Я шагаю по тебе (гет)

Предисловие

Многие полагают, что победа обязана быть отправной точкой для бесконечной радости и счастья. После победы поют птицы, светит кислотно-оранжевое солнце и распускаются цветы. Лишь немногие догадываются, что цветы распускаются благодаря удобрению. Благодаря дерьму, что осталось под ногами победителей.

Нацарапано на обложке «Продвинутого курса зельеварения» Драко Малфоя.

* * *

Замок получился злым. Парадные двери встретили нас мерзкой перекошенной ухмылкой и захлопнулись прямо перед нашими носами. Окна щерились осколками, а мутные разводы казались застарелыми шрамами. Замок, как бабка со скверным характером, не спешил радоваться непрошеным гостям.

Почти два месяца прошло с тех пор, как Поттер не смог победить Темного Лорда. Все почему-то считали поражения Темного Лорда, а о том, сколько раз обосрался Поттер, не вспоминали. Темный Лорд проиграл пятнадцать лет назад, Темный Лорд не завладел философским камнем, Темный Лорд ничтожество и вообще ни на что не годен, даром что полудохлый. А вот Гарри Поттер наш герой, думали волшебники, не совсем умелый, немного сумасшедший, излишне благородный — словом, не без недостатков, но герой, блин. И жалели его, жалели; ах, бедный мальчик, сколько ему пришлось пережить. И успокаивали: ну ничего-ничего, не получилось сейчас, получится потом, а мы тебя охранять будем, оберегать и оправдывать.

«Потом» не наступило.

— А это всегда так, — Блейз рисовал на пергаменте человечка и бормотал, не поднимая от стола глаз. — Это всегда так: мы надеемся, что впереди у нас бесконечная жизнь, и все время откладываем на потом. Вообще «завтра» — самый лучший день, завтра мы встанем и отправимся вершить великие дела, завтра мы помиримся с родителями, завтра выиграем в квиддич, а сегодня можно полежать на кровати и показать жизни…

Что Блейз собрался показать жизни, я не дослушал, но он ведь всегда показывал одно и то же.

Жизнь отвечала нам взаимностью.

До сих пор газеты пестрили заметками о героической гибели Гарри Поттера и подлом Темном Лорде, который покусился на его жизнь. Как будто кто-то сыграл чудовищную шутку, словно никто до того не знал о намерениях Лорда, а он, сука такой, взял и убил. Какая неожиданность, мать вашу.

— Странно, что подобный исход событий никто не предусмотрел, — скучающим тоном протянул Забини, поправляя сумку на плече. — Они все считали, что Поттер выкарабкается из вонючей каши, что ли? Наивные люди.

Наивный Уизли обнимал наивную Грейнджер. Я не высматривал их в толпе, но был уверен, что на вокзале первыми встретятся именно они. Когда в паре метров аппарировал Уизли, я начал подозревать у себя пророческие способности. Не скрою, я хотел их увидеть: насладиться безысходностью, сутулыми спинами, потерянными лицами и, может быть, воткнуть пару острых словечек в еле живые душонки.

— Смотри, Панси, кажется, эти двое кого-то потеряли, — я обратился к Паркинсон, потому что она всегда меня поддерживала. Смеялась над несмешными шутками, поддакивала и кивала.

— Что, Грейнджер, теперь не из чего выбирать, так и Уизли сойдет, да?

Панси мне нравилась, она не лезла за словом в карман и знала, куда побольнее пнуть. Иногда я думал, что ей стоило родиться скорпионом.

Грейнджер на нее внимания не обратила и притворилась глухонемой. Это бесило, толкало под локоть, тянуло за язык.

— Брось, Панси, Уизли беден, бесславен, туп, а безродным девочкам вроде Грейнджер нужен кто-то позначительнее.

— Ты, что ли? — огрызнулся Уизли. Поддался, мерзость. Грейнджер дернула его за рукав, и рыжая рожа скрылась с глаз, теперь я пялился на затылок.

— Нет. Конечно, нет, — сотни подобных разговоров, прожитых и пережитых будто бы в далеком прошлом, усталостью затопили меня с головой. Я ожидал от него взрыва, ругани, попытки набить мне морду, а получил лишь обессиленный плевок. Словно выжатый лимон брызнул остатками сока. — Просто хотел помочь. У вас потерянные лица, а мы ведь не должны оставлять друг друга в беде.

