Bad at This (гет)

— Гарри!

— М-м-м?

— У нас действительно плохо получается...

— Плохо? Гермиона Грейнджер признается, что у нее что-то плохо получается? Быстро тащите учебники истории, это должно быть впервые! — пошутил он и притянул ее ближе, всем телом наслаждаясь гладкой кожей.

— Я сказала, у нас плохо получается, придурок.

— Плохо? Последние два месяца определенно были лучшими в моей жизни, и ты называешь это плохим? За последний месяц у меня на спине по крайней мере четыре засоса, которые я не могу объяснить. Что должен сделать мужчина, чтобы ты сказала, что это хорошо?

— Идиот! Я имею в виду само соглашение, а не результат, — сказала брюнетка и не смогла сдержать румянец. Хотя под простыней они и были голыми, выраженные в словах, их действия всегда казались еще более порочными и развратными.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, знаешь, откуда у меня эта идея?

— Ты подслушала Лаванду и Парвати, сплетничавших, как Лаванда в прошлом году кувыркалась с этим, как его, Кармайклом, и решила, что тебе тоже не помешает снять стресс, а я не отказался...

— Грубо, но точно. И я помню, что мне пришлось ущипнуть тебя четыре раза... — Гермиона хихикнула, припомнив бесценное выражение лица друга, понявшего, чего она от него хочет. — А Лаванда любит рассказывать о своем опыте...

— Но тот единственный раз, когда мы попробовали "метод Лаванды", был ужасен.

— Ты имеешь в виду, когда у тебя были... функциональные проблемы?

— У меня не было функциональных проблем, пока ты не решила отодвинуться от меня как можно дальше, все еще держа меня внутри, а затем уставилась на меня так, будто я эссе для Снейпа. И они прошли, как только мы перестали делать это по Лаванде. Так почему ты настаиваешь на ее правоте?

— Потому что мы слишком заботимся друг о друге, чтобы такие отношения работали должным образом. Не должно быть никаких обязательств, но даже сейчас, когда мы обнимаемся, ты гладишь меня по спине и играешь с моими волосами, а я еще минуту назад уткнулась носом в твою ключицу.

— Хочешь, чтобы я перестал? — тихо спросил Гарри, не понимая, к чему клонит подруга, и уже страшась развязки.

— Господи, нет. В этом вся проблема, мы не рассматриваем друг друга просто как способ расслабиться, да и не хотим этого. Друзья с привилегиями не ласкают друг друга.

— Ну, это очень плохо, — пробормотал Гарри, используя ее волосы как подушку. Так они просидели полчаса, прижавшись друг к другу и лаская друг друга. Гарри уткнулся носом в волосы Гермионы, куснул ее за ухо и покрыл поцелуями ее бледные плечи. Все следы летнего загара давно исчезли, и теперь даже ее предплечья напоминали по цвету пергамент. Она просто счастливо вздохнула и еще сильнее прижалась к нему, рисуя круги по чувствительным местечкам на его шее.

В конце концов, он развернулся, и, не говоря ни слова, Гермиона последовала его примеру, закинула на него ногу, притянула его ближе, и ее волосы упали на них обоих. Возможно, они и были неукротимым хаосом, но не было ничего лучше, чем чувствовать, как они скользят по его телу, видеть ее окруженной ореолом каштановых кудрей, ее вздымающуюся грудь и его голову меж ее бедер. Это было одна из его любимых позиций, и вид оттуда открывался просто потрясающий.

Они были липкими, потными и покрыты всевозможными жидкостями, но никому из них не было до этого дела, пока Гарри рисовал узоры на гладкой коже ее бедра. Они уже облюбовали несколько вариантов объятий, и, как бы он это ни отрицал, объятья со спины были вне конкуренции. В эти мгновения не было ни войны, ни надвигающегося Волдеморта, а только безопасность объятий Гермионы. Во всем мире оставались только пальцы, пробегающие по его волосам, ее дыхание на его плече, восхитительное ощущение ее сосков, трущихся об его спину, когда они прижимались друг к другу, отчаянно желая как можно большего контакта.

