Привычки (гет)

В прелестном доме в графстве Суррей играла праздничная музыка, примешиваясь к шуму голосов и звону бокалов, с каждым глотком становящимися все громче. В то время как друзья и знакомые переходили от одной группы к другой, переговариваясь, Гермиона стояла, задумчиво вглядываясь в красно-зеленый венок над проходом в гостиную, и подавляла в себе желание выхватить палочку и разнести кошмарную штуковину вдребезги.

Она сердито прищурилась. Это, казалось бы, безвредное украшение служило причиной ее нынешнего — и чего скрывать, годового — душевного смятения. Конкретно эта гирлянда из омелы была, на деле, пластиковой. Гермиона знала это, потому что убедила Джинни, пусть и несколько агрессивно, не украшать дом настоящей омелой для этой рождественской вечеринки. Она даже быстренько проверила венок магией, просто чтобы убедиться, что подруга уделила ее просьбе должное внимание. Лучше перебдеть.

— С каких пор у тебя аллергия на омелу? — воскликнула тогда Джинни, глядя на Гермиону так, словно та отрастила еще две головы. Справедливости ради, ее просьба прозвучала довольно неожиданно, а скрытый интерес, видно, проглядывал довольно четко.

— С... с... э-э, недавно.

Конечно же, омелой часто украшали дома на Рождество, она спокойно висела в магловских жилищах, почти не сея хаоса. Маглы вполне себе приветствовали идею целоваться под ветками омелы: так они получали возможность достать своему спутнику до гланд, при этом притворяясь, что сам ты не при делах. Полнейшая чушь, разумеется. В магических же домах в этом безобидном на первый взгляд растении проявлялся дурной характер. Как и многие известные виды флоры, в окружении потоков магии омела пробуждалась ото сна и регулярно рассыпала зачарованную пыльцу. Те, кто имел несчастье в этот момент столкнуться под пыльцой, поддавались внезапному и необъяснимому желанию запрыгнуть друг на друга.

Конечно, эффект длился лишь несколько секунд, а дальше невинные жертвы приходили в себя и, чаще всего, еще и в ужас. Гермиона пострадала в таком инциденте год назад, и последствия приняли драматический оборот.

— Ты что-то притихла. Они не кусаются, между прочим.

Голос справа испугал ее, и Гермиона обернулась: Гарри протягивал ей бокал эльфийского вина.

— Извини, задумалась.

— Я заметил. Джинни говорит, ты психовала... гм, то есть... беспокоилась... насчет украшений. — Она изменилась в лице — Гарри бросил на нее быстрый взгляд. — Так кто это был?

Гермиона тяжко вздохнула, не трудясь отметать его догадку.

— Ну? Расскажи мне, с кем ты обжималась под омелой, что теперь затаила обиду на растения? Твое отношение к флоре как-то резко изменилось, а ведь когда-то ты блистала в травологии.

— Гарри! Да ни с кем особенным. Это было еще в прошлом году на рождественской вечеринке в Министерстве. Все сложно, и я не хочу это обсуждать.

Гарри фыркнул в бокал.

— Не ты одна пострадала. Слышала про Майкла Корнера и Марту Випсворт?

Гермиона слышала. В то время ей вроде как нравился Майкл, и она не обрадовалась новостям. А Марте Випсворт просто подфартило.

— Бедный Майкл. Она же ужасно смеется, точно как порождение гиены и садового гнома. Все подвывает, и подвывает, и подвывает...

— Ай, Грейнджер, неужели я слышу в твоем голосе ревность?

Новый голос, но знакомый тон послал по спине Гермионы лавину странных мурашек.

— Малфой, — в качестве приветствия произнес Гарри.

— Поттер. Не самая ужасная вечеринка, — в устах Малфоя это приравнивалось к неприкрытой лести.

Гарри, хоть и поддерживал с Малфоем более-менее рабочие отношения, предпочитал не встречаться с ним вне стен офиса, так что, пробормотав благодарность, сбежал на поиски жены. И таким образом оставил Гермиону с ним наедине. Рискованно.

Она покосилась на него, отмечая неизменно блестящие волосы и черный костюм.