Тень Дамблдора выросла в паре шагов и одобрительно покивала.

Грейнджер обернулась, и ее волосы взметнулись, как от порыва ветра.

— Да, мы потеряли друга, — спокойно сказала она, не отводя взгляд. — Странно, что ты до сих пор не слышал. Все об этом говорят.

Я не нашелся, что ответить.

— Здесь плохо пахнет, — наморщила нос Панси. — Пойдем в купе, — она потянула меня за собой.

Испугалась? Точно испугалась. От Грейнджер несло яростью, паникой, злобным желанием выпотрошить наши желудки, но это не могло вернуть Поттера. Если бы могло, она сделала бы это, не задумываясь, я чуял.

— Смердит так, что дышать трудно, — ныла Паркинсон, а я стоял на месте и старался не моргнуть в ответ на взгляд Грейнджер.

«Моргну — проиграю», — мысль билась вместо сердца, толкала кровь по венам, и тут я понял, что стеклянные глаза не могут моргать. У Грейнджер были стеклянные глаза, как пуговицы. Кровь загустела. Кому проиграю, что проиграю, что за бред?

— Может быть, ты знаешь, куда пропал наш друг? Покажешь? — тихо спросила она, сжимая руку Уизли до побелевших пальцев.

Я отшатнулся от нее, как от прокаженной.

Воняло, потому что я чувствовал себя настоящим дерьмом.

С тех пор Грейнджер называла Поттера «наш друг», ни разу не сказав «Гарри», наверное, боялась потревожить замок, который обозлился на всех нас.

Грейнджер первая подскочила на ноги, когда увидела в директорском кресле Снейпа. В газетах об этом не писали, в газетах вообще ни слова не говорилось о Хогвартсе и грядущих переменах. И отец молчал. Впрочем, он теперь все время молчал.

— Профессор Дамблдор больше не сможет занимать пост директора, — начал Снейп, когда гул в зале стих. Профессору понадобилось всего полминуты, чтобы заткнуть особо строптивых. — Я временно назначен его заместителем. Нет, мистер Криви, к сожалению, никто не освобождал меня от обязанностей учить стадо непроходимых идиотов, ничего не соображающих в зельеварении.

— А где профессор Макгонагалл? — выкрикнул один из близнецов Уизли.

Снейп открыл рот, чтобы осадить наглеца, но не успел.

— Разве непонятно? Они все боятся, что даже после гибели нашего друга мы будем бороться, — голос прозвучал в мгновенно застывшей тишине, и все взгляды обратились на Грейнджер. — Профессора Дамблдора наверняка хотели упрятать в Азкабан, как в прошлом году, а профессор Макгонагалл заперли в больнице святого Мунго, на пятом этаже. Скоро нам скажут, что заклятие, угодившее в нее, вызвало необратимые изменения мозга, вот увидите.

— Откуда она знает? — прошептала Панси, а Блейз поперхнулся и выпрямился, вытягивая шею.

— Она блефует, — я ударил кулаком по столу, словно он был виноват в происходящем. Почудилось, что на меня вылили ведро помоев, и они стекают по волосам, шее, груди.

— Минус двести баллов Гриффиндору, Грейнджер. Я вас поздравляю, впервые за последнее столетие факультет оказался в минусе еще до начала учебного года. И неделя отработок под надзором мистера Филча.

— Разумеется, — улыбнулась она.

На следующий день мы узнали, что Грейнджер пролила на руки завхозу гной бубонтюбера. Чисто случайно носила его в сумочке, ага. Панси вздернула подбородок и стала обходить Грейнджер стороной.

На зельеварении она старалась сесть как можно дальше от нее, а мне было глубоко пофигу. Грейнджер все так же зубрила учебники и получала баллы на уроках, но, по-моему, делала это по привычке: никакой радости они ей не приносили.

— Вы сами не понимаете своих манипуляций, мисс Грейнджер, — процедил Снейп, заглядывая в ее котел. — Зельеварение требует творческого подхода, это искусство, которое не достойно тупого повторения…

— Точно так же, как и наказания, — перебила та. — Нельзя наказывать учеников, если вы видите, что наказания не помогают. Вы же не будете пить зелье от головной боли, если оно не действует, правда?

