Царевна (гет)

День за днём идёт, мелькая,

А царевна молодая

Всё в лесу, не скучно ей

У семи богатырей.

А.С. Пушкин

"Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях"

Когда она начинала петь, сидя у окна в своей светёлке, Переслав сразу уходил в сад — сил у него не было слушать её пение! Самый младший из них, Ярополк, затихал, сидел, открыв рот, с таким блаженным видом, что хотелось дать ему подзатыльник, остальные братья делали вид, что не слышат ничего и что с появлением царевны в их тереме ничего не изменилось.

Он тоже делал вид.

В саду было свежо после недавнего дождя. Переслав привычно осмотрел высаженные им травы, сорвал пару веток, выдернул живучие желтоцветы, которые росли, кажется, круглый год и могли, дай им только волю, задушить всё вокруг.

— Ты колдун?

Переслав вздрогнул и обернулся. Царевна стояла за ним, а он и не слышал, как она подошла, больно задумался.

— Ты же дома была, пряла, пела… Что прибежала-то? — на её вопрос он не ответил.

— Дождь прошёл, а всё равно душно. Гроза будет… Я вот что сказать хотела, — она стала теребить косу, то расплетая её кончик, то вновь заплетая. Черные, как смоль, волосы скользили сквозь пальцы…

— Говори, — он отвернулся.

— Ты… Я вижу, что я тебе не по нраву. Только никак не пойму, что не так. Знаю, без спроса явилась, мешаю. Только вот нельзя мне домой.

— Тебе и тут оставаться нельзя. Да и не права ты. Придумала чего — не по нраву! — он горько усмехнулся. — Сколько тебе лет, царевна?

— Я уже давно невеста. Я всё понимаю, я…

— Ничего ты не понимаешь, — он пошел от неё к дому. — И говорить не о чем. Живи, сколько надо. Пока твой королевич тебя не отыщет.

— А ты думаешь — не найдёт?

— Ты его любишь? — Переслав резко остановился и повернулся к ней.

— Полюблю, — уверенно заявила она, опуская глаза. — Замуж выйду и полюблю.

— Думаешь, так будет? А что, если не сможешь?

— Как иначе? Он добрый и весёлый. Да и сосватаны мы давно, мы должны пожениться, государству нашему только выгода, обороняться легче будет, тебе ли не знать! Я же знаю, вы не только на охоту уезжаете, границы проверяете.

— Царевна! — он только покачал головой. Ещё совсем девчонка, думает, что уже выросла, слова мудрёные говорит, о государствах рассуждает, думает, что захочет — так и полюбит. А может и правда полюбит?

— Меня Белославой зовут! — чуть ли не с отчаяньем выкрикнула она и покраснела, словно испугавшись собственного крика.

— Хорошо, Белослава. Пойдём, — он взял её за руку и повёл за собой, обратно в садик, провёл мимо деревьев, приговаривая: — Яблоки зимние не ешь, кислые пока, живот крутить будет. Вот погоди, если до первого снега тебя твой королевич не сыщет, тогда и полакомишься. А вот груши через дюжину дней уже сладкие будут. А вот, смотри, малина… — он провел её через густые заросли орешника, вывел на маленькую полянку...

Белослава ахнула, прижимая руки к груди.

— Ух ты, сколько её! Наберу, пирог сделаю, как раз теста немного осталось…

— Да погоди ты, сама поешь, малины много, хватит на всех, — Переслав уселся на пенёк. Надо было бы уйти, но он сидел, смотрел, как она осторожно держит ветку, аккуратно снимает каждую ягоду, кладёт в рот, от удовольствия прикрывая глаза. Вздохнул.

— И где ты, царевна, научилась так стряпать, да в тереме прибирать? Вон, даже опару поставить умеешь, мы пирогов давно таких не ели…

— Так ведь мачеха меня никогда не любила, я на кухню и сбегала. Там Марфа работала, и Мария, они меня привечали, потихоньку учили всему, не то чтобы специально, вышло так. И стирала я сама себе, летом только, правда. Зимой отец строго следил, чтобы я к реке не бегала… — она вздохнула.

— Не только королевич тебя, чай, ищет, — Переслав не хотел говорить об этом, да не сдержался. Давно они с братьями думали об этом — по-хорошему, государеву дочку вернуть надо было, да решили подождать, посмотреть, какую выгоду поиметь с этого можно. Её не расспрашивали, ждали, что сама расскажет, а она и о женихе-то сказала, только когда они, как дураки, измученные её соседством, пришли свататься.

Она вздрогнула — несколько спелых ягод упали с ветки.

— Ищут, — сказал он увереннее. — Думаешь, королевич первый найдёт? А что, если не он? Царские-то палаты не так чтобы далече. Утром выйдешь — следующим утром дойдёшь.

— Вас не нашли же.

— Нас не ищут, да мы и не прячемся.

— А живёте в лесу, как монахи… И не родные вы братья, — она собрала в ладошку малину и подошла к нему, протянула с поклоном: — Угощайся, братец-Переслав.

Её ладонь так ладно легла в его, поместилась полностью. Переслав стал есть прямо с её руки, хмелея от запаха девичей кожи, свежести ягод. Голова кружилась, и сердце ухало в груди. Он поднял глаза — Белослава стояла, дрожа, смотрела на него испуганными глазами, а на щеках алел румянец.

— Братья, — он отпустил её руку, — названные, да только что это меняет? И ты нам — сестрица.