— Мы не должны этого делать!

В лучшем случае это был слабый, не более чем символический, протест, поскольку темноволосая ведьма даже не попыталась отодвинуться и перестать гладить его ключицу.

— Ты права, не стоит. Но мне наплевать.

— Гааариии...

— Гермиона, мы только что по-настоящему трахались.

— Мы не трахались. Мы... ну...

— Занимались любовью?

— Да... Нет... а-а-а, почему все это так запутанно?

— Ты действительно хочешь поспорить об английском языке, пока мы здесь лежим? — весело спросил Гарри, повернув голову, чтобы взглянуть на лучшую подругу.

— Это вовсе не лингвистическая дискуссия. Трах — это животное, дикое и властное. Это то, что происходит, когда вы теряете контроль, когда отпускаете себя, и первобытный инстинкт берет верх. С другой стороны, то, что мы делали, было... милым и нежным... заботливым и...

— Итак, мы занимались любовью, — сонно ответил Гарри, подруга ничего не ответила, и они задремали, все еще обнимая друг друга.

* * *

— Гермиона?

— ...

— Гермиона?

— Хммм?

— Ты не спишь?

— Немного, — ответила она, не поднимая головы. Учитывая все обстоятельства, это была не очень хорошая поза для сна, гарантирующая затекшую шею и болящие плечи. И все же Гермиона обнаружила, что наслаждается каждой минутой, игнорируя возможный дискомфорт, потому что объятия с Гарри того стоили. Их совместное времяпровождение никогда не было неловким, и по какой-то причине казалось, что они просто сроднились. Несмотря на ее обычное красноречие, у нее действительно не было лучшего способа описать это, потому что она не знала ничего подобного. Ее единственный опыт пришел из книг, где девушка бывала сбита с ног каким-то романтическим вихрем. Конечно, были три месяца с Крамом, но там все ограничивалось прикосновениями через одежду, хотя Виктор прикладывал все усилия, чтобы добиться ее.

Но эта часть полностью отсутствовала в отношениях с Гарри. Она была той, кто предложил их договоренность, и помимо этого не было никаких громких слов. Он мог придержать дверь или нести ее сумку, но этого не было — не должно было быть — достаточно, чтобы добиться ее расположения. И, несмотря на это, Гермиона начала испытывать более глубокие чувства к лучшему другу. Она безоговорочно доверяла Гарри и не видела необходимости в ухаживаниях, прежде чем пересечь с ним границы дозволенного. Они провели вместе больше пяти лет, и, за исключением ее самой, он знал ее лучше, чем кто-либо другой.

Кроме того, были мелочи, которые она быстро заметила после их первых свиданий. У Гарри была совершенно беззаботная улыбка, от которой у нее кружилась голова каждый раз, когда он просыпался в ее объятиях. В некоторые дни он мог быть ходячим противоречием, смесью гнева, отвращения к себе и потребности в близости. И все же она была единственной, кто мог вызвать у него эту улыбку. Ни Джинни, ни Сьюзен Боунс, ни Мораг Макдугал, ни даже Флер Делакур, когда она приходила по какому-нибудь делу, только она. По какой-то причине, которую маглорожденная ведьма не могла понять, это заставляло ее чувствовать себя одновременно счастливой и могущественной. Несколько нежных прикосновений могли смыть стресс лучше, чем что-либо другое, и он оказывал на нее такое же воздействие. Она даже предвкушала их встречи в сумерках, желанное бегство от монотонности и трудностей Хогвартса в тени Волдеморта.

— Я подумал... — сказал мальчик ее мыслей и вернул ее в настоящее.

— 10 баллов Гриффиндору.

— Ты можешь на минутку отложить шутки?

— Хорошо — 5 баллов Гриффиндору, — пробормотала брюнетка, и Гарри поймал себя на том, что смеется вместе с ней. Они оба снова проснулись, но не сделали ни малейшего движения, чтобы встать с кровати.

— А если серьезно, то эта договоренность — лучшая идея, которая когда-либо приходила тебе в голову.

— Даже лучше, чем АД?

