Пропасть (гет)

Эти рождественские каникулы Драко впервые проводил в Хогвартсе. Ехать домой он не решился: не хватило бы сил вернуться обратно, чтобы завершить начатое. Его тошнило от этой всеобъемлющей предпраздничной суеты, от этой беспричинной радости и от того, что теперь он не мог разделить ее с теми немногими людьми, коими действительно дорожил. Едва ли ему приносило удовольствие находиться там, где теперь буквально всё упорно напоминало о проклятом долге. Здесь он казался совсем чужим. Словно и не было этих шести лет учёбы.

В последнее время его остерегались даже друзья. Они замолкали, едва заметив его приближающимся к своему привычному месту в столовой, в библиотеке — везде. И как же раздражали эти жалостливые, внимательные взгляды! Словно он был жертвой, пешкой, словно он не хотел этого, словно его заставили принять Метку. «Но ведь не хотел...» — твердило упрямое подсознание, и он ненавидел себя ещё больше, когда не мог противиться предательскому внутреннему голосу. Стоило признать, что они и впрямь слишком хорошо его знали. Ему нужно было держаться от них подальше. Это казалось правильным, если бы не навязчивое желание сброситься с башни от жуткого, давящего чувства одиночества.

Он избегал компаний и почти начинал привыкать к новому образу жизни. Это вполне отвечало его ожиданиям, нужно было довольствоваться своим ничтожным положением, потому что иначе и быть не могло. Пожиратели всегда рисковали оказаться в немилости. Ему не на что было жаловаться. Потерять немногочисленных друзей, стать изгоем и убийцей — это было закономерно. И вместе с тем эта мучительная, чудовищная тоска по прежней жизни пожирала его. Всё его существо восставало против этой бессмысленной жестокости. Он ждал ненавистной развязки с нетерпением и одновременно боялся ее до дрожи.

Это Рождество обещало быть последним светлым событием в его жизни, несмотря на то что проводил он его вдали от дома. Но Малфой всё же отказался прийти на праздник, который самовольно организовали старшекурсники; они, очевидно, были этому только рады. Ему не было места среди них. В конце концов, разве не этого он добивался? Школа опустела, вокруг не было никого, кто смог бы теперь помешать ему осуществить свой замысел. В одиночестве стало спокойнее, возможность не слышать глупой, раздражающей болтовни Крэбба и Гойла, отдохнуть от чрезмерной заботы Пэнси почти осчастливила его. Ему теперь предстояло хлопотать лишь об успехе задуманного дела. Всё шло по плану; по крайней мере, он внушал себе эту мысль каждый день, с небывалым упорством исполняя свой «свящённый» долг.

Утро после рождественской ночи выдалось неприветливым, за окном бушевала метель. Это его огорчило: словно сама природа обрушила на него свой первозданный, неистовый гнев. Он выбрался из спальни и поскорее направился в столовую, решив приступить к делу как можно раньше. В воздухе парили цветные крендельки; посреди зала, раскинув свои пушистые изумрудные лапы, стояла громадная ель, украшенная множеством двигающихся магических игрушек. На ее ветвях танцевали золотые человечки, мерцали звезды и качались переливающиеся шарики-калейдоскопы. Совсем по-детски. На плечи мягко сыпался волшебный пуховый снег. Он закатил глаза, наткнувшись на ледяного человечка, дружелюбно машущего ему своей прозрачной, как будто стеклянной рукой. За столом преподавателей шла оживленная беседа.

Малфой с содроганием в сердце заметил Снейпа, как всегда отрешенного и задумчивого. Он взглянул на него привычно сурово-жалостливо, и Драко, ощутив слабость в ногах, поспешил присесть за стол. Этот взгляд — безмолвный упрёк-утешение — убивал его, хлестал по щекам, размазывал по стене. Малфой не мог есть. От нечего делать он огляделся по сторонам. По-видимому, празднование и впрямь выдалось грандиозным: в столовой оказалось не больше дюжины студентов. Он усмехнулся, разглядывая их утомленные, вялые лица. Они собрались за общим столом и тихо, почти осторожно переговаривались друг с другом. Жалкое зрелище. Малфой мог бы злорадствовать сколько душе угодно, если бы в дверях внезапно не появилась Грейнджер, неизменно бодрая и серьёзная, с привычно горделивым гриффиндорским взглядом, который едва ли можно было с чем-то спутать. Он против воли стал украдкой коситься в ее сторону. Неужели Поттер и Уизли оставили свою подружку в одиночестве справлять Рождество? Это отчего-то вызвало неприятное удивление. Грейнджер выглядела задумчивой, она покрутила в пальцах яблоко и отложила его в сторону, опустив глаза в землю.