— Вот ты сказал — найдут. Думаешь, не боюсь я? Боюсь, — сказал она тихо. — Когда вы уезжаете, только и сижу у окна, да смотрю — когда вернётесь. И сердце так неспокойно. На бога только и надеюсь, что беду отведёт…

— Не бойся, — ему так хотелось взять её за руку, потянуть на себя, усадить на колени, коснуться губами её шеи, вдохнуть её запах… Ох, что же ты, Белослава, делаешь? Пока не было тебя, так вроде и приноровились жить без женщин, привыкли, а теперь все маялись, еле сдерживались. То один, то другой тайком поднимались ночью и стояли у её двери. Он сам иногда готов был вышибить дверь в её светелку плечом, схватить и…

— Не бойся, — повторил он, — пойду, за кузовком схожу для ягод.

— Постой, — она положила руку на его плечо. — Ты мне так и не сказал… Колдун ты?

— Да какой же я колдун?

— У тебя книги есть, я видала, травы знаешь, лечить умеешь.

— Умею, — он мягко убрал её руку, — да только что с того?

* * *

…Нами ты была любима

И для милого хранима —

Не досталась никому,

Только гробу одному…

А.С. Пушкин

"Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях"

Уже несколько дней его тревожили предчувствия, сны снились дурные, тягучие, тяжёлые. Переслав вставал, шёл в сени, пил воду из бадьи и сидел на скамье, ждал, чтобы сердце успокоилось.

— Тьфу ты, напасть, — приговаривал тихонько, поднимаясь на самый верхний этаж, туда, где они устроили спальню для Белославы. Он стоял, положив руки на филёнку двери, и, закрыв глаза, слушал, слышал её дыхание, внутренним взором видел её, почивавшую на кровати. Потом, словно очнувшись, вздрагивал и уходил.

И ехать ему никуда не хотелось, только было негоже говорить братьям, что он останется дома. Старший, Святогор, был в стольном граде и привёз кошель серебра и приказ — проверить южную границу, там невдалеке видели небольшой отряд сарачинов. Братья собрались быстро, привычно и выдвинулись в путь. Сарачинов никаких не нашли, решили возвращаться, и Переслав всё поторапливал братьев, которым, как назло, приспичило поохотиться на жирных, собирающихся улетать за моря, уток.

Ещё издали они услышали жуткий вой Соколко, молча переглянулись и пришпорили коней.

Переслав знал, что они увидят, и всё равно запнулся, войдя из сеней в горницу.

— Она спит? — Ярополк было кинулся к царевне, но Переслав поймал его за рубаху.

— Стой! Все стойте! Не подходите к ней… Сбегай-ка, Ярополк, принеси зеркало из её комнаты…

Ярополк кинулся выполнять поручение, остальные стояли молча, стянув с голов шапки, и ждали, что скажет Переслав. Он был одним из старших, и все знали, что если по силе и ловкости он иногда и уступает братьям, зато умнее, знает много чудесных вещей и способен любую хворь одолеть. Они надеялись, что и сейчас он как-нибудь поднимет царевну.

Переслав взял её руку в свою, пытаясь услышать, как струится в ней жизнь, но ничего не почувствовал.

— Вот, — Ярополк сунул ему небольшое зеркало в красивой резной раме — первый подарок, который они привезли Белославе из города. Переслав вздохнул, оттёр зеркало краем рубахи, поднёс к лицу царевны. Ничего. Он уже собрался убрать зеркало, когда заметил — оно едва-едва запотело.

— Она не умерла…

Братья выдохнули, стали бить друг друга по плечам.

— Но и не жива она! — перекрикивая братьев, воскликнул Переслав. — И не знаю я, что случилось!

— Смотрите! — Святогор показал на пса, который с лаем бросился на яблоко, лежавшее около лавки.

— Фу, Соколко, брось! — Дамир попытался оттащить пса, да куда там! Тот проглотил яблоко махом и тут же, клацнув зубами, повалился, хрипя, на бок.

— Отрава, — прошептал Святогор, развернулся и вышел из комнаты. Остальные стояли, переглядывались.

— Что же делать? — не выдержал Дамир. — Может, ты, Переславушко, что-то придумаешь?

— Я простую хворь лечить умею, а это… куда мне тягаться. Колдовство это тёмное, страшное… Мне надо подумать.

Переслав сжал виски руками. Надо было вспомнить всё, чему его учили когда-то… когда он собирался стать самым великим колдуном. Братья, тихонько перешёптываясь, вышли. А Переслав так и сидел на полу, обхватив голову руками, рядом с лавкой, на которой лежала царевна, когда вернулся Святогор.

— Вот что, подождём три дня, — Переслав встал, выпрямил спину. — Я сварю кое-чего, вдруг и поможет. А нет… Помнишь ту пещеру, где поначалу прятались?

— Помню, как не помнить. Жуткое место, и гроб этот пустой, вспоминать неохота.

— Видимо, её этот гроб и ждал, — Переслав прикрыл глаза, чувствуя, что земля из-под ног уходит. — Если ничего не выйдет, оставим её там, завалим вход камнями.

— Не хочешь хоронить?

Они оба с тоской посмотрели на Белославу: казалось, что она спит — так спокойно было её лицо, на щеках играл румянец.

— Не умерла она, вернуть её можно, пока она между небом и землёй, только что её держит, да как вернуть?

Святогор подошёл к царевне, коснулся осторожно её щеки.