Снейп зельями не злоупотреблял, зато отработки назначал исправно. Он действительно делал это автоматически, не раздумывая, и все больше походил на бездумного инфернала. Осунулся, словно постарел на десяток лет за одно лето, сдал очень сильно, а я не понимал, чем Снейп-то провинился? Отец — понятно, отец не выполнил указание Темного Лорда, операцию провалил, и, хотя Поттер был мертв, пророчество так и осталось загадкой. А Снейпа наказывать не за что, он показал себя с лучшей стороны, так в чем же дело?

Он вводил в школе идиотские правила, которые вменялось исполнять беспрекословно, и не делал поблажек даже для своих. Жил против всех.

— Какого черта мы должны произносить эту дурацкую молитву перед завтраком? — возмутилась Панси на четвертый день, облизнув чистую ложку. — Снейп сам ее сочинял или… — она ткнула указательным пальцем куда-то в потолок. — Или сверху спустили?

Мы благодарим господа нашего за пищу, Мерлина — за учение, Темного Властелина — за возможность жить и вкушать пищу, которую послал нам господь…

За возможность жрать и спать, поправлял Блейз, и подобную формулировку я находил более подходящей.

— Дорогой господь, — начал Забини, оглядывая россыпь шоколадных лягушек на скамье, — за все это мы заплатили сами, так что не благодарю тебя.

В бога я не верил, поэтому изменял ему с легкостью.

Снейп слушал нашу молитву, плотно сжав губы. То ли не решался произнести эту ересь, то ли боялся, что его стошнит от фальши. Он жестом приказывал нам сесть и глубоко, с облегчением выдыхал. Душа каждого из нас спасена в очередной раз, теперь можно приступать к еде.

Я часто гадал, почему душу все время спасают, когда она в порядке и прекрасно себя чувствует, но в нужный момент спасения не дождешься. Скорее всего, это один из тех подлых законов мироздания, которые обманывают нас и показывают длинный шершавый язык.

Гул смолкал, сменяясь звяканьем приборов, и уже через десять минут мы спешили на занятия. Кто-нибудь обязательно попадал в дырявую ступеньку, которых стало намного больше, чем в прошлом году; а какой-нибудь Лонгботтом налетал на внезапно возникшие из воздуха доспехи. Замок разлюбил нас.

— Мистер Малфой, задержитесь, — Снейп окликнул меня, и пришлось притормозить. — У меня к вам разговор.

Вот тут-то я и заметил, насколько Снейп устал. Глаза ввалились, кожа обвисла, а лоб перечеркнула глубокая морщина. Да ему десятков шесть, не меньше, и этого не может быть, ведь он моложе отца.

— Ваш отец хочет поговорить с вами.

— Вы шутите?! — получилось слишком громко, резко.

— Нет, не шучу, идем, — он сцапал меня за плечо и повел за собой.

Мы поднялись на верхние этажи, потом по винтовой лестнице и оказались в круглом директорском кабинете. Я удивился, что вещи Дамблдора остались нетронутыми. Отец стоял спиной ко мне, завернутый в серый плащ, длинные волосы отросли сильнее привычного.

Он обрадовался и даже открыл рот, чтобы поприветствовать, но вместо этого лишь грустно улыбнулся и обнял. Я не сообразил сначала, что нужно сомкнуть объятия в ответ, и после того, как мы отступили друг от друга, бросился к нему снова.

— Отец, я в порядке, мы… нормально, — я захотел сразу же убедить его в этом. — Выберемся, а ты? А мама? Давно не писал вам… — забыл, что всего неделю назад уехал из дома. — Я напишу, слышишь, отец? Вот прямо сейчас пойду и напишу…

Я нес ерунду. Зачем писать, если он здесь?

Отец взмахнул палочкой, и в воздухе повисла серебристая лента, сложившись в слова: «Мы живы, береги себя. Я пришел ненадолго».

Я кивнул, давая понять, что весь внимание.

«Я принес тебе кое-что».

Он протягивал мне книгу. Учебник по зельям, у меня в спальне валялся такой.

«Это мой. Не хочу, чтобы пропал».

Я повертел его в руках, но ничего примечательного не нашел.

— Спасибо, — комок в горле рос, доставляя боль. Вместе с книгой отец принес надежду на то, что задание Темного Лорда я все же выполню, иначе…

Я не хотел думать об этом, ведь я же справлюсь, в учебнике наверняка есть подсказка, не может не быть.

«Соберись, у тебя нет права раскисать», — отец нахмурился и почти оттолкнул меня.