— Ну, армия Дамблдора, конечно, была более полезна, но сейчас мне не до пользы.

— Ты неисправим, ты ведь знаешь это?

— Но по-другому я бы тебе не понравился?

— Вовсе нет, — ответила Гермиона с нежной улыбкой, и Гарри снова стало не по себе. Он еще не понял этой странности, только то, что она не была вызвана ее обнаженным телом. Однако она не было неприятна, и поэтому гриффиндорец недолго размышлял над этим.

— Гермиона?

— Хм?

— Мы можем остаться здесь навсегда?

— Нам нужно успеть на поезд двадцать первого, — заметила брюнетка, довольная тем, что остается в его объятиях.

— По-моему, звучит неплохо. Очень жаль, что мы не можем продолжать в том же духе во время каникул. Было бы чудесно проснуться вот так рождественским утром.

— Мы могли бы провести Рождество с моими родителями.

— Как бы твои родители отнеслись к приему мальчика-который-трахает-их-дочь?

— Мама, наверное, будет рада, что я наконец-то проявила хоть какой-то интерес к отношениям. Папа может немного поворчать, по крайней мере до тех пор, пока мама не напомнит ему, что она была моложе меня, когда они впервые занялись сексом.

— Подожди, ты серьезно? — спросил Гарри после паузы, и Гермиона закатила глаза.

— Конечно, я серьезно, — ответила она с тем взглядом, который обычно приберегала для особенно глупых вопросов, и притянула его ближе. — Было бы здорово хоть раз спокойно провести Рождество. Особенно теперь, когда Флер и миссис Уизли все время вцепляются друг другу в глотки...

— Но Рон...

— Рон с нетерпением ждет Рождества в... с Лавандой. По крайней мере, так она сказала на прошлой неделе.

— А миссис Уизли об этом знает?

— Конечно, нет, ты же знаешь, какая она, когда дело касается секса. Она забеременела в 15 лет, но проповедует нам с Джинни, что мы должны беречь себя для брака. Она даже набросилась на Флер за то, что та развратила ее сына. Если бы она только знала...

— Он никогда не дослушает до конца.

— И близнецы тоже, — съязвила Гермиона, и Гарри рассмеялся.

— Мы бы тоже не дослушали до конца.

— И мы никогда не сможем жить в одной комнате. В отличие от моего дома.

— Мы? В одной постели? В самом деле?

— Конечно. Мама говорила, что я не должна бояться приводить кого-то домой. И было бы бессмысленно давать нам разные комнаты после того, как мы были близки друг с другом в течение нескольких месяцев. Единственное, что мы должны сделать, это наложить заглушающие чары, потому что, хотя мои родители приветливы и поддерживают нас, им не понравится слушать нас...

— Не думаю, что кому-нибудь понравилось бы.

— Демельзе, например. И Лаванде. А Колин, наверное, отрубил бы себе правую руку, если бы мог сделать пару снимков...

— Я понимаю Колина и Лаванду, но Мел? — Гарри вмешался прежде, чем список стал еще длиннее.

— Она влюблена в тебя. Честно, как ты мог пропустить это, когда девушка практически бросается на тебя?

— Я думал, она в тебя влюблена. Она всегда задавала вопросы о моей лучшей подруге, о том, какая ты и так далее, — заметил Гарри и вспомнил свои недавние встречи с ней. Теперь, когда Гермиона упомянула об этом, Мел всегда медлила надевать рубашку, оставаясь в спортивном лифчике, чтобы немного поболтать. — Мы можем вернуться к рождественским праздникам? У меня... у меня есть вопросы.

— Тогда спрашивай.

— Просто... я не могу представить, что твои родители согласятся на это.

— А почему бы и нет? Они оба медицинские работники, они знают статистику. В среднем люди начинают проявлять сексуальную активность примерно в нашем возрасте, а некоторые даже моложе.

— То, что они знают, что вытворяет среднестатистический парень, не значит, что они не будут возражать против того, чтобы их собственная дочь занималась сексом со своим любовником у них дома.

— Когда мама говорила со мной, она ожидала, что я начну гораздо раньше...

— Правда?