Маклагген (Малфой его терпеть не мог), все это время беззастенчиво разглядывающий ее, поспешил присесть рядом и как бы невзначай коснулся ее плеча. Она вздрогнула и нахмурилась, но в следующую секунду изобразила улыбку, неохотно ответив на его приветствие. Драко фыркнул. Как глупо было с ее стороны позволять этому типу подобные вольности! Он ведь даже не пытался прятать слащавого взгляда. Подумать только, ему казалось, что он выглядит очень даже эффектно! Малфой с трудом сдержал смех. Эта картина на несколько мгновений завладела его вниманием. Он был почти весел, когда Маклагген вдруг бесцеремонно обнял ее плечи одной рукой и принялся с отвратительной улыбкой что-то нашёптывать ей на ухо. Грейнджер была явно смущена и растеряна; она вспыхнула, всячески стараясь скрыть свою досаду. Сколько же в ней было ненужной деликатности, сколько чрезмерной вежливости! Драко гадливо поморщился и, не отрывая глаз от этих двоих, допил остывший какао. Ему было мерзко.

Грейнджер, по-видимому, не улавливала смысла сказанных им слов; она лишь прилагала всевозможные усилия, чтобы скрыть собственную неприязнь и оказаться в почтительном отдалении от него. Напряжение во взгляде выдавало ее с головой, но Маклаггену, кажется, было все равно. Он никогда не мог похвастаться проницательностью. На все ее тщетные попытки отвоевать личное пространство он отвечал лишь крепкими, приторными полуобъятиями. Драко в очередной раз поморщился и продолжил усиленно наблюдать, совсем не замечая, как крепко сжал в руке чашку. Маклагген попытался поцеловать ее в щеку — чашка лопнула. Малфой вздрогнул. Грейнджер чудом избежала этого недоразумения (поцелуя) и то ли от волнения, то ли от резкого шума подскочила с места, наконец вырвавшись из его объятий. Драко заскрежетал зубами, сетуя на собственную неосторожность. Он просто был зол, что привлёк к себе лишнее внимание и… больше ничего не мог придумать в своё оправдание. Она бросила беспокойный взгляд в его сторону. Все присутствующие с любопытством уставились на неё. Все, кроме, Снейпа, который пристально наблюдал за ним. Драко нервно сглотнул, чувствуя себя круглым дураком. Он боялся этого больше всего на свете. Снейп был чересчур проницателен, он бесцеремонно рылся в его глупом сердце, как будто ему это было позволено. Разве всё выглядело таким очевидным?

Малфой выждал не больше минуты и поднялся, чтобы уйти прочь. Ему давно пора было закончить с завтраком и приступить к важному делу. Нетерпение и любопытство торопили его, в груди бесновалось сердце; мысли путались, он по-прежнему думал о том, что увидел несколько мгновений ранее. Как глупо было именно сейчас вспомнить об этой нелепице! Драко нервно усмехнулся, но резко посерьёзнел: ему на мгновение почудилось, что кто-то следует прямо за ним. Он остановился и настороженно огляделся: в коридоре было пусто. Из груди против воли вырвался судорожный вздох.

