Не верь слухам (джен)

— И почему — поганые сволочи?

Взглянув на насупившегося Санька, нынче подвыпивший дядюшка снова закатил взгляд в потолок и продолжил:

— Потому что Виктор их хает, что они ему баснословную цену за дрова закатили? А баснословную ли? Или это только по мнению этого приблудного винхартского хапуги, который даже нам уже такой тариф закатывает, что наши у него и щепки не берут? Да ушастым вообще на деньги побоку. Ты хоть раз пытался вникнуть, чего он с нашим Игнатием на ножах? Так я тебя, зелень, просвещу — на мзду за дрова эти твои "варвары" у трактирщика вино покупают, так вот потому и погрызлись, что он ушастым это своё вино не отдаёт задаром, а деньги, за вино значится, выходит, платит Виктор. А до Ледчинцев с Яровцами и их мнения о ценах за железо и уголь ему руки коротки, чтобы достать.

Санёк выразительно промолчал.

— Что? Ну а на хрена им там в лесу деньги? Что они с ними там, по-твоему, делать будут?

— Да хотя бы в своём трактире расплачиваться!

— Ха! А то что? Будто в твоих карманах монета шибко звенит? И даже если — ходил бы ты к ним не с грибами да ягодами на обмен?

— Ну и что? Суть — тупые варвары. А ещё обслужить нормально не могут, и кухня паршивая.

— И вот твоё мнение? А раньше вроде бы не жаловался.

— А я это не жалуюсь. Но Лилия говорит...

— Ну то Лиля говорит. А твоё мнение? Ну? Ну?

— Ну-у. Не знаю. Сок у них вкусный, — как-то сконфузившись, потянул Санёк.

— А кроме тебя, балды, из наших этот сок никто и не пьёт. Ты у самой Лилии этот сок попробуй попросить.

— Так в нашем трактире такого нет!

— О! А ещё сочиняешь мне тут — обслуживание и выбор. А они наше вино не жрут. Вот и ходят его искать по чуланам. Как кто из наших вдруг случится да попросит.

— Всё равно! А ещё лес зимой рубить вообще не дают!

— Опять двадцать пять! Их лес — какой хотят, такой устав и ставят. Или хочешь сказать, если кто в мою кузницу придёт и начнёт указывать, как нам дело делать, мы должны кланяться и соглашаться?

— Нет! Но это наша кузница, ты сам говорил, твой дед её построил! А лес — он лес. И река. Они общие. Они всегда тут были.

— О-о... Фаронским боярам твои слова да в уши бы. Они их лес нам даже продавать не хотят. Или, думаешь, чего у Величества с ними пограничный конфликт? Эх! А ведь Фаронский лес и прям всегда там был. А этого, как ты, зелень, говоришь, "нашего общего", когда тебя ещё не было, а я сам ещё пешком под стол ходил, тут тоже не было. И Мошки, чтоб ты знал, не было. Ни реки, ни озера на западе, ни болот на востоке. Ни хрена тут не было, только камни на севере, как на востоке. Там даже трава толком не росла. Припоминаю. Грелись мы тут все коровьим дерьмом и жили впроголодь. И наши Яшки были что, вон, Суховка — два дома, три сарая. А тогда предыдущий Винхарт, отец нынешнего, значится, с княжьего разрешения даровал северную пустошь эльфам. В обмен за что-то там. Они тут лес и вырастили. И реку пустили, это вот уж не знаю как.

— Врёшь! Хшармош же больше даже нашей барщины! Как такое вырастить можно? А ещё, говоришь, на бесплодной равнине.

— А и мы сами не верили. Но наши глаза не верили, а эльфы пахали, садили, и лес рос. Можешь продолжать себе упорствовать, но ещё: тебе название леса с Мошрашем никогда не казалось похожим? — Помолчав, он добавил: — Теперь тут лес. А название старым осталось.

Но всё же явно считая это все байкой, Саша ответил:

— Похоже. А ещё и слова явно не наши.

— Дед говорил — орочьи. Что они, когда набегали, так эти места называли.

— Ну вот. Ещё одни байки.

— Ага. Ну да. Побывай в Утёсе — тебе покажут эти байки. Свежие. А если там задержишься, так ещё и на живых посмотришь.

