Женщина в снегу (джен)

Поселок представлял собой тихую, процветающую, в основном сельскохозяйственную общину. Люди здесь были спокойными, разумными и рациональными. И вот однажды к доктору прибежала девочка. Она повела его и его жену мимо замерзших, засыпанных снегом полей в лес, где они и увидели то, что испугало ребенка. На земле лежала бледная женщина без сознания — обнаженная, со смерзшимися ресницами. Она была скорее мертва, чем жива. Снег припорошил ее темные волосы и худое тело, которое покрывали длинные неглубокие царапины с засохшей кровью вокруг. Дыхание было медленным, но ровным, а сердцебиение чувствовалось слабым, но размеренным. Никто не мог догадаться, кто она такая или как попала сюда.

Доктор и его жена взяли женщину в свой дом и старались заботиться о ней. Вымытая и накрытая одеялом, она лежала рядом с огнем, теперь уже не настолько мертвенно бледная. Горожане обсуждали между собой, кем она может быть, но никто не знал ответа.

* * *

Она очнулась несколько дней спустя. Жена доктора, сама опытная медсестра и мать девяти детей, сумела дать ей немного воды и жидкого бульона. Наконец, она по-настоящему открыла глаза вечером, когда чaсть детей разжигали огонь. Доктор подошел и спросил, как она себя чувствует.

— Gdeya? Ktowy?

Она не могла нормально говорить. С потрескавшихся губ срывались странные гортанные звуки, однако не вызывали сомнений страх и смятение в зеленых глазах. Доктор обменялся с женой долгим взглядом и попытался снова — медленнее. Медленно, мягким тоном он произнес свое имя. Она теперь в безопасности, заверил он. Знает ли она, что с ней случилось?

— Prostyteyaneponimayu. Gdeya?

Она не казалась такой испуганной как в начале, но всё еще произносила неразборчивую тарабарщину. Доктор сдался пока и позволил жене помочь женщине немного поесть. Возможно, у нее в голове помутилось из-за ранения. Он никогда прежде не слышал подобных звуков. Они были странными: воздух вырывался из ее рта непонятными сочетaниями, просачиваясь маленьким странным взрывом, который производил почти резкую ритмичную модуляцию, при том что некоторые гласные были длинными, а другие резко обрывались. Если это настоящий язык, она определенно попала сюда из гораздо более далеких краев, чем им известны.

* * *

Несколько недель спустя женщина замечательно окрепла. Доктор был доволен и удивлен тем, как быстро она поправилась. Царапины зажили, не вызвав серьезной инфекции, за исключением одной на щеке, которая, вероятно, никогда полностью не исчезнет. Глаза стали ярче, на лице появились краски, а голос сделался яснее.

Но они по-прежнему ничего о ней не знали. Никто в поселке или в ближайших общинах не узнавал ее. И никто не мог понять, что она говорит. Они не узнавали даже звуки, а она напрасно прислушивалась к их гладкой мелодичной речи, не понимая ее. Единственным способом общения с ней была жестикуляция. Они узнали ее имя (они были почти уверены в том, что это имя), но оно было длинным, сложным, со множеством слогов и одним из тех странных взрывающихся звуков, которые никто из них не любил пытаться произносить, так что они переделали его в Хелиссимас, что звучало достаточно похоже, и она приняла его. Дети стали звать ее Иссим, и взрослые хихикали над иронией такого сокращения. «Хелиссимас» просто являлось самым близким к ее настоящему имени из всего, что они могли произнести, но «исс» было устаревшим словом для обозначения снежной ночи, так что «иссим» означало буквально «девушка из снега».

Она по-прежнему жила с семьей доктора к тому моменту, когда началась весна и стало теплее и светлее. Старшие девочки помогали заботиться о ней, хотя она начала выказывать признаки самостоятельности. Оставался вопрос насчет того, что с ней делать — в конце концов, откуда-то же она пришла. Возможно, у нее была семья или друзья, которые искали ее. Но пока селяне решили просто помогать ей восстанавливаться и попытаться узнать, кто она.

* * *

Они поняли, что Хелиссимас — умная женщина. Вскоре она начала улавливать фрагменты слов и пытаться говорить. Доктор и его семья поощряли ее, постоянно обучая словам и фразам, чтобы помочь ей. Она быстро училась, сосредоточенно прислушиваясь к разговорам, отчаянно ища способ разговаривать с ними не только жестами.