— Тёплая… Будь по-твоему. Эх, — он тяжело вздохнул. — Не уберегли… Пойду, Соколоко ещё надо…

Переслав кивнул. Шатаясь, подошёл к столу и выпил махом чуть не половину кувшина воды.

Пришли другие братья, взяли молоко, из печи — тёплые ещё пироги с малиной, которые Белослава пекла рано утром, да ушли на улицу. Сидели, тихонько переговариваясь, перекусывали. А Переславу кусок в горло не лез. До темна он сидел над книгами. И ночью, поспав несколько часов, вскочил, снова стал искать ответ. Как только взошло солнце, он отправился в лес, собирал травы, лазил по болотам в поисках особого мха, ловил жаб под корягами. Вернулся к вечеру, злой и уставший, уже понимающий, что ничего у него не выйдет, но не попробовать не мог.

— Я такое слышал, — Ярополк пришёл к нему, когда остальные братья улеглись спать, — слышал, что если суженый поцелует, то любое заклятие упадёт!

— Сказки это, — Переслав повёл плечами. — Тут не поцелуй нужен, а противоядие.

— А что, если попробовать? — Ярополк бросил быстрый взгляд на царевну.

— Ты, что ли, суженый? — несмотря на то, что тоска грызла душу, Переслав улыбнулся. — Ну, целуй, а вдруг ты и есть её спаситель.

Ярополк встал на колени перед царевной, потянулся к ней, едва не теряя равновесие, и легонько коснулся губами губ.

— Ну что? Не вышло? — Переслав положил руку на плечо брату. — Иди спать. Чудес не бывает, Ярополк, не бывает…

Тот всхлипнул, вытер лицо рукавом и сбежал, ничего не сказав.

А сам Переслав сел рядом с лавкой, взял руку царевны, гладил запястье, вспоминая, как сладко было есть с её ладони малину… И, не признаваясь себе в тщетной надежде на чудо, потянулся к ней, встал на колени. Обвел нежно пальцами дуги бровей, коснулся уголка губ, очертил подбородок, будто хотел запомнить, как она красива. Наклонился, едва чувствуя её дыхание, и прижался губами к губам, надеясь, что его дыхание и ей глубже вздохнуть поможет. Да только ничего не произошло.

Варево, с которым он возился весь следующий день, тоже не пробудило царевну ото сна, и к ночи они вынесли её из дома и понесли к пещере. Шли молча, медленно, едва ощущая вес скорбной ноши. И в пещере стояли, будто всё ещё надеялись, что она, вопреки всему, очнётся.

Пещера была глубокой и тёмной, но чистой, вход был почти полностью завален, оставался небольшой лаз, да Переслав следил, чтобы ни один зверь не захотел спрятаться здесь, оставляя у входа пучки пахучих трав. В самой глубине, за высокой частой решёткой, на шести столбах на цепях висел хрустальный гроб. Кто его поставил здесь и зачем — было неведомо. Святогор говорил, что когда-то тут покоился один из древних богатырей, да только кто тогда и куда дел останки?

Уложили царевну в гроб так нежно и бережно, как дитя укладывают в колыбель. Постояли.

— Спи, — произнёс Святогор, — земля тебе пухом, небо — дом.

Так же молча они вернулись домой. Переслав сразу пошёл к конюшне.

— Ты куда это собрался? Ночь на дворе, — спросил Дамир.

— Кое-что узнать надо, ничего со мной не случится, — Переслав оседлал коня и тотчас выехал, направляясь к столице…

* * *

И встаёт она из гроба...

Ах!.. и зарыдали оба.

В руки он её берёт

И на свет из тьмы несёт,

И, беседуя приятно,

В путь пускаются обратно,

И трубит уже молва:

— Дочка царская жива!

А.С. Пушкин

"Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях"

Он порядком проехал, когда вдруг вспомнил, как они вносили Белославу в пещеру, как клали в гроб, как затворяли решётку, как уходили. Он натянул поводья и развернул коня. Почему-то ему казалось, что вот сейчас она там, очнувшись, сидит одна в темноте и холодеет от страха. Он чуть не загнал коня, спеша к пещере. С трудом зажёг огнивом факел, чуть не сорвал решётку с петель… Царевна лежала в гробу так же, как они её и оставили. Это в отблесках огня показалось, что она пошевелилась.

Переслав застонал и сел на холодный пол пещеры, прислонясь к стене. Надо ехать, надо ехать... Если этот королевич — её судьба, то он, Переслав, должен стать проводником судьбы. Надо ехать… Он закрыл глаза. Как же он устал — почти не спал предыдущие ночи, да и похороны сил не прибавили…

Когда он очнулся от некрепкого сна, уже светало, Переслав со стоном поднялся, разминая затёкшие плечи и шею, остановился, глядя на царевну.

— Прости, Белослава, — вымолвил он словно через силу и стремительно вышел из пещеры, свистнул коня, вскочил в седло и, на этот раз не останавливаясь и не сворачивая, поскакал в столицу, прямиком к старому знакомцу.

— Что тебе надо, Переслав? — Владимир был старшим в дружине. — Случилось чего на границе? Опять сарачины пожаловали?

— Что, королевич тут или всё царевну ищет? — Переслав сел на скамью. Жена Владимира поставила на стол перед ним кувшин кваса, тарелку с репой, луком да свежим хлебом.

