Сватовство гусара (джен)

Пашка Шустов был влюблён.

Не бог весть какое событие, особенно в свете того, что в прошлом году в их десятом «А» за редким исключением все друг с другом перевстречались. У Борьки Годунова вообще четыре подружки было — по одной на каждую четверть. «Исключение» было представлено Веркой Молотовой, Серёгой Мостовым и Зефириной. Зефирина на парней обращала внимания не больше, чем на плинтуса в школьных коридорах, Верка была такой робкой, что даже у доски отвечала шёпотом, а Мостовой вечно пропадал на сборах со своей волейбольной командой.

Даже Пашку не обошла стороной всеобщая лихорадка влюблённостей. Хотя в его случае, скорее попытка замены. Всю четвёртую четверть Пашка, как приклеенный таскался следом за Ленкой Петуховой и изнемогал. Ленка болтала, как заведённая и постоянно требовала романтики — типа селфи на закате и чтоб у них непременно была своя песня. Пашка от всей души предложил что-нибудь из последнего альбома «Раммштайна», Ленка почему-то обиделась и дулась целых три дня.

Все три дня Пашка был счастлив — они с Зефириной резались в приставку, смотрели ужастики и на скорость трескали сосиски в тесте. А потом Ленка сменила гнев на милость, и Пашке опять пришлось изображать романтику, хотя больше всего на свете он хотел с Зефириной на футбол и на дачу к Николаю Петровичу, где фэсовцы дружным коллективом каждый год на первомай жарили шашлыки.

Ленка шашлыки не ела, но потребовала свидания в кино. Пашка купил билеты на «Мстители. Финал». Столько ждали! Ленка не оценила, но быстро сдулась под ироничным взглядом Зефирины, которую Пашка чуть не на коленях умолял пойти с ними.

Первую половину сеанса Ленка чатилась с подружками, вторую донимала Пашку вопросами: «А это кто?», «А почему он фиолетовый?» Пашка затылком чувствовал, что Зефирина готова устроить геноцид не хуже Таноса. Лишь в самом конце Ленка оживилась:

— Такая любовь, — вздыхала она, имея в виду танец Кэпа и Пегги. И намекающее улыбалась Пашке.

— Ты дура? — осведомилась Зефирина. — Какая Пегги, если у Кэпа есть Баки.

— Чего? — пискнула Ленка.

— Того, — передразнила её Зефирина, закидывая рюкзак на плечо. — Чао, влюблённые. Паш, позвони, когда освободишься.

Пашка не успел ничего сказать, когда Ленка заверещала, как укушенная:

— Паша, заставь её извиниться. В конце концов, я твоя девушка или нет?

Пашка, как любой мужик, терпеть не мог выяснения отношений, тем более на повышенных тонах. Отец когда-то из-за этого с матерью развёлся. Пашка хотел мира во всём мире:

— Лена…

Но Ленка уже закусила удила:

— Или ты её заставляешь, или мы с тобой больше не встречаемся!

Ультиматумы Пашка тоже не любил:

— Извини, — и он помчался догонять Зефирину.

На другой день в школе Ленка разболтала, как она феерично бросила этого придурка Шустова, но Пашка на всё это чихать хотел с высокой башни. Он был счастлив — можно сколько угодно тусоваться с Зефириной, слова против никто не скажет.

Так что, да — Пашка был влюблён.

И ладно бы он втрескался в Машку Синицину из параллельного, у которой буфера такие, что она свои коленки, небось, только в зеркале и видит.

Или в Кристину Петрановскую, которую в школу привозит водитель её отца на крутой чёрной тачке. Все каникулы Кристина проводила в Лондоне, шмотки носила сплошь брендовые, чем не уставала хвастаться при каждом удобном случае, из-за чего считалась главной законодательницей мод. И вообще слыла первой красавицей школы.

Но, нет. Когда у Пашки чего нормально было.

Это ж Зефирина. Лучший Пашкин друг, а влюбиться в лучшего друга это… это… Стрёмно, в общем.

И люлей за Зефирину можно было отхватить не хилых. Если не от её бати, так от всех фэсовцев вместе взятых.

А ещё она одна из их параллели шла на золотую медаль, любила погонять в футбол с пацанами, а в приставке могла кого угодно одной левой сделать. Девчонки относились к ней с лёгким снисходительным презрением — модными шмотками не интересуется, косметикой тоже, зато знает поимённо всех членов европейских футбольных клубов, кого за сколько продали и какие шансы у «Реала» в наступающем сезоне.

— Мышь серая, — сказала однажды, как приговор поставила, Петрановская. — Ни вкуса, ни стиля. Пф-ф, убожество.

Зефирине на Петрановскую было откровенно плевать, Пашке тем более. Зефирина нравилась ему вся — даже с разбитыми после очередного матча коленками.

А потом, перед одиннадцатым классом Зефирину отправили в Крым к дальним родственникам. Сеть там ловила через два дня на третий, так что про бесконечный трёп по скайпу пришлось забыть.

Первого сентября, явившись на торжественную линейку, Пашка первым делом обежал весь школьный двор в поисках Зефирины. Ему не терпелось поделиться летними впечатлениями, но та как будто сквозь землю провалилась. В голове мелькнула паническая мысль, что Зефирине так понравилось в Крыму, что она решила остаться там навсегда. Пашка прогнал эту версию, как откровенно несостоятельную.

— Что, свою Панчу Сансу потерял? — издевательски поинтересовалась Петрановская, оглядываясь на своих миньонов — мол, как я его? Те угодливо захихикали, Петухова старалась больше всех.

Пашка в сторону Петрановской даже ухом не повёл, он собирался позвонить отцу, чтобы тот выяснил у дяди Кости, где же Зефирина, но тут рядом свирепо рявкнули:

— Санчо Панса! Классику читать не пробовала?

Перед Пашкой стояла новенькая, о которой девчонки яростно шушукались уже с полчаса.

— Привет!

Пашка обернулся на всякий случай — может, это не ему.

— Привет, говорю. Оглох, что ли? Я за тобой уже полчаса бегаю по всему двору, — и новенькая отбросила за спину гриву светлых кудрей.

