Завтракать будешь? (джен)

— Панси, вставай.

Мощные ручищи Милли, великоватые для тринадцатилетней девушки, как следует потрясли кровать, полог заходил ходуном.

— Завтрак проспишь.

«Именно этого я и добиваюсь», — пробурчала Панси себе под нос и отвернулась к стене. Если совсем не ходить в Большой зал, соблазн сожрать вкусный пирог с патокой будет меньше.

Решение худеть она приняла вчера после урока трансфигурации, когда Макгонагалл заявила, что тучных мышей превращать в фарфоровые чашечки гораздо сложнее — и мельком посмотрела на Панси. Так и сказала — «тучных». Падма Патил и еще две дуры с Хаффлпаффа захихикали, бросая на Панси красноречивые взгляды. Кудряшка Дафна показала им палец, который очень любил показывать учителям Драко, но только когда они не видят.

— Макгонагалл вообще не на тебя смотрела, — утешила Миллисента, когда они покидали класс после звонка. Ее голос был очень тонким и мигом разрушал стереотипные представления о том, что большие люди всегда разговаривают будто из бочки. — Просто Корнер с Голдстейном шептались на задней парте.

— Обо мне? — переполошилась Панси.

— Вряд ли они вообще знают, как нас зовут, — цинично отозвалась Дафна, нагнав их.

Дафна была самая худая из них, а значит, и самая рассудительная. Ее разум не затмевали паника, или стыд, или смущение, казалось, эти чувства могут жить только в жировой прослойке, а у Дафны таковой просто не существовало.

— Вы же помните, о чем я вам говорила? В нашем возрасте девочки знают о мальчиках все, даже за какую команду по квиддичу те болеют, а мальчики, наоборот, увлечены собой. Ну, и квиддичем, разумеется.

Мама Дафны работала целителем в госпитале Святого Мунго, она специализировалась на психических расстройствах и необратимых повреждениях личности. Панси допускала, что ее дочери вместо сказок на ночь слушали отчеты о здоровье сумасшедших. Миссис Гринграсс, наверное, считала подростковый возраст у юношей особо запущенным случаем помешательства.

— Ешь давай, — Милли подвинула тарелку с картошкой, от которой Панси решительно отвернулась. И для пущей убедительности помотала башкой.

— Ну и дура, — сделала вывод Дафна. — Поверь мне, не в фунтах счастье.

— А в их количестве, — гоготнул Теодор Нотт, заглатывая жареный пирожок целиком. Пирожок, судя по всему, провалился по его пищеводу и исчез, не оставив после себя ни грамма жира, словно желудок Нотта — это портал, переправляющий еду прямиком в унитаз.

— Сгинь, Теодор, — велела Дафна, и тот, гадко ухмыльнувшись, свалил. — Бедняга, он и понятия не имеет, насколько жалко будет выглядеть через пару лет.

Милли и Панси переглянулись. Они не до конца поняли, что Гринграсс имела в виду.

* * *

Когда девчонки ушли, Панси выбралась из кровати и, задрав пижаму, критично осмотрела себя. Жир налип на бока и на ляжки, собрался некрасивыми комками, как вата в старом одеяле, живот, похожий на большого склизкого угря уютно расположился под пупком и почти ласково обнял ее за талию. Я никуда не уйду, никогда не брошу тебя, нежно прошептал он. Панси зажмурилась.

Резинка трусов оставляла уродливый багровый след, врезаясь в кожу, над ней тоже нависал жир, упакованный в сетку бурых капилляров, синих вен и белесых растяжек. Рыхлая плоть едва держалась на бедрах, тряслась и вздрагивала при каждом движении, вот-вот оторвется. Панси пальцами сжала складку под мышкой и почувствовала, как рука становится липкой от вонючего пота.

Панси взвыла и рывком опустила пижаму на место. Под мантией ничего не видно, осталось потерпеть совсем немножко. Скоро она будет стройной.

На обеде Панси демонстративно налила себе воды и начала пить, изредка посматривая по сторонам. Вдруг изменения уже заметны, и ей удастся поймать хоть один восторженный взгляд.