— Честно, это было немного унизительно, но я поняла, к чему она клонит. Большую часть года мы почти одни, а дюжины взрослых недостаточно, чтобы присматривать за таким большим замком, как Хогвартс.

— Насколько раньше имелось в виду?

— Хм, это было еще до нашего третьего курса.

— Но... Тебе тогда было тринадцать...

— Почти четырнадцать. А в этом возрасте... Скажем так, ты не был бы у Парвати первым, если бы тебе повезло на Святочном балу, — Гермиона смолкла, поняв, что этот лакомый кусочек должен был остаться секретом. С другой стороны, возможно, ее соседям по спальне не стоило сплетничать о таких вещах достаточно громко, чтобы она могла слышать через шторы. — Во всяком случае, когда мама говорила со мной об этом, она сказала, что я не должна бояться приводить кого-то домой, потому что "твоя комната безопаснее, чем задний двор Сэйнсбери", и она "уладит", если папа будет в затруднении.

— Безопаснее?

— Спешка в месте, где тебя могут поймать в любую минуту, повышает вероятность несчастных случаев. Ну, знаешь, такой несчастный случай, когда тебя тошнит девять месяцев, а потом...

— Я понял, что к чему. Но разве тебе не было ужасно неловко говорить с матерью о сексе?

— Боже, я хотела умереть, лишь бы выбраться отсюда. Я... я уже читала о большей части того, что она говорила, но не хотела все время говорить "я знаю"...

— Звучит ужасно.

— Так оно и было, особенно то, что она сказала о ней и отце. НЕ об их физических действиях, — быстро добавила Гермиона, увидев, как комично расширились глаза Гарри, и ее собственные щеки снова запылали, — чисто эмоционально. Доверять партнеру, не поддаваться давлению и тому подобное.

— Знаешь, я очень рад, что мой опыт был не таким.

— Это было... содержательно. Совершенно неловко, но в тоже время это помогло мне разобраться в своих эмоциях. С тобой ведь говорил Сириус, да?

— Ну, они с Тонкс сидели, ополовинив бутылку "Огдена" и пытаясь раззадорить друг друга своими подвигами, и мы немного поболтали. Их уроки можно резюмировать так: "убедись, что ничего не поймаешь и не обрюхатишь девушку", "легче избавиться от избытка смазки, чем от ожогов от трения" и "позаботься о ней, и получишь продолжение".

— Мудрость, которой нужно жить!

— Ты должна признать, что мне это очень помогло, — заметил Гарри и почувствовал, как Гермиона засмеялась в его объятиях. — В конце концов, у меня самая красивая ведьма.

— Да ладно тебе, я же не...

— Только не это, Гермиона. Неужели я плох в квиддиче только потому, что существует Виктор Крам?

— Нет, но...

— Никаких "но", ну, кроме твоих, — пошутил Гарри, игриво помял и сжал половинки ее попы, даже просунув палец между ними. — Ну, может быть, ты никогда и не станешь моделью для "Плейвитч", но даже на секунду не думай, что ты уродина. /*Прим. перев. "But" — но, "butt" — задница, на слух одинаково. Как это обыграть, я не додумался. Туповат-с. */

— Только потому, что ты... — попыталась ответить она, но ее заставили замолчать поцелуй в щеку и мягкие прикосновения к спине.

— У тебя потрясающие волосы. Мне все время хочется провести по ним рукой. Ты хоть представляешь, сколько часов я провел во время занятий, желая поиграть с ним? Намотать локон на палец или просто отвести в сторону и найти это место на твоей шее. Уткнуться в них носом. Чувствовать их на своей коже, когда мы обнажены...

— Ладно, я поняла, — нерешительно бросила Гермиона, в то время как ее друг играл с прядью, подчеркивая свою точку зрения.

— Твои глаза, — продолжал Гарри, поглаживая ее раскрасневшуюся щеку большими пальцами. — Они теплого коричневого цвета, как лучший шоколад из Сладкого Королевства. Абсолютно потрясающий оттенок. Я мог бы смотреть в них часами, они заставляют меня забыть об окружающем мире...