— Платиновые, — завистливо зашептались рядом.

— Э-э, привет, — на всякий случай согласился Пашка. Он знать не знал о чём можно разговаривать с красивыми девчонками. Это ж не Зефирина. Вот с Зефириной они бы сейчас трепались не умолкая, фотки в телефонах рассматривали. А эта? Локоны, ресницы. Ей бы в компанию к Петрановской, или с Годуновым по кустам обжиматься. Вон, несётся уже на всех парусах.

Но тут учителя стали всех сгонять для линейки.

Уже в классе новенькая попыталась сесть рядом с Пашкой, но тот бухнул рюкзак на стул, на котором обычно сидела Зефирина:

— Занято!

Новенькая уставилась на Пашку так, словно у него вторая голова выросла:

— Шустов, ты дурак? Я тут с первого класса сижу.

Что?

— Котова, Шустов! — прогрохотала рядом Ангелина Петровна, их классный руководитель. — Вам для того, чтобы места занять, особое приглашение нужно?

Зефирина?

И тут нижняя Пашкина челюсть с грохотом пробила парту. В буквальном смысле.

В миру Зефирина звалась Варвара Константиновна Котова. И Зефириной Пашка звал её исключительно в мыслях, иначе можно было огрести — Варвара терпеть не могла все эти сюси — пуси, до которых были так охочи прочие девчонки.

Дружили Варвара с Пашкой страшно представить сколько времени — аж с первого класса. Пашка тогда так же стоял в первом ряду на торжественной линейке, изнемогая от жары и тяжести букета из трёх длиннющих гладиолусов, когда рядом, решительно растолкав будущих одноклассников, появилась девчонка с ворохом светлых кудрей и гигантским бантом на макушке.

— Варвара, — важно представилась она.

Пашка оробел, но отважно признался в ответ:

— Пашка.

— Будем дружить, — вынесла вердикт Варвара и крепко взяла его за руку.

И они дружили. Класса так до восьмого, когда Пашка втрескался в Варвару без памяти. И конечно, как последний дурак струсил признаться. А теперь ему уж точно ничего не светит. Вон как Годунов пыжится.

Весь сентябрь школу лихорадило — Петрановская, в одночасье лишившаяся титула королевы красоты, шипела по углам, но в открытую нападать не решалась. Варвара за себя постоять всегда умела. Приглашения в кино и кафешку сыпались, как из рога изобилия. Годунов где-то раздобыл коня и, кое-как держась в седле, пытался петь серенаду под окнами кабинета геометрии. Такого цирка школа ещё не видела. Даже в прошлом году, когда на новогоднем вечере из-за Машки Синицыной подрались физрук с трудовиком.

Директриса орала, родители Годунова искренне не понимали из-за чего сыр-бор, после коня осталась кучка органического удобрения, быстро прибранного дворником.

Короче, жизнь била ключом. И только Пашка продолжал молча страдать. А потом кто-то исписал сердечками свежепокрашенные стены в подъезде, где жила Варвара. На другой день в школу заявился её отец в компании Майского. Майский произвёл на всех просто неизгладимое впечатление, и в него немедленно влюбилась та половина девчонок, что ещё не была влюблена в отца Варвары.

— Я надеюсь, — шипел капитан Котов, — мы с вами обойдёмся без оперативных действий и вмешательства компетентных органов.

Широченные плечи распирали форменный джемпер, девчонки млели, а Пашка думал, что фиг он когда-нибудь так раскачается.

Напоследок Майский подмигнул Варваре и пожал Пашке руку.

На что способна ФЭС, знали все, поэтому сердечки со стен были смыты буквально в мгновение ока. Кем, никто так и не узнал, а следующие несколько дней страждущие донимали Пашку и Варвару вопросами на тему, кого предпочитает товарищ майор Майский — брюнеток или блондинок.

И Пашка, и Варвара стойко молчали, что товарищ майор предпочитает Тихонова, и что влюблённым девицам, тем более несовершеннолетним, не светит вообще ничего.

И вот теперь они сидели на кухне у Варвары. В теории — готовились к четвертной контрольной по алгебре, на практике — ели сахарные плюшки, в изобилии испечённые Пашкиной мачехой.

— Повезло вам с тётей Леной, — прочавкала Варвара, откусывая от плюшки солидный кусок.

— Ага, — пробормотал Пашка, заворожённо глядя на её надувшиеся, как у особо запасливого хомяка, щёки.

Они сосредоточенно жевали, гора плюшек таяла, несколько штук Варвара отложила отдельно, накрыв полотняной салфеткой:

— Папа утром с дежурства вернётся, съест.

И убрала тарелку подальше в шкаф.

Когда с вкуснятиной было покончено, Варвара с самым таинственным видом взгромоздилась коленками на стул, оперлась о столешницу локтями и придвинулась к Пашке как можно ближе:

— Шустов, вот скажи честно — ты меня любишь?

Пашка от неожиданности прифигел настолько, что совершенно машинально сказал:

— Да.

Голос звучал, как несмазанные дверные петли, уши пылали. Варвара его смятения, кажется, не замечала вовсе:

— Я тут чего подумала.

— Что? — кое-как справившись с собой, Пашка внимательно смотрел ей в глаза. Он вообще в последнее время старался смотреть Варваре исключительно в лицо, иначе в организме начиналась вполне определённая движуха, а от ушей можно было прикуривать.

— Если ты меня любишь, то поможешь кое в чём.

Пашка вдруг вспомнил, как они с Варварой прошлой зимой половину района залепили радужными листовками с призывом «Свободу Юрию Деточкину!» Пашка в душе не ебал, кто этот чувак, но послушно таскал за Варварой запас клея и листовок. Как же их потом наказали! Кажется, они руки до локтей стёрли, смывая незаконно наклеенные объявления и листовки.

— Мне нужно женить папу.

Пашка подавился последним куском плюшки и закашлялся. Перегнувшись через стол, Варвара парой хлопков помогла ему прийти в себя. Выступившие слёзы не позволили Пашке в полной мере оценить зрелище, открывшееся в вырезе домашней футболки Варвары.

