого Карстейрса, — продолжал Холмс. — Мы слышали это от Фрэнки, передающей слова некой миссис Ривингтон.

— Да! А мало ли, что эта миссис могла сказать.

— Однако преступники реагируют более чем странно, — продолжал Холмс. — Роджер заманивает наших "детективов" в ловушку в «имение Темплтонов», связывает обоих, топорно изображает из себя доктора Николсона, дает себя повалить и связать, а потом исчезает, загадочно освободившись. В доме была и Мойра: автор намекает нам, что это сделала она. Но зачем Роджеру и Мойре понадобился такой театр?

— Хороший вопрос. А, правда, зачем? — заинтересовался я.

Мой друг чиркнул спичкой.

— Нормальная реакция Роджера и Мойры была бы такой, — снова закурил Холмс. — Вы думаете, что Сэвиджа убила миссис Темплтон? Это ваше право. Вы думаете, что с утеса был сброшен Карстейрс, а не Притчард? Это ваше право. Вы думаете, что Сэвидж не сам подписал завещание? Ваше право, — пожал плечами Холмс.

— У них в самом деле нет доказательств, — согласился я.

— Теперь, доктор, мы подходим к ключу дела, — сказал Холмс. — Фрэнки выясняет, что завещание Сэвиджа освидетельствовали садовник и кухарка. Садовник уже умер, и Фрэнки с Бобби находят кухарку, которая сообщает, что служила в доме всего два месяца, гостя не видела. Кроме неё, в доме служила ещё и горничная. Выйдя от кухарки, Фрэнки не понимает, почему позвали именно её. Но с другой стороны: а почему нельзя позвать кухарку? — спросил Холмс.

— Да! Мало думать. Нужно ещё и доказать

— Допустим, Карстрейрс нашёл бы Мойру. Что бы он ей сказал? «Я знаю, что вы миссис Темплтон?» Мойра ему: знать ничего не знаю, ведать не ведаю: я замужем за доктором Николсоном, вот мой муж. Про Сэвиджа слышу первый раз.

— И возразить ему нечего — имеет все права…

— Или даже, допустим, признала бы, что у неё был роман с Сэвиджем. Назвала себя другим именем. Муж жёсткий и тяжёлый человек, — продолжал Холмс. — Да, возможно, это не очень морально, хотя американки в этом вопросе намного свободнее нас. Но где доказательства, что она убила этого Сэвиджа?

— Ее могли опознать… — неуверенно возразил я.

— Кто? — оживился Холмс. — Садовник умер, кухарка работала два месяца и никого не знала. Миссис Ривингтон? «Ну, — ответит Мойра, — я считаю, что она сама и есть миссис Темплтон. Вопросы?»

— Поди докажи, что преступник есть преступник! — Теперь я лучше понимал смысл странного вступления моего друга про преступников и доказательства.

— Преступники в этой истории должны быть спокойны и расслаблены, — кивнул мой друг, — ибо чем они спокойнее, тем меньше шансов на их разоблачение. Они должны действовать согласно немецкой пословице: «Замков на горе много, а легенд про них ещё больше…» Но странное дело: преступники нервные, совершают глупость на глупости и пытаются убить наших горе-детективов с театральным представлением.

— Мойра в самом деле попыталась их убить, — вздохнул я, — чтобы помешать их встрече с Эванс.

— Что опять-таки странно, не правда ли? — оживился мой друг. — Непонятно почему Френки решила, что Рождер Бэссингтон-Ффренч изображал из себя Севиджа, а Мойра — это миссис Темплтон. Доказательств нет, но Мойра пытается их убить! Кстати, интересный вопрос: как миссис Николсон узнала, что наши детективы вышли на такие обобщения?

— Понятия не имею, — согласился я.

Надсадный гудок паровоза словно возвестил о приближении новой станции,

— Сцена убийства весьма интересна, — поднял палец мой друг. — Френки Деруент выливает кофе и говорит, что она пойдет в полицию, а также называет Мойру «миссис Темплтон».

