Разновидности близости (гет)

Представь, что ты встречаешь парня в мае: в тот непонятный месяц, когда знойная летняя погода вступает в борьбу с весенней чувственностью. Ты ещё живёшь в родительском доме — короткая интерлюдия к началу следующего акта взрослой жизни. Уже поздно, когда его лицо возникает на экране твоего телефона, и острота скул заставляет тебя на мгновение остановиться: блондин, бледный, серо-голубые глаза, неулыбчивый. На фотографии в профиле брови нахмурены, розовые губы надуты. Ты проводишь пальцем вправо и ни о чём не думаешь. Есть мужчины, с которыми хочется встречаться, и мужчины, на которых приятно смотреть — быстрый всплеск дофамина перед сном, ничего личного. Ты уже знаешь, к какой категории он относится.

Но потом он пишет тебе:

Пароль 87askfhakgh

Ты оцениваешь его инициативу и оригинальность, но ненавидишь оставаться за бортом, и его сообщение кажется лакмусовой бумажкой для полёта фантазии.

Пароль к твоему сердцу?

Не лучшая твоя работа, но маленькое многоточие уже предупредило, что ты печатаешь. Единственное, что хуже шаблонного сообщения, — слишком продуманное.

Это вайфай на случай, если решишь остатся на ночь.

Твои брови сходятся друг к другу, губы опускаются не только из-за его грамматической ошибки, но и из-за прямолинейности. Что в твоём профиле даёт понять, что ты могла бы даже остаться на ночь?

А что, если я исчезну, как только ты уснёшь?

Ха-ха очень смешно. Готов поспорить, тебе понравится эта идея.

Идея сбежать тайком?

Тем более с вайфаем. Сбежать тайком — это очень загадочно, Гермиона.

Я полна загадок.

Ты ненавидишь, что в наши дни так легко поддаться флирту; что прошло настолько много времени с тех пор, как ты встречалась с кем-то, что уже изголодалась по кратким цифровым связям от пылких свайпов.

Не сомневаюсь.

В чём ещё ты не сомневаешься?

Что ты с удовольствием сходишь со мной выпить завтра вечером.

Его смелость сначала заставляет улыбнуться, прежде чем до тебя доходит суть его слов. Сегодня только понедельник, и это заставляет задуматься о его профессии и о том, что он за человек, если не занят вечером вторника. У него так много свободного времени? У тебя нет. У тебя есть дела, которые необходимо сделать в течение недели. Поручения, которые нужно выполнить. Руководители, с которыми нужно встретиться.

Как насчет этих выходных?

Хммм, я, наверное, смог бы в пятницу вечером, — тут пауза, пока он печатает. — У тебя не найдётся ни одной свободной ночи на неделе?

У тебя найдётся, но ты хотела бы, чтобы было наоборот. Ты хочешь быть кем-то, у кого неделя слишком напряжённая, а не кем-то, кто живёт дома с родителями, пытаясь изменить свою жизнь.

Может, в четверг?

Ты немного медлишь, прежде чем нажать «Отправить». Вы обмениваетесь номерами, оба спешите выйти из приложения. Позже той же ночью, когда он пишет тебе, ты невольно улыбаешься.

* * *

Представь, что перед вашим первым свиданием ты тратишь больше часа на подготовку: намываешься, бреешься, увлажняешь кожу. Ты стоишь перед зеркалом, голая, поворачиваешься туда-сюда, клянёшься, что не пойдешь с ним домой, но проводишь пальцами по линии бикини, чтобы проверить, не осталось ли там волосков, «на всякий случай».

Ты втираешь гель в волосы, пытаешься уложить свои локоны во что-то послушное и сдаёшься. В групповом чате с друзьями отправляешь им фотографию и спрашиваешь: «Я похожа на гувернантку?» Со скромным вырезом и силуэтом чёрного сарафана подобный вывод напрашивается сам собой. Ты надеваешь фиолетовый кардиган на тонкие бретели и сразу же жалеешь, входя в духоту вагона поезда.