— Что? — попугаем повторил он. Посторонних женщин на своей территории Варвара не терпела категорически. Впрочем, Пашка и сам не раз высказывал своё «фи», когда комментировал очередной выбор уже своего отца. Сдался он, лишь познакомившись с тётей Леной. Вот она реально крутая, а не все эти: «Ой, я ноготь сломала».

— Ну, а что? — пожала плечиком Варвара. Растянутый вырез футболки соскользнул, обнажая загорелую кожу. Пашка облизнул вмиг пересохшие губы. — Нынче выпускной, потом институт. А потом я замуж выйду.

— За кого? — не своим голосом проскрипел Пашка, радуясь, что плюшки закончились.

— Ну, откуда ж я знаю. Кого одобришь, за того и выйду. Для чего ещё друзья нужны.

И вот тут Пашка выпал, что называется, в нерастворимый осадок — как-то до этого времени он не задумывался, что Варвара вполне реально может в кого-то влюбиться. По-настоящему, то есть. Чтоб до свадьбы. Все эти Мендельсоны с их маршами и гости с крупой. И чтоб голуби непременно белые и все в дерь… э-э… Счастливые, в общем. Пашка представил фэсовцев, дружно вопящих «Горько!». Больше всех старался почему-то Майский. Естественно, кандидатура жениха будет рассмотрена под микроскопом в лаборатории всё той же ФЭС и пробита по всем существующим базам — за абы кого капитан Котов свою дочь не отдаст.

И вообще, Варвара же ясно дала понять этому придурку Годунову, где она его подкаты видела, вот Пашка и успокоился. Идиота кусок.

— Ну, а что? — продолжала разглагольствовать Варвара, наводя порядок на столе. И совершенно не замечая терзаний Пашки. — Мы не должны ждать милостей от природы. Наша задача — взять их самим.

Пашка готов был брать, давать, если нужно — отбирать силой, лишь бы отвлечь Варвару от мыслей о её гипотетической свадьбе:

— И что ты предлагаешь? — сделал он максимально заинтересованный вид.

Эффектным жестом а-ля Дэвид Копперфильд Варвара буквально из ниоткуда извлекла изрядно потёртый лист в клеточку со списком фамилий:

— Для начала нужно определиться с кандидатурой. Племянниц и внучек бабушкиных приятельниц в расчёт брать не будем. Зло должно быть знакомым, — из ящика Варвара извлекла карандаш. Очевидно, чтобы вычёркивать неугодных. — Итак, начинаем.

И они начали.

Антонова? Идеальна, но замужем. У Галины Николаевны есть Николай Петрович, которого никаким танком в сторону не сдвинешь. И вообще. Аллочка, конечно, ничего, но слишком много болтает. У Амелиной просто всего слишком. Соколова? Тут Пашка с Варварой синхронно поморщились. Вечно у неё выражение лица такое, будто кило лимонов без чая съела — всё ей не так, всё ей не эдак. К тому же вся ФЭС знала, что Соколова мечтает примерить фамилию Лисицына, хотя сам Лисицын об этом ни сном, ни духом и на Юлю смотрел не чаще, чем того требовали оперативные действия. Оля Дунаева милая, но какая-то совсем никакая. Лаборанток и тёток из бухгалтерии можно вообще не рассматривать. И что у нас остаётся в сухом остатке? Власова Рита.

Варваре она нравилась — умная, красивая. А уж как скажет иной раз — точно бритвой проведёт. И она никогда — никогда! — не лезла с нравоучениями. Не то, что Юля Соколова. Вот уж кого хлебом не корми, а дай мораль прочитать.

Варвара, задумавшись, постукивала кончиком карандаша по губам и то и дело прикусывала самый кончик с ластиком, Пашка старательно думал о завтрашней контрольной. Потому что, ну… У Варвары же рот. То есть у всего населения Земли есть рот, то есть рты, то есть тьфу! Пашка окончательно запутался и постарался представить самое неэротичное, что может быть на свете. ЕГЭ. Да, точно. Куда уж хуже.

— Вот, — Варвара закончила делать минет карандашу и подвинула листок к Пашке, фамилия Власовой была жирно обведена. — Ты чего такой румяный? Заболел?

— Не, — Пашка как можно небрежнее развалился на стуле и показательно обмахнулся салфеткой, — жарко у вас. Власова? — безо всякого перехода переключился он. — Думаешь, она будет варить вам борщи и жарить котлеты?

— Для борщей и котлет у нас есть Люся, — отрезала Варвара.

Люсей звали их домработницу. Она была откуда-то из-под Челябинска и работала у Котовых последние шесть лет. С тех самых пор, как умер дед Варвары — академик Котов — оставивший после себя дачу на Николиной Горе, куда сразу же перебралась бабушка Варвары, огромную квартиру в центре, пакет высокодоходных акций и несколько счетов в заграничных банках, позволявшим наследникам не работать до конца жизни. Котовы бездельничать не умели. Варвара грызла гранит науки, а её отец работал. Частенько сверхурочно, с круглосуточными дежурствами и без выходных, а убирать квартиру и готовить нужно было регулярно. И делать ещё тысячу разных вещей. Варвара не всё могла в силу возраста, а дядя Костя из-за работы. Вот так и появилась Люся.

— Всё! Я решила!

— И как ты это провернёшь? Запрёшь батю с Ритой в кладовке? Они дверь в два счёта высадят.

— Лучше, — Варвара оперлась задницей о край разделочного стола и скрестила ноги в лодыжках. — В одном номере.

— Чего?

Варвара страдальчески закатила глаза и снисходительно пояснила:

— Послезавтра они едут в Питер. На три дня вдвоём. В смысле папа и Рита. Ну, там какая-то фигня по обмену опытом. Мы влезем в базу гостиницы и два одноместных номера поменяем на двухместный с одной кроватью. Сечёшь фишку?

Пашка колебался — если всё вскроется, им таких люлей навешают.

— Трусишь, так и скажи, — рассердилась Варвара. — Сама всё сделаю.

