Дай мне имя (джен)

Я дам тебе имя

И шанс отпустить пока меня,

Но, помни, отныне

Я буду всегда искать тебя.

Я дам тебе слово,

Что впредь не пройдёт ни ночи, ни дня,

Чтоб снова и снова

Я не попыталась спасти тебя.

Таня проснулась в холодном поту. Уже которую ночь она ощущает на своей лодыжке холодную сталь цепи Янчи, которая стаскивает с коня. Как её руки, крепко обнимающие торс Ынсома, внезапно расцепляются, а она сама летит вниз, больно ударяясь о землю.

Именно на моменте падения Таня открывала всегда глаза, наверно потому, что дальше была полная безнадёжность: долгий переход пленённых вахан сначала по бывшему цветущему и родному Иарку, потом по настилу из досок, перекинутому через Море Слёз; подъём на Чёрный утёс на огромном, построенном за десять лет рабами Асдала по приказу Тагона механизме; потеря половины выжившего в мясорубке народа её племени. И жизнь в качестве рабыни. Хотя, может и найдутся те, кто скажет, что Тане повезло стать личной рабыней Сайи. А если ещё и сравнивать жизнь рабов в Асдале с тем же Тольдамбулем, то про Танино положение можно с уверенностью сказать — повезло. Но вряд ли бы такое случилось, не забреди она тогда случайно в башню.

Она не раз вспоминала ту ночь, когда, сбежав по лестнице вверх в темную комнату башни, обнаружила Сайю. Как дрогнуло её сердце, когда она увидела родное лицо и за секунду поняла, что это не Ынсом. Как потянулась её рука к лицу Сайи, которое он тут же смущённо спрятал, боясь, что кто-то увидит его лиловые губы, выдающие в нём полукровку. И как быстро схлынуло наваждение, когда их встречу прервал Тагон, яростно ворвавшийся в башню. При желании, он мог бы запросто расправиться с ней за увиденное, но почему-то Таня осталась жить. Более того, её положение немного улучшилось.

Случилось ли это благодаря Сайе, как две капли воды похожем на Ынсома, или у Тагона были свои планы, — сейчас Тане было не до этого. Сейчас ей необходимо было воспользоваться тем, что она ближе к цели.

Не такое уж и унижение — прислуживать сыну Тагона, к тому же Сайя не был с ней заносчив или слишком жесток и требователен. Скорее наоборот. И это пугало Таню — он так был похож на Ынсома, по которому она тосковала каждую минуту, что Сайя невольно стал заменять его ей.

Сайя явно тянулся к ней, и сначала Таня не могла понять, что такого он мог разглядеть в простой рабыне, пока не сопоставила рассказы Ынсома о своих снах.

Сны — это было чем-то кощунственным в Асдале. Их могли видеть только неантали, полукровки или те, кто говорил с богами. Но именно они спасли Таню: сны и хорошая память. Достаточно было вспомнить всё, что рассказывал ей Ынсом — он видел во сне жизнь Сайи. Значит Сайя видел во сне жизнь Ынсома в Иарке и, конечно же, Таню.

Будь они трое не детьми Лазурной кометы и доведись им встретится случайно где-то, Сайя бы и не заметил Таню.

Но всё случилось по воле Аирузу — и их рождение, и их встреча, и дальнейшие события, приведшие Таню к тому положению, которое она теперь занимала — Великая. С её мнением считались все, включая Тагона и Сайю, народ Асдаля почитал её — через Таню говорили Боги, а тот, чья цепь разлучила их с Ынсомом, стал верным союзником.

Вот только Ынсома не было рядом.

Лишь память о нём и имя, которое Таня выкрикивала, пока тяжёлая цепь Янчи волочила её по мокрой траве.

— Ты — мой Сон, моя Мечта.