— Ищет, но сейчас тут, приехал одёжу сменить, да коня. Молодой ещё, да основательный, хороший царь будет, если с ума не сойдёт. Мои-то за ним присматривали, так сказывали — он уже и с солнцем разговаривал, и у луны совета спрашивал. Только с ветром побеседовать осталось, — Владимир грустно усмехнулся. — Вот что горе-то делает… А тебе что, известно чего?

— Ты ему кое-чего рассказать-то сможешь? Поверит тебе королевич?

Владимир крякнул, налил из кувшина квас и сел напротив.

— Что, неужто знаешь, где она?

— Знаю, — не стал отпираться Переслав.

— Вот хорошо, — Владимир расправил усы, огладил бороду. — Хорошо. Старый царь пообещал Елисею, что если он царевну найдёт, то сразу и свадьбу справят, да Елисей тогда править станет. У королевства ихнего войско-то посильнее нашего, побольше… Обороняться полегче будет. Да и царю на покой пора. Гноит его царица, — прошептал Владимир, наклоняясь к Переславу. Хоть дружбу они не водили, но доверяли друг другу всецело — столько раз в походы ходили, столько раз спину друг другу закрывали.

— Я скажу, где её искать, только вот что — пусть королевич ваш найдёт противоядие, пусть знахаря царёва хоть пытает, да узнает, чем царица напитала яблоко.

— Вот оно что… — Владимир нахмурился. — Точно уверен?

Переслав кивнул.

— Ну из этого сморчка сушёного, если надо будет, сам всё вытрясу. Давно у меня руки чешутся. Значит, царица? Я так и думал, да что мои домыслы... — он вздохнул. — Что ж, Переслав, не забуду такую службу…

— Ты меня не благодари раньше времени.

— Ты же знаешь, я добро помнить умею. Вы бы с братьями в дружину вступали. Сколько можно разбоем жить? Жениться вам всем пора, детей рожать, да жить нормально.

— Не умею я нормально, да и не умел никогда. Ты вот что... Поторопись. Пока она спит… Дай уголёк, да бересту, нарисую, как проехать. Пока спит, но ведь и умереть может.

— Добро, — Владимир принес бересту, — рисуй.

— Поторопитесь.

— Ты не учи. Спасибо за помощь, и за мной должок будет.

Переслав только отмахнулся.

Он вышел на улицу, огляделся — нет, жить в стольном граде он и не мог, и не хотел. Но сейчас и домой, к братьям, не хотелось. А куда? В пещеру, сторожить, как собака, царевну, пока суженый не приедет?

Он же всё сделал правильно — у Владимира сил и влияния хватит царского знахаря прижать, всю правду выведать, только бы не ошибиться, что это царица всё устроила. Только раз Белослава обмолвилась, что мачеха её терпеть не могла, а на самом деле? Если он всё-таки ошибся? Если всё неправильно понял? Поздно уже было судить, да рядить. Оставалось только ждать.

До дома Переслав еле добрался, чувствуя себя дряхлым стариком. Всё здесь изменилось за последние дни. Жили они как-то до того, как в их доме появилась Белослава, жили же хорошо, покойно. Бывало ругались — не без этого — иногда даже дрались, разминая кулаки, но никогда не было в их тереме так тоскливо и серо. Все сидели по углам, хмурые и сердитые, будто всю радость царевна с собой забрала.

— Поговорить надо, — не выдержал Переслав. Сперва не хотел ничего до поры рассказывать, да передумал, на братьев глядючи. — Был сегодня в городе, рассказал Владимиру, где царевна, про яблоко сказал… Бог даст, королевич её пробудит, живой наша Белослава будет, замуж выйдет… — он обвел братьев суровым взглядом. — Владимир велел вам кланяться, в дружину зовёт, в город. Хватит, говорит, наёмниками быть и разбоем промышлять. И то правда. Пока старый царь был, нас не трогали, да скоро королевич править начнёт…

— Дело говоришь, — рядом встал Святогор и положил руку ему на плечо. — Я уже стар, тут останусь, а вам пора семьи заводить, иначе жить начинать.

— Да как же мы тебя оставим?! — вскочил Ярополк.

— Неужто я без нянек и не справлюсь? — улыбнулся Святогор. — Вы обо мне не печальтесь, вы о себе думайте. Переслав прав, власть новая будет, и порядки — новые.

Братья разошлись.

— Я тоже с тобой останусь, — сказал Переслав Святогору.

— Поживём — увидим, — Святогор похлопал брата по плечу и ушёл.

А на следующий день к ним прибыл гонец от Владимира с радостной вестью — Белослава жива, великая сила любви королевича пробудила её от вечного сна — и с приглашением на царскую свадьбу.

* * *

И с невестою своей

Обвенчался Елисей;

И никто с начала мира

Не видал такого пира…

А.С. Пушкин

"Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях"

На свадьбу ехали так, словно и не праздновать собрались, а снова хоронить. Святогор и Переслав замыкали невесёлое шествие.

— Пожили хорошо и хватит, — вздохнул Святогор. — Прав Владимир…

— Прав. Ему в дружину всегда воины нужны, вот и стращает. А я сейчас так думаю — ничего они нам не сделают.

— Может, и не сделают, — не стал спорить Святогор, — да только сам видишь, не радостно нам что-то теперь. Думаешь, сможем, как раньше?

Переслав только плечами пожал, хотя знал — не смогут уже. Десять дней прошло с того дня, как гонец приехал, сколько дум Переслав за это время передумал — то на север податься собирался, то на юг, то в городе поселиться, то в глухие леса уйти. Да так ничего и не решил.