Ага! Сделает она, как же. К Тихонову пойдёт, нечего и думать. Тихонов всё разболтает Майскому. Майский … Майский всё доложит Сами-Знаете-Кому. Нет, не Волдеморту. И даже не Рогозиной. Хотя уж лучше ей.

О

том, что с ними может сделать батя Варвары, Пашка старался не думать. Нет, бить не будут. И даже в угол не поставят. И посуду мыть не заставят, а вот десять кругов вокруг дома, да в шесть утра при любой погоде… Да, как два пальца.

— Ладно, — буркнул он, — название гостиницы хоть знаешь?

Варвара просияла.

* * *

Варвара отца любила и счастья ему желала в полной мере. Вот только не с бесконечными Жанночками, Ниночками и иже с ними, журавлиным клином пролетающими через их квартиру.

Иногда Варвара чувствовала себя оленем в свете фар, так ярко загорались глаза всех этих девиц, стоило им узнать материальное положение Котовых.

Некоторые немедленно начинали дружить с Варварой, чем приводили её в искреннее недоумение — для дружбы ей вполне хватало Пашки, а поболтать о своём, о девичьем можно было с Амелиной или Валюшей. Или даже с Галиной Николаевной, если у той было достаточно свободного времени.

Другие начинали широкомасштабную операцию по внедрению в их быт уюта. Дескать, домработница это не то, а вот выбивание ковров после суточного дежурства отца — это так сближает. А в выходные непременная прополка грядок где-нибудь в тьмутаракани.

Одна прекрасная дева, из тех, что круглосуточно пасутся в Инсте и селфятся сидя даже на унитазе, додумалась посадить отца на правильное питание. Нет, правильное питание, это, конечно, правильно, но не бесконечный салат из рукколы, приправленный капелькой оливкового масла. Причём масло непременно должно было быть хрен знает из какой провинции Италии. На пятый день такой диеты отец не выдержал — демонстративно пожарил громадный кусок мяса и не менее демонстративно его съел. Нет, не так. Он его сожрал. И запил тёмным нефильтрованным.

Оскорблённая до самой глубины души таким варварским отношением к процессу питания прекрасная дева попыталась хотя бы воспитать в избраннике чувство прекрасного, пардон за тавтологию, и настояла на совместном просмотре некоего гениального во всех смыслах авторского кино. Неизвестно, что курили авторы сего шедевра, но вместо того, чтобы впечатлиться, уже через десять минут после начальных титров отец храпел, трогательно пуская слюни на шёлковое плечико прекрасной. Дева не выдержала, обозвала отца мандалорцем, очевидно перепутав с неандертальцем, и собрала вещи. Её ухода так никто и не заметил, лишь Люся с облегчением выбросила остатки злополучного салата и приготовила полный казан своего фирменного плова.

Так что в свете всего вышеперечисленного Варвара на все сто была уверена в своём выборе — Рита точно не будет заставлять отца выбивать ковры, так как не понаслышке знает, что такое суточные дежурства и сидения в засадах. Вкусно покушать она тоже любит, Варвара сама видела, да и прополка грядок в единственный выходной её вряд ли привлекает, а вот валяние в гамаке на даче…

Теперь осталось дать понять отцу, что Варвара не против изменений в составе их семьи.

— Па-ап, — Варвара поставила перед отцом тарелку огненного борща, подвинула мисочку со сметаной и хлебницу, — у меня к тебе очень серьёзный разговор.

Ложка с супом замерла на полпути к Костиному рту:

— Учительская или спортзал?

— Что?

— Стекло, спрашиваю, в учительской или спортзале разбила?

— Мне вообще-то давно не двенадцать, — вполне натурально оскорбилась Варвара.

— Извини. О чём тогда речь?

— Ну, — Варвара поёрзала, поковыряла ногтем скатерть. В её воображении всё было куда как проще — Варвара разговаривает с папой, папа делает предложение Рите, и вот они уже отдельная ячейка общества. Убегать в закат, взявшись за руки, вовсе не обязательно, — как ты сам знаешь, мама бросила нас во младенчестве.

От неожиданности Костя подавился и закашлялся. Варвара пару раз стукнула его кулачком по спине. Придя в себя Костя уставился на дочь так, словно её стало две. О матери Варвара не говорила никогда. То есть вообще никогда. У Варвары были папа и бабушка и совершенно потрясающий дед, знающий тысячу разных историй и при всей своей нечеловеческой загруженности всегда находивший время для внучки. И её мало интересовала женщина, которая по совершенно неясным причинам бросила свою новорожденную дочь и любящего мужа.

— И? — осторожно поинтересовался Костя. От дочери можно было ожидать чего угодно — в своё время она и в космос собиралась, и в Африку сбегала, крокодилов от вымирания спасать, и в Антарктиду уезжала, глобальное потепление останавливать. Вот сейчас скажет, что послала его анкету в это жуткое «Давай поженимся». Да ФЭС порвёт от смеха. Рогозину в первую очередь. Что в этом случае с ним сделает начальство, Костя старался не думать.

— Ну, — повторила Варвара, — я не против, если ты снова женишься, — Костя моргнул. — Только не жди, что я вот так сразу начну называть твою жену мамой.

Костя отложил надкусанный ломоть хлеба и ложку, притянул к себе дочь и коснулся губами её лба. Лоб был прохладным.

— Так, температуры нет, — Костя поднялся со стула и заозирался в поисках телефона. — Так… там баночка для анализов в аптечке. Осталась с последней диспансеризации…

— Па-ап!

— Давай… быстренько, делай, что там положено, а я с Антоновой созвонюсь. Кажется, она сегодня дежурит. Или лучше сразу Рогозину попросить?

— Пап!

Голос Варвары вырвал Костю из панических мыслей — куда бежать и что делать.

— Нормально со мной всё. Честное пионерское, — отсалютовала Варвара под внимательным взглядом Кости.

Телефонный звонок прервал их разговор:

— Да, Галина Николаевна? Уже лечу, — Костя нажал отбой и как можно строже уставился на Варвару: — А с тобой мы после поговорим. И не думай, что я забуду.