— Я знаю историю об одной девочке, которая перестала жрать и умерла, — будничным тоном сказала Дафна, поглощая одну сосиску за другой. — Даже зелья не помогли, организм их отторгал.

Милли поколебалась и взяла еще одну куриную ножку. Чтоб наверняка остаться в живых. Она, кстати, была еще толще, чем Панси, но плевать хотела на мнение окружающих. Больше всего — больше, чем красивые мантии, больше, чем украшения, внимание и комплименты — Милли любила еду. За порцию сладкого пирога продала бы младшего брата. Прежде всего, потому что не хотела делиться с ним.

Панси потрогала бока в надежде, что те уменьшились, но, как и двадцать минут назад, ощутила под пальцами тугие валики, наполненные салом. В жарких классах сало топилось и лезло через поры наружу, оставляя на блузке темные пятна. Может, если оно всё расплавится, получится похудеть?

После ужина Панси завернулась в одеяло и устроилась поближе к камину в гостиной.

— Ты всегда можешь сварить Оборотное зелье и стать стройной, — заметила Дафна поверх учебника травологии. Светлые кудряшки в свете пламени смахивали на огненную диадему.

Такой вариант она не рассматривала. Панси сама хотела быть красивой.

— Ну подумай, — словно прочитав ее мысли, воскликнула Гринграсс, — Аббот разве красавица? Нет! Зато худая как жердь. Или Салли? Корова коровой, а встречается с шестикурсником, между прочим.

Услышав сенсационную новость, Панси на пару секунд забыла о своей беде. Однако через минуту выяснилось, что шестикурсник этот страшноват, странноват и попахивает луком, словом, далеко не Драко и тем более не Уоррингтон. Она не горела желанием встречаться с троллем.

— Я худею для себя! — с жаром произнесла Панси вслух, от всей души надеясь, что голос ее прозвучал убедительно.

— А-а-га, — скептически протянула Дафна и спряталась за книгой.

Обливаясь потом от жары и волнения, Панси вскочила и с достоинством удалилась в спальню. Желудок печально проурчал что-то типа «дай пожрать».

На следующее утро он отомстил ей, разбудив без двадцати шесть.

— Милли! Милли, — Панси потрясла соседку за плечо. Та сонно приоткрыла глаза. — Милли, я толстая?

— Все относительно, — она дипломатично отвернулась к стене и снова заснула.

Панси готова была побиться об заклад, что Миллисенте снятся булки с кремом.

К концу недели их сны стали схожими. Задремав, Панси поглощала огромные шоколадки, сладкие пирожки, целые котлы жареной курицы и запивала все это сливочным пивом (жутко калорийным и оттого чудовищно вкусным), а проснувшись, ревела от злости и желания убивать за еду.

Через месяц голодовки и двух часов бега по стадиону весы показали минус три фунта, и вода сразу стала намного вкуснее.

Перед рождественскими каникулами Макгонагалл объяснила им формулу изменения размера, и Панси впервые за годы учебы подняла руку.

— Да, мисс Паркинсон?

Сложно сказать, кто больше удивился — Макгонагалл или Грейнджер. Макмиллан оторвался от своей экспериментальной мыши и с интересом уставился на Панси.

Наверное, заметил, как я похудела, обрадовалась она.

— А к человеку можно применить эту формулу, мэм?

Дафна закатила глаза.

— Можно, но с условием соблюдения пропорций, — худющая Макгонагалл лживо-понимающе улыбнулась. — Вы не представляете, мисс Паркинсон, как часто мадам Помфри приходится приводить в порядок студенток, которые пытались иссушить себя заклятием, а в итоге вдвое уменьшились в росте. Вы прекрасно выглядите, Панси, вам это ни к чему.

После звонка Панси схватила подруг под локти и потащила по коридору.

— Вы видели, как Макмиллан смотрел на меня? Увидел, что мантия мне велика или что...

— Он смотрел на тебя, потому что заподозрил в наличии мозга, — перебила Дафна и, поколебавшись, добавила: — Но ты быстро развеяла эту иллюзию.