Гриффиндорец замолчал, поняв, как глупо это звучит.

— Твои бедра просто потрясающи, независимо от того, сжимают ли они мою голову или раздвинуты в стороны.

Гарри скользнул руками вниз к ее ногам, а затем снова вверх по каштановым кудряшкам между ними, в его голове промелькнул шквал образов, а одно воспоминание четко встало перед глазами. Гермиона лежала на спине в простых черных чулках, ноги были раздвинуты, как будто представляя себя ему. Это был момент, когда он больше не смог думать о ней как о просто друге, когда он больше не заботился о правилах Лаванды для друзей с выгодой. Запах, вкус, ощущение — все это было так непохоже на то, чего он ожидал от Гермионы всего несколько дней назад.

— Или просто лечь на них и позволить тебе творить свою магию.

— Это не магия.

— Гермиона, ты можешь... ты можешь за десять минут заставить меня плакать, просто положив мою голову себе на колени и играя с моими волосами. И это почему-то заставляет меня чувствовать себя лучше. Это должно быть какое-то волшебство.

— Пожалуйста, не начинай снова этот спор, — простонала Гермиона, не сумев сдержать румянец. У них было несколько задушевных разговоров в этом положении, в которых ей удалось заставить его открыться, но Гарри также нравилось ложиться и неожиданно накидываться на нее без всякого предупреждения. Не то чтобы она возражала, но рвение Гарри к оральному сексу каждый раз удивляло ее. Как голодающий, которого привели в изысканный...

— У тебя великолепная грудь, и говорить что-то еще — ересь, — прервал ее мысли Гарри, продолжая подниматься вверх, обхватил ладонями ее груди и мягко массируя их с опытом и практикой последних месяцев. Полгода назад такое заявление было бы унизительным, скандальным и заставило бы ее бежать в горы. Но после этих двух месяцев Гермиона просто прильнула к нему, наслаждаясь ласками, и откинула голову назад, подставляя шею. Он понял намек и атаковал горло губами, несомненно оставив там засос, продолжая играть с ее грудью.

— У Лаванды они больше, как и у Парвати, — заметила Гермиона, отвлеченная нежным прикосновением, и не смогла удержаться, чтобы не хихикнуть, когда он сосредоточился на ее груди. Она знала, что они далеки от совершенства, но тем не менее он относился к ним как к священной реликвии. Это заставляло ее чувствовать себя странно сильной, ее друг сталкивался со смертью дюжину раз, но она могла превратить его в размазню, просто сняв рубашку.

— Опять же, подумай о Краме — нет, подожди, не думай о нем! Твои удобнее, идеальная подушка, чтобы положить на нее голову. И в отличие от Лаванды, твои не обвиснут.

— У нее совсем не обвисли.

— Черт, Рон знает, кого клеить, — пробормотал Гарри, прежде чем вспомнил, к чему клонит. — ...Я хотел сказать, что ничего в тебе не изменю. И ты хоть представляешь, как трудно просто сидеть рядом с тобой во время занятий, зная, что у тебя под мантией? Знаешь, как часто мне хочется взять тебя, перегнуть через стол и трахнуть прямо там?

— Кто сказал, что трахать будешь ты? Я могла бы прямо в классе повалить тебя на парту, сесть на тебя верхом, а потом скакать на тебе, словно завтра не наступит. Макгонагал даст отработки, но я не остановлюсь, пока ты не выдохнешься полностью, — парировала брюнетка, и Гарри пришлось проглотить комок в горле.

— Это согласуется с тем, что говорит Лаванда об отношениях без обязательств?

— Нет, но в данном случае мы можем сделать исключение...

— И я думаю, они не целуются взасос после того, как кончают...

— Не думаю, что они вообще много целуются, — сухо заметила Гермиона, и густо покраснела. — И не думаю, что друзья с привилегиями засовывают язык — туда.

— Мы были в душе, по крайней мере первый раз, а Парселтанг есть Парселтанг.

То, что она могла говорить о теории любого действия в своем обычном лекционном тоне, но, как только заговаривала об их реальном опыте, речь ее теряла связность, Гарри находил одновременно забавным и милым.