После не получилось. Сначала Костя в компании Лисицына всю ночь гонялся за каким-то деятелем, решившим, что не для него Уголовный Кодекс писан, потом они дружно сочиняли отчёты. Потом был инструктаж от начальства относительно командировки, а потом Костя собирал чемодан.

* * *

Вернулся Костя в ночь с воскресенья на понедельник, заглянул в комнату Варвары — дочь спала, закопавшись в одеяла так глубоко, что наружу торчала только пушистая макушка.

Он быстро принял душ и, перед тем, как отбыть в царство Морфея, отправил сообщение: «Дома в кровати. Наконец, высплюсь». Ответ пришёл практически мгновенно: «И кто тебе мешал сделать это в Питере?» «Ты», — послал в ответ Костя, подумал и отправил следом смайл, бьющийся лбом о стену.

Заснул он, стоило голове опуститься на подушку.

Снилась ему почему-то вся женская часть ФЭС. Дамы, потрясая плакатами с радужными надписями «Тили-тили-тесто, здесь живёт невеста» и «Ха-ха-ха, будем грабить жениха», обступали Костю со всех сторон и требовали немедленного вступления в брак. Костя тщетно пытался объяснить, что он вообще-то не такой. Где-то за спиной Лисицын — сволочь такая — ржал и подбадривал потенциальных невест.

Проснулся Костя с устойчивой мыслью:

— Вот сейчас всё брошу и побегу.

Он совершенно не выспался, а когда Костя не высыпался, то становился мрачен и брюзглив. Требовалась хорошая порция кофе без молока и даже без сахара.

Варвара обнаружилась на кухне за накрытым к завтраку столом. Забравшись с ногами на стул, она, то и дело хихикая, увлечённо с кем-то чатилась. С Шустовым, ясно-понятно. Как будто мало им целый день за одной партой сидеть. Костя прикинул, когда ждать старших Шустовых с разговором на тему «У вас товар, у нас купец» и помрачнел окончательно.

— Почему не в школе? Прогуливаешь? — включил он злого полицейского. Из-за заявления Варвары последние дни Костя чувствовал себя контуженным на всю голову и всё ещё воспринимал действительность, как затянутую туманом.

— Историчка на больничном, нам к третьему уроку, — бодро отрапортовала Варвара и поставила перед ним тарелку с омлетом и сосисками и кофе. — Как командировка?

— Отвратительно, — буркнул Костя, терзая яйца ножом и вилкой.

— Плохо кормили? — Варваре до смерти хотелось знать всё и сразу, но она дипломатично начала издалека.

— Если бы, — Костя запыхтел и вонзил вилку в сосиску так, словно все беды были из-за неё. — Какой-то… очень нехороший человек поменял нашу бронь. Вместо двух номеров — один, — он до непотребного вида растерзал сосиску и стал примеряться ко второй.

Вот оно! Варвара превратилась в одно большое ухо:

— А Рита?

— Какая Рита, какая Рита, Варвара! — грохнул Костя. — Рита словила грипп, и Рогозина в последний момент заменила её на Лисицына. Узнаю, кто нам двухместную кровать подсунул — руки-ноги повыдёргиваю. И главное, номер не сменить — всё занято, а другую гостиницу искать — времени нет, — праведным гневом полыхал он.

Варвара моргнула — такого она точно не ожидала. Можно не сомневаться, что первым, что скажет Пашка, будет: «Я так и знал».

* * *

На большой перемене Варвара выгнала из тесного закутка возле спуска в подвал жарко тискающихся Петрановскую с Годуновым и практически силой затолкала туда Пашку. Закуток служил местом уединения влюблённых парочек, и Пашка точно знал, какие слухи пойдут о них с Варварой уже через пять минут. Ни Петрановская, ни Годунов не упустят возможности насплетничаться всласть.

Естественно, Пашка с большим удовольствием воспользовался бы закутком по его прямому назначению, но у Варвары горело совершенно по другому поводу.

— Мы проиграли сражение, но не войну, — решительно рубанула она воздух ребром ладони. — Начинаем реализацию плана Б.

В закутке было тесно и жарко, и Варвара сняла форменный пиджак, оставшись в рубашке. Да и у той расстегнула несколько верхних пуговок. Она ораторствовала, горячо жестикулируя, а Пашка, поддакивая и кивая, глаз не мог оторвать от ложбинки между её грудей. Он ясно видел край белого кружевного бюстгальтера. В штанах было мучительно тесно, щёки не менее мучительно горели, а во рту скопилось слишком много слюны.

Сейчас или никогда.

Пашка гулко сглотнул и вдруг понял, что Варвара молчит и слишком внимательно на него смотрит.

— Что?

— Как план, я тебя спрашиваю.

— А! — Пашка, ни слова не расслышавший, с энтузиазмом закивал. — Отличный план. Самый планистый план из всех.

Варвара внимательно рассмотрела Пашку с ног до головы:

— Странный ты какой-то, Шустов, в последнее время. Влюбился?

Пашку тут же бросило в душный жар:

— Что?! Пф! Вот ещё.

— Ладно, — протянула Варвара, всё ещё подозрительно щурясь. — Ты только заранее предупреди, если что.

Пашка закивал, мол, как только, так сразу, откашлялся и неопределённо махнул рукой:

— Э… давай лучше, ну… это… Ещё раз по плану пробежимся.

Варвара ещё раз зыркнула на него, но послушно повторила всё то, что говорила до этого.

По всему выходило, что Власова спит и видит сходить на новую постановку «Гамлета». Дескать, новое виденье, молодые талантливые актёры и нестандартный — Пашка готов был спорить на собственную почку, что дерьмо ещё то — подход к трактовке сюжета. Но вот беда — билеты были раскуплены в рекордные сроки, а у Варвары — вот совпадение, ага! — совершенно случайно завалялся лишний билетик.

— Я попросила бабушку помочь, — пояснила Варвара в ответ на недоумевающий Пашкин взгляд. — Сказала, что мы с тобой собираемся культурно подрасти.