— Мойра выхватывает пистолет и выбрасывает грязные ругательства…

— Что объяснимо, Ватсон: она американка, а они темпераменты, несдержанны и с детства умеют отлично стрелять, — подытожил мой друг.

— Вот и финал… — вздохнул я.

— Нет, Ватсон! Это не финал, а начало, — засмеялся мой друг. — Дальше Бэссингтон-Ффренч пишет очень странное письмо Фрэнки Деруэнт, где описывает преступление и рассказывает, что Мойра с пятнадцати лет была преступницей. Зачем ему вообще писать это письмо, когда он мог просто уехать? У наших друзей нет ни одной прямой улики против Бэссингтон-Ффренча!

— Показания Мойры?

— Во-первых, Ватсон, мы не слышали ее показаний, — кивнул Холмс. — Во-вторых, слово американки против английского дворянина сами знаете, что значит, в нашей стране… Теперь Бэссингтон-Ффренч дал против себя неубиенную улику. Зачем?

— Вроде бы Фрэнки ему нравилась… Так сказано в книге… — Я говорил дежурные слова, уже не будучи уверенным ни в чем. Впрочем, в разговоре с Холмсом это было обычным делом.

— Отлично! Заметьте, вы сами сказали об их романе, Ватсон! Теперь рассмотрим письмо Бэссингтон-Ффренча, — продолжал Холмс. — Оно весьма интересно. Заметьте: в нем нигде не описывается убийство Сэвиджа.

— Ну как же… Вот…

Я открыл письмо и почувствовал, что у меня глаза в буквальном смысле глаза полезли на лоб: «Когда он приехал в третий раз, мы привели наш план в исполнение. Мне незачем пересказывать вам, как там все было, вы и так это знаете».

— Не правда ли интересно, — весело продолжал Холмс. — Бэссингтон-Ффренч не описывает, как именно был убит Сэвидж! Вместо этого он отсылает нас к некоему знанию знанию леди Деруэнт — она, мол, знает сама. Откуда же? — прищурился он.

— Бэссингтон-Ффренч имел ввиду, что она продвинулась слишком далеко в расследовании, — пробормотал я.

— Допустим, но что за странная форма исповеди: начинать рассказывать и не рассказать самое важное? Зачем тогда было писать письмо? Но перейдем к интересному. Роджер пишет: «Все удалось блестяще. Мойра завладела деньгами и якобы уехала за границу. На самом деле она вернулась в Стейверли, в Грэндж». Куда же подевались сотни тысяч Сэвиджа?

— Они пошли Бэссингион-Ффренчу, — возразил я.

— Ну это знаем мы с вами, Ватсон, из его письма, — оживился Холмс. — Но обратите внимание: Николсоны не богаты, Роджер щелкает зубами, как волк, где бы добыть денег. Где же сотни тысяч Сэвиджа?

— Не знаю… — вздохнул я.

— Другая странность, — продолжал Холмс. — Мойра как наркокурьер мотается постоянно в Канаду. Зачем ей при таких безумных доходах понадобилось ловить деньги Сэвиджа?

— Они не гнушались ничем… — пробормотал я.

За окном раздался рев паровоза, выпустившего белый пар в хмурое августовское небо. Мы и не заметили, как влетели на большую станцию.

— И куда же уходят все эти миллионы и миллионы, Ватсон? Оба нищи, как церковные крысы, — улыбнулся Холмс. — По меркам высшего общества, конечно.

— Понятия не имею, — согласился я.

— Идем дальше. Письмо составлено грубо, Роджер даже не свел концы с концами. Он пишет: «На пианино он увидел фотографию Мойры и узнал в ней приятельницу Сэвиджа, ведь тот прислал ему ее фотографию». И далее: «В одном оказалась фотография Мойры — не иначе, раздобыл ее у фотографа — вероятно, хотел выяснить, кто же все-таки на ней изображен».

— И где он выловил того фотографа во всей Англии? — спросил я.