Он скользнул на лестницу и добрался до восьмого этажа, поминутно озираясь по сторонам и крепко сжимая торчащий из рукава кончик палочки. Тревога почти отступила. Почти. Если бы позади вдруг не послышался странный шорох. Кровь с шумом хлынула к вискам. Он на мгновение оцепенел, чувствуя пробегающий по коже страх. Теперь чье-то неуместное присутствие стало очевидным. На смену растерянности внезапно пришла злоба. Малфой развернулся, всеми силами стараясь унять неистовую ярость. Кто бы это ни был сейчас, он рисковал — по меньшей мере — собрать на свою голову с десяток проклятий. Драко, дрожа от нетерпения, завернул за угол и вновь в изумлении замер, увидев перед собой Грейнджер. Ну конечно.

Она опасливо посмотрела на него и незаметно поежилась, по-видимому, смиренно ожидая неизбежной трагедии, хотя ничто не могло умалить ее дьявольской гордости. Отважная гриффиндорка с пылающим взглядом. Драко молча издевался над ней, он был настолько зол, что не знал, как распорядиться своим гневом. Кровь его закипала, и он чувствовал, что вот-вот потеряет всякое терпение, обрушив шквал ненависти и желчи ей на голову. Она ждала, бледнея с каждой секундой все больше, но сохраняя в своенравном изгибе губ отвратительное достоинство. Он молчал. И эта тишина давила на них. Гораздо уместнее было бы обменяться оскорблениями, предпринять хотя бы что-то. Малфой недоумевал: в голове была пустота, гнев его был невыразим. Он разучился говорить? Проклятье!

— Что, грязнокровка, шпионить вздумала? — наконец произнёс он, до побеления костяшек сжимая в пальцах палочку. Вышло угрожающе, но не так убедительно, как ему хотелось.

Грейнджер выдохнула. Он не собирался ничего предпринимать, просто не знал, что делать с ней дальше. Она покачала головой, словно решив подыграть ему. Но она не боялась! Его взбесило это. В конце концов, с каких пор он стал таким великодушным? Неужели ей все сойдёт с рук? Из головы вылетели все ругательные слова, все изощренные варианты наказания. Он поморщился, когда новая волна гнева с лихвой захлестнула сердце. Нужно было что-то срочно предпринять: что угодно, что-то в его стиле… Он судорожно соображал. И его наконец осенило.

Он приставил палочку к ее горлу, и она напряглась. Замечательно. Это было то, чего он добивался все это время: она боялась его. Это было правильно. Но он не чувствовал удовлетворения, все внутри протестовало против этих действий. Тело едва слушалось его. Должно быть, Грейнджер точно поняла, что он блефует. И будто в подтверждение его догадки она принялась внимательно вглядываться в его лицо, а затем… затем осмелилась встретиться с его глазами. Что-то в них настолько сильно её поразило, что ее дыхание на миг прервалось. Драко и сам вздрогнул, тотчас испуганно пряча взгляд. Сердце его забилось чаще. Она смотрела на него с жалостью, хотя сама сейчас стояла с приставленной к ее горлу палочкой. Парадоксальная и почти смешная картина.

— Смотри, как бы тебе жестоко не поплатиться за своё любопытство... — только и всего. Он сам был изумлён, услышав, как эта слабая угроза сорвалась с его губ. Ему казалось, что она рассмеется прямо сейчас. Это уничтожило бы его на месте. Он не мог ей этого позволить. Палочка сильнее впилась в ее горло. Грейнджер по-прежнему оставалась хладнокровной, ее проникновенный взгляд скользил по его лицу, усердно пытался что-то прочитать на нем. Она же так любила разгадывать загадки, она же всегда была чересчур чувствительна! Драко ощущал бессилие перед нею. Его руки слабели от легкой дрожи.

— Снова твои пустые угрозы, Малфой, — вдруг произнесла она с изумительным спокойствием, он почти вздрогнул, услыхав этот тон. Его начинало трясти, он сильнее надавил на рукоятку палочки.

— Снова твоя безрассудная гриффиндорская смелость, — с его губ сорвалась презрительная, желчная ухмылка, — только на этот раз ее может быть недостаточно... Поттер и Уизли тебе не помогут.

— Я в состоянии защитить себя, Малфой, — возразила она. — Особенно от тебя.

— Да ну? Если ты про пощечину на третьем курсе, то это вовсе не значит, что я позволю тебе сделать это снова.