Он опаздывает на двадцать минут и появляется с салфеткой на подбородке.

— Извини, — говорит он, слегка запыхавшись, — я порезался, пока брился.

Когда ты обнимаешь его, он напрягается, и ты осознаёшь свою ошибку: зря полезла обниматься? Нужно было просто пожать руки? Слишком рано перешла границу прикосновений? Он похлопывает тебя по спине двумя короткими порывистыми движениями, как обычно здороваются друзья, и твои щёки вспыхивают.

Ресторан, который он выбирает, судя по всему, одновременно является и клубом, и ему трудно расслышать тебя из-за громких басов; в углу стоит диджей в фетровой шляпе, ловко двигая пальцами по контроллеру. Мини-люстра в центре комнаты отбрасывает свет на лицо твоего спутника, подчёркивая высоту скул. Твоё влечение к нему искрится напряжением, которое, как ты сама знаешь, однозначно сексуальное. Ты задерживаешься дольше отведённых в ежедневнике двух часов. Пропускаешь все поезда, пока они не перестают ходить. Остаёшься вместе с ним последним клиентом в баре, после того как даже алкоголь выветривается из организма.

Он приглашает тебя к себе и во время короткой прогулки пытается завязать разговор.

— Когда-нибудь слышала о жилище холостяка? Квартира с двумя креслами, телевизор…

— И мигающая лампа.

Он широко улыбается, такой улыбки ты у него ещё не видела.

— Я честно предупреждаю тебя. Я только что переехал, так что квартира довольно пустая.

Тебя впечатляет зелёная цветовая гамма с красным деревом в качестве акцента. Интерьер далеко не так аскетичен, как он заставил тебя поверить. Ты рассматриваешь книжную полку, изучая его любимых авторов, когда он подходит к тебе сзади.

В первый раз, когда он целует тебя, у тебя нет ни дрожи в животе, не искр на губах. Момент не потрясающий, но он чувствуется твёрдым и тёплым под твоей ладонью. Он касается твоего лица, зарываясь пальцами в кудри. Его губы кажутся знакомыми, — поцелуй немного влажный, слегка торопливый, зубы сталкиваются, — и это ощущается настоящим. Вот ты, вот он. Ты падаешь в его постель, а потом он прижимает тебя к груди. И это не то, за чем ты пришла сюда: не за этой странной нежностью, его пальцами, скользящими вдоль спины, твоего бедра поверх его, — но ты позволяешь.

А потом, через два часа, осторожно выбираешься, вызываешь такси и пытаешься забыть о нём.

* * *

Представь, что ты не ждёшь услышать о нём снова. А потом, на следующий день, получаешь сообщение, и, слово за слово, вы снова общаетесь. Он шлёт тебе смс, как будто бот, с педантичностью, противоречащей его беззаботности. Когда ты снова видишься с ним, то надеваешь чёрное платье покороче и запоминаешь, как он смотрит на твои ноги.

Вы болтаете о безобидных мелочах, обмениваетесь историями о бывших, прежде чем разговор переходит в новую плоскость. Ты забрасываешь его вопросами: «Ты за или против абортов? Ты когда-нибудь заставлял девушку плакать? Что ты думаешь о гендерном разрыве в оплате труда? Ты когда-нибудь влюблялся?» И ты испытываешь восхищение от его категоричной прямоты, от того, как напрягается его лицо перед ответом, как сжимается рот, когда он готовится его открыть, так что ты уверена — он говорит правду.

Когда официант убирает ваши напитки, он спрашивает:

— Готова? — и ты не понимаешь, как относиться к его уверенности, потому что он, кажется, не сомневается, что ты поедешь с ним. Когда ты снова оказываешься в его квартире, то думаешь о других девушках, которые сидели там, где сидишь ты, которые чувствовали его руку на своём колене, кончики пальцев, скользящие по их бедру.