Бабушка Варвары приятельствовала с половиной театральной Москвы и достать для неё пару билетов на дефицитный спектакль было плёвым делом.

— Ну, вот. Один билет отдам Рите, второй папе. Скажу, что мне кровь из носу, надо учить английский или химию.

— Лучше физику, — пробормотал Пашка.

От физички стонала вся школа. За глаза её звали Гильотиной, и не только ученики.

А вообще Пашке до смерти хотелось сказать, что стратег из Варвары, как из Майского балерина, и план, соответственно, — полная лажа, но он мужественно держал язык за зубами. С высоты своего не бог весть какого жизненного опыта Пашка знал, что самые упоротые планы обычно срабатывают на все сто. Правда, существовало ещё фиаско с питерской командировкой, но это скорее исключение из правил, которое имеет место быть.

Как показала практика, план Б, как и план А, оказался тем ещё исключением.

* * *

— Ну, пап, — ныла Варвара. Пашка и не подозревал, что она умеет издавать такие противные звуки.

— Ребёнок, я всё сказал, — Костя с хрустом разодрал вяленую рыбу пополам, и от поплывшего аромата у всех присутствующих заурчали животы. Он со всеми удобствами расположился на кухне, по телевизору уже шла заставка боксёрского поединка. — Бокс, прямая трансляция. Какой «Гамлет»?

— Альтернативный, — вякнула Варвара.

У Кости брови весьма красноречиво полезли на лоб.

— Да не в том смысле, — с досадой отмахнулась Варвара. — Да, даже если и в том, ну, жалко же, если билет пропадёт. Бабушка расстроится, — она знала, на что давить. — Мы с Пашкой хотели сходить, культурно просветиться. Сам же всё время говоришь.

— И что мешает?

— Так конец четверти же. И Гильотина, — сморщила мордочку Варвара.

При упоминания учительницы физики многоопытный опер капитан Котов, не раз и не два выходивший один на один против самых матёрых уголовников, ощутимо вздрогнул. Варвара моментально почуяла слабину и усилила напор:

— Ну, пап. Ну, дался тебе этот бокс. Завтра в сети посмотришь. А спектакль, говорят, настоящая бомба. Ты же любишь классику. Сходи, развейся. А то у тебя то морг, то засада. То совещание.

Костя отложил расчленённого леща. Он выглядел если не сдавшимся, то сомневающимся:

— А где второй?

— Кто второй?

— Билет.

— А-а, — протянула Варвара. — А я его Рите отдала. Ты не подумай, ничего такого, — затараторила она. — Просто я слышала, как Холодов говорил с Амелиной, а Амелина болтала с Аллочкой, что Рита очень хочет сходить, а билеты разобрали. А у перекупщиков конские цены, — закруглилась Варвара, когда у отца стало совсем уж невообразимое лицо.

— Ладно. Я в последнее время и впрямь света белого не вижу, то командировка, то ещё что, — Костя убрал рыбу в холодильник. — Но с тебя шарлотка.

— Хоть две, — просияла Варвара.

Вернулся он часа через три. Как раз в тот момент, когда Пашка уже почти решился — просто Варвара сидела так близко, и пахло от неё шампунем и чем-то ещё. Девчачьим и сладким. И ворот футболки опять сполз с плеча, обнажая гладкую кожу, а светлые завитки, выбившиеся из небрежного узла на затылке, так трогательно лежали на шее. И Пашке до смерти, просто до колотья в кончиках пальцев хотелось сдуть их, услышать возмущение Варвары, что щекотно. А потом…

А потом Пашка понял, что убивать, в общем-то, не так уж и сложно. Он бы точно смог.

— Никогда! Слышишь, дочь?! Никогда не смотри нестандартную трактовку классики, — Костя яростно выдрался из пиджака и не менее яростно сорвал с шеи галстук.

Варвара моментально превратилась в одно большое ухо.

— Гамлет был негром, — с совершенно непроницаемым лицом сообщил Костя и ушёл на кухню, хлопнул там дверцей холодильника и вернулся с литровой бутылкой молока. — В леопардовых лосинах. Ты слышишь, Варвара? — Варвара сидела с широко раскрытыми глазами, от чего напоминала почтовую сову из книг о Гарри Поттере. — В лосинах. Он селфился с Офелией и чатился с Горацио. В буквальном смысле.

Со звучным чпоком Костя откупорил бутылку и одним махом вылил в себя половину содержимого, лишь чудом не пролив ни капли.

— Лисицын ржал, и нас выгнали с середины второго акта.

Что? Лисицын? Опять?!

Пашка почти слышал, как мысли в голове Варвары зашевелились с небывалой силой.

— А Рита?

— А у Риты скоропостижный девичник с Амелиной.

Пашка и Варвара переглянулись — да, уж! Фиаско ещё то.

* * *

День полиции по традиции было решено отпраздновать на даче Николая Петровича. Выбрались почти все, кроме, конечно, дежурной смены. Даже Галина Николаевна приехала.

С погодой повезло необычайно. Стол сразу же вытащили на улицу, установили на террасе, поближе к кухонному окну, чтобы легче было передавать ложки-вилки. Власова с Амелиной под неумолчный щебет Аллочки расставляли тарелки и стаканы. Валюше, как главной специалистке по колюще-режущим предметам, доверили нарезку салатов. На столе уже красовались бутерброды, колбаса и сыр, и обожаемые Пашкой канапешки с оливками, и печёная рыба, и какие-то рулетики, и намытые до глянцевости фрукты, и ещё куча всего разного-вкусного.

Пашка и Варвара под шумок умыкнули со стола по банану и теперь ели их, сидя на толстенном бревне и не сводя глаз с жарящихся шашлыков. Пахло просто очумительно.

— Итак, — Варвара закинула в рот последний кусочек банана и заозиралась в поисках урны. Пашка забрал у неё банановую шкурку и отнёс в мусорное ведро, наткнувшись по пути на Амелину.

— Извини, я нечаянно, — пробормотал он, чувствуя себя неуклюжим детсадовцем.

— Да, ничего, — Амелина усмехнулась и по-свойски взъерошила Пашке чёлку. — Чего хмурый такой? Случилось что?