— Просто прекрати весь этот цирк и сейчас же отпусти меня, — устало произнесла она.

— А если нет? Натравишь на меня Маклаггена? — Драко был доволен тем, что наконец вывел ее из состояния равновесия, хотя эти слова давались ему с трудом: он не мог без отвращения вспоминать о том, что видел несколько минут назад в столовой.

Она лишь фыркнула. Он приподнял брови и, приблизившись, стал с неведомым волнением вглядываться в ее черты. Впервые за долгое время ему выдалась такая возможность. Она была красива в своей простоте и естественности. Совсем не как Пэнси или Астория. Это была другая, совершенно чистая и непосредственная красота. Грейнджер вспыхнула то ли от злости, то ли от смущения. Драко нервно сглотнул. Он был настолько ослеплён своей яростью, что совсем позабыл, кто сейчас стояла перед ним. Лучше бы ему вовсе не смотреть на неё. В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось.

Он внезапно убрал палочку и отшатнулся. Грейнджер оттолкнулась от стены и выпрямилась, по-прежнему не сводя с него глаз. Она казалась подозрительной, но наверняка не допускала и мысли о том, что на какое-то ничтожное мгновение смогла пробудить в нем что-то, кроме жгучей ненависти. Это было нелепо. Он и сам в это не верил. Боролся с глупым наваждением, пытался усмирить сердечную бурю — лишь бы она ничего не поняла... Нужно только отделаться от всего этого, нужно поскорее уйти, и тогда обязательно станет легче. Он почти было развернулся, но земля вдруг стала предательски уходить из-под ног. В голове все помутилось.

— Эй! Что с тобой? Малфой! — ее голос звучал словно через толщу воды.

Она оказалась рядом в считанные секунды и чудом успела схватить его за плечи. Он внезапно вынырнул из странного предобморочного состояния, в глазах все мгновенно прояснилось. Она смотрела на него с беспокойством, не отнимая рук, по-прежнему крепко сжимая его плечи. Драко проклинал себя за слабость, он даже не мог противиться этим прикосновениям, да и не хотел. Бессонница и хроническая усталость сказались на его состоянии, он не помнил, когда в последний раз не испытывал голода, страха и боли. Он напоминал безликую тень. Лицо Грейнджер исказилось. Она заметила. Заметила, что он медленно умирает, что ему нужна помощь. Он не на шутку испугался и предпринял попытку выпрямиться, но с трудом удержался на ногах.

— Отпусти, — прошептал слабо.

— Тебе нужно к мадам Помфри, — возразила она. Вздор! Ему нужно… исчезнуть, забыться.

— Отпусти меня, — с раздражением произнёс он, отталкивая ее руку. Грейнджер разжала пальцы.

Тошнота подступала к горлу, в висках гудела кровь. Он, как привидение, побрел неровной поступью по длинному тёмному коридору, чувствуя, как она смотрит ему вслед. Должно быть, жалеет. Зануда с огромным сердцем. Пару раз споткнувшись, но удержавшись на ногах, Драко добрался до своей кровати и пролежал несколько часов. Жуткие сновидения и мрачные воспоминания то и дело вспыхивали в его воспалённом мозгу. Он бредил, забывался в коротком беспокойном сне, просыпался, судорожно дыша и сгребая под собой постель. Тело его горело. Терзаемый страшной агонией, он безмолвно кричал где-то глубоко внутри себя. Эта чудовищная мука закончилась лишь к вечеру.

Драко очнулся в холодном поту и вздрогнул от ужаса. Перед ним стояла она. В легкой небесно-голубой мантии, с ослепительно горящими глазами, такая счастливая и осязаемая. Он поморгал и чуть было не взвыл от досады, когда такой реальный, такой прекрасный и светлый образ печально растворился в вечернем мраке. Впервые ему на ничтожное мгновение стало хорошо, но затем все вернулось на круги своя. Он готов был цепляться за этот мираж, жить этими призрачными, обманчивыми воспоминаниями, такими редкими среди множества тоскливых и болезненных.