— Видишь, в этом вся проблема! Ты не должен делать все, что мне заблагорассудится, а потом еще что-то. Судя по тому, что говорили мои соседки по комнате, мужчины обычно думают только о себе...

— Значит, ты хочешь, чтобы я был невнимателен?

— Ну... Нет, но...

— Гермиона, если ты не заметила, я делаю все это не из-за самоотверженности. Когда ты хочешь что-то попробовать, я это делаю. И кроме порки, почти все твои идеи были потрясающими. Когда ты хочешь завязать мне глаза и привязать к кровати, я полностью во власти самой великолепной ведьмы, которую я знаю.

— Но...

— Когда я вошел в эту комнату и увидел тебя голой на четвереньках, я чуть не кончил в штаны, прежде чем ты сказала мне, что я могу делать все, что захочу. А потом... ну... я буду делать все, что захочу.

— Я все поняла, Гарри! — огрызнулась брюнетка, чьи раздраженно поджатые губы портила нагота.

— Я так не думаю. Это может звучать немного слащаво, но...

— В чем отличие от того, что ты говорил последние несколько минут? Мы влипли, да? — отвлеченная фигурами, которые Гарри рисовал на ее пояснице, Гермиона все же хотела знать.

— Вроде того. Но разве это плохо?

— Я не могу перестать думать о тебе...

— Это плохо? Гермиона, я в том же положении, и не могу сказать, что я против, чтобы ты была в моей голове, — Гарри усмехнулся и убрал прядь темных локонов с ее раскрасневшейся щеки. — И я не хочу меньшей привязанности, к черту Лаванду с ее правилами. Если правильный образ действий запрещает чувства, я не хочу делать это правильно.

— Это совсем не плохо. Просто мы лучшие друзья, и привязанность может все испортить. Я не хочу потерять тебя.

Обнимая друга, последние слова брюнетка прошептала с явной неуверенностью. Они никогда не обсуждали условия и перспективы своего соглашения, и теперь это может стать настоящей проблемой. Да с какой стати? Они не должны были привязываться друг к другу, но она и Гарри были дороги друг другу задолго до всего этого. Они постоянно навещали друг друга в больничном крыле, проводили вместе большую часть года, и Гермиона давно поняла, что начала думать о нем не только как о друге. Так почему она не может этого признать?

Потому что ты сама не знаешь, чего хочешь! Потому что ты трусиха! Потому что ты боишься того, что произойдет, если что-то не получится. Потому что ты боишься, что он...

— Послушай, для нас никакая привязанность ничего не испортит, — Гарри оборвал ее внутренний монолог, прежде чем она смогла превзойти его в размышлизмах. — С самого первого дня мы с треском провалили это дело, и ни одному из нас не хочется что-то менять. Начав с легких объятий после, мы теперь просто спим вместе. И я хочу не меньше, а даже больше.

— Больше? — дрожащим голосом спросила Гермиона, удивленная сильным чувством в его глазах.

— Я больше не хочу скрываться. Я хочу целоваться с тобой в гостиной, хватать тебя за задницу, пока мы поднимаемся по лестнице, заснуть у тебя на коленях. Я просто хочу быть с тобой.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Гарри пришел в восторг, увидев в ее глазах желание, а не нерешительность, озвученную секундой позже.

— А как насчет остальных? Я знаю, ты продолжаешь пялиться на Джинни и...

— Надо признать, она приятна для глаз, но я серьезно не думал о других девушках с тех пор, как ты сказала, что сидишь на зелье и я могу войти в тебя, — Гарри отвел взгляд, снова проигрывая в голове эту сцену. Конечно, он помнил и то, что произошло потом.

— Это было перед тем, как я сказал тебе... сказал тебе...

— Покрасить пизду в белый цвет? Я это очень хорошо помню. По правде говоря, так сильно я не смеялась со времен боггарта в виде Снейпа.

— Даже членонос Тонкс?

— Это даже нельзя сравнивать. Нос был завораживающим, но немного отвратительным, когда его ноздри раздувались. Снейп в шляпе со стервятником вне конкуренции.