В молчании въехали в город. На улицах было шумно, у царского терема стояли накрытые столы для всего честного люда. Братья прошли в терем. Сам Владимир стоял, встречал гостей, следил — кого допускать до царя, кого провожать в другие палаты.

— Рад, рад, что приехали, вы сегодня гости почётные! — он обнял братьев, проводил до царя.

Старый царь смотрел на гостей тяжёлым взглядом, но сказал несколько добрых слов и кивнул, отпуская.

— Что-то царь не весел, а ведь дочку нашёл, замуж выдаёт, — сказал тихо Переслав.

— Да царица дюже занемогла от радости. Как царевну увидала, так обрадовалась, так обрадовалась, что тут и слегла, — Владимир усмехнулся.

— Вот оно как, — Переслав кивнул. — А царевна, значит, от великой любви королевича очнулась?

— А как же иначе? Не от зельев же, — Владимир подмигнул. — Тебе я обязан буду, всё, как ты сказал, сделали. Забавный разговор с главным знахарем вышел… Если бы не ты, то и царя бы хоронили уже. Ну да к лешему их всех! — Владимир похлопал Переслава по плечу и сказал громче, чтобы уже все слышали: — Праздник сегодня! Ешьте, пейте, гости дорогие, да за молодых радуйтесь.

Радоваться у Переслава не получалось. Другие братья — Переслав видел — понемногу развеселились, пару раз приложившись к чашам, полным хмельного вина, а ему всё казалось кислым да пресным, ни пить, ни есть не хотелось.

Королевич сидел во главе стола гордый, обводил собравшихся оценивающим взглядом, словно проверял — все ли восхищаются им. Белослава же, напротив, глаз не поднимала, бледная, тихая. Неуютно было ей за праздничным столом сидеть, вставать да при всех целовать своего мужа.

Как же она теперь? Никто её в царицы-то не готовил, а с другой стороны — что ж с того? Будет сидеть в своих покоях, пряжу прясть, песни петь. Да детей рожать.

Переслав с такой силой сжал руки в кулаки, что костяшки побелели.

— Тише ты, сейчас рычать или выть начнешь, — ткнул его локтем в бок Святогор. — Иди, пройдись что ли…

Он стал вставать, и тут Белослава подняла на него глаза. Он стоял, словно копьём к месту пригвождённый, двинуться не мог, и она смотрела на него, как негоже невесте на чужого мужчину смотреть.

Переслав ринулся к двери, бегом добежал до конюшни — конь стоял осёдланный — и рванулся обратно, домой.

Братья вернулись на следующий день.

Поначалу все на перебой убеждали друг друга, что жизнь наладится, и всё будет, как прежде, и какое-то время вроде так и было, а потом братья стали уходить. Первым — Дамир, за ним потянулись другие. К зиме в тереме остались Святогор, Переслав да Ярополк. А по весне Дамир приехал уговаривать Ярополка вступить в дружину и уговорил.

— Что там в городе слышно? — спросил Святогор, неспешно разбирая гостинцы от братьев.

— Царица старая умерла, царь… сидит на почётном месте, говорят, советы Елисею даёт. Елисей хорошо правит, да только это мир пока, да урожай в прошлом году богатый был, так что не хитро ему быть хорошим царём. А Белослава, — Дамир быстро глянул на мрачного Переслава, — её и не видно совсем. Слышал я, Забава мне сказывала, что Елисей терпение теряет. Вон, уже полгода прошло, а царица молодая не понесла ещё… Да и ясное дело — одно дело женихаться, другое — вместе жить-быть.

Святогор тяжело вздохнул, закашлял и покачал головой:

— Не нам судить! Знать, судьба у неё такая, раз Елисей её из гроба поднял, значит, суженый он её, небом данный.

— Слухи ходят, — Дамир понизил голос, хотя кроме них никого в тереме и не было. — Забава говорит, слышали, королевич как-то, осерчавши, Белославе сказал, коли наследника не родит… он себе другую царицу найдёт, а её сошлёт в монастырь дальний. Он теперь царь, а то, как он им стал — кого уж волновать-то будет.

— Бабские сплетни, — уверенно сказал Святогор, — а ты слушаешь! Видел я королевича, не мог он.

— Не мог так не мог, — ответил Дамир, — да только вдруг с царицей молодой что случится? И не поможешь…

— Пока царь старый жив, не посмеет он, — сказал Переслав, и голос его дрогнул.

А на следующий день вызвался он проводить Ярополка и Дамира до города, заодно новую сбрую для лошадей присмотреть.

Въехав в город, о сбруе он и не вспомнил. Наскоро попрощался с Дамиром, поспешил к Владимиру.

— Мне надо увидеть Белославу, — сказал, едва поздоровались.

— Да ты белены объелся, что ли? — всплеснул руками Владимир. — Она царица, как тебе к ней-то? Да и зачем?

— Надо мне, — хмуро ответил Переслав. — А у тебя должок передо мной.

— Про должок помню, да только тебя туда вести — слово царю нарушать, а это посерьёзнее будет. Чегой-то ты всполошился?

— Слухи ходят, — неохотно признался Переслав. — Не понести царице молодой никак, царь недоволен.

— Дело молодое, успеется. Елисей, конечно, иногда может вспылить, так и в ум приходит ещё быстрее, чем вспыхивает. Или думаешь, он решил жену со света сжить?

— Откуда мне знать, что он делать хочет! А мне Белославу видеть надо. Мочи нет, как надо!