Стало очевидно, что она хочет заняться чем-то, а не только сидеть и смотреть на огонь. Но для столь умной женщины ее умения были удивительно ограничены. Готовить она умела совсем немного, шила только на самом элементарном уровне, а руки у нее были до смешного мягкими и гладкими. Хотя она охотно предложила помочь со стиркой, после единственного дня работы ее руки кровоточили так сильно, что доктор велел жене найти для Иссим какое-нибудь другое занятие.

Самой полезной ее способностью оказался присмотр за детьми. Пятеро из детей доктора были слишком малы, чтобы помогать пасти животных, и жена доктора обнаружила, что Иссим, хотя и могла обменяться с ними не больше, чем парой слов, обладала врожденным даром нянчиться с малышами. Это стало невероятным облегчением: работа по дому упростилась, и жена доктора с радостью позволила Иссим помогать присматривать за маленькими детьми.

* * *

Способность Иссим общаться быстро вырослa с отдельных слов до коротких фраз. Ей помогло время, проведенное с детьми. Но она по-прежнему не могла ничего объяснить про себя или свое прошлое. Она попыталась однажды, но вскоре потерялась за обилием мыслей, для которых у нее не было слов, и попытку пришлось бросить.

Ее здоровье значительно улучшилось за месяцы, прошедшие с ее появления. Лицо приобрело здоровый румянец, она немного набрала вес (хотя доктор настаивал, что она всё еще слишком худая) и выглядела более довольной. Но, хотя ей нравилось заботиться о детях, и она помогала, как могла, периодически она по-прежнему казалась тревожной, и время от времени вечерами выскальзывала наружу и грустно смотрела на звезды. Семья никогда не беспокоила ее. Жена доктора только качала головой и отгоняла детей от окна. Не беспокойте Иссим, журила она их. Думаю, она кого-то потеряла. Возможно, где-то у нее была семья. Возможно, есть кто-то, кого она хочет найти.

Даже шить она стала лучше. Жена доктора подбадривающе улыбнулась, увидев подшитую Иссим юбку:

— Очень хорошо.

Иссим улыбнулась в ответ. Она не часто улыбалась.

— Я… спасибо. Вы… очень добры.

* * *

Когда сезон сбора урожая был в разгаре и многие мужчины целыми днями работали в поле, Иссим начала присматривать не только за детьми доктора. В дни стирки женщины и старшие дети были заняты от рассвета до заката, и в итоге Иссим стала пасти стадо малышей. Ее речь неуклонно улучшалась, и несмотря на ограниченный словарь, дети инстинктивно слушались ее. От нее исходил авторитет, который они никогда не подвергали сомнению. Что было странно: она отличалась определенно материнскими, покровительственными манерами, но после первого же обследования доктор убедился, что она никогда не рожала. Его жена пожимала плечами. Возможно, она не могла иметь детей. Была ли она замужем? Они всё еще не могли сказать.

* * *

Сбор урожая подходил к концу — год был хорошим, — воздух становился холоднее, и вскоре выпал первый снег. Доктор и его жена начали обсуждать, что делать с Иссим. Она была здоровой, сильной, красивой и могла жить почти самостоятельно. Даже несмотря на неуверенное пользование речью. Возможно, им стоило подумать о том, чтобы найти ей мужа. Неподалеку жил вдовец с хорошей фермой, который намекал, что он заинтересован. Но когда жена доктора спросила Иссим, та покачала головой:

— Пожалуйста, нет. Я не хочу сейчас мужа.

Они не стали настаивать. Она по-прежнему не могла объяснить про свою предыдущую жизнь, но жена доктора считала, что Иссим есть к чему возвращаться и она пока не готова сдаться. Хотела бы она знать, как ей помочь.

В тот год зима выдалась необычайно снежной. Сугробы высотой с заборы скопились возле домов и покрыли поля под сверкающим белым одеялом. Семья доктора проводила долгие зимние вечера возле огня. Их младшая дочь обнаружила умение производить те же звуки, какие вначале издавала Иссим. И Иссим проводила долгие часы, обучая девочку, в надежде, что так общение станет проще.

* * *

С весной пришли посадки. Когда снег растаял и появилась трава, а воздух стал теплее, Иссим продолжила практиковаться в непростом искусстве прядения. Она училась медленно, но верно, и в течение месяцев результат ее трудов становился всё более гладким и тонким. Ее руки давно стали более грубыми и мозолистыми, так что пряжа их больше не ранила. Она даже научилась прилично готовить, и жена доктора очень хвалила ее тушеное мясо.

* * *

Лето выдалось на удивление дождливым. Фермеры были довольны, предсказывая чудесный урожай и долгие дни упорной работы в плодородной грязи. К тому времени, когда утра стали холоднее и снова приблизился сезон сбора урожая, Иссим уже стала полноценной селянкой, помогая с работой по дому вместе с женой доктора и другими женщинами.