Но всё равно, только раззадорившись, что его, уже двадцатилетнего, потчуют байками, как малое дитя, Санёк снова насел:

— А ещё они в западный лес нас вообще не пускают, говорят, что типа священен и бла-бла-бла. А ещё одну траву жрут, что скоты какие. А ещё выглядят неприлично, и обычаи у них скотские!

— Вой! Вой! Вой! — только и ответил на тираду дядюшка. — Ну ладно. Ну и кто тебе сказал, что в Хор нельзя, и что он для эльфов священен? Хоть один эльф тебе такое говорил?

— Ну-у... — протянул Санёк. — У этих я не спрашивал. Но люди говорят, что мошкинцы говорят...

— Говорят! Люди! Сами себе напридумывали. Слыхал, что их там ушастые стреляют на меже. Ты сам там был хоть? Пытался в тот лес ходить? А заодно бы на и на Трещину посмотрел.

— Нет. Да и зачем?! Он же чёрт-те где, аж за Мошем, туда идти дня три, а ещё до леса...

— Для буйного интересу. Эх! А я там бывал. И у "этих" дорогу спрашивал. И они мне ну вот почему-то туда ходить не запрещали. Предостерегали только. И, — Игум встал, развернулся, задрал рубашку, показывая старый шрам через всю спину, — это была сраная кошка. Просто кошка! Да, большая, по пояс. Но и только. Никаких ушастых там нет. Они в том лесу не живут даже и сами туда особо не заглядывают. Ты просто, окромя нашего, другого леса не видел. У нас тут что: не лес, а сад какой-то. Только волки на западе, видать, лезут как раз с этого Хора, да пауки эти огромные на северо-востоке. Но тут уж, правда, явно не сами. Уж не знаю, на черта они ушастым сдались. Может, как раз. Ты их зубы видел? На что больше похоже? На то, что у коровы или у собаки?

— Ну-у... На наши похожи, только клыкастей...

— Вот-вот. Ну вот, например, и жрут они этих пауков. А нам не предлагают, ибо наших тошнит только от их вида. И делов-то. А ещё в Линделе был, сам уж точно видел, скотина у них есть. И мелкая тоже. А птицу так они вообще и по своим лесным голубятням держат.

— Лошадей нету.

— А на хрена им в лесу кони?

— Да ну тебя! Ну ладно. Если, как ты говоришь, их в Хоре нету, куда в таком случае они зимой отсюда уходят? — Аки не так давеча Игум, он упёрся взглядом в потолок и продолжил: — Фаронцы говорят, за нашим лесом степь, а за степью горы, но черт-те где, дальше чем от сюда до моря. А на западе степи Хор, до гор... Зачем им вообще тут надо. Если, как ты говоришь, они этот лес ещё и сами вырастили.

— Загнул! Дурья башка. Будь проще. Жить сюда пришли.

— А почему именно сюда? И куда они, по-твоему, на зиму тогда деваются?

— Ах, проснулась почемучка... Ну, видать, фокус с рекой у них там, в той же степи, не получался. А без воды, знаешь, вообще всё плохо растёт. Вон и тебя ко мне отправили, ибо в Кирской барщине засуха на засухе, всегда так было: вечно неурожай и жрать нечего. Разве что мёрзнут, не то что наши. Но тут уж вон в Шарграде бывает снег лежит не всю зиму. Юг всё-таки. Кстати, вот и ушастым захотелось куда-то потеплее. Как у нас. Уж не знаю, каковы там зимы на севере, как ты подметил, в горах, за степью.

А куда деваются? Да никуда. Собираются все в своём Линделе и не вылазят оттуда всю зиму.

— Но...

— Что "но"? Ты там был зимой?

— Нет. Но это не близко. А зимой так можно и околеть в лесу, если буран налетит.

— Ну вот и они по чём зря жопы морозить не хотят. А ты, раз уж, вот возьми и сходи зимой да проверь, есть они там или нет. А то наши мужики, что бабы, горазд байки плести про то, что толком не видели и дальше сами себе выдумали. Лишь бы звучало пострашней и позагадочней. А ещё зовут ушастых варварами. В своём глазу бы бревно сперва разглядели.

— А вот и схожу! — выпалил Саня, совсем раздосадованный тем, что Игум уже который раз ставит любую прописную истину под сомнение, да ещё и так ловко, что и не подловишь, и вышел из дома, завершив этот тягостный разговор.