— Ладно, да, я плохо разбираюсь в грязных шутках! Счастлива? А знаешь, что сделало бы счастливым меня? Пригласить тебя куда-нибудь поужинать.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — выпалила она, хотя от мысли о свидании с лучшим другом у нее закружилась голова. Почему она не может просто сказать "да" и не обращать внимания на голос в голове, который постоянно придумывает наихудшие сценарии и их ужасные последствия?

— Гермиона, мы занимаемся сексом последние два месяца, мы заботимся друг о друге, мы стараемся сделать друг друга счастливыми, мы...

— Если так рассуждать, то у нас отношения уже несколько недель...

— Тогда моя девушка наверняка не откажется присоединиться ко мне в хорошем ресторане в следующие выходные, — сказал Гарри с дерзкой улыбкой, и если бы не шок от этой идеи, Гермиона рассмеялась бы и игриво стукнула его.

— Деву... Девушка?

— Ну, ты только что сказала, что у нас отношения уже несколько недель. И мы решили провести Рождество вместе, с твоей семьей. Это делает тебя моей девушкой, верно?

— Ладно, мы можем говорить серьезно? Ты действительно хочешь со мной куда-то пойти или продолжаешь шутить?

— Я серьезно. Если бы кто-нибудь спросил меня в начале семестра, я бы сказал, что люблю тебя, как сестру, которой у меня никогда не было. Но после всего, что мы делали, я едва ли могу называть тебя сестрой.

— Ну, в определенных чистокровных кругах... — Гермиона попыталась сменить тему, но Гарри не поддался.

— Я забочусь о тебе, и мне бы очень хотелось узнать, к чему все приведет, если мы продолжим. Или мысль о том, что я твой парень, действительно так плоха?

— Нет, это возбуждает. Волнует — даже приводит в восторг, — тихо сказала она и нежно чмокнула Гарри в губы. Поцелуй быстро углубился, брюнетка обхватила его за шею и потянула вверх. Вскоре Гермиона задыхалась, глядя в очаровательные зеленые глаза, их носы соприкасались, а волосы падали на них обоих. — А еще это очень пугает. Что, если у нас ничего не получится? Что, если мы в конце концов возненавидим друг друга? Что, если...

— Как бы мне этого ни хотелось, я не могу обещать, что мы сработаемся как пара. Но пока у нас все отлично, и я не думаю, что ты можешь сделать что-то такое, за что я бы тебя возненавидел.

— Я могла бы изменять тебе с Малфоем, сфотографировать и...

— Гермиона, я сказал — ничего, что ТЫ можешь сделать.

— Пожалуйста, Гарри, я не идеальна...

— Нет, конечно. Я мог бы заполнить целую книгу твоими недостатками, но это не имеет значения. Ты не идеальна, как и я, но, честно, я не могу представить никого, с кем бы я предпочел быть, — перебил он, ловя ее взгляд и отчаянно пытаясь казаться уверенным и не на грани срыва. Он мог иметь дело с Волдемортом, с Пожирателями Смерти или Амбридж, но в этой авантюре он не хотел проиграть. Что, если он неправильно понял подругу? Если она не...

— Ладно...

— Ладно?

— Так мы теперь вместе? — медленно спросила она, ее карие глаза сверлили Гарри, она наблюдала за его реакцией.

— Угу, — усмехнулся Гарри и прикрыл нервный вздох еще одним поцелуем. — Гермиона Грейнджер, моя девушка. Звучит очень мило, тебе не кажется?

— Вот так просто?

— Ну, я уверен, что смогу получить несколько фейерверков от близнецов. Или объявление в "Ежедневном пророке"...

— То, что ты мой парень, не дает тебе права быть придурком... — пожаловалась она и шлепнула его по руке. — Парееееень. Паааааарень. Парень. Знаешь? Согласна, звучит неплохо.

— Вот видишь?

— Этот вечер был еще более странным, чем две недели назад с Лавандой, — заметила Гермиона, не желая признавать свое поражение, даже если на ее губах играла улыбка.

— Что она сделала на этот раз?