Драко в нетерпении мерил шагами шумный коридор, в тысячный раз проклиная медлительность Пэнси. Она вышла к нему с очаровательной улыбкой, но тотчас насупилась, не услыхав от него ни единого комплимента. Он был слишком раздражён ожиданием и только бросил на неё укоризненный взгляд. Они едва подоспели к началу вечера и нырнули в бушующую толпу. Гул множества голосов сливался с величественной торжественной музыкой. Кругом царила атмосфера грандиозного праздника. Пэнси обернулась, глаза ее горели восторгом. Она кое-как нашла его руку и, крепко стиснув ее, потянула Драко в сторону.

— Знаешь, Драко, я приготовила тебе подарок... — промолвила она, рыская в своей маленькой блестящей сумочке.

Малфой перевёл скучающий взгляд на толпящихся у парадных дверей Поттера со своей партнершей и Уизли, вид которого чуть было не заставил его расхохотаться, но он не успел и глазом моргнуть, когда среди присутствующих мелькнула фигура в голубой мантии. Драко обомлел, узнавая в этой прекрасной незнакомке Грейнджер; она гордо прошествовала мимо толпы под руку с Виктором Крамом, на несколько мгновений заставив всех изумленно замолкнуть. Пэнси тоже торопливо подняла голову и потеряла дар речи. Ее походка была невероятно легка и грациозна. Она очаровательно и с толикой смущения улыбалась своему спутнику, щёки ее горели алыми маками. Драко был в растерянности, он против воли затаил дыхание, пристально наблюдая за ней, за каждым ее жестом и движением. Она больше походила на неземное существо, сотканное из нежной, сверкающей небесной парчи. Как вейла.

— Не понимаю, как он мог пригласить ее... — недовольный голос Паркинсон послышался где-то совсем рядом, но он не сразу уловил смысл сказанных ею слов. — Драко, я надеюсь, тебе понравится... Драко?

— Что? — рассеянно спросил Малфой, оборачиваясь к ней.

— Это тебе, с Рождеством! — Пэнси протянула ему небольшую коробочку. В ней были серебряные запонки; кажется, даже со змеиным рисунком. Драко любезно, но холодно поблагодарил ее за подарок, толком не взглянув на него. Мыслями его целиком завладела Грейнджер, та, которую он видел словно в первый раз.

В груди его что-то тревожно всколыхнулось. Весь оставшийся вечер он не сводил с неё глаз, с восхитительным трепетом ловил интонацию ее улыбок, ее смеха и ее взглядов. Хотя она, конечно же, даже мельком не смотрела в его сторону. По правде говоря, он и не надеялся. Только если где-то в глубине души, украдкой, отчаянно-наивно и одновременно дерзко. Виктор неотступно следовал за нею, и она, кажется, была действительно счастлива. Ей никогда бы не пришло в голову, что Малфой — этот позёр и задира — был ею совершенно очарован без всякой магии. Быть может, это было и к лучшему, вот только он навсегда потерял покой: словно она была искусством, к которому нельзя не то что прикоснуться — приблизиться. Ему было сложно отделаться от впечатления, что на свете не было ничего прекраснее ее образа. Как он жил до этого момента? Без созерцания ее красоты. И как он собирался жить теперь? После этого грандиозного прозрения. Он был опустошён. Стоило ей попасться ему на глаза — и в памяти оживал тот волшебный вечер. Это больше походило на затяжную болезнь. Она — навязчивая мысль в его безумной, шальной голове. Ее отважный взгляд, ее высокомерный тон, ее ужасно-прекрасные волосы. Глупо было надеяться на взаимность: он не мог поступиться своими принципами, она никогда не простила бы ему все нанесённые обиды и оскорбления. Между ними была непреодолимая пропасть.

Драко тяжело вздохнул, проклиная собственную мечтательность. Грейнджер только мешала его планам. Она была виновата в том, что он столько лет жил одним-единственным воспоминанием, она дерзнула завладеть его сердцем, она уничтожила его своим ледяным равнодушием; и даже теперь, когда он ступил на тропу беззакония, она снова вмешалась в его дела: он ведь так и не добрался до Выручай-комнаты этим утром.