Поцелуй мягкий и более осторожный. Ты думаешь о видео, которое однажды смотрела: подборке советов по поцелуям для мужчин. По словам ведущего, женщины будут целовать вас так, как они хотят, чтобы целовали их самих, и ты усмехаешься ему в рот, когда понимаешь, что он повторяет за тобой.

Он берёт тебя за руку, поднимает с дивана и ведёт в спальню. Смех заполняет квартиру. Его рука там, твоя под ним, твоё лицо у него на груди, его ладонь, поворачивающая тебя к нему, на твоей щеке. Он рисует созвездие на твоей груди, и ты смотришь, как мурашки бегут по коже следом за его прикосновениями.

На четвёртом свидании ты спрашиваешь:

— Ты счастлив?

Он смотрит в потолок, растягивая губы в улыбке. Он уже говорил, что ты задаёшь самые странные вопросы. «Ты интересная», — сказал тогда он, и ты улыбнулась, не удержавшись, чтобы не добавить: «Поэтому я тебе и нравлюсь, да?»

Тишина между вами уже привычна.

— Не знаю, — произносит он. — Думаю, по большей части, да.

И ты начинаешь доверять ему немного больше. Ты уважаешь его двойственность, молчаливое признание того, что он не знает, на своём ли он месте.

— А ты? — интересуется он.

Тогда его спальня сужается и твоим лёгким приходится работать чуть-чуть усерднее, пока ты обдумываешь вопрос. Его пальцы танцуют по твоему позвоночнику, не давая уйти в глубокие размышления.

— Нет, — признаёшься ты. — Но иногда мне кажется, что да.

* * *

Представь, что он всё сильнее становится частью твоей повседневной жизни. Раз в неделю, на пару часов. Ты узнаёшь много нового о его детстве, семье, работе. Заставляешь его смеяться, по-настоящему смеяться, и убеждаешься, что он в курсе, что это из-за тебя. Однажды ночью ты тратишь десять минут, пытаясь понять, боится ли он щекотки, двигая пальцами по бокам, по пушистым волоскам на бёдрах.

Ты привыкла ждать от него сообщений, даже поставила на его контакт свой звук. Ты говоришь себе, что только из-за того, что тебе нравится порядок, нравится уверенность и планирование, но иногда ловишь себя на мыслях: чем он занимается, с кем он, как прошёл его день.

Когда вы вместе, время меняет ход, часы бегут друг за другом. Вы не соглашаетесь, вы спорите. Ты осуждаешь его за отсутствие подруг и бездумный стремительный карьерный рост. Однажды вечером он рассказывает тебе о колледже, о дедовщине в своём братстве. Он чувствует твоё отвращение и идёт на попятную.

— Братство — это ещё и возможность для связей. Многие успешные политики и предприниматели были частью братства…

И тебе не нравится слышать об этой его части, поэтому ты целуешь его, лишь бы он заткнулся.

Ты задаёшь ему неуместные вопросы, потому что можешь, потому что ищешь ответ, который заставит тебя сбежать, и иногда даже приближаешься к этому, но остаются и другие стороны его личности, которые заставляют остаться. Ты рассказываешь ему о своих границах, об осторожном, методологическом подходе к случайному сексу, преследуешь его последними результатами ЗППП. Одобряешь, что он не смеется над тобой, а вместо этого кивает и говорит:

— Я понимаю, — и скользит пальцами по твоему подбородку.

Тебе нравится, что ты, кажется, не способна его отпугнуть, что твой напор лишь раззадоривает. Тебе нравится, что, раз уж ты задала ему все трудные вопросы, ни одна тема разговора не кажется запретной. Ты спрашиваешь, существуют ли у него правила для свиданий, пытается ли он держать тебя на расстоянии. Ты скрашиваешь вопросы шутками, чтобы он знал: они пропитаны дружелюбием и любопытством, но не агрессией. Ты хочешь понять психологию мужского поведения, разобраться, как кто-то вроде Драко Малфоя шагает по минному полю свиданий и остаётся невредимым.