— Ничего, ну, ничего плохого. Я просматривала каталог заказов "Глэдрэгс", когда вошла Лаванда. Она просто увидела фотографии и, наверное, подумала, что я стащила у Симуса журналы для взрослых...

— Как можно перепутать каталог одежды с "Плейвич"?

Гермиона что-то пробормотала, уткнувшись ему в плечо, но шепот было невозможно разобрать. С другой стороны, ее румянец был довольно эффектным, сползая по ключице, а затем еще ниже.

— Что это было?

— Я сказала, это был раздел нижнего белья, — покраснев, повторила она, стараясь смотреть куда угодно, только не ему в глаза.

— И что в этом такого страшного? — спросил Гарри, как только его мозг вернулся в рабочее состояние. Даже обычное нижнее белье, которое Гермиона носила каждый день, было достаточно увлекательным, чтобы отвлечь его от классной работы. Но при мысли о ней в каком-нибудь корсете или прозрачном шелковом белье у него потекли слюни, как у Дэвиса после того, как Флер приложила его своим очарованием.

— Ну, поскольку я очень мало знаю об этом, я спросила, не может ли она мне помочь. Глаза Лаванды загорелись, как будто настало Рождество, и следующее, что я помню, она демонстрирует свои секретные запасы.

— Ты... ты попросила Лаванду устроить для тебя шоу? В нижнем белье?

— Она позаботилась о том, чтобы указать на преимущества некоторых предметов, а затем помогла мне выбрать некоторые из них для себя.

— Ты купила белье?

— Если немного кружев может превратить ее из надоедливой соседки по комнате в повод усомниться в собственной сексуальности... конечно, я заказала.

— Гермиона, ты ведь знаешь, что по крайней мере половина Хогвартса убьет, чтобы увидеть то, что видела ты?

— Это была даже не самая лучшая часть...

— Вы начали целоваться?

— Нет, хотя эта мысль приходила мне в голову пару раз, правда гораздо хуже, — сказала брюнетка с выражением чистого восхищения, в то время как Гарри снова тер руку, по которой она стукнула. — Видишь ли, Лаванда делала это не только ради меня. Под конец она просто захотела узнать мое мнение о самой соблазнительной вещи, надела ее, накинула сверху мантию и ходила так весь вечер. Она позаботилась о том, чтобы Рон видел, как мало на ней надето, но не подпускала его, потому что он вел себя как придурок во время их предыдущего свидания в Хогсмиде.

— Значит, Рон знал, что его подружка бегает в...

— Несколько черных ремешков, которые, если все звезды и планеты сойдутся и в полночь вы принесете в жертву козла, могут сойти за нижнее белье. Чуть-чуть. И она дразнила его весь вечер, прежде чем исчезнуть наверху.

— Так вот почему у Рона был такой вид, будто кто-то отменил Рождество. Пожалуйста, скажи мне, что ты не будешь прибегать к такой коварной тактике, — взмолился Гарри, чье уважение к Лаванде возросло на несколько ступеней.

— До тех пор, пока вы не дадите мне для этого веской причины.

— Клянусь, я буду обращаться с миледи, как с самой королевой, — пошутил новоиспеченный парень Гермионы, но эффект его притворного поклона был испорчен их местоположением и тем фактом, что Гарри в конечном итоге уткнулся головой в ее плечо. Ничуть не смущенный такой маленькой неудачей, он вместо этого наклонился немного вперед и начал покрывать ее грудь легкими поцелуями. — И какое же белье ты себе купила?

— Это сюрприз.

— Брось, ты не можешь оставить меня в таком состоянии!

— Сейчас ты точно не виишь, — хихикнула Гермиона, сжимая проблемную часть тела. — Но я дам тебе подсказку: 3 штуки: темно — синяя, алая и черная.

— Ты убиваешь меня, ты знаешь это? Сначала Лаванда, теперь это.

— Веди себя прилично, иначе в этом году не получишь никаких рождественских подарков, — прошептала она, и по ее хриплому тону Гарри понял, что или, скорее, кого он будет разворачивать через несколько недель.