Седьмой цвет радуги (джен)

Однажды в этот город пришло лето. В город, где всегда цвела осень. Где распускались красные клёны, росли горчичные и алые бессмертники и целозии. Где в воде отражался закат, путаясь с багрянцем и золотом раскидистых рябин и свечек-осин. Ольха с сотню лет не стояла в нарядном белом платьице, из-за которого её порой можно было принять за привидение. Даже вековечные ели — и те приобрели пыльный, жухлый оттенок коричневого, как и стоявшие по соседству дубы, которые уже и позабыли, когда их листья начали стареть.

Красный и золотой, охряной, бордовый — глаза людей привыкли к ним и не думали даже, что бывает иначе. Прозрачная дымка в воздухе смягчала линии объектов, запах костров и свежей осенней листвы — гладкой, суховатой и влажной, лучи солнца сквозь паутину водяных капель и струи восхитительно упругих дождей — это был их мир. Мир, который не менялся так долго, что не осталось тех поколений, что помнили его другим.

По мостовым шли, стуча каблучками, туфли молодых людей. Цветные красно-кирпичные плитки мозаикой кружили головы. Морщинистые стволы деревьев окрашивались мягким закатом. Иногда, когда солнце вставало или было в зените, на их стволах появлялось золотое напыление. Жизнь цвела, и её цвет был цвета крови.

Голубые небеса дарили миражи осени в пустыне.

Только радуга — единственная несла тот непонятный цвет, который не встречался нигде и не производился никем. Поэтому художники её рисовали шестицветной с большей шириной переходных оттенков. Настоявшийся гибискусный красный, озорной оранжевый ноготков, закатный и рассветный желтый, голубая гладь озёр, воздушная синь небес и цвет густых сумерек.

Привыкнув к такой жизни, не видя и не зная другой, люди не мечтали. О том, что мир может быть раскрашен в тот самый цвет, который был не понят никем. Он не вписывался в их понятия о цвете. Странный.

Но однажды в город пришел человек — бесцветный, как о нём сказали бы люди. Он не выделялся ни одеждой серого хмурого неба, ни сгущенным оттенком сумерек, не был белым или цветным. Его не раскрасила осень, не облило приветствием солнце. Он был обычный — как многие.

Он принес с собой за пазухой в маленькой баночке до черноты темный цвет — седьмой цвет радуги. Он сел на лужайке в парке, достал кисть, воду, что зачерпнул из фонтана, и краску.

Он принес с собой лето. Солнце, закатываясь за горизонт, всеми лучами цеплялось за небо, любопытствуя, желая узнать, что же это такое сотворили с миром, почему он вдруг переменил цвет. Ему так не терпелось разглядеть все изменения в подробностях, что следующее утро наступило всего через несколько часов. Солнце катилось по небу, так и эдак смотрело на цвет, название которому оно не знало. Опустив свой взор вниз, оно заметило своё отражение в воде. Ослепительно желтый лучистый шар, глубокое синее небо и — умопомрачительным контрастом — новый цвет листьев, травы, на которых светлыми пятнами рассыпаны остались прежние цветы. Увиденное так понравилось ему, что, не желая уходить, солнце надолго зависло в зените. Ему и самому стало жарко, но так оно радовалось, так не могло насмотреться, так захватывало дух, что сдвинуться было для светила невозможным! Только когда сбежались тучи, закрыли собою землю, оно нашло в себе силы переползти дальше — чтобы подглядеть за краешек туч, что же ещё в мире творится…

А в других местах — где было так же, как раньше, где было окрашено… Сутки промчались незаметно. Взойдя над горизонтом вновь, после совершенного круга, солнце, потрясенное, нахмурилось. Омрачился его лик, потемнело небо — дождем смыло тот чудесный цвет, на который даже оглядывались люди, подолгу глазели или проходили мимо — но даже последние не оставались равнодушными. Так расстроилось солнце, так захотело вернуть тот чудесный, неизвестный, новый цвет, что из глаз его покатились слёзы. По каплям, сливаясь в поток, они устремились к земле, оседали на неё…

Бесцветный человек стоял под солнечным дождем с пустой баночкой и улыбался.

— Стоило второй раз довести тебя до слез, чтобы ты вспомнил о том, какой мир любили мы с тобой, дорогой брат… Сколько лет прошло с тех пор, где я только ни был, а не нашел мира краше твоего. Слышишь?

Солнце, до которого долетел тихий и, казалось бы, почти позабытый голос, вздохнуло глубоко и снова посмотрело вниз. А там, насколько уходил горизонт, насколько хватало его глаз — сиял мир, расцвеченный во всевозможные оттенки: играл малиновый на грудках птиц и ягодах, загорались бутоны цветков купальницы, лимонным покрывались сердцевины нарциссов, ярче стала серебристо-голубая рябь озёр, цветом индиго окрасились васильки и бархатным сумеречным — скромные фиалочки. И шумело, шумело, перекатываясь волнами листвы, зелёное море. От радости, от счастья солнце разревелось вновь — вспомнило, что это от его улыбки, от его хорошего настроения лучи его творили волшебство там, где когда-то был только камень.

А люди? Их улыбки сияли счастьем, их глаза горели восторгом. Они никогда ещё не видели, не знали даже, что может быть — так. По-настоящему. По-живому. По-цветному.

Однажды два дружных брата поссорились — и в город пришла осень.

Однажды один из них принес в их мир лето.

Однажды художнику в руки дали яркие краски.

http://static.diary.ru/userdir/2/7/1/1/2711121/83077321.jpg

http://static.diary.ru/userdir/2/7/1/1/2711121/83077324.jpg

© Copyright: Натали-Натали, 2015

Свидетельство о публикации №215062801017