— Как ты сдерживаешься, чтобы не влюбиться в кого-то, с кем спишь?

Он пожимает плечами, проводя пальцами по твоим волосам.

— У мужчин всё по-другому, — произносит он, и ты фыркаешь. Он легонько щиплет тебя за плечо. — Если смотреть с точки зрения эволюции, то это легко понять.

Ты морщишься.

— Ну, а с химической точки зрения особой разницы нет. Я не верю, что мужчины каким-то образом изначально превосходят остальных в том, чтобы разделять сексуальную активность и чувства. Так что меня больше интересует конкретно твоя ситуация.

Несколько недель назад он назвал тебе количество людей, с которыми спал, — цифру, которая заставила вскинуть брови, хотя ты и знала, что это не должно иметь значения, что ты не единственная и что неправильно стыдить его за его сексуальную раскрепощённость.

Он не отвечает целое мгновение, поэтому ты проводишь пальцем по его ключице, целуешь в плечо. Ты не уверена, почему позволяешь этой загадке затянуться так надолго, особенно в том томном переплетении рук и ног после секса, которое продлевает ваше совместное времяпрепровождение. Тебе бы одеться и пойти домой, но так любопытно услышать, что он хочет сказать.

— Я не всегда могу контролировать свои чувства, — говорит он. Его голос низкий, и он сжимает твоё бедро, прежде чем тебя пододвинуть, останавливая голову прямо возле своего подбородка. — Бывает, что я ничего не могу с этим поделать.

Иногда он бросает откровения, подобные этому — неуклюже сформулированные утверждения, которые звучат исповедально, даже если не имеют смысла. На прошлой неделе ты подшучивала над ним за его ненасытный сексуальный аппетит, предположила, что у него есть список женщин, с которыми он поддерживает связь. Теперь интересуешься своим положением в рейтинге, вдруг ты одна из его фавориток. Это беззаботное поддразнивание, но иногда ты задаёшься вопросом, почему поднимаешь такие темы, если внутри всегда скрыт подтекст. Его брови сходятся на переносице.

— Ты должна знать ответ на этот вопрос, — говорит он, и ты лишаешься дара речи. — Я бы тусовался с тобой, даже если бы мы не занимались, — и затем он указывает между вами, на смятые телами простыни, — этим.

— Почему? — спрашиваешь ты. Ничего не можешь с собой поделать.

— Потому что ты интересная, — говорит он.

И в груди становится тепло, прежде чем ты отворачиваешься. Он мог выбрать эпитет и получше, но Драко Малфой не из тех мужчин, которые раздают комплименты, и «интересная», как тебе кажется, в этом контексте имеет тайный смысл.

Иногда, когда ты лежишь в его объятиях, он гладит тебя по щеке, скользя пальцами к макушке короткими постукивающими движениями.

Когда это происходит в третий раз, ты задираешь голову к нему.

— Ты что, ко мне ласкаешься, — ты касаешься его подбородка, проводя большим пальцем по щетине, — как собака?

Он смущённо смеется.

— Думаю, так и есть.

А потом он смотрит на тебя, и ты улыбаешься ему, понимая, что чувствуешь себя комфортно.

* * *

Представь, что секс не умопомрачительный, не такой, как в любовных романах, которые ты читала в подростковом возрасте. Поцелуи, прелюдии с каждым разом становятся всё лучше и лучше. Он прикасается к тебе, скользит пальцами по кружевному краю твоего белья, сжимает бёдра, впиваясь ногтями, когда проникает внутрь. Иногда, зажатый в кольцо твоих ног, он садится, и лампа образует нимб над его головой, а ты думаешь, что он прекрасен.

Однако настоящий половой акт ещё не начался. И ты говоришь ему, показываешь, как тебе нравится. Прикоснись ко мне здесь, положи руки сюда, быстрее, медленнее. Ты проводишь его руками вверх по своему телу, показываешь, как прикасаться к твоей груди, направляешь его рот, стонешь, когда тебе хорошо, молчишь, когда недостаточно.