— И не проси, — нахмурился Владимир. — Ты лучше в дружину ко мне иди. Будешь терем охранять… от всяких, желающих кого не надо видеть.

— Твоя взяла, — Переслав бросил на стол шапку. — Да как я Святогора оставлю?

— Ты за него не переживай, вы уйдёте — другие придут. Хочешь, я своего Данко пошлю? Пущай в лесу поживёт, авось поумнеет, а то всё ветер в голове. Ну что, договорились? — и Владимир протянул Переславу руку.

* * *

— Обойдусь без пригляда, — Святогор не обрадовался известию, что Переслав уезжает, оставляя вместо себя сына Владимира.

— Да не за тобой пригляд нужен. Это тебе в обучение Данко прислали. Авось тут ума-разума наберётся.

— Значит, нашёл Владимир, чем тебя заманить, — Святогор расправил плечи, разгладил усы и бороду, как понял, что это он Данко учить будет. — Ну, значит, так тому и быть.

— Я там долго жить не смогу, — Переслав, затянув котомку с чистой рубахой и штанами потуже, сел напротив Святогора. — Один буду — вернусь, а если…

— Что это ты удумал? — тут же помрачнел Святогор.

— Ничего не надумал, — Переслав вздохнул, — да только мне без неё жить не можется.

— Размяк! — Святогор встал, стукнул по столу кулаком. — Она ж баба просто, красивая, не спорю, да не одна она такая! Околдовала она тебя, что ли?

— Знаю, что не одна, — не стал спорить Переслав, — да только мне другие не надобны.

— Тьфу ты! Ну, может, в столице-то и других найдёшь, успокоишься.

— Как бог даст, — Переслав перекинул котомку за спину, поклонился старшему брату в пол и быстро вышел.

Жизнь в городе была ему не по нраву, слишком шумно — не успел глаза открыть, а с улицы уже крики да шум, захочешь один остаться — да не сможешь. Забот не сказать, чтобы было много, да только встать не успеешь, оглянуться не успеешь — вечер уже. В царском тереме Переслав был за месяц всего раза два и Белославу не видел, но разговоры слышал. Все ждали наследника, перешёптывались, что де мать Белославы понесла в первую же ночь. Переслав от таких разговоров мрачнел, стискивал зубы, да уходил. Шёл стрелять из нового лука, который всё никак не хотел в руку правильно ложиться. Переслав злился и всё посылал и посылал стрелу за стрелой в старую мишень.

За хлопотами и заботами прошла весна, наступило лето. Ночи стали короче и наполнились ароматом цветов. Все уже спали, а Переслав сидел на скамье, рядом с теремом, да смотрел на звезды.

— Чего маешься? — Владимир тяжело сел рядом. — Сходи-ка, обойди сад царёв. Похоже, зверь какой завёлся, в дальнем углу ветки поломаны.

— Только с сусликами и осталось сражаться, — проворчал Переслав, но пошёл.

Ветки и правда на одном из кустов были поломаны так, словно медведь продирался, а не суслик. Переслав осмотрел ограду за кустами — всё было на месте. Он стоял, поглаживая бороду и раздумывая, что лучше предпринять, когда услышал тихие всхлипы и пошёл на звук, кажется, и дышать забывая.

— Белослава?

Под старой раскидистой ивой стояла искусно вырезанная скамейка, на ней сидела молодая царица и, закрыв лицо белым платком, тихо плакала.

Она встрепенулась, услышав шаги, да так и застыла, прижала ладонь ко рту, увидев Переслава.

— Обидел тебя кто? — он остановился, не дойдя до неё пару шагов. — Случилось что?

— Стой! — она вытянула руки, словно отгораживаясь от него. — Не подходи! Нельзя мне здесь быть, и тебе со мной разговаривать нельзя.

— Ты же мне, почитай, сестрица. Отчего же нельзя? — он сделал ещё шаг, холодея от мысли, что она сейчас бросится от него прочь.

Она ничего не ответила, упала обратно на скамейку, безвольно опустив руки.

— Обижает тебя твой королевич? — ещё один шаг, и Переслав встал перед ней на колени, взял её руки белые, поцеловал в ладони. — Помнишь, как ты меня малиной кормила? Я вот всё забыть не могу.

— Переслав… — она освободила свою руку, да только затем, чтобы коснуться его щеки. — Как же быть мне? Что делать? Бог-то всё видит, знает… оттого и детей не даёт. Елисей хороший, не обижает меня, зря люди судачат. Знаю я, судачат, сама слышала! Ох, тоскливо мне тут, свет не мил…

А он снова поцеловал её в ладонь, провёл руками вдоль плеч, расстегнул брошку, держащую шаль, и та скользнула вниз. Коснулся волос, глядя ей в глаза, потянул на себя, и Белослава поддалась. И губы её были сладкие, как мёд, и он пил бы да пил, но она оттолкнула его, встала поспешно.

— Не надо так, Переслав, — подхватила шаль. — Я царица, негоже так поступать, нельзя…

— А так жить, как ты, можно? — он встал вслед за ней.

— У меня путь один — прожить, сколько бог даст, да упокоиться с миром. Елисей меня от сна силой любви поднял, как же я его предать могу?

— Силой любви… Царевна-царевна, уже царица, а всё в сказки веришь!

Она вскинула на него глаза.

— Что знаешь? Говори! Приказываю! — она топнула ножкой.

— Ты не забывай — я разбойник, человек вольный. Приказывает она! — усмехнулся Переслав.

— Переслав, скажи, если что знаешь! — попросила она жалобно.