— Не, — Пашка совершенно непроизвольно обернулся — Варвара всё так же сидела на бревне, вытянув ноги и подставив солнцу лицо. Светлые пряди трепетали на ветру, и была она такой красивой, что у Пашки в очередной раз дух захватило. Амелина понимающе усмехнулась и, придвинувшись ближе, заговорщически прошептала:

— Говорят, цветы помогают.

— Издеваешься, да?

— Ничуть не бывало. Открою секрет, — Амелина подмигнула, — нам — девочкам — очень нравятся мужчины с фантазией.

— Так, я не поняла, — Власова материализовалась рядом абсолютно бесшумно, — это какие это тебе мужчины нравятся? С классом поделишься?

— Может, и поделюсь, — Амелина потеряла к Пашке всяческий интерес и, как-то по-особенному вильнув задницей, упакованной в ярко-синие джинсы, шагнула обратно к столу. — Если будешь хорошо себя вести.

— А если плохо? — продолжая криво ухмыляться, Власова тащилась за Амелиной, как пристёгнутая.

Пашка моргнул. Это они сейчас так друг с другом флиртовали или что? Рассказать Варваре или нет? Амелина вдруг обернулась к нему и одними губами произнесла:

— Фантазия, — и снова принялась меряться сарказмом с Власовой.

Пашка почесал в затылке — мерзкая привычка за которую его постоянно шпыняла Варвара — и бочком-бочком перебрался к самому краю участка, что граничил с небольшой, но быстрой речкой — там в изобилии росли клёны. Кое-где ещё трепетали на ветру ярко-алые листья. Пашка набрал целую охапку. И ещё несколько причудливо изогнутых веточек.

При виде букета Варвара вспыхнула от неподдельного восторга. Даже зарумянилась:

— Красота какая.

— Ну… это… — Пашка традиционно растерял весь свой запал.

Варвара подняла на него сияющие глаза:

— Пашка, я всё придумала, — она подпрыгнула, точно пружиной подброшенная: — Папа подарит этот букет Рите. Пашка, ты гений.

От переизбытка чувств она чмокнула Пашку в губы, чем моментально вогнала его в ступор. Он поймал себя на том, что лыбится, как идиот. Амелина издалека показала ему поднятые вверх большие пальцы. Пока Пашка собирал мысли в кучку, Варвара резвой козой проскакала через лужайку к дому, где её отец в компании Лисицына битый час учил Тихонова удушающему приёму. Тренажёром служил Майский. Тихонов, которого для удобства поставили на чурбачок, старался изо всех сил. Майский ржал басом и орал, что ему щекотно.

Варвара ещё успела позвать отца, когда из-за забора раздалось пронзительное:

— Убилиии! Убилиии!

Это истошное «Иии!» приближалось всё ближе и ближе и, наконец, в калитку буквально ввалилась толстая растрёпанная тётка в засаленном до невозможного розовом с рюшами фартуке поверх такого же старого с прорехами, из которых торчала грязная начинка, ватника.

— Убилиии! — в последний раз проорала тётка, бухнулась на колени и принялась с чувством рвать на себе волосы: — Горе-то какое!

Пикник, естественно, тут же свернули.

Пашку и Варвару под присмотром — как будто они младенцы какие, ей-богу! — жены Холодова отправили домой, собрав с собой здоровенный пакет со съестным.

Пашка под шумок напросился к Варваре в гости. Букет, кстати, она забрала с собой. Всю дорогу не выпускала из рук, а дома первым делом поставила в вазу из зелёного стекла. Пашка ничего в этом не понимал, но получилось очень красиво — изумрудное с рубиновым.

Остаток дня они объедались вкусняшками, смотрели «Сверхъестественное» и до хрипоты спорили кого убили, чем и почему.

Пашка напирал на то, что труп принесло рекой. И хорошо, что не на участок Николая Петровича. Вот было бы счастье — труп и шашлыки. Варвара настаивала, что это кто-то из местных.

Она с ногами забралась на диван, и Пашка как заворожённый таращился на то, как Варвара по одной закидывает в рот чёрные глянцевые маслины.

— Я тут подумала, — Варвара отставила полупустую чашку с маслинами, а Пашка вдруг рассердился. Сколько можно?! Не давая себе ни единой секунды на сомнения, он наклонился к Варваре и — Пашка ещё успел увидеть её круглые от удивления глаза — поцеловал. Губы у Варвары оказались горячие, мягкие. И целовалась она просто умопомрачительно, от чего Пашка даже заревновал неизвестно к кому. А потом Варвара положила руку ему на шею, придвинулась ближе и прижалась грудью. Тесно, тесно. И Пашка от этого, кажется, немножечко умер.

Они оторвались друг от друга, когда стало совсем уж невмоготу.

— Шустов, это что сейчас было? — совершенно красная Варвара трогала кончиками пальцев собственные губы.

И Пашка как в прорубь нырнул:

— Ялюблютебяихочувстречаться, — зажмурившись, выпалил он на одном дыхании.

Варвара молчала так долго, что он рискнул приоткрыть один глаз. Потом второй. Убивать его, похоже, никто не собирался.

— Шустов, — протянула она, — я уж думала, ты никогда не родишь.

И поцеловала уже сама. Прижалась всем телом — горячая, гладкая. И Пашкины руки как будто сами собой оказались у неё под футболкой, прямиком на шелковистой спине. В голове шумело, а в ушах грохотала Царь-пушка. Пашка подумал, что даже под страхом смерти не сможет выпустить Варвару.

Им пришлось разлепиться, когда рядом появилась тень отца Гамлета. То есть не Гамлета, конечно. Будь проклят этот Гамлет, он точно их преследует.

Костя очень красноречиво нависал над тискающейся парочкой и молчал. Тоже очень красноречиво.

— Папа, — пискнула вусмерть смущённая Варвара, — а вы уже всё? А мы тут…

— Плюшками балуетесь? — подсказал Лисицын.

Что? Опять?!

Пашка и Варвара переглянулись — не многовато ли Лисицына в последнее время?