— Где твой рождественский свитер? Выглядишь не по-праздничному. — Гермиона выгнула бровь, имитируя его любимое выражение лица, которое он строил по поводу и без. — И я не ревную.

Малфой приподнял бровь, всем видом выражая отвращение — безусловно, при мысли предстать перед кем-то в одежде красного цвета с оленями или толстым стариком в комбинезоне.

— Мы-то знаем, что тебе достался вариант лучше Корнера, — он насмешливо улыбнулся и удалился в сторону кухни.

Гермиона провожала взглядом его поджарую фигуру, пока та не пропала из вида. Господи боже! Если бы она и правда не наслаждалась фейерверком ощущений от его прикосновений, не говоря уже об ощущениях поострее — несмотря на все усилия одуматься и в полнейшем замешательстве, — она ненавидела бы омелу с большим пылом, нежели думала Джинни. Серьезно, именно из-за этого вредного растения Гермиона и оказалась в таком затруднительном положении. В конце-то концов, до прошлого Рождества она даже не рассматривала Малфоя как мужчину. Ну, за исключением одного странного сна... но едва ли это считалось, ведь у него тогда были рога и рыбья чешуя. Нет, тот сон никак не отражал реальность.

Омела напоминала Гермионе о двух вещах, и обе вызывали легкое неудобство. Во-первых, в двадцать семь она до сих пор была теоретически одинока и в глазах окружающих приближалась к возрасту старой девы. Во-вторых, тот случай на прошлогодней вечеринке. Когда все и началось.

Скорее ей было неловко от произошедшего в целом, чем от самого момента под омелой. Она ведь до сих пор краснела, вспоминая щекотку в животе в тот миг, когда его губы впервые коснулись ее губ. Гермиона тогда оказалось в мало освещенной части Атриума, забитого по случаю праздника, откуда и наблюдала, как Майкл Корнер болтает и улыбается с какой-то непонятной — и, из принципа, неприятной — женщиной. Малфой возник рядом именно в ту минуту.

— Он слишком зубасто улыбается, — пробормотал Малфой, проследив за ее взглядом. — Не представляю, что ты в нем нашла. Твой интеллект ведь якобы выше, чем у флоббер-червя.

— Ты как всегда очарователен. У него милая улыбка вообще-то, и, к твоему сведению, показывать зубы — вполне нормально. Но откуда бы тебе знать — с твоим дефектом лица так не сделаешь, — покосившись на Малфоя, Гермиона сладко улыбнулась.

Ох, эти словесные перепалки. Трудно было отрицать, что даже до сексуальной составляющей ее симпатии — не говоря уже о других настораживающих проявлениях — общение с ним добавляло ей острых ощущений.

Малфой прищурился, и Гермиона была на сто процентов уверена, что его так и подмывает пройти мимо какой-нибудь зеркальной поверхности, чтобы напомнить себе о своей отменной генетике. Они продолжили перебрасываться остротами, что за три года совместной работы в Министерстве вошло у них в привычку. Гермиона состояла в Отделе магического правопорядка, Малфой — в Отделе международного магического сотрудничества. Чудная ирония судьбы, ведь ему самому, по мнению Гермионы, крайне не хватало способностей налаживать это самое сотрудничество. Вопреки должностям в разных отделах, им часто приходилось пересекаться по работе, и, как результат, они много времени проводили за обсуждением вопросов международного правопорядка и этики. О которой, разумеется, Малфой не имел ни малейшего понятия. В процессе они, казалось, позабыли о жгучей ненависти из своей юности, и Гермиона была уверена, что он тоже находил странное — признаться, нездоровое — удовольствие от ее компании. Хотя они оба неустанно притворялись в обратном.

Тот вечер изменил жизнь им обоим. Во время обсуждения качеств Майкла Корнера, мужчины, который казался ей очень вероятным кандидатом для побега от жизни с сорока кошками, они попали под власть упомянутого растения. Когда пыльца осела, оказалось, что Гермиона перебирает пальцами волосы на затылке Малфоя, его рука лежит на ее бедре, а их губы слились в крепком поцелуе.