— Более того: зачем искать фотографа, если фотографию ему прислал Сэвидж? И главное, Ватсон, а зачем ее искать? Можно спросить у Генри с Сильвией и познакомиться с Мойрой. Заметьте, Сильвия рассказывает эту историю иначе, — протянул мой друг книгу.

 

Чуть позже она показала Франки стоящую на фортепиано фотографию обворожительной большеглазой женщины.

— Это Мойра Николсон. Правда, хороша? Один человек, который как-то приехал сюда с нашими друзьями, был совершенно сражен этой фотографией. По-моему, он просто жаждал, чтобы его представили ей.

 

— Зачем бегать по скалам, если можно просто познакомиться с миссис Николсон, которая живет по соседству? — развел руками Холмс. — Да и фотография как стояла, так и стоит на фортепиано, никто ее не хватал. Но есть кое-что поинтереснее, — добавил мой друг. — Бобби уезжает в Кению управлять плантацией, и Фрэнки вместе с ним.

— Вы сочтете меня тупицей, Холмс, но я не вижу тут ничего странного, — пожал я плечами.

— Не видите? Роджер Бэссингтон-Ффренч и Фрэнсис Деруэнт покидают Англию почти одновременно, — сказал Холмс. — И обратите внимание на финал письма: «Прощайте, моя дорогая, а может быть, аи revoir. Как знать…»

— Холмс! — мне показалось, будто молния мелькнула в моей голове, хотя пока она не переросла во что-то определенное.

— А ведь письмо пришло со штемпелем южноамериканской страны, заметьте, — продолжал мой друг. — Так что теперь Фрэнки.

— Боже правый! Она знает где находится Роджер! — догадался я.

Шерлок кивнул и улыбнулся: он похоже был доволен моим решением.

— Фрэнсис Деруэнт заинтересовала меня с самого начала, — продолжал Холмс. — Дочь лорда, она изначально проявила невероятный интерес к делу об упавшем со скалы в Марчболте. Ее настолько взволновала эта история, что Фрэнки пошла слушать показания Бобби и выудила из него все, что тот знал. Для дочери лорда такой невероятный интерес странен, не находите? — сказал мой друг.

— Она была в тайне влюблена в Бобби… — пробормотал я.

— Однако же в тексте указано, что они давно не общались, — оживился Холмс. — Теперь Френсис, встретив старого друга в поезде, начала демонстрировать поразительный интерес к делу. Именно ее больше всех волнует, чью фотографию увидел Бобби, и что именно делал Бэссингтон-Ффренч.

— Бобби попыталась убить Мойра, подлив ему морфий в пиво… — Я выглянул в окно, глядя на группу пассажиров с багажом, садящихся в наш поезд.

— В том-то и дело! — глаза моего друга сияли, что говорило о проснувшиеся азарте. — Зачем Мойре его убивать, если дело Карстейрса закрыто и даже имя Карстейрс никому не известно? Мельком видел фотографию Мойры? Но не может же Мойра убить всех, кто ее видел когда-либо?

— Но ведь потом Бобби узнал синюю машину доктора Николсона!

— Для меня, Ватсон, это скорее доказательство невиновности Мойры. Зачем ей понадобилось так подставляться? Вполне могла бы приехать в Кардифф и взять машину напрокат, а то и вовсе приехать на поезде. И еще: Мойра якобы боится, что Бобби мельком видел ее фотографию, но не боится приехать на машине мужа? Зато я вспомнил, что Френсис Деруэнт — великолепный шофер.

— Но она первая прибежала к Бобби в больницу… — продолжал я спорить.

— Безусловно. именно это она должна была сделать. Фрэнсис прибегает к Бобби, хотя он ей не жених и не возлюбленный. Удивительно, что пару недель назад они вообще не общались. А еще Фрэнсис сразу выведывает, что именно ему известно об этом деле.

— Френсис использует расследование как прикрытие? — удивленно спросил я.

— Совершенно верно, Ватсон. И вскоре я вам это покажу, — пообещал мой друг. — Но давайте посмотрим, что происходит дальше.