— Чаю? — вполне светски предложила Варвара и одёрнула задравшуюся футболку.

Костя продолжал молчать, как внезапно онемевший, и только продолжал сверлить Пашку многозначительным взглядом, от которого Пашке хотелось утопиться, удавиться, а потом, для верности, сигануть с девятого этажа. Авось, что-нибудь да сработает, и ему не отвинтят голову.

Лисицын веселился вовсю.

Варвара, по-своему истолковав молчание отца, моментально накрыв стол, вытащила из холодильника «Наполеон», испечённый Люсей ещё вчера.

— Я слушаю, — и Костя как-то особенно кровожадно располосовал торт на равные куски.

— Дядя Костя, — Пашка торжественно расправил плечи и выпятил грудь, — Константин Сергеевич, — поправился он, — я люблю Варвару и хочу с ней встречаться. По-настоящему.

— Попробовал бы по-игрушечному, — Костя усмехнулся Лисицыну, тот фыркнул в ответ. — Смелый, уважаю. Про презервативы, надеюсь, лекцию читать не надо.

— Папа! — завопила Варвара, пунцовея изо всех сил. Она натолкала полный рот «Наполеона» и принялась изо всех сил заедать смущение.

— У нас, собственно, дочь, к тебе серьёзный разговор, — Костя провёл рукой по коротко стриженой голове и, немыслимое дело, смутился. Если бы Пашка не видел этого собственными глазами, ни за что бы не поверил. — Тут такое дело…

— Может, мне уйти? — предпринял попытку побега Пашка.

— Сиди уже. Всё равно Варвара всё тебе расскажет, — Костя положил руку на плечо Лисицына, убрал. Встал, прошёлся до холодильника. Зачем-то заглянул в него, сел обратно:

— Как-то всё это…

— Кто-то умер? — у Варвары тряслись руки.

— Скорее — наоборот, — пробормотал Лисицын.

— Понимаешь, Варвара, тут такое дело… — повторил Костя. — Что ж так сложно-то, а? Короче, мы с майором Лисицыным… Мы…

Ничего не понимающая Варвара таращилась то на отца, то на Лисицына, а вот Пашка кажется, начал, что-то такое соображать. Правда, вслух он бы этого ни за что не сказал. Про это даже думать было странно. И стрёмно.

Лисицын тяжко вздохнул, отодвинул пустую чашку:

— Варвара, твой отец хочет сказать, что мы с ним… эм… встречаемся.

— С кем? — тупо спросила Варвара.

— Друг с другом, — сказал, как отрубил Костя.

— Как Тихонов с Майским? — уточнила Варвара и, получив утвердительный кивок, поднялась, со скрежетом отодвигая стул. — Мне надо подумать.

И она ушла, хлопнув напоследок дверью.

— Да, уж. Как-то это всё… Не так, — задумчиво резюмировал Лисицын и похлопал Костю по плечу.

Пашка, до смерти перепугавшийся, что они прямо сейчас начнут утешать друг друга, чем, несомненно, нанесут несокрушимый удар по его неокрепшей психике, соскочил со стула и сбежал, проорав напоследок:

— Проведаю Варвару.

* * *

Варвара обнаружилась в своей комнате. Она сидела в позе лотоса на диване и медитировала на постер с Дином Винчестером. Дин скалился в ответ и оглушительно орал: «Очешуеть!» Пашка был с ним полностью солидарен — точнее и не скажешь. Он послонялся по комнате — потрогал букет из листьев, который Варвара перенесла из гостиной в свою комнату и поставила на письменный стол так, чтобы на него падали солнечные лучи из окна, поправил стопку учебников, на книжной полке переставил фигурку Баки чуть ближе к фигурке Кэпа.

— Слушай, Шустов. Это я не такая или лыжи не едут?

Пашка плюхнулся рядом с ней, съехал на сидении как можно ниже, вытягивая ноги. Прямо перед глазами оказалась спина Варвары, скорбно сгорбленная.

— Ну, — он пожал плечами, — смотри на это с другой стороны — ты останешься единственной девчонкой в семье.

Она подозрительно покосилась на него через плечо:

— Думаешь?

Пашка заржал:

— Лисицын, может, и спит с мужиком, но на девчонку точно не тянет.

Варвара воинственно раздула ноздри:

— Этот мужик, между прочим, мой папа.

И врезала Пашке декоративной подушкой. Он в долгу не остался — сразу схватил Варвару за бока. Варвара, не выносившая щекотки совершенно, немедленно завизжала и заизвивалась. Они свалились на пол и продолжили сражение уже там. В пылу битвы ни он, ни она не заметили открывшейся и тут же закрывшейся двери и удаляющихся шагов.

Когда оба выдохлись, то так и остались лежать на полу — Пашка на спине, раскинув руки и ноги, а Варвара уткнувшись макушкой ему в бок.

— Может, я драматизирую, а? — Варвара играла с пальцами левой Пашкиной руки, и ему это ужасно нравилось. — В наше время, когда космические корабли бороздят мировое пространство.

— Однозначно.

Варвара, не выпуская Пашкиной руки, села:

— Что-то ты какой-то до фига толерантный, Шустов.

Пашка тоже сел и взъерошил и без того взлохмаченные волосы:

— Про мировое пространство ты сама сказала.

— Думаешь, ну… — она снова взяла его руку, — нормально всё будет?

— Вряд ли твой батя и майор пойдут орать обо всём на Красной площади. Или начнут красить губы и носить туфли на каблуках.

Варвару ощутимо передёрнуло, в дверь постучали.

— Кто там? — спросила Варвара и тут же фыркнула от откровенной глупости вопроса.

«Кто там» оказался Лисицын:

— Молодёжь, ужинать будете?

Вместе с ним в комнату проник упоительный аромат жареной картошки с луком. Варвара и Пашка принюхались, переглянулись:

— Кто последний, тот целуется с Годуновым!

Хохоча и пихаясь, они рванули на кухню, чуть не сшибив Лисицына.

— Приятного аппетита, — пожелал тот им вслед.

* * *

— Кстати, Варвара. Звать меня мамой вовсе не обязательно.