Ошарашенные, они отскочили друг от друга, промямлили что-то и разошлись в разных направлениях. Тогда Гермиона посчитала, что украшать Министерство омелой — попросту неприлично. Трудно оставаться профессионалом, сталкиваясь с коллегой, с которым вы самозабвенно целовались, пусть даже не по своей воле. Ладно, может до самозабвенности они не дотянули, но, признаться, Гермиона не возражала бы так уж сильно, окажись на месте Малфоя Майкл Корнер. В основном потому, что последствия смущали бы ее гораздо меньше.

Следующие несколько недель ни она, ни Малфой не упоминали инцидент на вечеринке, и жизнь как будто вошла в прежнюю колею. Гермиона даже надеялась, что сможет совсем его избегать, но наоборот, стала встречать Малфоя чаще. Пусть даже она вела себя так, словно ничего не изменилось, она все же заметила веселый блеск в его пронзительном взгляде.

Ей стоило бы радоваться, что всех всё устраивает как есть, но почему-то обычные встречи с ним — вкупе со знанием, как приятно от него пахнет, как мягко его язык изучает ее рот — пробуждали в ней странные реакции. Какое-то время Гермиона даже считала, что у нее помутился рассудок. Надеялась, если быть точной. Она целых две недели изучала информацию о побочных эффектах контакта с пыльцой омелы, которых, как оказалось, не существовало вообще.

Ей стало совсем уж не по себе, учитывая, что не нашлось документальных свидетельств о вредности пыльцы и что она не слышала, чтобы Рудольф Биллиус и Лолли Мамп — волшебница из ее отдела, которой не повезло иметь вместо носа пятачок и склонность плеваться во время разговора — упоенно занимались сексом в подсобках после их собственных обжиманий двухлетней давности.

А именно это и произошло с Гермионой и Малфоем. Первые случайные столкновения давным-давно переросли в явное пристрастие. Привычку. И довольно непристойную. Гермиона сбилась со счета, сколько раз за прошедший год их встречи непреднамеренно заканчивались старым добрым сексом. Она точно знала, однако, что каждый раз после этого ругала себя за отсутствие выдержки, убеждала, что это больше не повторится, и напоминала себе, что, несмотря на все наслаждение столь пагубной привычкой, мысли о раздетом Малфое ничуть не помогали ей решить проблему отсутствия отношений как таковых. Ведь о совместном будущем и помыслить было невозможно. Верно?

Опустив взгляд на бокал, Гермиона поняла, что тот опустел. Сеансы самокопания явно оборачивались приступами жажды.

* * *

Час спустя, уже несколько навеселе из-за продолжительного действия алкоголя, Гермиона отвязалась от незатыкающегося коллеги, героически постаралась не оглядываться в поисках одного блондина и сбежала в ванную охладить водой разгоряченное лицо.

— Расслабься, — властно приказала она отражению. Ну, насколько это получилось. Алкоголь, хоть и отлично расслаблял, вряд ли способствовал в решении ее нынешней ситуации. Наоборот, выстроенные в голове стены, за которыми она пряталась, дрожали, а глаза все чаще и чаще устремлялись в сторону мужчины, никак не покидавшего первые ряды ее мыслей.

Приказав себе собраться, Гермиона осмелилась выйти из ванной обратно в логово львов. Или в змеиное гнездо — это гораздо точнее описывало сборище. Однако, когда она проходила по коридору, ее вдруг поймали в крепкую хватку загребущих рук. С этими руками Гермиона была знакома очень и очень близко.

— Ты что делаешь?! Нам нельзя!.. О-ох...

Влажный горячий рот у взволнованно забившейся жилки мгновенно отвлек Гермиону... как минимум от причины ее протестов. Она ощутила, как он победно ухмыляется ей в шею. Гермиона быстро отстранилась, оглядываясь.

— Здесь никого нет. Уизли наверняка пристает к какой-то бедолажке, которая подает закуски, и, зная Поттера, он уже кого-то спасает. В общем, им есть чем заняться, — протянул Малфой, намекая, что ее друзья совсем уж предсказуемые. Впрочем, это было не так. Малфой просто крайне предвзято относился к любому, кто не считал его безмерно красивым или очаровательным.

Гермиона Грейнджер должна была состоять как раз в такой группе людей, но было в Малфое что-то такое, что задевало за живое. Как бубонная чума. По правде говоря, здесь сложно было выбрать меньшее зло.