— Потом Фрэнки проникает в дом Бэссингтон-Ффренчей… — пробормотал я, что-то прикидывая в голове — слишком уж невероятной, но удивительно точной мне казалась эта версия.

— Браво, Ватсон! Фрэнсис устраивает аварию у дома Бэссингтон-Ффренчей, делает это она топорно — доктор Николсон едва не вскрыл эту ложную аварию парой вопросов. Ключевой момент: откуда она знала, что ее оставят дома, а не отвезут в больницу или к отцу? Только один вариант: у нее в доме Бэссингтон-Ффренчей был сообщник, который гарантировал, что Фрэнсис перенесут в дом. Как его звали? — прищурился Холмс.

— Роджер! — непроизвольно вырвалось у меня. — Роджер Бэссингтон-Ффренч.

— Именно, — подмигнул Шерлок. — В повести указано, что у них была некая влюбленность. А что если они не играли, а на самом деле были любовниками? Тогда все стало на свои места.

— Но… Зачем Роджеру и Фрэнсис понадобилась эта инсценировка? — не понимал я.

— Из разговора в больнице Френки поняла, что Бобби видел Мойру Николсон и не забудет ее, — спокойно ответил Холмс. — Так отчего бы не скормить ему Мойру? Любовники бросают тень на Николсона из-за его эксцентризма, а заодно Мойра, которая сильно влюбляется в Бобби, невольно подтверждает, что убитый Алан Карстейрс.

— Вы стало быть верите, что это был Притчард? — спросил я.

Холмс не ответил, а продолжал выпускать дым.

— Мойра Николсон в первой беседе рассказывает Бобби про Карстейрса и о своих подозрениях в отношении мужа. Фрэнсис Деруэнт говорит ей, что подозревает Роджера и тотчас пересказывает ему весь разговор с Мойрой. Не правда ли странно: рассказать добытые с трудом сведения главному подозреваемому?

— Глупо, — сказал я.

— Но вполне логично, если Роджер и Френки действуют заодно, не так ли? — спросил Холмс. — Именно Френсис убеждает Бобби, что доктор Николсон — главарь банды наркоторговцев. Но тут у любовников происходят две осечки. Первая: Бобби под видом страхового агента проникает в дом Ривингтонов, и узнает историю Сэвиджа и Карстейрса. Вторая: Роджер, как мы потом узнаем, совершает убийство Генри Бэссингтон-Ффренча.

— Зачем? — искренне удивился я.

— В том-то и дело, Ватсон: видимых причин убивать его не было. Если только Генри не узнал Фрэнсис в подруге Роджера. Кстати, заметьте: там была и Фрэнсис, которая «не услышала» шум выстрела.

— Дьявол! — воскликнул я. — Но Мойра плела небылицы, что ее муж, доктор Николсон, хочет жениться на Сильвии, жене Генри… — сказал я.

— А что, если она сказала правду? — невозмутимо возразил Холмс. — Что если так оно и было? Теперь Сильвия свободна, и наследство уползает. Дадут ли Николсоны развод друг другу, если Мойра любит Бобби, а ее муж Сильвию? А почему бы и нет? — пыхнул мой друг. — Нужно срочно подставить доктора Николсона, что наши любовники и делают…

— Значит… Роджеру после его инсценировки помогла вырваться не Мойра, а Фрэнки?

— И я так думаю, — весело ответил Холмс. — Мойра лежала, опоенная наркотиками. Кстати, доктор, оцените, какую чушь пишет Роджер.

Мой друг открыл книгу и прочитал:

 

Услышав наверху шум, она поняла, что меня сбили с ног. Она тут же вколола себе большую дозу морфия и легла, в кровать. А когда вы все втроем спустились к телефону, она пробралась в мансарду и перерезала веревки, которыми я был связан. Вскоре морфий стал действовать, и к тому времени, как приехал доктор, она и вправду находилась в наркотическом сне.

 

— Невероятно! — вздохнул я. — Это надо сделать расчет с точностью до секунд.