Когда он исчез в камине, у меня в руках остался учебник, а в голове мысль, что сейчас как раз тот момент, когда неплохо бы спасти мою душу от сомнений. И как назло делать это никто не собирался.

У меня дрожали колени, и я рухнул на стул, не обращая внимания на задумчивого Снейпа.

Я боялся того, что мне предстояло сделать.

Ожидание давило на шею, и я готов был орать на всю школу, насколько мне страшно, если бы это помогло пойти и сделать. Самый лучший день — «завтра». Завтра я встану и пойду вершить дела. Не великие, но необходимые. Завтра сделаю все.

А сегодня я ссал.

* * *

Я лез на стенку. Нет, не в том смысле, когда на душе кошки скребут, а во рту привкус, будто они же нассали. Я лез на стенку, потому что капитан сборной приказал. Цеплялся за выступы, смазанные маслом, и из горла вырвался хрип, чужой, незнакомый, настолько не мой, что даже страшно стало. Пот тек по лицу, и единственное желание — вытереть его — разбивалось о тошнотворный запах масла. Или не масла, но чего-то скользкого и вонючего, как слизь. Пальцы были пропитаны скользким и вонючим насквозь, и вроде бы даже линия жизни сочилась им.

Когда я упал на землю, дыхание перехватило, дух на мгновение взлетел высоко-высоко, и в глазах потемнело. Я вытер о мокрую траву ладони, выдрал ее с землей и растер в руках, чтобы избавиться от смрада.

— Если ты не научишься взбираться на метлу в воздухе, то сдохнешь, Малфой, и кости твои доставят папочке в коробке из-под шоколадных лягушек, — пробурчал Флинт.

Снейп добился, чтобы команду тренировал выпускник, хотя это и противоречило правилам. Но Слизерину теперь можно, в качестве исключения.

«Я никогда не сорвусь, я же отлично летаю. Знал бы Флинт, как хорошо я летаю, мать его!» — прошептал я про себя и с трудом перевернулся на живот, встал на колени. Обида утекла в траву и ушла в землю.

— Следующий! — рявкнул Флинт, и я отправился восвояси.

Я лез на стенку с тех самых пор, как понял, что мне все же придется выполнить задание Темного Лорда. В тот вечер отец аппарировал в замок едва живой, губы его, запачканные кровью, потрескались. Мама кинулась к нему, эльфы забегали, принося воду и лекарства, а я стоял у стены и не мог двинуться с места, прибитый огромными штырями.

— Драко, что же это? — прошептала мама, вытирая сухие щеки от не пролившихся слез.

Хозяин посчитал, что непутевому слуге не нужен язык, как и палочка. Только и всего. И я остался за старшего.

От травы поднимался пар, будто земля быстро нагрелась, и иней испустил дух. Я тащился к замку, волоча за собой форму и сумку. А Панси и Блейз волочились за мной сами. Декабрь, нагло затоптав ноябрь, ворвался в нашу жизнь, принес с собой мороз и три недели до срока, установленного хозяином. Я пролистал учебник отца тысячу раз и всякий раз останавливался на предпоследней главе «Смертельные яды и их применение». Конечно, яд — это то, что надо.

— Профессор Снейп! — на последнем уроке Грейнджер подняла руку и не опускала ее, пока Снейп не кивнул. — В учебнике ошибка.

— Вот как? Где? — он искренне заинтересовался.

— В двадцать седьмой главе. В списке составляющих недостает одного. Без него яд остается безобидной микстурой от кашля.

Тишина, застывшая над котлами, медленно потекла на пол.

— Что вы говорите? Тогда поясните мне, мисс Грейнджер, почему вы читаете двадцать седьмую главу вместо положенной тринадцатой? Минус двадцать баллов с Гриффиндора.

Она пожала плечами, а я судорожно листал отцовский экземпляр учебника. Впервые открыв последние страницы, я наткнулся на едва заметное, приписанное от руки слово. Тот самый ингредиент, которого не хватало, чтобы яд стал смертельным. Наверное, составители книги специально забыли один из элементов, иначе школьники доигрались бы до смерти.

Забавно, что на верную мысль меня натолкнула именно Грейнджер. Я воспринял совпадение как знак и обосновался в Выручай-комнате.

Страх не проходил, и я начал к нему привыкать. Он преследовал меня всюду, наполнял Выручай-комнату, подстерегал в спальне и не оставлял ни на секунду. Мысль о том, что мне придется убить, сжимала виски, пухла, как вывихнутая конечность.