— Сюда могут зайти в любую секунду... — пробормотала Гермиона, отталкивая его. Не очень решительно. — И ты сам знаешь, как все усложнится.

Это была правда, он ведь знал. И Гермиона твердо верила, что меньше всего Малфой хотел, чтобы о характере их взаимоотношений узнали ее друзья или вообще кто-нибудь. Друзья, как минимум, могут поддаться желанию проклясть его. Из-за такого открытия можно запросто пересмотреть решение простить ему прошлые грехи.

К тому же родителей и знакомых Малфоя, что прежде составляли его круг общения, до глубины души поразит факт их отношений — любых. Несмотря на то, что старый уклад жизни давно остался в прошлом, конец войны не ознаменовал полного исчезновения вековой ненависти и травли.

Даже если мировоззрение одного конкретного человека изменилось.

Гермиона бросила взгляд на высокого элегантного мужчину, стоящего перед ней. Он был красив в той ангельской манере, когда лицо будто светится в темноте. Иногда Гермионе хотелось лишь протянуть руку и коснуться его просто так, но она была убеждена, что Малфой сочтет этот жест слишком интимным для их уровня отношений. А в большем он не заинтересован. И это была лишь часть проблемы. Гермиона ведь не входила в число тех девушек, которые могут спать с мужчиной и при этом никак к нему не привязаться. Эти чувства еще и не поддавались объяснению. И лучше бы их вовсе не было.

Малфой вновь прижался к ней губами, на краткий миг заморозив мысли, вспугнув бабочек в животе — не путать с истомой, что возникла чуть ниже. Она позволила себе обнять его за плечи, вжаться в его тело на одно головокружительное мгновение и вновь отстранилась. Его разочарованный стон перекликнулся с ее мысленным.

Малфой отпустил Гермиону, впиваясь в нее взглядом, пронзительность которого всегда проникала до самой ее сути.

— Действительно. Мы оба знаем, как тебе сложно представить, что об этом узнают.

Покачав головой, он ушел от нее второй раз за вечер. И пусть Гермиона этого и добивалась, она осталась стоять, запутавшись еще больше.

* * *

Он наблюдал за ней; Гермиона чувствовала его раздевающий взгляд и обжигающую дорожку на коже от него. Из-за этого она совершенно потеряла нить разговора с Майклом Корнером. Гермиона отпила вина и сосредоточилась на собеседнике. У нее не было ни малейшего понятия, о чем тот говорит.

— ...а потом я сказал: ты ведь меня знаешь! — Майкл засмеялся, и Гермиона подхватила, сочтя это подсказкой. В действительности же ее кольнула мысль, что в этот раз Малфой не ошибся. У Майкла и правда была совсем уж зубастая улыбка. А ведь она, дочь стоматологов, обычно высоко ценила тех, кто следил за своими зубами.

Майкл все что-то болтал, а Гермиона, не сдержав любопытства, покосилась на Малфоя. Он буравил ее взглядом так, что его соседка забеспокоилась, похоже, додумавшись, что ему не интересно обсуждать карликовых пушистиков, или о какой еще ерунде она могла разглагольствовать.

Гермиона сглотнула. Если они хотели не привлекать к себе внимания, ему нужно было прекратить так пялиться, но она не могла отрицать, что ей до странности приятна его откровенная враждебность к ее разговору с Майклом. Ну не ревновал же Малфой? Нет, на самом деле Гермиона допускала, что он способен испытывать такую эмоцию, но, скорее, он просто остался не в восторге от недавнего отказа и не желал делиться своей игрушкой. Мысль обижала, хотя Гермиона сама настаивала на секретности. Ее сбивала с толку вся ситуация, а Малфой ни разу не сподобился высказать свое мнение насчет происходящего.

Наконец, Гермиона, извинившись, отошла от Майкла, выразительно поглядывая на главного героя ее мыслей, и дала понять, чтобы он следовал за ней. В коридоре она остановилась, а дожидавшись Малфоя, поднялась по лестнице в гостевую комнату.

Он закрыл за собой дверь с недовольным видом.