— Я всецело доверяю вам как доктору, — кивнул Шерлок. — А еще надо знать с точностью до секунд, что будут делать Бобби и Фрэнки. Этого Мойра знать никак не могла.

— Зачем же Роджеру понадобилась притащить туда Мойру? — недоумевал я.

— Видимо, Роджеру нужно было продемонстрировать, что Мойра здесь и действует с ним заодно, — охотно пояснил Холмс. — Теперь посмотрите на сцену отравления. Мойра приезжает в дом викария, где живет Эванс, ведет наших «детективов» в кофейню, но видит за окном Роджера с миссис Кейман.

— И Мойра подсыпает им яд в кофе…

— Разве? — спросил мой друг. — Вспомните-ка эту сцену, — открыл он страницу.

 

» — Ну сейчас нам все равно его не достать, — сказал Бобби и направился к столику. — Так что рассказывайте дальше, Мойра.

Он взял чашку кофе. Фрэнки, вдруг оступившись нечаянно, его толкнула, и кофе вылился на стол.

— Извини, — сказала Френки и потянулась к соседнему столику, который был накрыт в ожидании посетителей. Там стояли два графинчика — с маслом и с уксусом.

Бобби не спускал с Фрэнки ошеломленных глаз, а она тем временем взяла бутылочку с уксусом, вылила уксус в пустую чашку, а в освободившуюся бутылочку стала лить кофе.

— Френки, ты что, спятила? — спросил Бобби. — Что ты такое вытворяешь?

— Просто хочу отдать этот чудный кофе Джорджу Арбетноту на анализ, — объяснила Франки и повернулась к Мойре.

— Игра окончена, Мойра! Пока мы сейчас стояли в дверях, я вдруг поняла… А когда я толкнула Бобби, — нарочно, конечно, чтобы он разлил кофе, — то увидела ваше лицо. Вы ведь что-то всыпали в наши чашки в тот момент, когда мы кинулись к двери, посмотреть на якобы стоявшего на улице Бассингтон-Ффренча. Игра окончена, миссис Николсон, или Темплтон, или как там еще вам заблагорассудится себя назвать.

— Темплтон? — воскликнул Бобби.

— Да ты хорошенько на нее посмотри! — воскликнула Френки. — А если она вздумает отпираться, пригласи ее к себе домой и увидишь — миссис Робертс сразу ее узнает.

Бобби внимательно посмотрел на Мойру. Лицо, которое не давало ему покоя, это одухотворенное лицо сейчас исказила гримаса яростной злобы. Прелестные губы раскрылись, изрыгая потоки грязной брани.

Мойра рылась в сумочке.

Все еще пораженный, Бобби тем не менее среагировал мгновенно, он ударил Мойру по руке, в которой был зажат пистолет.

Пуля пролетела над головой Фрэнки и угодила в стену кафе.

 

— Заметьте, Ватсон: факт отравления со стороны Мойры мы знаем только со слов Фрэнки, — поднял палец Холмс. — И вот в чем ее промах: если Мойра — это миссис Темплтон, то зачем ей приезжать в дом викария, где эта самая Эванс может ее легко опознать?

— А в самом деле: зачем? — спросил я. Раздался звонок: наш поезд готовился к отправлению.

— Видимо, Мойра сама искала ключи к убийству. А, может, прибежала к Бобби в поисках защиты, как к любимому человеку, — вздохнул Холмс. — А главное: это доказывает, что миссис Николсон не боится появится в Марчболте и встретиться с таинственной Эванс.

— Но она выхватила пистолет!

— Как типичная американка, — пожал плечами мой друг. — Они порывисты, резки и всегда имеют при себе пистолет. Факт, что Мойра преступница подтвердит в своем письме Роджер, с которым Фрэнки играет заодно.

— Кто же в таком случае был миссис Темплтон? — спросил я.

— Кто? — Холмс посмотрел в окно на мелькавший железнодорожный мост. — «Миссис Темплтон» должна избегать встречи с Эванс. Заметьте, Ватсон: в романе нет сцены беседы наших детективов со служанкой Эванс.

