Княгиня, вступай на трон (гет)

Она рыдала днями по своему первому. Днями. Никогда по мужу.

Времени не дали. Вдова должна выть по усопшему, рвать на себе волосы и забиваться в угол, пока долг не заставит выйти в поле или амбар.

От княгини-вдовы ожидалось все то же самое, но тайно, за закрытыми дверьми, в непонятно откуда взявшееся время, а на виду у всех надо показать силу, решительность в отмщение за мужа и продолжении дел его, приверженность отпрыску. На деле же мифический плач в девичьих палатах не имел места быть вообще. Если княгиня не хотела в наложницы, а потом в монастырь с обрезанными косами, то соображать приходилось быстро, а о слезах забыть, пока все не займут ключевые позиции, а трон под ней не окрепнет.

Дружина к ней прониклась, не сразу, но она была сестра одному из них, боевая подруга прочим и знала, за какие наглости они ее только любить сильнее станут.

Перестаралась даже Маринка-девица тогда, давным давно, что её сам князь приметил.

Кудрявый, красивый. Усы двумя полумесяцами к верху, зубы беленькие, бородка золотистая, как блин румяный. А глаз так и горит, когда он посматривает на нее из-под бровей. Она сперва смеялась: мало, что ли, красавцев в своей жизни повидала?

А потом он заговорил, и она пропала.

Голос течет, словно мед, яд. Завораживает, как морские волны.

Князь Даниил.

Марина поняла, почему брат и другие за ним пойдут, куда скажет. Ничего для такого не жалко!

Вот только сердце у нее свободное. Князь голову вскружить мог, но мил ей всегда был другой. Мгновенно его она полюбила, когда он, заблудившись, забрел к ней в избу спросить дорогу и водицы испить. Ждал небось каргу старую да повезло. Марина ему кувшин подала, руки их соприкоснулись, и он отвел свою, точно обжегшись. Извинялся! И перед ней, перед девкой, так извинялся, словно она княжна в третьем поколении, правительница.

Марина улыбаться перестать не могла, глядя на него.

Какой же хороший. Благородством брал. Глядя на него, хотелось и самой в высший свет. Чтобы быть достойной преданности такого человека.

А потом князь. Она сперва и не поняла даже, отшучивалась, отнекивалась, вся в облаках витая со своей любовью к первому, а князь Даниил только игрой распалялся. Чувство его становилось сильнее и правдивее.

Но первый ни с того, ни с сего объявил на ужине пред всей дружиной, что уходит подавлять мятежи на дальних рубежах.

Все обомлели, ведь туда отправляли лишь неугодных, в наказание, а ее первого жаловали при дворе. Но он был неумолим.

Тогда Марина сама, сквозь ночной город, пробралась к нему посреди ночи со скандалом и истерикой за поясом. «Что, я не хороша для тебя более?»

Но он лишь отводил ее руки от себя, печально улыбался, и когда она совсем изнемогла, проводил ее обратно, не говоря по дороге ни слова.

Он много говорил про то, что князь не дал бы им житья, что ей самой будет лучше, стань она с князем близка. Но она услышала только сказанное то ли в сердцах, то ли из шутливого желания быть практичным: «Здесь, Марина, ссора с князем втянет меня на виселицу».

— Ну и езжай, трус! — кричала она перед своим зеркалом, готовясь, когда за ней придут люди князя.

Новости о гибели ее первого прибыли страшно быстро. Умер как герой — Марина знала теперь, что так сообщают о каждом и то из тех, кто достаточно важен, чтобы быть упомянут. С ним якобы полегли еще полсотни, но их считают как мясо, а не пишут письма ревущим женам-крестьянкам.

Марина узнала из письма к Даниилу, в спальне которого она стала частой посетительницей задолго до того, как ее прозвали княгиней.

Ой, как рыдала, что даже и не помнит. Ушло из памяти, а голова запрещает и вспоминать. Помнит только, что плохо. Страшно самой себе хозяйкой не быть.

После смерти мужа первой мыслью было: надо организовать похороны. А потом: да что это, дура? Иди к дружине, беги со всех ног, пока тебя не обогнали более шустрые.

Брат тоже погиб, давно, а как бы он теперь был нужен, как нужен, ой!

Закружилась, ни минуты на то, чтоб выдохнуть. Те, кто ей помог тогда, — по гроб жизни будет благодарна. Деньги-деньги, за них она на коленях могла бы ползать, благо гордость не пустила.

«Другие» не собрались, затормошились, рассорились. Марина и воспользовалась. Пока короновали ее перед людьми, думала, кого можно в тюрьме оставить, кого казнить, а кого и миловать выгоднее.

О муже она и не думала, пока не пришла пора ребёнка заделывать, которого она всем наобещала, что он уже давно как в утробе. Нашёлся верный товарищ, самый молчаливый и серьёзный из рыцарей мужа. Он не задавал вопросы, он подчинился и дал ей того, кто требовался.

Мук совести она не испытывала, ибо не считала, что не права. Разве кто-то вообще когда-либо может знать наверняка, что династия продолжается чисто да и кому какое дело? Наследник — гарантия против гражданской войны. Она оказывала всем услугу.

А похож — не похож… Любых можно сделать похожими. Люди поверят в то, во что захотят, а в их хотелки у нее талант играть.

А мужа… Жалко. И всех жалко. Даже себя.