— Любопытно. Сама флиртовала с Корнером на виду у всех, а в закрытую комнату затащила меня. Не преуспела с ним? Возможно, стоило принести с собой омелу, ускорила бы процесс.

Злые интонации лишь подействовали Гермионе на нервы. Разговор выходил глупым как минимум потому, что она плевать хотела на Майкла и в действительности увлеклась сводящим с ума мужчиной, который стоял перед ней. Гермиона, правда, не представляла, как ему об этом сказать, да и стоит ли. Она просто не могла постичь, как вписать в свою размеренную жизнь эту новую странную деталь.

— Ты такой гад иногда. Между прочим, меня не интересует Майкл, ясно? Но это не дает тебе права пялиться на меня через всю комнату с видом кровожадного маньяка. Я думала, мы решили все закончить...

— В прошлый раз, как ты предложила закончить, ты поймала меня через два часа и затащила в подсобку. Так что прости, если я не успеваю за твоими порывами.

Замечание, к ее сожалению, оказалось дельным. Было в Малфое нечто такое, против чего Гермиона не могла устоять, несмотря на лепетание голоса разума.

— Я запуталась! Я и сейчас не понимаю, честно говоря...

Его тело словно еще дрожало от затаенного гнева, но Малфой сделал шаг и схватил ее за руки, рванув на себя. Впился в ее рот, и Гермиона вцепилась в него сама, напрочь опровергая все свои прошлые возражения.

— Что здесь непонятного?

Ей нравилась хрипотца в его голосе, брешь в хладнокровии.

Ей не хватало дыхания.

— Нет, это ничего не проясняет.

— А мне все ясно.

Малфой поцеловал ее вновь, разумные мысли Гермионы разбежались, оставляя после себя лишь желание сорвать с него одежду — той было слишком много. Именно эти моменты она любила больше всего: когда все становилось просто, споры затихали, а они забывались друг в друге. Ей не нужно было волноваться, что она слишком часто на него смотрит, Гермиона могла разглядывать его, обнимать, чувствовать, как расслабляются потом мышцы.

Они неуклюже повалились на кровать, Гермиона задрожала от тепла его губ, оставляющих горячие отметки на коже. Когда его руки спустились ниже, ее выгнуло, с губ сорвался стон.

— Что это? — Малфой замер, повернув голову в другой конец комнаты. — Ты слышала?

— Наверное... просто... ветер. Не останавливайся.

Удовлетворившись ответом, он переключил внимание на нее, и голос в голове Гермионы пропел: «Аллилуйя!» Вот предатель.

* * *

Ее самоконтроль оставлял желать лучшего. Кстати, это заявление подразумевало, что он вообще у нее был. Гермиона отчитывала себя, пытаясь изящно влезть в платье, и уже потянулась пальцами к неудобной пуговице сзади.

— Давай я, — пробормотал Малфой за спиной, убирая ее руки. Когда он отвел волосы с ее шеи и ловко застегнул пуговицу, она глубоко вздохнула, стараясь унять прерывисто забившееся от столь простого жеста сердце.

Как раз из-за этих реакций ей следовало избегать уединений такого рода. Но несмотря на внутренние увещевания, самая глупая, иррациональная ее часть искала в этих жестах нечто большее.

— Так ты говорила...

Гермиона повернулась к Малфою, отмечая довольный блеск в глазах, усмешку и вскинутую бровь. Она смахнула с лица волосы и разгладила складки на платье.

— Да, я этого не планировала, признаю... но это ведь не меняет фактов?

— И каких же именно? У жизни свои планы, даже если ты расписала будущее вперед на пять лет. — Малфой зачесал пальцами волосы, которые, как всегда, лежали волосок к волоску, несмотря на активность последних двадцати минут. — Ты усложняешь все лишними размышлениями.

— Все и так сложно! Как ты не понимаешь?

— Скажи мне, Грейнджер: чего ты хочешь? А то мне кажется, ты и сама ни черта не понимаешь! Ты говоришь, что надо все закончить, и смотри, что опять получилось.

— О, а ты, выходит, знаешь? Ты ведь не шибко распространяешься о своих желаниях, кроме секса по требованию. И я знаю, чего хочу! Чего-то настоящего!