— Боже правый! — воскликнул я.

— Фрэнки, ведя якобы расследование, направляла его в нужное русло, — кивнул Холмс. — Искали полкниги Эванс, но именно с Эванс-то они и не встретились. Искала разгадку смерти Сэвиджа, но ни разу не посетила его могилу с Бобби. А ведь погребальная формула на могиле иногда может двинуть дело в новом направлении! Ведь это очень интересно, Ватсон: мы так и не узнали ни описание смерти Сэвиджа, не увидели его могилы и не узнали, куда делись сотни тысяч.

— Куда же он делся? — я посмотрел на резную ограду станции: она была причудливой в виде геометрических фигур.

— Я могу только предположить. Личность сброшенного со скалы мы знаем только очень приблизительно. Кейманы опознали его как Притчарда. Мойра предположила, что это Алан Карстейрс, но доказательств этому нет. Выясняется, что Мойра с ним была и не знакома или знакома мельком. Эксгумацию и акт опознания тела не проводил никто, если только беднягу не кремировали. И тут, друг мой, меня и осенило: а что если погибший и был Сэвидж?

— Холмс? — я потрясенно смотрел на него, не зная, что сказать.

— Тогда многое становится на свои места. У него мог быть роман с Фрэнки, которая выдавала себя за миссис Темплтон. Роджер и Фрэнки решили воспользоваться случаем и подделали его завещание, убедив Сэвиджа, что у него рак. Но Севидж, узнав об этом, захотел «исчезнуть» и поискать следы тех, кто хотел его убить. Помните в романе сказано, будто он пришел в себя, узнав, что не болен раком?

— Погодите, Холмс… Но ведь мистер Спрэг рассказал о его смерти! — вспомнил я. — Вот:

В общем, в Чиппинг-Сомертон мистер Сэвидж вернулся в крайнем душевном смятении, полагая, что обречен на медленную, мучительную смерть. В его семье, вероятно, уже бывали подобные страдальцы, и он решил избавить себя от грядущих мук, свидетелем коих не раз оказывался. Он послал за поверенным — весьма уважаемым, и из чрезвычайно солидной фирмы, — и тот прямо на месте составил завещание, мистер Сэвидж его подписал и передал поверенному на хранение. В тот же вечер мистер Сэвидж принял очень большую дозу хлорала[36], написав перед этим письмо, в котором объяснил, что медленной и мучительной смерти предпочитает быструю и безболезненную.

Семьсот тысяч фунтов, не облагаемых наследственной пошлиной, он оставил миссис Темплтон, а остальное — перечисленным в завещании благотворительным учреждениям.

Мой друг фыркнул.

— Заметьте Ватсон: свидетелей его смерти Спрэг не назвал, где произошла смерть не сказал, ну а письмо… Мы ведь, кстати, тоже не видели его предсмертное письмо. Даже имя поверенного из фирмы не упомянуто.

— Это так важно?

— Ну, конечно, Ватсон. То неизвестный поверенный, то умерший садовник, то кухарка, которая никого не знает, то Эванс, которую не позвали… На деле-то пшик, — вздохнул с горечью Холмс.

— Он разыграл свою смерть? — не понимал я.

— Возможно, Ватсон. Смерть Севиджа — самый темный момент книги. Мы так и не узнали о ней ничего. Имея на руках фотографию Мойры, Сэвидж пошел искать Эванс. А, может, его просто заманили в ловушку, подсунув фотографию Мойры, и сказав, что это и есть та самая Эванс, которая знает разгадку.

— Зачем? — не понял я.

— А зачем незнакомцу идти вдоль скал? — спросил Холмс. — Он мог бы приехать в Марчболт на поезде, как мы с вами. Куда он шел, мы с вами тоже не знаем. Может, ему назначили встречу с миссис Николсон на утесе, указав, что она и есть Эванс.

— Кто же мог столкнуть его со скалы? — спросил я, хотя, кажется, уже знал ответ.