Он учится, прижимается своим лбом к твоему, оставаясь внутри тебя, опускает руку между телами, чтобы погладить клитор, сводя с ума. Ты тоже учишься у него, узнаёшь, что ему нравятся твои ногти, царапающие спину, губы, припадающие к ключице. Когда ты стонешь его имя, его бёдра дёргаются. Когда ты ласкаешь его, он наблюдает, облизывая языком нижнюю губу.

Когда он входит в тебя, его глаза закрываются, а рот приоткрывается. Ты касаешься его лица, гладишь по щеке.

— Поцелуй меня, — шепчешь ты, и он замирает и обнимает тебя за шею, его губы находят твои. От этого хочется плакать, поэтому ты закрываешь глаза, запуская пальцы в его волосы.

Когда всё заканчивается, ты рассматриваешь потолок, прослеживая глазами тонкие трещины, уходящие в центр.

— Тебе никогда не казалось, что мы просто играем в близость?

Он долго не отвечает.

— Нет, — наконец произносит он. — Притворство и рядом не стоит с тем, что я чувствую.

* * *

Представь, что однажды ночью, когда вы лежите в его постели, он спрашивает:

— Почему ты всё ещё живёшь с родителями? — его тон пытливый, но не претенциозный. Ты замираешь, и он чувствует напряжение в твоём теле, обнимая немного крепче, обводя большим пальцем родинку на твоём плече.

— Мне хотелось немного пожить вдали от города, — наконец отвечаешь ты.

Когда ты поднимаешь глаза, он ухмыляется, и в изгибе его губ написано недоверие.

— О, так у нас сегодня вечер лжи? Я думал, ты всегда говоришь только правду.

Ты не можешь не улыбнуться его беззаботности, но в горле образовалась дыра, в которую провалились все слова. Ты выглядываешь в окно, следишь, как вспыхивают и гаснут огни в здании напротив. Ты не смотрела в телефон, но можешь сказать наверняка, что время перешло в то предельное пространство, где ночь порождает близость так, как день никогда не сможет.

Ты подумала о том, чтобы рассказать ему. Не потому что думаешь, что он скажет правильные вещи, а именно потому что знаешь — у него не будет правильных слов. Драко Малфой не из тех мужчин, которые будут тебя утешать и говорить, что всё хорошо. Часть тебя заинтригована, заинтересована в том, чтобы увидеть его реакцию. Отвернётся ли он? Запнётся ли, когда начнёт говорить? Отступит ли, исчезнет ли из твоей жизни?

— Честно говоря, я не думаю, что ты захочешь это обсуждать, — говоришь ты, давая ему последний шанс отступить.

— Рискни, — отвечает он. — Дай мне шанс, Грейнджер.

Поэтому ты говоришь так, чтобы он не смог сказать: «Сочувствую» или «Звучит ужасно тяжело». Говоришь так, чтобы он не смог снизойти до тебя и в итоге либо замолчал, либо сменил тему, если это будет слишком. И тогда ты рассказываешь ему о потерянных годах, о том, как усовершенствовала науку голодания. Ты не говоришь всех подробностей, например, как у тебя прекратились месячные, или как иногда ты лежала без сна в постели и мечтала о еде, прикусывая пододеяльник и оставляя на нём следы зубов. Но ты говоришь:

— У меня было расстройство пищевого поведения, а потом однажды я погрязла в нём настолько, что не смогла выбраться, — ты рассказываешь ему о том, как оно взяло верх над твоей жизнью, распространившись на всё, что ты раньше любила, лишив радости прошлые отношения. Ты говоришь ему, что всё вроде как налаживается, а потом делаешь оговорку. — Расстройства пищевого поведения на самом деле не проходят так, как ты думаешь, — говоришь ты. — Дело ведь не в весе. Речь о том, как ты видишь себя, как безжалостно к себе относишься. Речь о, — ты сдвигаешься, желая увеличить расстояние между вашими телами. Жар его кожи обжигает, когда он прижимает тебя ближе, — контроле и желании…

Ты замолкаешь, и он молчит.