Он дернул головой, будто она его ударила, и окинул ее взглядом почти на грани отвращения.

— Ты не видишь дальше своего носа. — Замолчав, Малфой едва заметно покачал головой, словно адресуя движение себе. — И, между прочим, я знаю, чего хочу. Хотя это уже не имеет значения: с меня хватит.

И вот так просто он крутанулся на каблуках и оставил ее в комнате наедине с мыслями, злым роем заполонившими голову, и прошептанными под нос возмущениями. Вопросов появилось еще больше.

Гермиона ненавидела, когда он так делал. Ждал от нее каких-то признаний, тогда как сам не желал помочь ей понять, что происходит, дать хоть какую-то подсказку, на основе которой она сможет принять решение. Гермиона была не из тех, кто полагается на интуицию. Ее вели рассуждения и логика, и им она доверяла. Им и фактам. Но с Малфоем она погружалась лишь в мутную неопределенность, и это ужасало. С него хватит? Ее замутило. Он сделал именно то, о чем она просила, о чем неоднократно заявляла, но, получив желаемое, Гермиона осталась с чувством... обездоленности. «Потому что ты хочешь другого», — подсказал внутренний голос.

Расправив плечи, Гермиона вздохнула и вернулась в толпу гостей, но ни шум вечеринки, ни праздник не помогали развеяться. Вновь оказавшись в гостиной, она увидела, что Малфой еще не ушел, но на нее не смотрел. Удивительно, что он остался, но, предположила Гермиона, наверное, он просто пытается ей что-то доказать.

Не успела она как следует обдумать эту мысль, как ее нашли Джинни и Рон.

— Вот ты где! — воскликнул последний с набитым ртом.

— А мы все думали, куда вы с... Гарри! — закричала Джинни. Гермиона взглянула на друга, который протягивал жене кофту. На его лице застыло выражение величайшего потрясения. — Ты ушел за кофтой полчаса назад.

— Меня, э-э... задержали, — пробормотал он оцепенело.

— Так где она была? В шкафу в гостевой спальне? — допрашивала Джинни, явно не замечая странностей в поведении мужа.

Гермиона, однако же, ощутила жуть ситуации всем нутром, желудок провалился куда-то в область лодыжек.

— К несчастью, да. — Ясный взгляд зеленых глаз Гарри встретился с ее глазами, на его лице отражался ужас, который обуял и Гермиону.

— Э-э, Гарри, можно тебя на минутку?

Ему отчаянно не хотелось идти, но она успешно утащила его на кухню, где налила им обоим по щедрой порции огневиски — чтобы не разбираться с этим на трезвую голову. К тому же Гарри пребывал в состоянии легкого — ладно, вероятно, не совсем легкого — посттравматического шока.

— Так что... много ли ты слышал?

Гарри приложился к бокалу. Знак был малообещающий.

— Все. Я до сих пор надеюсь, что это просто неудачный и постыдный сон, который я забуду сразу, как проснусь.

— Ты ведь не... не расскажешь никому?

Он фыркнул.

— Я с радостью прочистил бы себе мозги Экскуро. — Гарри выпил еще, затем взглянул на нее серьезно, видимо, смирившись с реальностью происходящего и решив разобраться с ней на месте. — Малфой? У меня даже слов нет... как, во имя Мерлина?!

— Я не знаю как, это просто... случилось. Все из-за той омелы, — пока Гермиона рассказывала, лицо Гарри озарилось пониманием, — а потом опять... и опять. — Она беспомощно пожала плечами.

— И в гостевой комнате снова.

— Нам показалось, мы что-то слышали...

— Вообще-то, Гермиона, тебя не очень-то это обеспокоило, если я правильно помню. Слушай, я... правда не хочу знать больше нужного, больше, чем уже видел. Скажу только одно. — Он подлил им огневиски. — Он нравится тебе... помимо очевидных... аспектов?

Благослови его Мерлин за то, что Гарри пытался быть хорошим другом и решил подключиться к разговору, который стал самым неловким за все годы их дружбы.

— Думаю, да... да, нравится. Я знаю, что это бессмысленно, и, конечно же, это Малфой, так что ничего не выйдет. Да я и не представляю все равно, чего он хочет.