— Кто мог столкнуть его со скалы? — пожал плечами Холмс. — Тот, кто отлично знает побережье Марчболта. В книге есть важная информация: беднягу столкнули в том месте, где нет ограды. Понимаете, друг мой, как это важно? Ни Мойра, ни Роджер не знают этих мест досконально. Зато Фрэнки, которая росла вместе с Бобби, знает побережье как свои пять пальцев!

Я вздохнул. Это было невероятно, но очень правдоподобно.

— Зачем же Роджер подменил фотографию Мойры?

— Встреча с Мойрой могла бы многое прояснить. Например, она бы опознала Сэвиджа до похорон или кремации — мы ведь понятия не имеем, как его похоронили. Или подтвердила бы, что это вовсе не Карстейрс. Надо было временно отстранить Мойру от этого дела.

— Вот зачем Френки взяла контроль за делом!

—И заметьте. Ватсон, это объясняет нервозность преступников. Теперь, только теперь появились сотни тысяч Сэвиджа. Вот потому преступники и нервничают, как их получить.

— Так вот чем Мойра была так напугана!

— Именно, Ватсон! Она или боялась, что ее бывший возлюбленный был убит, или знала, что Роджер каким-то образом стоит за этой аферой. А, может, подозревала по ошибке своего мужа и в самом деле опасалась, что теперь он разделается и с ней.

— Все же это слишком умозрительно, Холмс…

— Что же, Ватсон, давайте разберем две версии. Версия первая: допустим, погиб Карстрейс, и он шел с фотографией Мойры к Эванс, чтобы она опознала таинственную «миссис Темплтон». Согласитесь, это глупо: ну нашел бы он служанку, она бы, предположим, опознала Мойру, и что? Миссис Николсон бы, пожав плечами, сказала, что первый раз видит этого человека. Стоило ли ради этого убивать срочно Карстрейса?

— В самом деле глупо, — согласился я.

— Вторая версия: убитый был Сэвидж, который шел к Эванс, чтобы узнать кое-какие обстоятельства.

— А какие? — меня и самого уже разжигало любопытство.

— Например, узнать о мисс Деруэнт, которая росла вместе с Бобби. Возможно, именно она и скрывалась под именем «миссис Темплтон». А фотографию Мойры Севидж носил, как человека, который знает имя «миссис Темплтон». Возможно, он думал, что она и есть эта самая Эванс…

— Выходит, у Севиджа был роман с Френки? — я все еще не мог поверить в услышанное.

— Почему бы и нет? Она ведь куда-то исчезла надолго в начале романа, — охотно ответил Холмс. — Уехав заграницу, Френки и Роджер могут затребовать наследство, обвинив во всех грехах Мойру.

— А к какой версии склоняетесь вы сами, Холмс? — спросил я, глядя на сосновый бор, замелькавший в предвечерних лучах солнца.

— Я могу лишь предположить. У Фрэнки был роман с Сэвиджем под именем миссис Темплтон. Ему подсунули фотографию Мойры (она или Роджер), указав, что миссис Николсон ждет его на утесе, чтобы сообщить подробности. Фрэнки, прекрасно знавшая эту местность, сбросила его со скалы, а Роджер забрал фотографию Мойры.

— А что же тогда означала его фраза: «Почему же они не спросили Эванс»?

— Кто эти «они», Ватсон? Полагаю, он говорил о служащих конторы, которые искали миссис Темплтон, в пользу которой было составлено завещание. Или почему не спросили Эванс, которая знает…

— Кто миссис Темплтон?

— В этом и была ошибка Роберта, друг мой, — снова чиркнул спичкой Холмс. — Он прицепился к словам умирающего: «Почему они не спросили Эванс?» А следовало бы ответить на два более важных вопроса: «Зачем незнакомый человек пошёл в Марчболт по горной тропе над морем?» и «Откуда убийца так хорошо знал это побережье?»