— Яблоко, что ты съела тогда, было с ядом, а от яда противоядие нужно, вот тебе и весь сказ.

— И кто его варил? — она нахмурилась.

— Знахарь. Твой милосердный отец пожалел его, сослал в соседний город, а я б три шкуры спустил…

— В соседний город… — она отошла от него, раздумывая. — Приходи, Переслав, завтра, в этот же час, сюда. Придёшь?

— Сама знаешь, что приду. Куда же я от тебя денусь?

— А говорил — человек вольный? — она улыбнулась ему, поклонилась и быстро, по едва заметной тропинке между деревьями, побежала к терему.

Она ушла, а он остался стоять посреди царёва сада. Потом сел на скамейку под ивой да крепко задумался. Тревожно было от её расспросов, от того, как смотрела она на него, будто что-то решая.

И на следующий вечер он, сказав Владимиру, что покараулит, посмотрит, кто в саду безобразничал, пришёл на уговорённое место.

Царица ждала его: стояла, нетерпеливо оглядываясь, а увидев его, потянула руки, как к другу сердечному.

— Что ты надумала, Белослава? — спросил он её строго.

— Плохо со мной Елисею, вижу, мается он. И я его люблю, как брата, а брата названного… — она замолчала, покраснев, и отвела глаза. — Да только смерть нас с Елисеем разлучить может. Значит, умереть мне надо, Переслав.

— Я тебе не позволю, — он покачал головой.

— Я уже раз на полпути к смерти была, не страшно там. Словно паришь высоко-высоко и так покойно на душе, так хорошо!

— Тогда и я с тобой, — сказал он мрачно.

— Кто ж меня вернёт тогда? — спросила она тихо.

— Второй раз умереть задумала? — он обнял её нежно, погладил по волосам. — Выпить яду и дождаться, чтобы похоронили? Да только тогда я знал, что жива ты, поэтому в землю зарыть не дал. Поэтому к Владимиру отправился и рассказал, что подозревал. Бог помог — не ошибся. А теперь закопают тебя в землю сырую, да не в уголке тихом, а так, что обратно тихонько не откопаешь. Нет, Белослава, так не получится. Не умереть тебе понарошку снова.

— Не умереть, — она вздохнула, — но и жить мочи нет.

— Да и об отце подумай.

— Плох отец мой, совсем плох, не узнаёт меня. Никто не знает о том, да только спит он весь день, и ночь спит, а когда не спит, смотрит в стену, да мачеху умершую зовёт. Обо мне и не вспоминает вовсе.

— Видно, на роду нам так написано — друг без друга маяться. А может, всё ещё и сладится… Может, и придумаю я чего. Я приду сюда через дюжину дней. Тогда и порешим.

Она подняла на него глаза:

— Переслав…

— Лебёдушка моя белая… — он целовал её лицо, лоб, щёки, губы алые и с каждой секундочкой понимал — ещё чуть-чуть, возьмёт в охапку, да утащит в лес тёмный, никто не найдёт. — Иди, иди, я подумаю, что-нибудь да надумаю…

Она нехотя оторвалась от него и поспешила в терем.

С того дня ходил Переслав как больной, как бы он ни думал, а мысли всё на одно поворачивали — слишком страшно было ошибиться. И всё-таки оседлал он коня и поехал в соседний город, где доживал свой век старый знахарь.

— Знаю, знаю, всё это ты! — Знахарь Переслава в дом пустил, да только затем, чтобы дрожащей рукой на него указывая, кричать проклятия.

— Ты на меня криком не кричи! — Переслав обнажил меч. — Я тебя мигом успокою, мне тебя щадить не за что. Ты зачем царевну со свету сжить хотел?

— Да что мне твоя царевна! — скривился знахарь. — Царица попросила, разве мог я ей отказать? Ты её видел? От одного её взгляда жить хотелось! Не ценил её царь, вроде и любил, да не так, да неправильно, один я ей цену знал! Один я!

— Что за яд-то ты такой придумал? От которого спишь, да не умираешь? — Переслав убрал в ножны меч и сел на скамью, хотя ему и не предлагали сесть.

— Что, опять понадобился? — захихикал старик, усаживаясь рядом. Дух от него шел тяжёлый, как от болота в жаркий день. — Я о тебе, Переслав, давно слышал, не зря ты в леса-то от честного люда сбежал. Не чиста твоя совесть, не чиста!

— Я со своей совестью сам управлюсь, не твоя это печаль, — резко ответил ему Переслав.

— Управишься, — снова засмеялся старик, — как не управиться? И я такой был, тоже думал — управлюсь, — он закашлялся. — Ты вот что, иди ко мне в ученики. Лет через пять узнаешь, как такой яд варить и другие, не хуже. Сможешь зачаровать, кого захочешь, разума лишить или памяти!

— Памяти… Разве можно памяти лишать?

— А чего ж нельзя, если знаешь как? — опять засмеялся знахарь.

Переслав посидел, подумал, глянул на старика, да и плюнул в сердцах.

— Вижу, не о чем нам с тобой говорить, да и не договоримся мы. Живи, век доживай, — и без поклона и прощания ушел.

Только смех старика вслед летел.

Поехал Переслав не в город стольный, а прямиком к Святогору. Посидели они, поговорили, Переслав новости последние рассказал, но о царевне ни словечка не обронил. Уходя, забрал свои книги, которые, думал, вовек больше не откроет, котелок походный, который они брали, когда в дальние походы ходили, травы сушёные, приторочил всё это к седлу, да в город поехал. Только на полпути спешился, коня привязал, да глубже в лес зашёл.