— Гермиона, ты умнее всех, кого я знаю, но в данном случае ты удивительно бестолковая.

Гермиона замерла с недоумением во взгляде.

— Спасибо за поддержку.

Гарри вздохнул.

— Я лишь о том, что, судя по вашему разговору, не даешь ходу «вам» именно ты. И хотя я не горю желанием видеть его чаще необходимого, я надеюсь, что тебя смущает не моя или чья-нибудь еще реакция на ваши отношения. Да, конечно, много будет вопросов, если что-нибудь... вообще... случится.

Здесь он не ошибался.

— Но если тебе с ним хорошо, проверь тогда, хотя бы ради себя, куда вас это может привести. Ты ведь не замуж за него собралась.

При желании Гарри проявлял небывалую мудрость. Вероятно, женитьба вкупе с быстрым взрослением и ответственностью наделила его способностью значительно лучше разбираться в отношениях.

Они покинули кухню, и, вернувшись в толпу, Гермиона оглянулась на Малфоя.

— Ты прав. Может, я просто напилась, но рискнуть стоит. Я решила. Спасибо!

— А-а... что? — не понял Гарри, но Гермиона не обратила на него внимания. Направляясь к Малфою, который, похоже, страдал от скуки, слушая какую-то волшебницу, она морально готовилась к тому, что хотела сказать. Он встретил ее усталым взглядом.

— Прошу прощения, — обратилась Гермиона к девушке, которая не обрадовалась вмешательству и посмотрела за ответом на Малфоя.

— Брысь, — бросил он, едва удостоив бедняжку взглядом. Это ее оскорбило — по понятной причине; Малфой бывал тем еще грубияном, — и она унеслась, обиженная. — Теперь-то что, Грейнджер? Я устал спорить об одном и том же, так что решил накачаться дешевым вином до зеленых пикси.

Он не казался пьяным, так что попытка напиться пока не принесла результатов. Гермиона вдохнула полной грудью, сердце в странном ритме ударилось о ребра.

— Мне кажется... нет, я знаю... нам надо поговорить о...

— Какой смысл? — перебил Малфой. — Ты вполне ясно высказалась, несмотря на лицемерное поведение, должен добавить. Я больше не хочу быть скелетом в шкафу.

В его голосе зазвучала резкость, разительно отличающаяся от тона их шутливо-язвительных перепалок, к которым Гермиона привыкла. Она отчаянно надеялась, что он так защищается, отгораживается от этой путаницы — почти как она сама, когда упорствовала в отрицании.

— Я поняла кое-что важное. Плевать, что думают остальные.

— Очевидно, что нет.

Твердолобый дурак! Он просто вынуждал ее открыться. Наплевав на осторожность, Гермиона шагнула к нему и, прижав ладони к облегающему его грудь черному пиджаку, мазнула губами по его губам.

Она могла поклясться, что где-то за спиной разбился бокал, оглушая в наступившей тишине, и довольно отчетливо уловила вскрик Гарри: «Только не снова!» Малфой застыл — вероятно, от шока. Он отстранился, и Гермиона, вынырнув вдруг из алкогольной эйфории, всей душой пожелала провалиться в черную дыру. О, этот ужас унижения.

— Что... — Малфой бросил взгляд на потолок над ними.

— Мне не нужна омела или оправдания, чтобы тебя поцеловать. Это я тоже поняла.

На секунду он показался изумленным, но затем его глаза впились в ее лицо, словно что-то ища.

Когда Малфой заговорил, голос его звучал хрипловато.

— Ты не останавливаешься на полпути, да? — Он бросил взгляд за плечо на молчащих гостей. — Ну что, отнесемся тогда к этому серьезно, чтобы все уяснили ситуацию?

Он прижал Гермиону к себе и поцеловал столь крепко, что ее как молнией прошило от макушки до пят.

Когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, губы у Гермионы припухли, а голова плыла от аромата его кожи. Малфой... улыбнулся. По-настоящему, ослепительно, так, как Гермиона не представляла, что он вообще умеет. Идеальной в своей зубастости улыбкой.

Той, которую Гермиона рассчитывала видеть в будущем гораздо чаще.