«Мы благодарим господа нашего за пищу, Мерлина — за учение, Темного Властелина — за возможность жить и вкушать пищу, которую послал нам господь…» — бормотали все, а я тихо тянул свое:

«Господи, тебя нет, но ты все равно пригляди за моей душой, просто так, вдруг кому пригодится».

Оказавшись рядом с Грейнджер, я вдыхал запах ее духов (противный, цветочный) и видел упрямо сжатые губы, прям как у Снейпа. Сговорились они, что ли?

Я подумал, как она будет пахнуть после смерти. Скорее всего, тленом. Как же я боялся этого запаха. И самого себя.

«Ну загляни в себя! Найди силы. Что видишь?» — сказало мое отражение в мутном зеркале.

Я заглянул. Внутри огромные мухи жужжали над прогнившим мясом какого-то животного.

— Довольно? — вслух спросил я у отражения. Оно промолчало.

Во рту — пожалуй, навсегда — поселился вкус этого мяса, и запах почти готового зелья не мог его перебить.

Ступеньки шатались и скрипели под ногами.

Если подлить зелье за обедом, то подействует к вечеру, когда я буду на тренировке.

Замок издевался над нами, и лестницы всегда приводили не туда, куда требовалось.

Хозяин ясно дал понять, что не желает видеть друзей Поттера на земле.

«Чистокровного можно оставить, пригодится, — милостиво разрешил он, — а грязнокровку…» — не договорил и небрежно махнул рукой, смахивая на пол газету годичной давности с ее фотографией.

Трясущимися руками я перелил жидкость в склянку и спрятал в карман. Потные ладони вытер о брюки и вышел из Выручай-комнаты, захлопнув за собой дверь. Дал знак Крэббу в обличии девчонки, и тот потопал за мной.

Я носил колбу до самого Рождества. Гладил ее в кармане, сжимал, уговаривал лопнуть, разбиться, пролить яд, но она не слушала и оставалась целой.

В сочельник мама прислала записку, в которой нацарапала всего два слова: «Ну как?»

Никак, мам, я ужасно боюсь, хотелось ответить, но я сдержался и вывел: «Все в порядке. Сегодня».

Если нет — язык отца уже будет не восстановить, и он останется немым. А так… хозяин милостив.

На прошлой неделе в «Пророке» появилось сообщение, что Минерва Макгонагалл, бывший преподаватель трансфигурации Школы чародейства и волшебства «Хогвартс», тронулась умом и останется в госпитале на неопределенный срок.

А что, если Грейнджер предвидит и собственную гибель?

Руки ходили ходуном.

Я совсем запутался в днях. И в людях тоже запутался.

— Гермиона, прекрати, — поморщилась сестра Уизли, когда я приблизился к их столу. — Эльфы не хотят свободы, ты их обманываешь.

— Они просто ничего не понимают, — упрямо проговорила та, работая спицами. — Вот увидишь, они обрадуются, когда осознают…

— Поверь, Грейнджер, иногда из букв «г», «а», «в», «н» и «э» нельзя составить слово «свобода».

Обе подпрыгнули и обернулись, не заметив, как в тарелку пролилась пара капель.

— Что тебе нужно? — Грейнджер выглядела не такой отмороженной, как в начале года. — Иди к своим, Малфой, — резко выкрикнула она.

Я развернулся и пошел прочь, я бежал от них и думал только о том, где спрятаться.

Завтра уже не наступит, а ведь Грейнджер наверняка откладывает что-то на «завтра». Например, вязание еще одной уродливой шапки.

— Драко? — Панси попыталась ухватить меня за руку, но я вырвался и помчался на квиддичное поле.

За мною топали сотни ног, и сам замок создавал все новые, пугал меня, злился, выгонял на улицу. Крик рвался из горла, но я не пускал его, глотал, жевал и сплевывал.

Флинт зверствовал, несмотря на то, что матч только в феврале. Ледяной ветер обжигал кожу, и я несся навстречу ему с надеждой, что он выметет из души страх и чувство вины. Когда я вернусь в замок, о смерти Грейнджер будет уже известно, а значит, надо успокоиться и не подавать вида.

Сердце едва трепыхалось, я силился вспомнить, какое сегодня число.

Замок скалился и не желал запускать нас внутрь. Запертая дверь ясно дала понять, что нам не рады.