Когда ты смотришь на него, он пристально смотрит в ответ.

— Спасибо, что поделилась, — произносит он, и момент становится настолько нелепым, что тебя пробирает на смех, что заставляет и его рассмеяться. Нельзя сказать, что он не пытается — что, возможно, способно расстроить тебя, — но вопреки всему ты расслабляешься.

— Я никогда не рассказывала об этом никому из тех, с кем встречалась.

— Почему?

— Ненавижу быть уязвимой, — слова вылетают в спешке, и, прежде чем ты успеваешь смутиться, он снова смеётся, что заставляет тебя улыбнуться. — Думаю, — продолжаешь ты после паузы, переведя дыхание, — я не хочу видеть, как они потом смотрят на меня с жалостью.

И это тут же лишает разговор былой лёгкости, заставляет твою кожу покалывать. Ты наклоняешься к нему, прижимаясь щекой к груди, чтобы не видеть выражения его лица. Он опускает ладонь тебе на затылок, обхватывает другой рукой талию. Вы лежите так некоторое время, позволяя тишине окутать вас обоих.

— Если бы ты сказала мне об этом раньше, — наконец говорит он, — это всё равно не изменило бы моё представление о тебе.

И в этот раз ты остаёшься немного дольше, позволяя векам несколько раз сомкнуться в полудрёме, чувствуя ровный ритм его дыхания под щекой.

— Признаюсь, Малфой, — шепчешь ты, — ты мне очень понравился.

Его ладонь согревает твою шею.

— Мне тоже нравится проводить с тобой время, — отвечает он, и ты клянёшься, что встанешь и оденешься, что у тебя с ним была искра, но это должно закончиться. Однако вместо этого ты медлишь, и мир погружается во тьму. Когда ты просыпаешься, то сначала видишь его глаза, сосредоточенные и серьёзные, а затем его улыбку, прежде чем он целует тебя.

* * *

Представь, что ваше время подходит к концу, что прошло три месяца и скоро тебе придётся переехать: новый город, новая работа, новые друзья. Ты напоминаешь ему об этом каждый раз при встрече, следишь за тем, как множество эмоций борются на его лице, прежде чем маска возвращается на место.

За три недели до твоего переезда он говорит, что ни с кем не спал с тех пор, как встретил тебя. Это не столько признание, сколько вынужденная констатация факта. Вы ведёте разговор о безопасном сексе.

— Ты доверяешь остальным своим партнёрам? — спрашиваешь ты. Не твоё дело, с кем он спит, но твоё здоровье — уже да, и право знать о потенциальном риске передачи ЗППП — тоже.

Он проводит рукой по волосам.

— У меня их нет, — говорит он, и твоё сердце бьётся о грудную клетку. Тон его голоса изменился, слоги смягчились. — Я ни с кем больше не спал, — повторяет он.

Ты не знаешь, что делать с этой информацией и почему она вызывает у тебя странное ощущение в груди и зуд. Поэтому ты проводишь пальцем по его переносице и говоришь:

— А ты очень ревнивый? — на этой территории, в стране вопросов и предположений, всё кажется безопаснее.

— Да, — признаёт он и выглядит усталым. — Очень.

* * *

Представь, что ты больше никогда его не увидишь. Представь, что это последний раз, когда вы оба лежите в постели: его нога между твоих ног, его рука на твоём затылке, его дыхание греет щёку. Представь, что завтра ты уезжаешь, что начинается новая жизнь и ты оставляешь его в прошлом.

— Гермиона, — говорит он, и часть тебя хочет заткнуть уши, зажать ему рот рукой, не дать закончить, потому что разве может из этого выйти хоть что-то хорошее?

Но представь, что ты этого не делаешь. Представь, что ты его выслушала. Представь, что бы ты сделала, если бы у тебя была такая возможность.