А потом однажды солнечным днем доктор, разговаривая с соседом возле его дома, увидел приближающуюся к поселку группу людей. Они были незнакомыми, одетыми в странное сочетание черного и тускло-зеленого, и держали в руках блестящие черные предметы.

Торопливо созвав всех находящихся поблизости соседей, доктор повел их навстречу незнакомцам. Они остановились у самого начала поселка, и за их спинами в теплом солнечном свете богато зеленели поля. Нежные полевые цветы росли вдоль тропинок.

Доктор окинул взглядом соседей и решительно шагнул вперед:

— Здравствуйте.

Мужчина впереди обвел их ясным проницательным взглядом и заговорил:

— Privetyapodpolkovnikdjauhnshapurd.

Доктор посмотрел на жену, внезапная улыбка которой подтвердила его догадку: он не понял слов, но узнал резкие гортанные звуки. Воодушевленный, он шагнул к мужчине:

— Вы знаете темноволосую женщину?

Тот беспомощно слушал, явно не понимая. Доктор мгновение поразмыслил — как она назвала себя, когда они впервые спросили ее имя? Нечто труднопроизносимое, он теперь даже и не помнил. Он остановился на ее нынешнем имени.

— Хелиссимас? Хелиссимас?

Незнакомцы не поняли. Доктор указал на свою жену, потом на жену соседа, на его дочерей, но это не помогло. Он положил ладонь себе на грудь, произнеся собственное имя, потом на грудь своего сына, произнеся его имя, потом — своей жены.

Незнакомец прижал ладонь к груди.

— Djauhnshapurd.

Значит, он понял. Доктор ободряюще кивнул.

— Хелиссимас? — повторил он, подняв ладонь к подбородку, чтобы обозначить ее рост; а потом указал на свои волосы и повел рукой вниз, чтобы обозначить их длину; потом на свои глаза и на траву, чтобы сказать, что они зеленые; и наконец сложил ладони чашками возле груди, чтобы изобразить женскую грудь.

Как еще объяснить? Незнакомцы поняли, что он задает вопрос, но недоуменно посмотрели друг на друга, растерянно бормоча:

— Хелиссимас? Хелиссимас?

А потом мужчина впереди снова посмотрел на него, его глаза зажглись осторожным любопытством:

— Uhlizuhbuth?

Доктор улыбнулся, кивнув. Так она называла себя. Он изо всех сил постарался повторить сложное гортанное имя, прибавив последнюю часть, которую она всегда включала:

— Uhlissuhmuthuiirr?

Темноволосый мужчина расширившимися глазами посмотрел на своих спутников. Доктор повел всех к своему дому, и они последовали за толпой.

— Иссим? Можешь выйти, пожалуйста?

— Иду, — крикнула она из дома.

Жена доктора бросила взгляд на лидера незнакомцев. При звуке голоса Иссим он резко вдохнул, недоверчиво приоткрыв рот, его брови нахмурились. Спутники позади него начали возбужденно шептаться.

Возможно, этот мужчина и был причиной, по которой Иссим всё время смотрела на звезды.

Она появилась в дверях, в замешательстве нахмурившись на большую толпу посреди поселка в разгар рабочего дня, так близко к сезону сбора урожая.

— Что? — с любопытством спросила она.

Малыши теснились вокруг нее, пока она вытирала руки о юбку. Ее кудрявые волосы были завязаны в хвост, а на рукавах осталось несколько прожженных пятен после готовки нa открытом огне.

— Иссим, ты знаешь этих людей?

Толпа селян расступилась, и Иссим увидела незнакомцев. Ее лицо побелело, руки резко застыли. Она испустила длинный дрожащий вздох, когда ее взгляд остановился на темноволосом лидере. Даже губы у нее побелели, а зеленые глаза широко распахнулись.

— Uhlizuhb'uth?

— Djauhn?

Жена доктора начала улыбаться, когда эти двое уставились друг на друга, не обращая внимания на толпу вокруг и остальных улыбавшихся незнакомцев, а потом мужчина шагнул к Иссим, и она буквально упала в его объятия. В этот момент словно прорвало плотину — вся группа незнакомцев устремилась к ним и заключила ее в громадное многорукое объятие, крича от радости. Доктор бросил взгляд на жену, которая улыбнулась ему в ответ, указав на Иссим. Они никогда еще не видели, чтобы она столько улыбалась.