Панси махнула на нее рукой. Пусть завидует молча.

* * *

Во сне Миллисента отнимала у Панси сахарные перья, превращала их в настоящие и заставляла писать снова и снова: «Я не жирная».

Она вынула из-под кровати целый торт, с мстительным удовольствием разрезала его на куски и начала поедать их по одному. Крем оставался у нее на носу, на щеках, ошметками падал на мантию, но Милли продолжала уничтожать бисквит. Панси выводила строчки я-не-жирная-я-не-жирная-я-не-жирная и слышала, как с леденящим душу скрежетом открывается упаковка сдобных котелков. Затем пришел черед «шоколадных лягушек» и лакричных червячков. Сладости спасались бегством, но Милли непременно ловила их и отправляла в бездонный рот.

Панси проснулась в слезах, а из всех углов спальни на нее угрюмо пялились разноцветные дражже Берти-Боттс. Гораздо крупнее безобидных конфеток, с тонюсенькими ручками и ножками, они гадко ухмылялись и тыкали ее длинными пальцами под ребра. Самый большой зеленый леденец, как пить дать со вкусом соплей, издевательски спросил: «Завтракать будешь?»

На всякий случай ощупав пузо и убедившись, что оно на месте, Панси закусила губу и отправилась в Большой зал.

Миллисента невозмутимо трескала яичницу с беконом, возле тарелки ожидала своей очереди плитка шоколада.

— Толстое утро!

Панси оторопела.

— Чего?

— Доброе утро, — повторила Милли, хлопая ресницами. — Ты чего такая?

— Хватит жрать, — рявкнула та и ухватила половинку яблока. Все вокруг слишком громко чавкали.

Панси поежилась от холода, ледяная вода сползла по пищеводу, замерзая на ходу.

Миллисента ни чуточки не обиделась.

— Ты злая, потому что голодная, — в лоб сказала она. — У тебя отняли то, без чего тебе плохо. Любой бы озверел.

— Я. Не. Голодная. — Фальшивое добродушие взбесило Панси.

«И вообще, никто у меня ничего не отбирал, я сама».

— Ты, наверное, будешь красивая, — продолжала Милли, не слушая возражений, — но мне нравится еда, понимаешь? Перед сном я думаю, как завтра съем шоколадку, и потому утром встаю с удовольствием. Зачем себя мучать? Мне и так хорошо.

— Мне и так хорошо, — передразнила Панси, скривившись. — А я не хочу быть толстой уродиной.

— Хочешь быть худой уродиной? — ехидно спросила Дафна, как всегда появляясь из пустоты. Конечно, с ее телосложением даже за древком метлы несложно спрятаться. — Всем плевать на размер твоей жопы, дура.

— Легко говорить, когда кости торчат. Ты что-то не стремишься стать жирной.

Гринграсс покрутила пальцем у виска и, развернувшись на каблуках, устремилась к выходу.

— Мы за тебя волнуемся, — сказала за нее Миллисента.

— А тебя никто не спрашивал, корова! — выкрикнула Панси.

Дафна остановилась, замерла на мгновение, после чего швырнула сумку на скамью Равенкло и, шагнув обратно, яростно велела Милли:

— Держи ее!

После чего схватила со стола кусок шоколадки и силой запихала Панси в рот. Руки Панси оказались связаны заклятием, Миллисенту не остановило даже то, что пришлось пожертвовать своим десертом. Она крепко держала брыкающуюся Панси за плечи, не давая встать, пока Дафна не скормила ей больше половины плитки.

— Приятного аппетита, — выплюнула Гринграсс и зашагала прочь.

Воцарившуюся тишину прервал Нотт:

— Ну вы и дуры. Мне бы ваши проблемы.

Когда все ушли, зареванная, перемазанная шоколадом Панси осталась сидеть на скамье. Икнув, она с опаской протянула руку к остаткам пирога с патокой, но тарелка уже опустела. Обед закончился.

Зато скоро ужин, сразу после сдвоенного зельеварения.

Впервые за очень долгое время Панси было тепло.

Декабрь 2017