Вспомнил он, как знахарь сказывал про зелье, что памяти лишает. Что ж, может, лучше для Белославы будет забыть его, вдруг это счастье ей даст с королевичем?

Три дня и три ночи варил Переслав варево из трав болотных, да цветов луговых, из воды проточной, слизи жабьей и пиявок жирных. Не торопился, не спешил, всё в книги поглядывал. К третьей ночи затушил огонь, перелил варево в берестяную фляжку, остальное под старый дуб вылил и поехал домой.

Весь день, на который они уговаривались с Белославой увидеться, он был сам не свой, Владимир аж решил, что заболел Переслав:

— Лихорадка, что ли, одолела? Говорят, ты к знахарю старому ездил. Не опоил ли он тебя чем?

Переслав только головой мотнул, да ушёл, стараясь до самого вечера никому на глаза не попадаться.

Он опять пришёл первым, дождаться не мог, когда Белослава придёт, и надеялся, что не придёт, и не надо будет ей варево колдовское отдавать.

Она пришла... Переслав слова вымолвить был не в силах.

— Что ж ты молчишь? Слышала я, что ездил ты всё-таки к знахарю. Что, дал он тебе яд?

— Не дал, да я и не взял бы я его. Вот тебе отвар колдовской, памяти лишает. Да не пугайся, не совсем! Людей помнить будешь, всё, что было — помнить будешь, да сердце успокоится и болеть перестанет, словно не было ничего.

Она побледнела, отшатнулась от него.

— Ты мне это варево привёз? Что ж сам его не выпьешь?

— Я лучше мучиться буду, — ответил он спокойно. — От этого никому беды не будет. Не хочу, чтобы ты страдала, чтоб ты маялась. А так, глядишь, меня забудешь, и с королевичем твоим всё на лад пойдет.

Она подошла к нему ближе, заглянула в глаза его, вздохнула тяжелёхонько, прижалась к его груди.

— Раз ты так хочешь, то и пусть, — и взяла из его рук фляжку.

— Дай на тебя последний раз налюбоваться, — взял он её за плечи и стоял, смотрел, насмотреться не мог. Луна была большая, яркая, светила, что днём солнце. Переслав стянул с волос Белославы яркий платок, вышитый дивными цветами, пригладил волосы, коснулся нежной щеки и припал к губам. — Прощай, лебёдушка моя, прощай, моя ненаглядная Белослава, я за нас двоих обо всём помнить буду.

— Прощай, — она, склонив голову, ушла.

— И любить за двоих буду, — тихо добавил Переслав.

Он всю ночь промаялся и уснул лишь перед рассветом, и тут же его разбудил Владимир.

— Беда у нас, Переслав, беда. Одевайся, пойдём.

Переслав оделся быстро, споро, и они вместе зашагали к царёву терему.

— Царица-то наша что удумала! Опять пропала! Что за напасть? Теперь-то кто её куда дел, не знаешь часом? Что встал?

Переслав как в землю врос.

— Пойдём, говорю, — потащил его за рукав Владимир. — Никому довериться не могу, дело же такое… Чернявка говорит, что Белослава наша, наверное, птицей обернулась и улетела!

— Что за глупости, — бросил Переслав, холодея от догадки.

— Вот и я говорю, глупости это. Окно настежь, а царицы нет. То ли похитил кто, то ли… Не Черномор же её невесть куда утащил?

Они обшарили весь терем, осмотрели всё, что только смогли — царицы след простыл.

— Найти живой или мёртвой, — потребовал Елисей. Переслав стоял, стараясь на царя своего не смотреть. Знал, что Елисей ни в чём не повинен, а смотреть не мог.

Весь день искали Белославу, а к вечеру, когда небо стало алым, нашли внизу по течению реки её платок, за ветку ивы плакучей зацепившийся.

— Как же я царю скажу? — потрясенный Владимир как стоял, так и сел. — Утопилась… Ох, горе-то какое!

Переслав, ни жив, ни мёртв, побрёл по реке вниз по течению. Шёл и шёл, пока не упал без сил на землю и не заплакал. В темноте пришёл домой, шатаясь, не понимая, как жив ещё. Утром собрал вещи в котомку, да отправился, куда глаза глядят. Выехал из города, и тут на дорогу вышла старушка сгорбленная, вся в чёрное закутанная, лицо страшное тряпкой прикрытое, только клок седых волос и видать.

— Подай, молодец, бедной бабушке! — проскрипела она. — А я тебя в путь-дорогу благословлю.

Спешился Переслав, достал из кошеля копеечку, вложил старушке в руку и обомлел. Рука-то была молодая, белая, кожа гладкая, бархатная!

Стянул он со старухи балахон её черный, выпрямилась она во весь рост, улыбнулась ему:

— Здравствуй, Переслав, али не рад меня видеть?

— Белослава… — ахнул он.

— Умерла Белослава, утонула, — рассмеялась она. — Придётся царю новую царицу искать.

— Как же мы будем с тобой? Ни двора, ни кола, ни имени?

— Как-нибудь да устроимся, главное — с тобой вместе, — обняла его Белослава, прижалась к груди его широкой.

— Лебёдушка моя!

Поцеловал её Переслав нежно, вскочил на коня, посадил Белославу перед собой, и уехали они. И в этих краях больше их и не видели…

КОНЕЦ!