— Ах ты сука, — силы переполняли меня, и преграда только подстегивала. — Пусти нас!

— Чего шумите? — проскрипела дверь голосом Филча. — На время смотрели? Да видел я ваше разрешение от Снейпа…

Мы прошли мимо него и как по команде разошлись в разные стороны. Я напрягал слух, готовый услышать причитания, завывания и выкрики, но услышал только тишину.

Замок перевернулся с ног на голову, и лестница, ведущая в подземелья, заканчивалась где-то у кухни. Лестница состояла из дырявых ступеней, в каждой из которых я застрял, пока спустился до конца. А о последнюю еще и запнулся, растянулся на полу и остался лежать лицом вниз.

Тело болело, как если бы по мне прошлась толпа народа, и шевелиться не хотелось. Зато хотелось биться головой о стену, но для этого надо было встать. Замкнутый круг.

— Прекрати мешать мне, — приказал я замку, но он промолчал. — Да я могу одним заклятием разнести тебя в осколки, — я подскочил, собрав все силы, пнул стену и чуть не завыл от боли. — Ты ничтожество, ты не существуешь, ты ведь даже не живешь! Я шагаю по тебе, ебаная ты куча камней!

— Это замок по тебе шагает, — Грейнджер стояла, прислонившись к стене.

Я застыл на месте и медленно развернулся. Она держала в руках учебник отца, раскрытый на последней странице.

— Когда погиб Гарри, замок исходили вдоль и поперек. Пожиратели выкорчевали из него все старинные заклятия, и остались только голые стены.

— Грейнджер, ты…

— Это не я, это лестница, — фыркнула она, мгновенно превратившись из неживой тени в зануду Грейнджер. — Мне, не поверишь, совсем не хочется с тобой встречаться, но куда доставили, в тот коридор и пришлось идти.

— Отдай, — я не узнал свой голос.

— Что, прости?

— Учебник отдай, это мой, — шагнув раз-другой, я замер перед ней.

Запах противных цветочных духов, а не запах гнилого мяса. Облегчение волнами смывало страх.

— Здесь не подписано, чей, думала, потерял кто, — она нахмурилась и почесала переносицу привычным жестом.

— Это мой… спасибо, — выдавил я, протягивая руку.

Удар обрушился на мою щеку, как тогда, на третьем курсе. Мы были малявками, и я не догадался ответить ей. Но сейчас-то мы взрослые. Книга полетела в окно, а Грейнджер — к стене. Даром, что эйфория переполняла меня, и даже ярость не могла заглушить ее.

«Она догадалась». — Мухи внутри зажужжали громче.

Я дышал ей в лицо, сжимал ее руки и ждал, пока она прекратит сопротивляться.

— За что?!

Сейчас Грейнджер скажет: «За то, что пытался убить меня». Она прямолинейная, она может.

— Отпусти, — Грейнджер помотала головой. — И больше никогда не спрашивай про Гарри.

— Договорились.

Я помедлил, что было силы впечатал ее в стену и наклонился как можно ближе к лицу. Грейнджер зажмурилась и больше не сопротивлялась.

— А ты держись от меня подальше, — прошептал я. Как можно дальше, с глаз долой.

Я сильнее, несмотря ни на что. Этого достаточно, ведь так?

Отец знал, что рецепт неверный.

Позже, выудив учебник из сугроба, я подставил лицо морозному ветру, провел пятерней по лицу и взглянул на последние страницы. Рукописное слово было зачеркнуто, а ниже выведено другое рукой Грейнджер. Снейп по секрету сказал, что новый ингредиент — правильный, и если я захочу, то смогу...

— Нет, — выпалил я. — Нет, не захочу, — попятился к выходу из круглой комнаты, и директор пожал плечами. — И отец не хотел, потому и отдал мне учебник, понимаете?

— Нет, не понимаю, — хмыкнул постаревший Снейп, и морщина на его лбу врезалась еще глубже.

Иногда книга — это просто книга. Подарок на память.

Впервые за долгие полгода я не считал вдохи и выдохи.

Послесловие

На самом деле эта страница не последняя. Последнюю я вырвал и сжег, потому что так будет лучше.

ниже

Иногда слово «свобода» можно составить вообще без букв.

Написано на предпоследней странице «Продвинутого курса зельеварения» Драко Малфоя.

И нарисован человечек, шагающий по строчкам вверх.

Fin

Октябрь 2012