— А фраза…

— Честно говоря, Ватсон, она бессмысленна, если понять её буквально, как поняли герои. Почему не позвали горничную освидетельствовать завещание? Не захотели — не позвали, их право. Не спросили Эванс, кто такая миссис Темплтон? Ну мало ли, что там думает служанка!

— Но это был не предсмертный бред… — уверено сказал я.

— Могу только предположить, что беднягу заманили в ловушку на утёс, — пыхнул Холмс. — Например, направив фальшивое письмо, что Эванс (возможно, Мойра?) знает ответ о ложном диагнозе Сэвиджа. И приложили к нему фотографию Мойры.

— Ну, это только предположение, — я решил чуть поддеть моего друга.

— Однако оно покоится на одном косвенном доказательстве, — охотно отозвался Холмс. — В своем последнем письме Роджер пишет: «Когда опустился туман, я тихонько к нему подкрался и резко толкнул — только и всего». Но ведь чтобы это сделать, надо быть прекрасным альпинистом! Надо идти по пятам этого человека через скалы, не вызывая шума, то есть прячась в расщелинах, надо прятаться при малейшем шорохе…

— Это могут только специально обученные военные, — кивнул я.

— Значит, Роджер врет, — невозмутимо отозвался Шерлок. — Скрывает и здесь правду. Гораздо реалистичнее заманить беднягу в какое-то место и там ликвидировать. И обратите внимание снова, Ватсон, как точно выбрано место! Доктор Томас говорил: «Сколько раз я говорил нашему муниципалитету, что здесь необходимо поставить ограждение». Убитому без сомнения назначили встречу в этом месте.

Мы помолчали. Колеса поезда отчаянно стучали.

— Куда же в таком случае делся Алан Карстрейрс? — спросил я.

— Возможно, вернулся в Канаду или уехал в Африку на охоту, — пожал плечами Холмс, — запрос в Оттаву о его личности не посылал никто. Но я не исключаю, что под именем Карстрейрса действовал сам Сэвидж. Он привлек внимание к фотографии миссис Николсон, но не пожелал с ней знакомится. Почему же? Да потому что ему нужно было прикрытие для поиска Фрэнки и Роджера!

Я молчал, не зная, что ответит. Сейчас я словно открывал для себя новую книгу — ясную и понятную.

— И обратите внимание, — продолжал мой друг, — Роджер нигде не назвал фамилию Мойры. Только упомянул, что ее в пятнадцать лет искала полиция. Но ведь по запросу фамилии американская полиция сразу подтвердит или опровергнет этот факт! А так она и осталась… безымянной.

— Боже, как несправедливо! Теперь мне жаль бедную молодую женщину, — вздохнул я.

— Гм, Мойра.... — Холмс повертел в руках трубку. — Миссис Николсон допустила важный промах. Она, к сожалению, не насторожилась, когда следовало; почему в доме Бэссингтон-Ффренчей стоит ее фотография на фортепьяно? Она им кто?

— Да, кстати! Подозрительный факт. — Согласился я. — Откуда у них эта фотокарточка? Зачем?

— А следовало, ох как следовало обратить на это внимание, Теперь Роджер получил возможность делать фотографии с портрета Мойры и рассылать их под именем «миссис Темплтон» или «Эванс».

— Так вот почему у дома Эванс испуганная Мойра тянула Бобби в кафе и кротко говорила, что должна сказать что-то важное! — догадался я.

— Конечно, Ватсон! Она поняла, что преступник Фрэнки и не знала, как отделить Бобби от нее. И именно поэтому она так мялась при Фрэнки, не рискуя начать свой рассказ.

— Они ведь с Бобби похоже искренне полюбили друг друга... — с горечью сказал я.

Холмс улыбнулся и посмотрел в окно.

— Детектив тем и хорош, Ватсон, что мы сами может написать концовку. На часах без четверти семь. Сегодня мы уже не успеем, но завтра пойдем в Скотленд-Ярд и оправдаем миссис Николсон. Надеюсь, — сверкнул он глазами, — они будут счастливы с Бобби.

В его глазах блеснули искры. Я всегда знал, как врач, что мой друг холерик.