Шлюха (гет)

Она была шлюхой. Жалкое насекомое, родившееся в грязи лондонских подворотен. Живущее в ней. Дышащее смрадным воздухом похоти и порока.

Никто не знал её имени. Для всех она была просто — Она.

Её иногда ещё называли бабой. Или тварью. Или сукой.

Она принимала клиентов, как будто лузгала семечки: равнодушно уставясь в одну точку, пока её, схватив за ляжки, обхаживал очередной любитель дешёвой плоти.

Она задирала подол так часто, что могла бы вообще не носить платьев.

И презирала мужчин за то, что они были так предсказуемы.

Их интересовало одно — её щель. Горячая, сухая и бесплодная.

Закончив свои дела, они клали в её немытую ладонь несколько монет.

Ради этого мгновения Она терпела натужное пыхтение старичков, грубость взрослых жуликов и торопливость промышлявших воровством мальчишек, кончавших на первом или втором движении. Горячий стыд за недолгое пребывание в теле шлюхи делал из юнцов мужчин. Они уходили погрубевшими, исполнившись превосходства над ней и позабыв свой короткий позор.

Природа то ли в наказание, то ли в отместку лишила её возможности что-либо чувствовать. Хотя, в известном смысле, это можно было назвать и милосердием.

Занятие давало ей возможность не подохнуть с голоду и иметь крышу над головой.

Она любила леденцы и дешёвое сладкое вино, которым её иногда угощали пьяные клиенты.

А ещё у неё была мечта. И в жалких мозгах иногда возникает нечто необычное. То, что даже самым примитивным существам даёт смысл жить.

Мечта была недосягаемой, потому что была прекрасной и стоила огромных денег.

По вечерам, если клиентов было немного, шлюха ходила любоваться на неё.

Она с упоением представляла, как однажды её заветное желание сбудется.

Она была готова продать ради этого душу и часто неумело молилась, выпрашивая у судьбы вожделенный подарок.

Её мечтой была красивая безделушка.

Веер, выставленный в витрине модного магазина.

* * *

С виду это был обычный нетерпеливый клиент.

Не пьяный, хотя и вёл себя странно. Его отливавшие жёлтым глаза болезненно блестели.

Он был очень высок и прятал своё лицо.

Наверное, поругался с женой, и та расцарапала ему физиономию.

Хотя, возможно, он был психом — ей было всё равно.

Она привела его к себе в каморку, как и многих до него.

Он, словно раздумывая, стоит это делать или нет, неуверенно снял широкополую шляпу, размотал шарф, и шлюха увидела его покрытое уродливыми шрамами лицо, похожее на сшитое из лоскутов одеяло.

С ним явно что-то было не так. Он смотрел, не мигая, словно то, что готовился совершить, казалось ему святотатством.

Перехватив её встревоженный взгляд, заскрипел зубами от непонятной ярости и пальцами загасил фитилек свечи.

«Псих», — уверилась шлюха в своём подозрении и потянулась руками к штанам клиента.

Пять, десять минут — вряд ли его хватит надолго.

Но он отстранил её от себя.

Она не удивилась, когда он развернул её к себе спиной, и приготовилась встать на карачки: её часто брали вот так, по-собачьи. Это было даже лучше: мужчины рычали от похоти при виде её покорности, называли продажной сукой и очень скоро, тяжело дыша и сквернословя, выбрасывали белый флаг.

Потом расплачивались и уходили ещё до того, как Она успевала запомнить их лица.

Но этот клиент не спешил.

Она почувствовала его губы на своей шее. Ладони нежно сжали её груди, давно привыкшие к щипкам.

Он гладил и целовал её плечи, шептал какие-то глупые слова на языке, которого Она не понимала.

Неумело ласкал. Медлил, будто не знал, что делать дальше.

Его руки дрожали, выдавая возбуждение и страх оплошать.

На секунду у неё даже мелькнула мысль: может, он ещё никогда не был с женщиной? Это объяснило бы его робость, естественную для мальчика, но странную для взрослого мужчины.

Шлюха охнула, когда её тело отозвалось на его прикосновения. От сосков к низу живота пополз щекочущий холодок.

Она сжалась от необычного ощущения, которое было приятным, но лишним.

Ненужным.

Опасным.

Ей захотелось, чтобы клиент побыстрее убрался.

«Кристина...» — пробормотал он, забывшись, и шлюха брезгливо скривила губы: он был не первым, кто представлял на её месте другую женщину. Она презирала слабаков, неспособных затащить в постель предмет своих мечтаний и вместо этого с грязным вожделением тычущихся в её доступное тело. Хотя с таким уродом вряд ли кто захотел бы иметь дело.

Она не ошиблась: когда дошло до главного, мужчина выдержал не дольше нетерпеливых мальчишек.

Несколько судорожных движений, долгий удовлетворенный стон, и всё.

Уткнувшись ей в шею, клиент всхлипнул то ли от стыда, то ли от разочарования, что его ласки были отданы не той, которую желал по-настоящему.

Она с облегчением вздохнула: наконец-то этот сумасшедший уберётся вон!

Шлюха услышала, как он чиркает спичкой, зажигая свечу, и кладёт на стол монеты.

Одна, две, три. Всего три медяка?!

Она с возмущением повернулась, но визитёра уже и след простыл.

Шлюха разразилась ругательствами, как вдруг запнулась на полуслове и замерла: на столешнице, покрытой пятнами от сальных свечей, блестели три соверена.

Не может быть! Фальшивые!

Она осторожно, словно боясь спугнуть чудесное видение, подошла поближе и, схватив одну из монет, попробовала её на зуб.

Это был соверен с профилем королевы Виктории.

Настоящее полновесное золото.

Надоумил ли клиента сострадательный ангел, нашептал ли ему на ухо бес-искуситель — шлюхе было всё равно.

К ней привалило сказочное богатство!

Теперь её мечта сбудется!

Она бросилась к сундуку. Порывшись в нём, извлекла оттуда одежду, которую ещё можно было счесть чистой.

Шею закрыла лазоревой косынкой, а на голову надела свою единственную шляпку с изумрудным пером.

Повертевшись перед осколком зеркала, сбежала вниз по лестнице.

Она снова ощутила себя четырнадцатилетней девочкой, у которой оставался ещё почти целый год беззаботной жизни.

* * *

Утром под одним из мостов бродяги нашли тело женщины, в которой безошибочно можно было опознать жрицу продажной любви.

Её голова была пробита, на растрёпанных волосах и переломленном пополам изумрудном пере шляпки запеклась кровь и виднелись безобразные тёмные сгустки.

Скорее всего, какой-то грабитель прознал, что у шлюхи завелись лишние деньги, и решил присвоить их себе. Орудие преступления — большой острый камень — валялось у ног погибшей.

Подол её грязного платья был задран почти до самых бедер.

В руках она держала красивый дорогой веер, покрытый бурыми пятнами.

Мёртвые глаза, такие же серые, как нависшее над городом небо, были открыты, и в них застыло лукавое, почти кокетливое выражение.

Как будто смерть настигла женщину в момент, когда та была очень счастлива.