Постепенно толпа расступилась, освобождая им пространство, но Иссим по-прежнему стояла в крепких объятиях темноволосого мужчины, слезы текли по ее лицу, и он мягко провел ладонью по ее спине. Все неполных два года она ни разу не плакала.

Немедленно решили, что вечером будет праздник. Селяне полюбили Иссим как свою, и ее счастье, воссоединение с семьей требовало празднования. Дети немедленно привязались к незнакомцам, особенно младшая дочь доктора, которая замечательно преуспела в языке Иссим и удивила темноволосого мужчину, Djauhnа, когда потянула его за рукав и представилась:

— Privetmenyazovoutssenna.

* * *

Ужин стал мастерской демонстрацией поварских умений каждой женщины в поселке и щедрости полей. Нa вкус было чудесно. Незнакомцы охотно общались — Иссим и девочка переводили, как могли. Большинство селян ограничились улыбками, смехом и жестами. Еда — в любом случае универсальный язык. После того, как подали ужин, полдюжины селян достали несколько барабанов, флейту и два струнных инструмента и заиграли живую джигу. Вокруг костра появились танцоры. Иссим, которая в прошедшем году лишь изредка танцевала на свадьбах, потянула с собой Djauhnа и убедила его попробовать, хотя он ужасно спотыкался о собственные ноги. В конце концов они сели, задыхаясь от смеха. Солнце зашло, а музыка продолжалась.

Жена доктора улыбнулась и хлопнула соседку по плечу, указав на место рядом с костром, где Иссим сидела рядом с Djauhnом. Он обнял ее одной рукой — он весь вечер не прерывал с ней физический контакт. Конечно, это понятно. Они почти два года не видели друг друга.

— Думаю, вот причина, по которой она не захотела выйти замуж за вдовца.

Соседка засмеялась:

— Разве можно ее винить?

Вдруг со стороны незнакомцев раздались бурные аплодисменты и свист, когда они увидели, как Иссим и Djauhn целуются. Селяне тоже зааплодировали, кидая в них пучки травы — традиционный символ плодородия. Когда эти двое оторвались друг от друга, они улыбались. Ее лицо было алым, а он широко ухмылялся, притянув ее ближе к себе, и она спрятала лицо у него на плече.

* * *

Пир и танцы длились до глубокой ночи. Селяне великодушно предоставили чужакам несколько домов, где они с удовольствием спали на тонких матрасах с дополнительными одеялами. Иссим, как всегда, спала в комнате с шестью младшими детьми доктора, и младшая девочка свернулась рядом с ней. Но теперь на матрасе рядом с ней спал Djauhn. Жена доктора попросила мужа не разделять их, так что ему предоставили импровизированную кровать. Придя утром их будить, жена доктора обнаружила, что девочка прижалась к Иссим, а Djauhn держит ее ладонь в своей, переплетя пальцы.

Жена доктора оставила их еще на несколько часов. Иссим сложно было объяснить, куда именно они отправляются — она смогла только сказать: «Это далеко», — но пообещала вернуться. Дети вцепились в нее, умоляя остаться с ними, но она обняла всех и велела им быть умницами. Жена доктора в последний раз обняла ее и тепло улыбнулась.

— Береги себя, Хелиссимас. И больше не теряй его, — она бросила взгляд на Djauhnа. — Думаю, он страдал не меньше тебя.

Иссим покраснела.

— Спасибо за всё.

Она повернулась присоединиться к остальным, но Djauhn застал ее врасплох и снова поцеловал, обняв за талию, когда ее ладони скользнули вверх по его рукам, а остальные засвистели, бросая в них еще траву.

Он отпустил ее, и она игриво посмотрела на него, что-то спросив.

— Chtoetobylo?

— Prostosdelalshtomnevelelatadevochka.

Она повернулась к хихикающей младшей дочери доктора.

— Я велела ему, Иссим.

Иссим засмеялась, ее щеки по-прежнему горели.

— Обещай, что будешь хорошо себя вести?

— Обещаю!

После долгого махания на прощание Иссим, Djauhnу и их спутникам толпа начала рассеиваться, возбуждение стихало по мере того, как они осознавали, что Иссим ушла. На оставшихся спустилось слегка угрюмое настроение.

Но жена доктора по-прежнему улыбалась.

— Что? — спросил ее муж.

Она засмеялась:

— Держу пари, понадобится меньше двух месяцев.

Ее соседка кивнула:

— После двух лет он ее больше не отпустит.

— Вообразить не могу, каково это было, — добавил доктор. — Быть отрезанной ото всех? Даже не иметь возможности разговаривать?

Его жена улыбнулась:

— Но она знала, что он никогда не перестанет искать.